Track 21

“Буду рейвиться, буду колбаситься”, — звучит незатейливая текстовка с телеэкрана. Рейв-культура наступает на город толстой подошвой серебристого космического ботинка. На заборах расцветают полноцветные афиши формата А1. Музыкальные журналисты соревнуются — кто большее количество раз сможет повторить в статье слова “винил” и “диджей”. Порочные красотки и красавцы в футуристических одеждах томно глядят с глянцевых обложек: попробуй sex без правил и drugs, после которых забудешь провонявший пивом rock-n-roll. Рейв-вечеринки не проводятся разве что в Крестах, хотя “Crosses Rave” звучит неплохо.

Хочешь быть красивым — поступай в диджеи, сказал бы Козьма Прутков. Школы по подготовке героев винила — яркий признак времени. Их объявления можно встретить даже на автобусных остановках. Мой тезка, приятель по двору — теперь диджей K-Real. У него есть автограф зеленобровой Маруши. Я пытаюсь выпытать из него секреты мастерства. K-Real грассирует: “Все пгосто. Вот здесь, — он вращает в воздухе правой рукой, — делаешь четыге, а потом вот здесь, — он вращает левой, — тоже четыге”. “Четыре чего? Четыре четверти? Или четыре такта? И как быть с тональностью? Она должна совпадать?” — не унимаюсь я. “Это я не знаю, — терпеливо объясняет Кирилл, — просто вот здесь четыге и здесь четыге”.

Рок-н-ролл не актуален. Мой одногруппник старый фанатик “Queen” и “Metallica” Жуков неожиданно предстает передо мной в толстоподошвых “Докерсах”, прошитых разноцветными нитками, ядовито зеленой кофте и стрекозиных очках. Большой любитель “The Cramps” Женя “Эдди” Беляев, первый барабанщик “Meantraitors”, теперь известный диджей Юджин. У журнала “Rock-Fuzz” куда-то пропадает первое слово в названии. Но мы не спешим присоединиться к большинству. Только карманные воры по-настоящему любят толпы. Предназначение независимых музыкантов — выделяться из массы. На афишах наших концертов теперь значится — “Antyrave party”. Несмотря на это, у меня и моего нового знакомого Ильи по прозвищу Медведь возникает безумная идея — совместить выступления диджеев с концертами сайко и рокабилли групп. Выбор падает на новый клуб: Филармонию Современной Музыки “Гора”.

У Петровича круглое щетинистое лицо, ладони короткопалые, а глаза — хитрые и прищуренные. Он бы органично смотрелся в кустах у деревенского большака, с камнем за пазухой и острым топориком. Он-то и заведует “Горой” — самой большой клубной площадкой в городе. Медведь — администратор “Rattlesnakes”, неорокабилли группы, образованной Юрой Сутковым (он же Однозуб, он же Монозуб, он же Гоки). Илья похож на Майкрофта Холмса в исполнении Бориса Клюева, пишет тексты на английском и обладает коммерческой жилкой.

Мы полны решимости устроить феерическое зрелище на широкую ногу — с конкурсами двойников Элвиса, призами за лучшее исполнение рок-н-ролла и лучшую прическу — кок и флет-топ. Ирландский бар “Шемрок” обещает победителям ужин на двоих, а также выдает несколько футболок и открывашек с символикой “Карлсберг” для призов. Событие мы приурочиваем к дню рождения Элвиса Пресли — эта дата традиционно празднуется рокабилли-сообществом. Нашим информационным спонсором становится радио “Балтика” в лице Дана Шувалова. Веселье обещает быть грандиозным. К тому же — какой смелый шаг в деле объединения музыкальных направлений!

Неприятности начинаются потихоньку. Сначала — морозы. На улицу я выхожу, одеваясь в две куртки — внизу косуха, сверху клубная. Шарф у рта покрывается инеем. Именно в таких условиях мы начинаем клеить афиши, потому что, кроме нас с Медведем, это оказывается никому не нужно. Афиши страшненькие и состоят из двух половинок А3 формата. Они одноцветные, на них нет никакого рисунка. Такой рекламой на концерт не заманишь, но Петрович экономит. Мы ходим по пустынным улицам и бесчувственными пальцами прикладываем мерзкие половинки к щитам и заборам, проклиная Петровича и заодно Петра Алексеича за то, что основал город в заведомо гиблом месте. Помимо совмещения половинок пришлось вручную наклеивать на каждую афишу логотип “Балтики”, который на ней забыли разместить. Позже появляются флаеры. Их много, но они отпечатаны красным на фиолетовой бумаге — ничего не разобрать. Вместо названия рокабилли группы “Mad Fish” написано “Had fish”. Медведь объясняет, что это значит: оказывается кто-то имел рыбу.

С подачи Петровича мы устанавливаем немыслимую цену на вход и, за отсутствием персонала, сами становимся у дверей. Медведь для такой работы чрезвычайно импозантен — натянул пиджак, белую рубашку и ковбойский галстук боло. Несмотря на температуру, несовместимую с жизнедеятельностью, и цену, несовместимую со здравым смыслом, люди идут. Многие предлагают заплатить лично нам, но мы непреклонны. Тем не менее становится ясно, что наш замысел провалился — посетителей значительно меньше, чем ожидалось, и конкурсы проводить как-то не тянет. Двойников Элвиса тоже не наблюдается. В положенное время я иду выступать, и Медведь остается у входа один.

В одиночку ему было проще прислушаться к голосу разума, который настойчиво твердил, что вечеринку уже не спасти, а поэтому плату с посетителей надо взимать разумную и вкладывать ее тоже разумно — никак не в общую кассу. Как результат — под конец вечеринки излучающее оптимизм лицо Медведя создает замечательный контраст с моей унылой физиономией. Он благодушно угощает меня в баре и дарит мне открывашку “Карлсберг”. Это и есть мой заработок. Петрович озабочен и говорит о том, что поит Боцмана, владельца аппарата, коньяком с целью хоть как-то сбить цену за аренду. Мы киваем, но что-то в его разбойничьих глазках заставляет нас думать, что его дела не так уж плохи.

Я делаю для себя выводы и вешаю открывашку на ключи — как амулет, который будет мне служить предостережением в дальнейшем. Какое-то время магия действует, но пара моих недавних акций показала, что волшебство тоже имеет срок годности. В маленьком клубике “Нора”, что находится в цокольном этаже “Горы”, все в порядке. DJ Кефир крутит пластинки, народ танцует, и среди танцующих я вижу самозабвенно отплясывающего основателя “Stunnin’ Jive Sweets” Дана. Соединение рокабилли и рейв-культуры состоялось!

Несмотря на жестокие испытания, выпавшие на долю нашего с Медведем тандема, он не распадается. Я загораюсь идеей выпуска первого русского сайкобилли сборника. Медведь берется помочь по финансовой части. В городе набралось уже порядка десяти команд, полигоном для их первых концертных испытаний становится расположенная во дворе дома номер 10 по улице Пушкинской “Арт-Клиника”.

Этот клуб — болезненное детище петербургского художника Кирилла Миллера. На стенах “Клиники” картины с Лениным в садомазохистской сбруе, на потолке паутина из женских чулок. При первом же посещении заведения я становлюсь свидетелем театрализованного вступления к вечеринке. Под грозную органную музыку Миллер со зловещим ревом выбирается из сундука на сцене. В ту же секунду из кулуаров выбегают люди в белых халатах с мензурками и пипетками. Санитары носятся по залу и вливают присутствующим в рот лекарство. Оказывается, что прозрачная жидкость — это водка, а желтоватая — пиво. Посетители довольны.

Какое-то время барменом в клинике работает городской ковбой Илья “Хвост”. Про будни клуба он рассказывает дикие вещи: Миллер проводит там секс-вечеринки, и совокупление происходит прямо у барной стойки. Какой-то любитель мужчин пытается его соблазнить, а когда Хвост отказывается, выражает готовность оплатить его сексуальные услуги: “Ты же ковбой, ты же деньги любишь!” В качестве рекламы тематического вечера Миллер отправляется гулять по Невскому проспекту с двухметровым розовым фаллосом из папье-маше. По словам Хвоста, милицейский “козелок” встал на дыбы, и сюрреалиста с трудом запихали за решетку — искусственный член занимал слишком много места. От заточения свободного художника спасла только крупная денежная сумма, снятая с кассы в баре. В общем, как говорится: “Петербургские клоаки: эпизод второй”.

На сцене “Клиники” неплохой аппарат, а обилие бархата, чулок и картин на стенах создает хорошую акустику. К тому же администрация очень демократична в выборе музыкантов и всегда старается внести в жизнь клуба долю театрализации.

Если считать “Swindlers”, “Meantraitors” и “Razefit” первой волной русской сайкобилли-музыки, “Scary B.O.O.M.”, “Attrackars”, “Itchings” и “Verts” — второй, то в “Клинике” мы присутствуем при появлении третьей. На черной сцене, задник которой снабжен красным крестом и завивающимися усами Сальвадора Дали — логотипом заведения, дебютируют “Mosquito”. Их сразу же сравнивают с “The Krewmen”, и определенное сходство в саунде есть, но “Mosquito” делают ставку исключительно на сверхбыстрые композиции. Их дебют очень убедителен и “Mosquito” надолго становятся лидерами скоростного сайко в Петербурге. Но вот в Москву их не приглашают. Я спрашиваю об этом Мишу Палицкого — главного организатора концертов и движущую силу “Moscow Maniacs” — объединения столичных фанов сайкобилли. Оказывается у группы есть крупный недостаток. “Барабанщик у них — еврей, — объясняет Миша, — скинхеды могут не понять”. Бедный Боря Шайнман! Борьба с жидомасонами — дело нелегкое. Боря попал под раздачу. Он слишком далек от идеала славянской красоты. Флет-топ у него черный и курчавый, нос длинный и горбатый. Скинхеды недовольны его внешностью, сионисты вряд ли одобрят его музыку, татуировки и тяжелые ботинки “Grinders”. Куда податься?

Второй дебют в “Арт-Клинике” случился у группы “St. Johnes Evil”. На предельной скорости, выворачивая легкие наизнанку трио безумцев играет что-то жутко нечленораздельное. Разрушительная волна немоделированной энергии рвется в зал и специалисты однозначно определяют “St. Johnes Evil” как последователей “The Klingonz”. Кличка их вокалиста Крыс. Когда Крыс берет гитару, создается впечатление, что она весит не меньше пуда: Крыс напрягается, как штангист перед рывком, а потом выдает очередной рекорд — двухминутную порцию скоростной шизофрении.

По сравнению с ними “Troublers”, третие дебютанты, — это просто мальчиковая поп-группа “Back Street Boys”. Несмотря на то что Юра орет не своим голосом, видно: он совершенно здоров. Структура их песен довольно ясна, направление тоже — это old school psycho. Зато Юра является обладателем чрезвычайно сайкобильной профессии — он врач-патологоанатом, и безумия ему вполне хватает на работе. “Например, привезли женщину, — рассказывает он о своих буднях, — ее изнасиловали, убили. Моя задача выяснить — занималась ли она раньше анальным сексом”.

Иногда на сцене появляются наши друзья “Die Spiele Den Drei Dumcopfe”. Их название — плод слабого знания немецкого языка, имелось в виду “Drei Dumcopfe Spiele” — “игра трех дураков”. Позднее, узнав о своей ошибке, лидер группы сокращает название до “Die Spiele D.D.D.” У них бас вместо контрабаса, чистая гитара. Вова Чебыкин переключился на сайко под впечатлением первой пластинки “Meantraitors”. Как результат — его вокал утрированно плаксив. Мне они близки тем, что вставляют в свои композиции ломаные фанковые ритмы. Мы долго играли на общей точке и часто выступаем вместе.

“Mosquito” рассказывает о группе “The Jinx”: “Они чем-то напоминают, „Stingrays”, играют смесь сайко и гаража”. Еще есть группа “Shatters” — единственные неорокабильщики города. Несмотря на то что множество их песен написаны в мажоре, звучат они холодно, по-северному. Вокалиста зовут Коля, фамилия — Гоголь. Но сходства в творчестве тезок не замечается: Колины песни полны романтических образов. “Sky”, как известно, рифмуется с “cry” ничуть не хуже, чем “кровь” с “любовь”.

Итак, ситуация для создания первого российского сайкобилли-сборника сложилась. К тому же музыкальная индустрия начинает понемногу оживать: ларьки заполнены фирменными аудиокассетами первых русских лейблов — “Бомбы”, “Куриццы”. Название для компиляции я беру из заглавия интервью, которое Саша “Гарри” дал во время гастролей в Смоленске. “Сайкобург” — звучит неплохо и не лишено смысла, ведь все участники сборника — петербуржцы. Денис “Кощей” выдает мне раритетную кассету с записью “Swindlers”, остальные группы выстраиваются в очередь на студию “Awesome” (ныне “Нева”).

Я достаю гуашь и рисую оформление. Стиль обложки навеян творчеством группы итальянских художников Valvoline Motorcomics. В восьмидесятых они занимались тем, что скрещивали комикс с живописью. Картины получались загадочные — как раз то, что нужно для сайко. К первому апреля 1997 года тираж готов, а на двенадцатое уже назначена презентация.

Свои три песни мы записали с новым барабанщиком. Мы с Пашей решили перейти на плотный концертный и репетиционный график, а Дукин не раз заявлял, что для него музыка — лишь хобби. Мое заявление приходится на день рождения его подруги. Под конец я порчу ему праздник. Вручать черную метку — дело не из приятных. Это решение далось не просто — ведь с Андреем уходила треть “Scary B.O.O.M.”, часть, которую многие считали лучшей. И к тому же, когда Богорад предлагал ему вступить в “Meantraitors”, что было чревато студийной работой и поездками заграницу, Дукин отказался.

В феврале 1994-го мы своим выступлением открыли “Десятку” — клуб, созданный Радиком из “Улиц” в помещении ДК им. 10-летия Октября. Там нас дважды наградили независимой премией “Кактус” как лучшее “билли”-формирование года. “Кактус” был самым настоящим и выдавался в горшке. В его сочную зеленую плоть было вставлено модное колечко. Три года жизнь в “Ten-club” бурлила и кипела, но, как водится, раскрученное помещение приглянулось людям со средствами. Пришедшая на смену “Десятке” дискотека загнулась куда быстрее.

Но пока о скором закрытии клуба знают не все. Регулярных концертов там уже не проводится, но Радик готов сдать помещение желающим. Организаторами презентации выступаю я и два моих институтских одногруппника — Жуков и Максаков. На этот раз у нас есть солидный финансовый партнер — молодежный союз “Яблоко”, там у Максакова много знакомых. Молодые демократы целыми днями дуются в преферанс, и поэтому идея проведения настоящей акции встречает благосклонность старших товарищей. Куратором проекта становится “яблочник” Антон Морозов, под чью ответственность и выдаются суммы. Мы планируем напечатать красивые глянцевые афиши А1 формата, но по дороге в типографию оказывается, что денег уже не хватает. Антон не желает объяснять нам, куда они девались, зато убедительно доказывает, что формат А2 — единственно верный выбор прогрессивного музыканта. Темной ночью, на старых “Жигулях” мы подъезжаем к пустынному Апраксину двору и начинаем расклейку. Пять афиш спустя нас забирают в милицию. В кутузке у нас колоритные соседи. Это представители какой-то секты, которую накрыли на квартире. Один из них медитирует в позе лотоса. Наши данные записывают и отпускают. Афиши и клей тоже отдают, но мы работу не продолжаем — слишком поздно. К тому же оказалось, что наши одинокие фигуры — легкая мишень для милицейского патруля. Клеить лучше днем, смешиваясь с толпой.