Окончание шестого рассказа ночного попутчика

…Сержант двенадцать‑двадцать легонько сжал серый продолговатый предмет, и от зауженного края предмета протянулся длинный тонкий поблёскивающий луч. Он коснулся одежды лектора, и цивильный костюм несчастного превратился в коричневую тогу; полуботинки обернулись сандалиями, очки приподнялись над трибуной, трижды облетели голову, помахивая дужками, и опустились на затылок, преобразовавшись в небольшой головной уборчик из листочков.

В зале дружно ахнули и невольно посмотрели друг на друга. Сержант перевел лучик на зал – и стало на что посмотреть. На женщинах местами проступили затейливые татуировки, у кого где: на ступнях, на ладонях, на ягодицах, а у юной невесты‑студентки во всю спину раскинулся лохматый паук дзёро. У мужчин резко изменилось волосяное покрытие: подровнялись растрепанные бородки, заблестели вдруг потерявшие щетину щеки, у всех поголовно исчезла растительность из подмышек, из‑под ногтей исчез чернозем, – словом, все круто посвежело, и по‑над рядами поплыл аромат французских духов и одеколонов.

– Ну что, господа аборигены, – возник железный повелитель, – весело вам?

Потрясенные аборигены молча вертели головами туда‑сюда, принюхивались, присматривались, поеживались.

Лектор на трибуне неловко повел плечами, и коричневая тога свалилась на пол. Под ней оказалась темно‑розовая полупрозрачная туника, также не слишком ловко висевшая на организме, непривычном к беспуговичной экипировке. Сержант прицелился куда‑то в середину организма и еще раз легонько сжал серый продолговатый предмет.

Лучик нарисовал на тунике произвольный узор – и туника вдруг раскроилась на части строго по линиям сержантского рисунка. И тоже упала на пол, накрыв коричневую тогу. Лектор полностью оголился, остались сандалии да листочки на темени.

Лучик поюлил вокруг робко забившегося в несуществующий угол синеватого достоинства лектора и вцепился в малюсенький, почти невидный сфинктер. Владелец достоинства ойкнул и прикрыл владение ладошками. Тогда лучик нацепил на запястья скромника по светящемуся браслетику и поднял его руки, широко расставив. Шуточное распятие. Приготовив наглядное пособие, сержант обернулся к залу, побегал лучиком по рядам, и тут же из‑подо всех дам протянулись к потолку такие же лучики. На лицах же, напротив, отобразился очередной испуг.

– Не волнуйтесь. Взгляните на табло, оно на потолке. – По новому указанию железного начальника все посмотрели вверх. – Номера видите? Отлично видите. Это порядковые номера ваших задниц. В ваши заветные глубины сержант двенадцать‑двадцать поместил индикаторы страсти. Через две‑три минуты, когда ваши кавалеры начнут демонстрировать вам свои доблести, наша техника начнет регистрировать этапы вашего пути к цели – а цель, напоминаю, называется «оргазм», – и к окончанию процесса на потолке будет отображена вся картина в самом честном и неприкрытом виде. В первом раунде участвуют только те, кто явились сюда парами. Одинокие, нашедшие пару уже здесь, тоже участвуют. Одинокие, оставшиеся одинокими, первый раунд пропускают, чтобы не засорять эфирное пространство помехами от излучений мастурбации. Приготовились!

Лектор, растянутый на всеобщее обозрение, сделал попытку шевельнуть запястьями. Сержант мигом повернулся к нему и сильно сжал серый продолговатый предмет. Утолщившийся луч впился в выходное отверстие лекторова достоинства и плавно запульсировал. Лектор крякнул и смежил веки.

– Поднимите веки! – скомандовал железный голос. Лектор вытаращил глаза. – Вот так и стойте. Сержант, продолжайте показ.

Сержант невозмутимо продолжил. Пульсация луча усилилась. Хилый орган лектора быстро выпрямился и окрасился багрянцем. Зрители заметили, что он вырос несоразмерно – раз в пятьдесят противу предусмотренного анатомией. У всех до единого мужчин в зале произошла мгновенная дружная эрекция.

Физиономия лектора являла собой и вовсе невозможное зрелище. Вытаращенные по команде глаза, изогнутый во внезапном пароксизме страсти тонкогубый рот, – гримасы испытуемого сменялись ежесекундно, однако кульминация наступила неожиданно: центральный софит загорелся ярко‑ярко, и в его свете крупным планом на всю сцену спроецировался исключительно торжественный кадр: чудовищно разросшееся достоинство лектора мощным толчком выбросило в потолок перламутровый фонтан, на верхушке которого заклубилось, завихрилось нечто подобное шляпке ядерного гриба. Подопытный, вопреки команде, закрыл глаза, несколько раз дернулся всем телом и с тихим просветленным стоном повис на своих браслетах.

Сержантов луч немедля успокоился, отпустил лекторов сфинктер и развернулся в зал. Голос железно объявил:

– Начинаем обучение. Сначала – тест. Господа мужчины, по команде «три» приступаете к коитусу. А, да, простите, – усмехнулся голос. – Кто знает, что такое «коитус»?

Тишина.

– Тогда сделаем проще: по команде «три» начинайте делать с дамами то, что вы обычно делаете, когда видите их в такой позе. Дамы, все в рабочей позе?

Дамы переглянулись: все. Лежат в креслах и на топчанчиках, ноги подняты, коленки разведены, руки по швам. То есть швов, конечно, никаких нету, поскольку дамы все – ню.

– Молодцы, – похвалил железный учитель, – а теперь все слушайте: раз! – на зал опустился легкий полумрак, – два! – потекла тихая упругая музыка, – тр‑р‑р‑и!!!

Мужчины старшего возраста, поплевав на ладони и потерев руки, возлегли на своих дам сверху и, стиснув зубы, заправили свои фаллосы в робкие лона партнерш, подсобив внедрению рукой. Чтоб, значит, не промахнуться. Утвердившись на объекте, каждый начал размеренную атаку и, не меняя темпа, понесся к финишу. Дамы под ними дружно прикрыли глаза и старались не мешать.

Кавалеры помоложе перед заправкой фаллосов пару секунд подержали женщин за груди, поводили ладонями по животам, а потом разместились в лонах. И поехали. Дамы, такие же неподвижные, как и в первой весовой категории, время от времени соединяли пятки на спинах партнеров, после чего разъединяли, и так несколько раз.

Молодежь повела себя по‑разному. Бледный юноша‑жених кинулся целовать невесту в губки, для чего присел у ее изголовья и повернул к себе ее лицо. По голове погладил. И даже рискнул притронуться к одной из коленок: до второй дотянуться было трудно, поскольку юная дева раскинула ноги почти на шпагат.

Три энергичных черноволосых смуглых гражданина для начала споро перевернули своих на четвереньки, огладили зады, раздвинули направо‑налево, взялись за свои органы и вставили, тут же пробурившись на полную глубину. Один эквилибрист даже без рук попал. Дамы под ними дружно охнули от резкой боли, чем подзавели царей природы до темноты в глазах, цари сделали еще по три‑четыре удара и выстрелили, зарычав от кайфа.

Одинокая часть собрания с некоторым интересом рассматривала действо; желтколицая даже подошла к одной паре из старшей группы и сердобольно поправила даме шпильку на слегка покосившемся шиньоне.

Одинокий мужчина с неодобрением присматривался к поведению черноволосых затейников, но неодобрение сменилось недоверчивым удивлением, когда раздалось их финальное рычание: в нем слышался некий неопределимый смысл, странная тайна. Так рокотала бы магма, так перекатывались бы горы‑буруны, так камнепад бы с громом смахивал с прибрежного валуна в горную быструю реку беленькую овечку… Если бы подобные образы могли прийти в голову одинокому наблюдателю экзотики.

И много еще такого творилось в зале! Падали на пол роговые очки, расстегивались ремешки на часах, иные дамы смущенно прикрывали ладошками соски и поправляли прически; одна по ходу дела даже пошарила под топчаном рукой, ища сумочку – решила припудрить нос и подправить помаду, – но вовремя остановилась, поскольку в этот миг ее любитель как раз эякулировал. Она, правда, не знала, что это именно так называется, но прекращение процесса зафиксировала.

Прошло полторы минуты с команды «три!». Ползала уже прошли тестирование. Еще минуты две‑три – и массовка прекратилась. Кавалеры, покряхтывая, поднялись и посмотрели на потолок. Дамы в нерешительности продолжали возлежать в исходном положении, за исключением трех, побывавших в употреблении у брюнетов. Эти встали с коленок, потирая зады, и бочком, морщась, присели на краешки своих топчанов. Упругая музыка исчезла, сумрак сменился полным освещением.

– Ну и ну, – возник железный голос, – вот это да… Посмотрите, господа, на табло.

Все посмотрели.

– Против каждого индивидуального номера теперь вы видите числовой показатель, так сказать, страстного результата.

– Но там только нули!.. – растерянно озвучил очевидную истину бледный жених.

– Но они разного цвета! Почему? – вступила в разговор желтколицая.

– Нули – это, господа, показатели уровня дамского оргазма во всех без исключения случаях, – пояснил железный учитель.

– Как? И в моем тоже? – очнулся лектор.

– О, коллега, простите, я про вас забыл. Сержант, освободите наше наглядное пособие. Вы, коллега, не выводились на табло. С вами и так все было всем ясно.

Сержант направил лучик на лектора, браслеты исчезли, тога с туникой и сандалиями превратились в исходный костюм с пуговицами, галстуком и ботинками, листочки распались и стали очками.

– Нули белого цвета, дорогие женщины, означают, что присутствие мужского полового органа внутри вашего организма прошло для вас безболезненно, бесследно и безопасно. Вы не зачали, не заболели какой‑нибудь нехорошей болезнью и вообще не восприняли сию процедуру как бы то ни было. Белых нулей, как вы видите, половина.

– Ну и прекрасно, – нетвердо сказала дама в шиньоне.

– Розовые нули, – продолжал голос, не обратив на нее внимания, – означают легчайшую приятность вкупе с благожелательностью дамы. Этих розовых – примерно двадцать процентов. Это у молодых жен конца первого года брака, а также у очень зрелых дам, умудренных двумя‑тремя десятилетиями супружества.

Седовласый ветеран с умилением посмотрел на свою боевую подругу, она ответила ему понимающей улыбкой.

– Теперь взгляните на три самых ярких нуля. Два антрацитово‑черных, аж поблескивают, и один багрово‑красный. Все три получены в результате акции троих смуглых брюнетов, очевидно, приезжих. Черные – крайнее возмущение женщин грубостью, красный – восторг типа мазохистского, но мне сейчас недосуг объяснять этот термин. Все равно ноль.

Брюнеты выслушали это абсолютно невозмутимо.

– Нули зеленоватые, синеватые, сероватые и прочие…ватые – это, уважаемые мужчины, разные степени скуки и досады, смешанные с нетерпением – когда же это кончится. – Железный голос не потрудился выдать проценты, но все и так было ясно.

Публика почувствовала себя немного удрученно; студентка‑невеста, обнаружив против своего номера вообще прочерк, возмутилась:

– У вас на моем номере табло испортилось? – сохраняя шпагат.

– Нет, голубушка, но с вами ничего и не произошло. Даже формально. Ваш жених – импотент.

– Что это значит? – встревожилась девица, сдвигая, наконец, колени.

– А то, что если бы не наша демократическая миссия в вашей стране, то у вас не то что оргазма, у вас и детей бы никогда не было, – торжественно объяснил голос. – Вы поняли, господа, что показал вам наш элементарный тест?

Господа промолчали.

– Ваши дамы не кончают. Не могут и даже не хотят. Вам, конечно, это безразлично, вы даже не знаете, что такое бывает. Но весь цивилизованный мир давно уже довел своих женщин до этого, а в вашем государстве творится сущее безобразие. Мы сегодня положим этому решительный конец.

– А зачем? – вдруг спросил ветеран.

– Ваша страна мешает цивилизаторству. Мировое сообщество объединено не только экономическими задачами. Оно держится, в первую очередь, на единой сексуальной политике. Там, в сообществе, каждый мужчина знает, зачем женщина ложится в постель – за оргазмом. А вы и ваши женщины ложитесь в постель по самым разным чудовищным причинам. У вас, например, очень силен миф под названием «любовь». У мужчин, понимаете ли, труд, энергозатраты, потеря семени, – а у женщин, видите ли, любовь! Пожалейте себя, дорогие мужчины. Добейтесь от ваших женщин оргазмов – и никакая любовь им и в голову больше не придет! Сосредоточенная на своем оргазме женщина – это идеал. Она всегда довольна, это вообще другой человек: раскрепощенный, веселый, смелый. У нас в мировом сообществе давно уже ввели норматив: вступая в брак, абитуриенты совершают половой акт в присутствии приемной комиссии. В потенциальную новобрачную вводят специальный проводок, и индикатор регистрирует степень ее удовлетворенности. Если степень менее девяноста девяти процентов, пару отправляют на доработку. Сотый процент им прощают: у нас демократия. Жених обязан добиться от невесты легкого автоматического оргазма, и только потом их женят.

– Простите, – подал голос юный жених, – я, как вы выразились, импотент. Может быть; не пробовал. Но если вы объясните мне, как добиваются ваши абитуриенты и зачем это вообще так важно… В начале нашей сегодняшней встречи, еще до вашего появления, господин на трибуне сказал, что женщины могут сами выбирать: нужен им этот самый, будь он неладен, или не нужен…

– Отличный вопрос! – захихикал, насколько мог, железный голос. – Я же вам сказал: женщина не должна ничего выбирать. Мужчины давно не выбирают: они честно кончают. У женщин остался последний рудимент свободы – вот этот самый выбор. А это запрещено Указом. По вопросу – как они добиваются. Тут вся технология прекрасно отлажена. Он показывает девице фильм, в котором демонстрируется образец. Покупает в специальном магазине различные приспособления, ежедневно массирует ей различные точки на поверхности и внутри тела, смазывает их специальными мазями. Она сама, в свободное от его процедур время, обязана массировать эти точки непрерывно, а также вводить в свою вагину резиновые предметы, имитирующие его член. Потом опять идут на комиссию.

– А если не пойдут? – спросила невеста‑студентка.

– Им же хуже. Они уже заявили, что они – пара. Если они как пара распадутся, то, во‑первых, они обманули государство, обратившись к нему с несерьезным намерением создать семью, во‑вторых, они могут – каждый из них – создать вторую пару, где проявят несерьезность вторично. В‑третьих, если они не придут вовремя на комиссию, к ним придут из сексологической полиции – вот как сегодня к вам эти сержанты, – и принудительно поведут и в спецмагазин, и в приемный пункт. Вступая в брак, они обязаны предъявить чеки из магазина на определенную сумму. И главное – они тогда нарушат Указ. А это уголовное преступление. За него сажают в сексуальную тюрьму.

– И там можно без оргазмов? – робко спросила невеста.

– Я же сказал: нигде нельзя. В тюрьме тем более. Эта тюрьма – общая. В одном помещении, разделенном надвое сеткой, сидят нарушители: тут мужчины, там женщины. С утра женщин сажают на специальные тренажеры, до отказа заполняя их вагины надувным изделием, ко всем эрогенным – потом объясню, что это, – точкам подключают электронные вибромассажеры и включают на полмощности. Если через час не помогает – включают на три четверти мощности. Если еще через час не кончает – на полную мощность. И так до вечера. Если кончает – прибор работает все равно. Пусть еще кончает. А в это время ее незадачливый кавалер через сетку наблюдает за этим процессом и занимается самоудовлетворением. Как угодно, но к вечеру он обязан самоудовлетвориться десять раз. Скажете – трудно? Да, но на то она и тюрьма. Не надо обманывать государство.

– А вы и у нас собираетесь такую тюрьму построить? – заинтересовалась одинокая дама, остававшаяся одинокой.

– К вам, мадам, это не имеет прямого отношения. Вы не состоите в паре. Вы не обманываете ни государство, ни мужа, – его просто нету у вас, – ни комиссию, ни полицию. Вы никто как сексуальная единица общества. Но все же отвечу. Строить вам тюрьмы нам некогда, надо будет – сами справитесь. Мы проведем ускоренный курс. Это очень современная тонкая технология, за один сеанс раскрепощающая даже абсолютно фригидных, то есть холодных, ну как же вам объяснить, – невменяемых, о боже, неумелых! – нет, не то… н и к а к и х женщин. Вот была никакая, а стала ого‑го какая, понятно? Ну а те, кто уже были хоть на что‑то способны, те уж совсем легко пройдут к победе через нашу технологию.

– А у мужчин все останется как было? – спросил ветеран.

– Разумеется. Что может измениться у мужчин? Их историческое развитие давно закончилось. В Древнем Риме мужчины кончали так же, как и на строительстве, например, БАМа. Женщины прекрасно чувствуют свою безнаказанность. Вот уже сколько веков они сохраняют за собой право выбора: кончать или нет. Они могут хладнокровно кокетничать с мужчиной, не интересуясь его потенцией, поскольку знают, что в любой момент могут уйти от чувственных ощущений к их имитации, чем продлить себе жизнь. Да‑да, и в этом тоже дело. В обществе равных возможностей нет места такому коварству. Хватит.

– Да не хочу я свою мучить, – возмутился ветеран, – пусть делает что ей нравится. Мы всю жизнь душа в душу прожили без этого, дети у нас, внуков пятеро, она достойная женщина, жена, мать, бабушка, – ну зачем ей ваша технология! Правда, Катя?

– Правда, Сеня, – отозвалась его боевая подруга.

– Невежество. Я понимаю, что аборигены любого региона часто цепляются за свои отжившие правила. Это нормально. Но для таких случаев у нас даже резервации не предусмотрены. Указ не делает исключений между бабушками или школьницами. Все должны, это решено. Равенство так равенство! – патетически сказал железный начальник.

– Ли, вы случайно не плачете? – ночной попутчик участливо заглянул в глаза Ли.

– Еще нет, но я опять устала слушать. Не люблю сатиры.

– Но это же сон!

– Все равно. – Ли отвернулась к замороженному окну поскрипывающего троллейбуса. – Я воспитана в духе человеколюбия…

– О, да! – ночной попутчик расхохотался. – Сделайте одолжение, добрая женщина, расскажите мне что‑нибудь человеколюбивое. У вас очень много человеколюбия!.. Но сначала, пожалуйста, выразите готовность дослушать мою «Лекцию».

– Выражаю, – буркнула совсем уже освоившаяся с присутствием ночного попутчика Ли. – Вы мне так скоро семейную сцену закатите…

– Или вы – мне. – Ночной попутчик прикрыл свою темно‑бордовую книжицу, заложив палец между страниц, и повернулся к Ли. – Человеколюбивое обещали.

– Не обещали, а вы заказывали, – Ли еще раз закурила.

– Ну и давайте. У вас еще алфавит не израсходован, кстати.