Полуночный звонок

К его полуночным появлениям Вера успела привыкнуть. Что поделаешь, если у милого такая беспокойная служба. Но в этот раз в ее глазах сквозила тревога. Не беспокойство, замешанное на злости, с каким частенько благоверная встречает подзадержавшегося мужика, а именно тревога. Собственно, именно этими, на первый взгляд ничего не значащими деталями, и отличается настоящее чувство. Уже с порога Чертанов, как в зеркале, прочитал в глазах Веры самое настоящее облегчение: «Я все тебе прощу, лишь бы ты возвращался домой живым и здоровым!»

Вот он и вернулся. Правда, немножечко другим. Но любимая женщина этого не заметила, во всяком случае, не настолько, чтобы учинить допрос. Во-первых, к этому не располагало настроение самого Чертанова, а во-вторых, она чувствовала, что излишним любопытством может оборвать ту нить, которая, несмотря на мелкие размолвки, продолжала связывать их.

Была и еще одна причина, по которой Чертанов не желал расспросов Веры. Вполне банальная причина. Ему просто не хотелось врать любимой женщине.

Конечно, если бы она стала расспрашивать, то пришлось бы фальшивить, сдерживая нешуточное раздражение на любимую. Врать Чертанов не хотел, да, в общем-то, и не любил! Разумеется, он нашел бы какую-нибудь правдоподобную причину, что заставила его задержаться (женщины такие наивные существа, что готовы поверить любому оправданию), но их отношения после подобного разговора будут напоминать туго натянутую нить. Крохотное усилие — и она порвалась!

Легкая улыбка:

— Ты, наверное, голоден, милый? Я подогрею тебе твою любимую печеную картошку и жареную курицу.

Внутри у Михаила что-то заныло. Наверное, подобное следует назвать голосом совести. Ты вот меня любишь, ночами не спишь, вопроса боишься лишнего задать, а я болтаюсь черт-те знает с кем! И даже не знаю имени той женщины, которую поимел.

— Не беспокойся, — обнял Чертанов Веру. — Я все сделаю сам. А ты иди спи!

И никуда тут не денешься, Вера была самым родным его человеком. Даже среди миллиарда женщин ему вряд ли найти такую, которая чувствовала бы его так же тонко, как она. Сейчас, дождавшись любимого, Чертанов знал, она крепко уснет.

— Ты не хочешь меня поцеловать?

Не каприз, конечно, а просто удивление. Михаил, виновато улыбнувшись, прижал к себе Веру и долго не отпускал.

— Иди, малышка, я еще здесь немного поколдую.

* * *

Ох уж эти утренние звонки! Они раздаются всегда в тот самый момент, когда разум, освободившись от забот прошедшего дня, блаженно отдыхает. А тело, распластанное на простынях, каждой клеткой взывает к покою. Звонок бесцеремонно вырывает тебя из мира блаженства и безжалостно швыряет в действительность, где, кроме тягучего быта, имеются еще и неприятности в виде презлющего начальства и парочки растерзанных трупов. И ты выползаешь из сна, будто личинка из кокона, еще не в состоянии продрать глаза и сбросить с себя очарование дремы.

Вера уже привыкла к утренним звонкам и воспринимала их не более чем жужжание надоедливого насекомого. Отмахнулся — и спать!

Не открывая глаз, Чертанов пошарил рукой по тумбочке, пока наконец пальцы не натолкнулись на телефон.

— Слушаю! — поднял Чертанов трубку.

Очень хотелось, чтобы голос звучал бодро, эдакий бодрячок, который даже после бессонной полоумной ночи способен разговаривать прилично. Но получалось ужасно плохо, язык перекатывался, как бревно.

— Не разбудил, соколик? — раздался въедливо-бодрый голос полковника Крылова.

— Я уже на ногах, — уныло соврал Чертанов.

— Вот и отлично! — задорным голосом отреагировал Крылов. — На Дмитровском шоссе очередной труп. Похоже, что по твоей части. Так что собирай людей.

Михаил присел на краю постели и уныло поинтересовался:

— Женщина?

— Да. Не более двадцати лет. В жизни была очень хорошенькой. За тобой подъедет машина. Так что давай поторапливайся! — строго распорядился Крылов, и в барабанные перепонки часто и как-то озлобленно ударили короткие гудки.

Михаил аккуратно положил телефонную трубку. Попытался ободряюще улыбнуться Вере. Получилось скверно, лицо неестественно дернулось.

— Что-нибудь случилось?

— Да. Маньяк убил еще одну девушку.

— Боже мой! — ее узкая ладошка в ужасе прижалась к губам. — Тебе, наверное, очень тяжело. Если бы я только знала, как тебе помочь!

Чертанов невольно улыбнулся:

— Твоя помощь заключается в том, чтобы не знакомиться на улице с молодыми людьми. Они могут быть очень опасны. Договорились?

— Какой ты противный! Ты же знаешь, что меня никто не интересует, кроме тебе.

Чертанов потянулся за рубашкой:

— Да, я знаю…

* * *

Чертанов не сумел бы вспомнить, сколько раз он выезжал на место убийства. За пятнадцать лет работы в уголовном розыске таких вызовов было предостаточно. Странная штука, все эти дела не сливались в один сплошной поток — каждое из них было индивидуально, и, если бы потребовалось, он сумел бы рассказать о любом из них.

Но на этот раз выезд был особенным. Кроме обыкновенного служебного интереса, в нем присутствовало нечто большее, что не поддавалось определению. Может случиться, что покойницу он знал и сумел познакомиться с ней не далее как минувшей ночью. А потому имело место вполне доказуемое соучастие.

Тело девушки лежало недалеко от шоссе, в кустах. Накрытое несвежей простыней, оно отчетливо выделялось под ней, и можно было смело предположить, что в жизни ее фигура была прекрасна. Простыня была короткой, из-под нее торчали аккуратные узкие стопы. Чертанов, будто бы загипнотизированный, смотрел на лодыжки, на которых отчетливо обозначались следы кровоподтеков. На левой стопе был отрезан мизинец.

Стажеры уже были здесь. Но на глаза специально не лезли, стояли немного в стороне и с готовностью посматривали на Чертанова. Михаил хмуро ухмыльнулся. Команда, блин!

Подходить к трупу Чертанов не спешил. Что-то его сдерживало. Но вот что именно, разобрать так и не сумел. Прямо мистика какая-то! И только основательно покопавшись в себе, понял: боялся увидеть знакомое лицо. Из этого вытекало, что в какой-то степени он и сам сопричастен к произошедшему. Мог бы предотвратить, да вот не сумел!

— Антон! — подозвал Чертанов стажера и, когда тот подскочил, спросил: — Вы хорошо пошарили вокруг?

— Да, — уверенно ответил Антон.

— Не находили ли черного платья?

— Нашли, — удивленно кивнул стажер. — А вы откуда знаете, товарищ майор?

Чертанов промолчал.

Простыню можно было и не откидывать, ясно и так. Потянув за краешек, Михаил все-таки открыл лицо. Чертанов поймал себя на том, что невольно издал вздох облегчения — это была не Римма. Но чем-то она напоминала ее: такая же худощавая, длинноногая, с хорошо развитой грудью. Осторожно накрыв лицо девушки, Чертанов отошел в сторону.

— Где ты, говоришь, это платье?

— В машине, — кивнул Антон в сторону. — Там все, что нашли.

Платье было запаковано в прозрачный полиэтиленовый пакет. Материал тот же — хлопок. Что и требовалось доказать. Осмотрев платье, следов крови Михаил не обнаружил, зато увидел, что платье разодрано от ворота до пояса.

Место преступление уже осаждали журналисты. Всмотревшись, Чертанов увидел Максима Мучаева. Репортер хренов! Отойдя немного в сторонку, тот что-то быстро писал в блокноте.

Повернувшись к стажеру, Чертанов сказал:

— Если меня будут спрашивать, скажешь, что я скоро подъеду.

Парень, стараясь не выдать своего удивления, энергично кивнул:

— Хорошо.

Через каких-нибудь полчаса сюда съедется большое начальство, и первое, что они спросят, где же майор Чертанов? Нужно иметь весьма уважительную причину, чтобы уехать в такой неподходящий момент. Развернувшись, Чертанов заторопился к «Фольксвагену», чувствуя затылком удивленный взгляд стажера.

Через двадцать минут Чертанов был на месте. Свернув во двор, он быстро отыскал нужный подъезд, припарковался. Почувствовал, как его переполняет настоящая ярость — не самый лучший советчик в подобных случаях. Следовало успокоиться, собраться с мыслями и только после этого действовать. Но ноги не слушались и вопреки его воле мгновенно подняли на пятый этаж. Чертанов зло надавил на кнопку звонка. За дверью раздалась вполне дружелюбная канареечная трель. Через секунду дверь отворилась, и на пороге предстал Шатров.

— О! — радостно воскликнул он. — А я как раз хотел с вами связаться. У меня кое-что наметилось. Проходите!

Для человека, который не спал всю ночь, Дмитрий Шатров выглядел весьма свежо. Спокойно, расслабься, главное — не поддаваться нахлынувшему бешенству. Несколько глубоких вздохов, и расшалившаяся нервная система войдет в норму. Чертанов поймал себя на том, что ему захотелось вцепиться Шатрову в горло и душить его до тех пор, пока наконец тот не выдавит признание.

Перешагнув порог, Чертанов уверенно направился за Шатровым, с ненавистью изучая его затылок. Войдя в комнату, он вдруг с ужасом осознал, что находится на чужой территории и малейшая ошибка с его стороны может стоить ему жизни. Если Шатров действительно маньяк, то способ умерщвления жертвы у него отработан до автоматизма. А вынести труп из квартиры — это уже, как говорится, дело техники: разрубил на куски, сложил в полиэтиленовые двойные пакеты, чтобы кровь не протекала по дороге, да выбросил в мусорные баки. Кому же придет нелепая мысль ковыряться в неаппетитных отходах?

— Садитесь, — произнес Шатров, расположившись в кресле.

— Вы не могли бы мне дать водички? — показал Чертанов на графин, стоящий в центре стола.

— Пожалуйста. — Повернувшись, Шатров попытался дотянуться правой рукой до графина. Чертанов, перехватив его руку на половине пути, накинул на запястье кольцо наручников, мгновенно защелкнув, а другое кольцо пристегнул к ножке стола.

Шатров удивленно посмотрел на Чертанова:

— Что вы делаете?!

Довольно хмыкнув, Чертанов похлопал себя по карманам пиджака и, отыскав сигареты, медленно вытащил одну.

— А теперь давай поговорим с тобой начистоту. А то очень неловко я себя чувствую. Возьмешь, да и стукнешь меня чем-нибудь по темечку. А голова — это такая вещь, что необходима до самой старости. Ей ведь думать полагается. Так вот, я хочу спросить у тебя, уважаемый Дмитрий Степанович, почему ты скрыл правду о своем родителе? Кажется, он у тебя был серийный убийца? Ничего, что я с тобой на «ты», безо всяких там политесов? Как любит выражаться один мой знакомый генерал. — Шатров слегка дернул руку, стянутую наручниками, ножки стола неприятно заскрежетали по полу. — Не получится, — отрицательно покачал головой Михаил. — Браслетики крепкие, так что если возникнет желание уйти, то придется сделать это вместе со столом. А это весьма обременительное занятие. Во-вторых, нужно как-то пробираться по коридору, а он довольно узок. Дальше надобно проталкиваться через проем двери… А здесь тебе придется изрядно потрудиться. Он тоже неширок! Представляю, как ты будешь громыхать с этим столом по улицам. Кроме законного недоумения, у прохожих могут возникнуть неприятные вопросы, не говоря уже о блюстителях порядка. Или ты думаешь порвать наручники? Не получится, уверяю! Совершенно новая модификация, западный образец. В отечестве таких не производят. Наши уголовнички приноровились наручники гвоздем открывать. А эти одноразовые, просто так их не откроешь. Тут пилочка нужна особая, — Чертанов вытащил из кармана зубчатую узенькую полоску. — Спрашиваешь, откуда у меня эти браслетики? — Шатров угрюмо молчал. — К нам в управление как-то группа полицейских из Германии заявилась. Так вот они и подарили нам на пробу пару сотен. Правда, с пилками этими некоторая напряженка получилась. На трое наручников — одна пилочка. Тут одному браслетики защелкнули, а пилочки под рукой не оказалось. Потом пришлось при помощи молотка и зубила его освобождать. На это представление половина управления сбежалась.

— Что вы от меня хотите?! — в сердцах воскликнул Дмитрий Степанович.

Чертанов, пыхнув дымком, ответил:

— Вопрос уже задан! Я жду ответа.

— Хорошо, я вам расскажу все, как есть, — процедил Дмитрий Степанович. — Действительно, мой отец был маньяк… У меня язык не поворачивается произносить это слово, но это так. У него было трудное детство, он рос в детдоме под Зеленоградом, вместе с братом… Возможно, это наложило свой отпечаток. В детстве я мало чего понимал… Осознание страшного произошло значительно позже. Я даже хотел сменить фамилию, но, знаете, удержался. Каким бы злодеем ни был мой отец, но он дал мне жизнь… и это значило бы в какой-то степени предать его. Вы думаете, мой выбор медицины был случаен?

— Объясните.

— Может, вам это и покажется странным, но я хотел замолить его грехи, поэтому и занялся психологией маньяков. Это направление у нас пока мало изучено. Серийные убийцы стоят немного особняком от остальных преступников. Но мы с отцом совершенно разные люди! Почему вы не хотите поверить мне?! — в отчаянии воскликнул Шатров. — Мне даже в голову не приходило ничего подобного!

— Хорошо, — кивнул Чертанов. — Тогда еще один вопрос. — Где вы были вчера вечером?

— Ах вот вы о чем… понимаю! Значит, я не ошибся, когда мне показалось, что я видел вас около церкви, — спокойно усмехнулся Шатров. — Только к тому, что там происходило, я не имею никакого отношения.

Чертанов не удержался от едкой усмешки:

— Вот как? Кто же тогда переодевался в «дьявола», а потом хотел убить меня.

— Какая чудовищная ошибка! — вскричал Шатров. — Я был там, но совсем не для этого. — Неожиданно он умолк.

— Тогда для чего же?

— Я точно так же, как и вы, искал этого предполагаемого убийцу. Вы не забыли про те мистические знаки? Я тоже. А все они дьявольского происхождения. И маньяк мог скрываться среди тех людей. Я должен был его найти!

— Все это неубедительно, — поднялся Чертанов. — Вижу, что вам нечего сказать в свое оправдание. Посидите в камере, поразмышляйте. Думаю, что покой в одиночке будет способствовать откровению. — Подняв телефонную трубку, Михаил быстро набрал нужный номер. — Это майор Чертанов говорит, высылайте ПМГ. У меня для вас имеется клиент.

* * *

Новость, что Чертанов задержал предполагаемого маньяка, быстро распространилась по управлению. Известие просочилось через дверь его кабинета и пошло разливаться дальше по всем этажам здания, порождая всяческие домыслы. И это при такой-то секретности! Как бы там ни было, но уже через пару часов о его успехе знали все. Первым, кто захотел услышать объяснение от Чертанова, был полковник Крылов. Ничего не прибавляя, Чертанов рассказал ему о всех своих подозрениях и о том, что произошло ночью в церкви.

Чертанов и раньше поражался тому, насколько живым было лицо Крылова. Малейшие изменения в его душе мгновенно отражались на его круглой краснощекой физиономии. Вот и сейчас, стоило только Михаилу заговорить, как полковник вдруг надул щеки и медленно принялся выдыхать воздух. И чем напряженнее становился рассказ Михаила, тем сильнее менялась мимика Крылова.

Подумав, он произнес:

— Ты, конечно, правильно сделал, что упрятал его. Но только ведь против Шатрова ничего существенного нет. Может статься, что это даже и не он, — задумчиво вынес свой вердикт Крылов. — И вообще, мне видится, что это дело весьма туманное. Ты еще с ним помучаешься. А колонуть его, конечно, не помешает. Может, что и выползет на поверхность.

Сразу после обеда позвонил Машковский. Выслушав короткий доклад Чертанова, генерал сказал:

— Вот что, майор, разберись со всем этим делом поаккуратнее и пообстоятельнее. Сразу хочу сказать, ошибки не прощу, — и, не дожидаясь ответа, повесил трубку.

А ближе к вечеру позвонил Варяг — вот уж кого Чертанов не ожидал услышать! — ровный голос с размеренными стальными интонациями, он сумел бы узнать его из тысячи похожих.

— Ты выцапал маньяка?

— Пока еще неизвестно. Нужно все как следует проверить, но кое-что сходится.

— Хорошо, — негромко сказал Варяг. — Я твой должник. Мы с ним поступим по-своему. С этим вашим правосудием до него никогда не добраться.

— О чем ты говоришь! — воскликнул Чертанов. — Еще ничего не известно. Это может быть и не он!

— Не будем разыгрывать греческие трагедии, — тем же непреклонным голосом прервал его Варяг. — А потом, уже поздно. Я не в силах что-либо изменить. До встречи, майор! — и в трубку ударили частые гудки.

Чертанов ткнул в кнопку на коммутаторе.

— Дежурный!

— Да, товарищ майор.

— Привести ко мне Шатрова.

— Его нет, товарищ майор.

— Что значит — нет?! — удивился Чертанов.

— Я хотел вам доложить, но вас не было… Часа полтора назад его переправили в следственный изолятор.

Чертанов поднял телефонную трубку и быстро набрал номер Бутырки:

— Это с вами майор Чертанов говорит… Сегодня к вам поступал Шатров?.. Где вы его держите, в общей камере? Как в лазарете?! Откуда ножевое ранение? Серьезное?.. Хорошо, выезжаю.

* * *

Перемены в собственной судьбе Дмитрий Степанович Шатров воспринял философски. Как говорится, с кем не бывает! Сегодня ты доктор наук, а завтра, может статься, вполне заурядный заключенный. А кроме того, его не покидало ощущение, что все произошедшее случилось не с ним. Иногда полезно посмотреть на себя как бы со стороны. Это способствует критически относиться к собственным поступкам. А если неприятность все же произошла, следовательно, он сам допустил где-то непростительную ошибку, за которой непременно должна последовать расплата.

В Бутырский следственный изолятор из камеры предварительного заключения его перевозили в обыкновенном «уазике», переоборудованном в автозак. Вместе с Шатровым в нем везли еще четырех человех. На вид вполне приличные люди. Но не стоило особенно обольщаться, за плечами каждого из них серьезная криминальная биография. Да и он, по их мнению, был далеко не белоручка-карманник.

Правда, в самом углу машины расположился неприятный тип с короткой пегой бороденкой. Вот он по виду настоящий вурдалак! Дмитрию Степановичу он напоминал одного из его пациентов. Прикованный к клетке в камере СИЗО, тот ласково говорил, когда Шатров наведывался к нему с очередным визитом:

— Вот твою кровь попробовал бы. Чую, она у тебя очень аппетитная!

При этом вурдалак шумно втягивал воздух и разевал щербатый рот. В общем ублюдочный был тип.

Шатрову очень хотелось посмотреть на зубы человека, примостившегося в углу автозака. Зубы, как известно, могут многое поведать о человеке. И когда тот открыл рот, то Дмитрий Степанович не сумел сдержать отвращения, — вместо резцов у него торчали черные обломки.

Глянув в зарешеченное окно, один из арестованных уныло протянул:

— Красная Пресня. Все, бляха муха, домой приехали!

— Ну-ка, ну-ка, я гляну! — подался вперед чернозубый, дохнув в лицо Шатрову каким-то гнилостным запахом. — Она, родная! — в его голосе прозвучали нотки, очень похожие на умиление. Вблизи он оказался довольно древним стариком — и надо же, тоже попал.

Слегка покачнувшись, дедок оперся на Шатрова, и в тот же миг что-то обжигающе-холодное вошло в его тело и угнездилось под ложечкой. Дмитрий Степанович хотел было обругать старика и даже открыл рот, чтобы выдавить из себя проклятие, но вместо этого из горла вырвался всего лишь неприятный сип. Конечности мгновенно отяжелели, сделавшись неподъемными, а тело, еще минуту назад такое сильное, вдруг стало неожиданно заваливаться на бок. У Шатрова не оставалось сил, чтобы воспрепятствовать этому падению. Сознание помутнело, и через пелену забытья он увидел холодный и острый, будто заточка, взгляд старика.

Шатров открыл глаза. Взгляд уперся в белое полотно. То, что это потолок, он сообразил только тогда, когда увидел огромную и темную, будто чернильная клякса, муху, которая уверенно рассекала потолок по диагонали. В середине потолка насекомое неожиданно остановилось и, руководствуясь какими-то собственными соображениями, направилась в противоположную сторону.

Дмитрий Степанович хотел было подняться, как вдруг увидел над собой склонившуюся фигуру в белом халате и колпаке. Хирург!

— Лежите! — предостерегающе-строго произнес он. — Вам нельзя подниматься. Вам была сделана сложнейшая операция.

— Что со мной было? — с трудом спросил Шатров, облизав пересохшие губы.

Шатров не узнал собственного голоса, и от этого ему сделалось немного не по себе.

— Вас ранили ножом в печень. Если будете следовать советам врача, то все обойдется.

— Сколько же я пролежал?

Речь ему давалась с трудом, что неприятно было осознавать.

— Вы пролежали трое суток без сознания. Но кризис миновал. — Неожиданно врач пропал из поля его зрения. — К вам пришел гость, — его голос прозвучал откуда-то из середины комнаты. — Я оставляю вас наедине.

В следующую секунду Шатров увидел Чертанова. Тот был в форме, поверх которой наброшен просторный белый халат. В ладонях он держал коробку сока и смущенно улыбался.

Память понемногу возвращалась к Шатрову. Ах да, он же арестант! Значит, он в тюремном лазарете. Выходит, допрос продолжается.

Присев, Чертанов заговорил:

— Знаете, я бы хотел принести вам извинения. Произошла ошибка… Я даже не знаю, как загладить свою вину.

Шатров нахмурился:

— С чего вы взяли, что произошла ошибка?

На лице Чертанова отобразилось замешательство:

— Пока вы лежали, произошло еще одно убийство. На сей раз недалеко от Ленинградского проспекта. Опять черное платье и отрезанная конечность… В этот раз, как вы и предвидели, одного пальца оказалось недостаточно, и маньяк решил отрезать стопу целиком.

— Когда произошло убийство? — слегка приподнялся Шатров.

— Лежите! Лежите! — яростно запротестовал Чертанов. — Вам совершенно нельзя подниматься!

— Когда?!

— Два дня назад.

— Вот как, — убито вздохнул Шатров. — Я ведь вам так и не успел сказать всего. Я произвел расчеты. Из них следует, что время между преступлениями будет сокращаться. Причем ближайшее должно было, по моим расчетам, произойти именно в тот день, когда и произошло.

— С чего вы взяли?

— Во-первых, потому, что этого требует звериная натура серийного убийцы, а во-вторых… Найдите, пожалуйста, мою одежду… Сейчас объясню. В правом кармане брюк у меня лежат те самые расчеты.

— Хорошо, я сейчас принесу вашу одежду, — кивнул Чертанов. — Вы только не поднимайтесь.

Не прошло и десяти минут, как Михаил вернулся, победно неся аккуратно сложенную одежду.

— Не этот? — показал он листок бумагу Шатрову.

— Он самый! Взгляните, пожалуйста, что там у меня на рисунке, — взволнованно попросил Дмитрий Степанович.

Чертанов, удивленно посмотрев на застывшего Шатрова, бережно развернул листок, на котором была начерчена система координат со сложным узором множества мельчайших линий. На полях были нанесены какие-то условные обозначения и цифры.

— Я ничего не могу понять, — пожал плечами Михаил. — Какие-то стрелки. Черточки, цифры…

— Посмотрите правее, в углу, — все так же взволнованно сказал Шатров.

Действительно, в углу листка была написана цифра 2, а от нее, в сторону пересечения двух кривых, отходила прямая черта.

— Здесь тоже двойка, — сказал Чертанов. Волнение Шатрова понемногу передавалось и ему.

— Когда, вы сказали, было совершено убийство?

— Второго мая… Вы хотите сказать, что сумели высчитать предполагаемое время убийства? — Глаза Чертанова невольно округлились. — Вы просто угадали, такого не может быть!

Дмитрий Степанович заволновался еще больше, опершись на локоть, он возразил:

— Это не случайность. Это научный факт! Можете не верить в это, но выводы таковы: этот серийный убийца нападает на женщин в дни наибольшей магнитной активности! А этот год очень активный, следовательно, убийств будет больше! Мне нужно срочно выйти отсюда! У меня столько работы! Вы его не найдете без меня. Я начинаю ощущать его всеми клетками. Вам может показаться странным, но я могу предположить, как он может поступить завтра или, предположим, через неделю.

— Врач сказал, что вам придется пролежать здесь еще как минимум недели две. Так что наберитесь терпения.

— Две недели! — невольно ахнул Шатров.

— Сейчас, когда все выяснилось, можно задать вам один вопрос?

— Задавайте.

— Если «дьяволом» были не вы, тогда кто же?

— Я бы и сам хотел это знать, — нахмурился Шатров. — Мое мнение таково: этот «дьявол» и есть предполагаемый маньяк. Когда в церкви погас свет, я попытался приблизиться к нему и сорвать с него маску. Но как только я сделал первый шаг, как кто-то схватил меня сзади, приложил к лицу тряпку, пропитанную эфиром, и я потерял сознание. Хорошо, что хоть оставили в живых. Думаю, что своим спасением я обязан вам. «Дьявол» предположил, что, кроме вас, имеется еще и группа захвата, поэтому он так быстро и исчез. Вы были после этого в церкви?

— Да, — негромко отвечал Чертанов.

— И что же вы там увидели?

— Ничего! Церковь пуста.

Дмитрий Степанович понимающе кивнул:

— Больше они там не появятся. Нужно искать их в другом месте.

— Но где? А потом, как выйти на них, ведь у них наверняка строжайшая конспирация?

— Это верно.

— Но как же вам это удалось?

— Я вам не рассказывал о том, что всегда интересовался ритуальными убийствами?

— Как-то обмолвились, — признался Михаил. Не решившись сказать, что именно это обстоятельство было решающим мотивом, чтобы внести Шатрова в круг подозреваемых.

— Как только я увидел на теле убитых магические знаки, то стал подозревать, что это может быть связано каким-то образом с сатанистами. Они просто обожают подобную символику! Так вот, однажды к пациенту, которого я вел, заглянул очень странный человек. Я невольно обратил на него внимание. А когда он подошел к моему больному, то незаметно поприветствовал его сцепленными ладонями, как это обычно делают сатанисты. Меня это заинтересовало. Я стал пристальнее всматриваться в своего пациента и однажды в разговоре с ним совершенно случайно узнал о том, что следующая встреча сатанистов состоится именно в этой церкви. Вот там мы с вами и повстречались.

— Понятно, — разочарованно протянул Чертанов. — Вряд ли они захотят встретиться там еще раз. Но как они вас узнали?

Шатров улыбнулся:

— Так же, как и вас. Вы не обратили внимание на череп, висевший у входа?

— Да, обратил. Мне даже показалось, что в нем сверкнуло стекло.

— А вы наблюдательный. Совершенно верно, так оно и было. В него вмонтированы камеры наружного наблюдения, через которые просматривались не только вход в церковь, но и вся площадь. Судя по всему, у них очень сильная служба безопасности. Они не могли избавиться от меня в церкви, зато сумели нейтрализовать немного позже. То же самое произошло и с вами. Не удивлюсь, если узнаю о том, что на них работают люди из вашего ведомства. Ведь кто-то же их предупреждает!

— Бросьте вы! Это невозможно, — отмахнулся Чертанов.

— Я еще не все сказал. Ваш портрет теперь находится в распоряжении сатанистов. А они не прощают подобных вещей. Будьте осторожнее, на вас может быть предпринято нападение. Я бы посоветовал вам поберечься. А то, что касается этого дьявола, так он представляется мне типичным образчиком серийного убийцы. Ему нравится убивать! Не исключено, что убийц было несколько, а ритуалом руководил один человек, стоящий во главе секты.

— Вот даже как? — удивился Чертанов.

— Не удивлюсь, что сцены убийства и расчленения он фиксирует на пленку. А свои преступные наклонности прячет под идеей сатанизма, — негромко, но очень веско произнес Шатров.

— А вы можете объяснить, почему маньяки записывают собственные преступления на видеопленку?

— Все очень просто. Они прокручивают пленку со сценами насилия, смакуя их. Как бы тем самым вновь переживая свое злодеяние. На какое-то время это им помогает заглушить страсть к убийству. Но потом этого им становится недостаточно. И тогда они вновь выходят на улицу, чтобы совершить очередное убийство. А теперь разрешите мне задать вам вопрос.

Чертанов пожал плечами:

— Спрашивайте.

— Вы у меня проводили обыск?

Майор смущенно улыбнулся:

— Вы должны понять меня, такова моя работа. Мы обязаны были все проверить.

— Я не в обиде, просто спросил.

— Надеюсь, что это не испортит наши деловые отношения?

Лицо Шатрова перекосилось:

— Я не меньше, чем вы, заинтересован в поимке маньяка… А может быть, даже больше.

— Выздоравливайте! — Чертанов поднялся.

* * *

— Подъезжай поближе, — приказал Тарантул водителю, и тот, кивнув, проколесил еще метров сто пятьдесят, остановившись в двух шагах от «Шашлычной».

Нажав на кнопку стеклоподъемника, Константин опустил бронированное стекло. Теперь он прекрасно видел двух мужчин, сидевших за небольшим столиком. Не обращая внимания на окружающее, они с аппетитом поедали жареную баранину, щедро сдабривая ее острым кетчупом.

Тарантул усмехнулся: вот, оказывается, к кому торопился Федот Архангельский. Его собеседником был Кот собственной персоной. Слегка осунувшийся, малость пооблинявший, но вполне узнаваемый. Киллер сидел в центре Москвы и, похоже, чихал на всякую там конспирацию. А может, многомиллионный город просто усыпил его бдительность, ведь в мегаполисах всегда возникает ощущение, что ты всего лишь песчинка в людском море. Или, напротив, это был тонко продуманный ход — вряд ли кто-нибудь заподозрит в добродушном средних лет мужчине профессионального убийцу, на счету которого не один десяток трупов.

Теперь не надо было выламывать Коту руки, чтобы понять, кто дал заказ на устранение Башки. И оставалось только удивляться наблюдательности и проницательности Варяга.

Взяв мобильный, Тарантул набрал номер:

— Кот с Архангельским сидят в кафе и обедают.

— Не удивлен, — спокойно отреагировал Варяг. — Видно, Кот перетирает новую халтуру. Наверняка на очереди моя персона.

— Мне заняться обоими?

— Ни в коем случае! — запротестовал Владислав. — Только Котом.

— Рискованно, Архангельский может нанять для этого дела кого-то другого.

— Чтобы нанять второго, нужно время, а у него его просто не остается! Не станет же он брать вокзального ханурика за пузырь бормотухи!

— Тоже верно.

— Архангельского пасти дальше. У меня ощущение, что это еще не все.

— Понял.

Отключившись, Тарантул повернулся к брюнету, сидящему на заднем сиденье.

— Видишь вон того плешивого?

— Вижу.

— Проследишь за ним и уберешь. Только по-тихому. Будет неплохо, если его не опознают… Вольешь в него стакан водяры… Ну, в общем, чего мне тебя учить!

— Понял, все будет напоминать бытовуху, — кивнул брюнет и уверенно распахнул дверцу бронированного «Мерседеса».

Выйдя из машины, он устроился в соседнем скверике и, похлопав ладонями по карманам джинсовой куртки, извлек пачку сигарет и вкусно закурил.

Доев баранину, Архангельский поднялся и, кивнув на прощанье Коту, двинул в сторону припаркованного неподалеку «Ниссана».

— Держись на дистанции, — предупредил водителя Тарантул.

Водитель кивнул, мягко тронувшись следом за отъехавшим автомобилем.

Минут через сорок машина прибыла в Зеленоград и, подрулив к площади Юности, остановилась. Местечко, конечно, тихое, но оно не стоит того, чтобы ехать в такую даль, чтобы просто посидеть в одиночестве на скамейке. А вот Архангельский, похоже, имел на это собственное мнение. Откинувшись на спинку скамейки и заложив руки за голову, он сидел, наслаждаясь покоем, и совершенно никуда не торопился. И это вызывало недоумение. Федот встрепенулся в тот самый момент, когда из подъезда типового девятиэтажного дома вышли двое мужчин, в одном — крупном, заметно полнеющем — Тарантул сразу узнал Уманова; другой был значительно старше, на вид неприметный, с желтоватыми зубами, но по тому, с каким почтением держался с ним Сергей Иванович, можно было без труда определить в дядьке центрового.

Архангельский подскочил к пожилому мужчине и что-то быстро заговорил, нервно размахивая руками. Его поспешная речь больше напоминала оправдания, а старик же, распрямившись, милостиво его слушал. Даже ростом он сделался повыше. Наконец он удовлетворенно кивнул, что-то коротко сказал и в сопровождении Уманова пошел к стоящему у бордюра «Лексусу». Тарантул не мог разглядеть лица Федота Архангельского, но по тому, как он расслабился, догадался, что беседа прошла положительно. Проследив за тем, как старик с Умановым разместятся в машине, Архангельский направился к своему «Ниссану» и укатил.

— Старика запомнил? — повернулся Константин к водителю.

— Память хорошая, — ответил тот.

— Вот и прекрасно, езжай за ними и не спускай с него глаз. Мне важно знать, с кем он встречается.

— Сделаю! — охотно отозвался водитель.

Тарантул вышел из машины и направился к девятиэтажному зданию. На фасаде блестели две таблички. На первом этаже размещалась редация журнала «Криминал», возглавляемая неким Максимом Мучаевым, а вот на девятом этаже находилась «Российская клиника нетрадиционной медицины. Кабинет экстрасенса». Фамилии указано не было, зато ниже мелкими цифрами были обозначены часы приема. Ладно, не беда, установим, кто таков!