СЕМНАДЦАТЬ. Ведьмы

Лайра плакала и все время дрожала, как будто её вытащили из холодной воды, в которой она промерзла до самого сердца. Пантелеймон просто лежал у нее под одеждой, прижавшись к её голой спине, но всё время чувствуя госпожу Коултер, суетливо готовящую питье, но еще сильнее ощущая золотую обезьянку, чьи цепкие маленькие пальчики все время, как только Пантелеймон это заметил, бегали по телу Лайры, и которая уже нащупала клеёнчатую сумку с её содержимым вокруг талии девочки.

– Присядь, дорогая, и выпей это, – сказала госпожа Коултер, и её мягкая рука крепко обхватила спину Лайры и приподняла девочку.

Лайра вся сжалась, но сразу же обмякла, как только Пантелеймон мысленно передал ей: «Мы в безопасности только до тех пор, пока мы притворяемся». Она открыла глаза и поняла, что они были полны слёз, и к её удивлению и стыду она всхлипывала и всхлипывала.

Госпожа Коултер сочувственно вздыхала, отдав напиток в руки обезьянки тогда, когда стала вытирать глаза Лайры благоухающим носовым платком.

– Плачь сколько нужно, дорогая, – мягко приговаривала она, и Лайра решила прекратить плакать как можно скорее. Она пыталась сдержать слёзы, сжав губы, она старалась заглушить всхлипывания, которые всё ещё сотрясали её тело.

Пантелеймон тоже демонстративно каялся: какие они глупые, безрассудные. Он стал мышью и отполз от руки Лайры, чтобы робко понюхать напиток в лапке обезьяны. Он был безвредным: настойка ромашкового чая, ничего более. Он подкрался обратно к плечу Лайры и прошептал: «Выпей это».

Она присела и взяла горячую кружку обеими руками, то делая глоток, то дуя, чтобы остудить питьё. Она опустила глаза, потому что должно была притворяться сильнее, чем когда-либо в своей жизни.

– Лайра, родная, – тихо сказала госпожа Коултер, поглаживая её по волосам. – Я думала, что мы навсегда потеряли тебя! Что же случилось? Как ты потерялась? Тебя украли?

– Да, – прошептала Лайра.

– Кто это был, дорогая?

– Мужчина и женщина.

– Гости на вечеринке?

– Наверное. Они сказали, что Вы просили что-то принести с первого этажа, и я пошла, чтобы взять это, а они схватили меня и повезли куда-то в машине. Но как только они остановили машину, я сразу же выскочила оттуда и удрала. Похитители не смогли меня поймать. Но я не знала, где я...

Новый всхлип коротко потряс её, но они уже становились слабее, и она могла сделать вид, что этот был вызван её рассказом.

– Я хотела вернуться к Вам, но не смогла сразу отыскать дорогу, а потом эти Глакожеры поймали меня... И они посадили меня в фургон с другими детьми и забрали куда-то, в большой дом, я не знаю, где он находился.

С каждым мгновением, каждой сказанной ею фразой Лайра чувствовала, как к ней возвращаются силы. Когда девочка делала что-то сложное и знакомое, непредсказуемое до конца, проще говоря, врала напропалую, то снова чувствовала что-то вроде власти, то же ощущение силы, которое давал ей алетиометр. Ей приходилось осторожничать, чтобы не ляпнуть что-нибудь явно невозможное, то есть быть уклончивой в некоторых местах и изобретать правдоподобные подробности в других; короче, она была очень артистична.

– Сколько же они держали тебя там? – спросила госпожа Коултер.

Путешествие Лайры вдоль каналов и период ее жизни у бродяжников, длились несколько недель: ей пришлось выдумать, где же она была все это время. Она выдумала путешествие с Глакожерами в Троллесанд, а после побег, с подробным описанием этого города; и то время, когда она выполняла-всю-работу в Баре Айнарсона, а потом период работы на семью фермеров внутри страны, и то, как позже как её поймали ненцы и привезли в Болвангар.

– И эти люди собирались пойти и разрезать...

– Тише, родная, тише. Я просто хочу узнать, что же было с тобой.

– Но почему они собирались сделать это? Я не сделала ничего плохого! Все дети боятся того, что происходит там, хотя никто не знает. Но это ужасно. Это хуже всего... Почему они это делают, госпожа Коултер? Почему они такие жестокие?

– Ну, ну... Ты в безопасности, моя дорогая. Они никогда с тобой этого не сделают. Сейчас ты здесь, ты в безопасности и тебе больше никогда ничего не будет угрожать. Никто не собирается причинить тебе вред, милая Лайра; никто никогда не сделает тебе больно...

– Но они делают это другим детям! Почему?

– Ах, родная...

– Это Пыль, не так ли?

– Это они тебе сказали? Тебе сказали врачи?

– Дети это знают. Все дети говорят об этом, хотя точно ничего никто не знает! И врачи почти сделали это со мной – объясните же, зачем! Вы не можете больше скрывать это от меня!

– Лайра... Лайра, Лайра. Милая, это так сложно, Пыль и так далее. Это не детский разговор. Знай, что врачи делают это для блага детей, дорогая. Пыль – это что-то плохое, что-то неправильное, что-то злое и порочное.

Взрослые и их демоны заражены Пылью настолько, что уже слишком поздно. Им не помочь... Но детей спасают сделанные вовремя операции. И пыль не коснется их. Они в безопасности и счастливы, и...

Лайра подумала о маленьком Тони Макарии. Она внезапно наклонилась и её вырвало. Госпожа Коултер попятилась и отпустила.

– С тобой всё в порядке, родная? Иди в ванную...

Лайра тяжело сглотнула и едва коснулась своих глаз.

– Но тогда Вы бы не забрали нас, – сказала она. – Вы могли бы просто оставить нас. Держу пари, что лорд Азраэль не допустил бы этого, если бы только знал. Если у него Пыль и у вас Пыль, и у Мастера Джордана и у каждого взрослого Пыль, это должно быть нормально. Когда я уйду от Вас, то расскажу всем детям в мире об этом. В любом случае, если это было так хорошо, то почему вы остановили то, что они со мной делали? Если это было хорошо, вам следовало бы позволить им сделать это. Вы должны были бы быть рады.

Госпожа Коултер отрицательно покачала головой и улыбнулась печальной мудрой улыбкой.

– Дорогая, – сказала она, – делая добро, можно причинить немного боли, и, естественно, остальные расстраиваются, когда ты расстроена... Но это не значит, что твоего демона у тебя забрали. Он всё ещё здесь! Кстати, многим взрослым сделали здесь операцию. Медсёстры выглядят вполне счастливыми, не так ли?

Лайра закрыла глаза. Она вдруг поняла их странное бессмысленное равнодушие к тому, что их маленькие семенящие демоны казались лунатиками.

Она задумалась и крепко закрыла рот, так ничего и не сказав.

– Милая, никто даже не подумает произвести операцию на ребёнке, не проверив его здоровье. И никто за тысячу лет не забрал бы всего демона у ребёнка! Всё, что происходит, это маленький порез, а потом всё хорошо. Навсегда! Понимаешь, твой демон – замечательный друг и спутник, когда ты молод, но в возрасте, который мы зовём зрелостью, в возрасте, который скоро для тебя наступит, дорогая, демоны приносят все тяжелые мысли и чувства, из-за которых бывает Пыль. Быстрая маленькая операция до этого – и это никогда не побеспокоит. И твой демон остаётся с тобой, только... просто не связан. Как... как чудесное домашнее животное, если хочешь. Лучшее домашнее животное в мире! Разве это не прекрасно?

О, бессовестная лгунья, о, как же бесстыдно она лгала! И если бы даже Лайра не знала, что это ложь (Тони Макария; те демоны, запертые в клетки), то она все равно не поверила бы ей и возненавидела ее. Чтобы отрезали и уменьшили её дорогую душу, отважного спутника её сердца? Лайра почти пылала от ненависти, и Пантелеймон в её руках стал лесным хорьком, самой уродливой и злой из всех своих форм, и зарычал.

Но они ничего не сказали. Лайра крепко держала Пантелеймона и позволила госпоже Коултер погладить её по волосам.

– Выпей свой чай, – мягко сказала госпожа Коултер. – Тебе приготовят постель. Не надо сейчас возвращаться и делить дортуар с другими девочками. Вернулся мой маленький ассистент. Мой любимый, мой самый лучший ассистент в мире. Ты знаешь, дорогуша, что мы обыскали весь Лондон ради тебя? Полиция прочёсывала всю страну. О, я так по тебе скучала! Я даже не могу выразить, как я счастлива, что снова тебя вижу.

В это время золотистая обезьянка беспокойно подкралась, мгновенно устроившись на столе, покачивая своим хвостом, а потом прильнув к госпоже Коултер, и нежно теребя её ухо, а затем расхаживая по полу, держа хвост трубой. Это раздражало госпожу Коултер, и, конечно, в конце концов, она уже не сдержалась.

– Лайра, дорогая, – произнесла она, – я думаю, что Мастер Джордана дал тебе кое-что до того, как ты ушла. Не правда ли? Он дал тебе алетиометр. Дело в том, что эта вещь принадлежала не ему. Ему дали её на хранение. Алетиометр слишком ценен для того, что просто так таскать его – ты знаешь, он один из двух или трех в мире! Я думаю, что Мастер дал его тебе в надежде, что он попадёт в руки лорда Азраэля. Он запретил тебе рассказывать о алетиометре мне, не так ли?

Лайра скривила губы.

– Да, понятно. Ну, не бери себе в голову, золотце, ведь ты же мне об этом не рассказывала, или не так? Значит, ты не нарушила слова. Но послушай, милая, за этой вещью ещё нужно ухаживать должным образом. Я боюсь, что она слишком редкая и хрупкая, чтобы снова подвергать её опасности.

– Почему её нельзя отдать лорду Азраэлю? – застыв, спросила Лайра.

– Из-за того, чем он занимается. Ты знаешь, что его сослали, потому что у него на уме было что-то опасное и злое. Ему нужен алетиометр, чтобы исполнить задуманное, но поверь мне, родная, что позволить ему завладеть этим прибором – величайшая ошибка. Прискорбно, но Мастер Джордана сильно ошибся. Но теперь, когда ты всё знаешь, будет лучше, если ты отдашь его мне, не правда ли? Тебе не нужно будет хранить этот прибор и ухаживать за ним – и действительно, это должно странно, как такая глупая старая штука могла хоть как-то пригодиться в...

Лайра удивлялась, как эта женщина когда-либо могла казаться ей очаровательной и умной.

– Итак, если сейчас он у тебя, милая, лучше отдай его мне, чтобы я за ним приглядела. Он у тебя на ремне на талии, не так ли? Да, ты хорошо придумала возить его именно так…

Она сунула руки под юбку Лайры, и потом начала расстёгивать одеревенелую клеёнку. Лайра вся напряглась. Золотистая обезьянка согнулась над краем кровати, дрожа от ожидания, держа маленькие чёрные лапки у своего рта. Госпожа Коултер стянула с талии Лайры ремень и расстегнула сумку. Она быстро дышала. Она вытащила свёрток чёрной бархатной ткани и развернула его, обнаружив оловянную коробку, которую сделал Йорек Барнисон.

Пантелеймон снова стал котом, напрягшимся перед прыжком. Лайра отодвинулась подальше от госпожи Коултер, чтобы она тоже смогла убежать, когда придёт время.

– Что это? – удивлённо спросила госпожа Коултер. – Какая смешная старая жестянка! Ты положила в нее алетиометр, чтобы он не разбился, дорогая? И переложила мхом... Ты была осторожной, не правда ли? Еще одна жестянка внутри первой! Ещё и припаянная! Кто это сделал, родная?

Она была слишком поглощена её открыванием, чтобы дожидаться ответа. В её сумочке был ножик с большим количеством разных насадок, и она вытащила лезвие и загнала его под крышку.

Тотчас комната наполнилась страшным жужжанием.

Лайра и Пантелеймон оставались на местах. Госпожа Коултер, озадаченная, заинтригованная, потянула за крышку, а золотая обезьяна нагнулась ближе, чтобы всё рассмотреть.

Потом в мгновение ока чёрный мухошпик вылетел из коробки и ринулась прямо в лицо обезьяны.

Она завыла и отскочила назад; и, естественно, досталось и госпоже Коултер, и она закричала и испугалась вместе с обезьяной, а после маленький демон по часовому механизму вскарабкался вверх к её груди и горлу по направлению к её лицу.

Лайра не колебалась. Пантелеймон прыгнул к двери, и она за ним, рванула на себя дверь и помчалась оттуда быстрее, чем когда-либо в жизни.

– Пожарная тревога! – завопил Пантелеймон, пролетая над её головой.

Она заметила кнопку на соседнем углу и отчаянно разбила стекло кулаком. Она продолжала бежать по направлению к дортуарам, разбивая пожарные сигнализации одну за другой, люди выбегали в коридор, пытаясь определить, где же пожар.

К этому времени она была уже возле кухни, Пантелеймон передал ей свою мысль, и она устремилась внутрь. Мгновение спустя она уже открыла все газовые краники и бросила спичку к ближайшей горелке. Потом она стащила с полки мешок муки и швырнула его на угол стола так, что он разорвался, и воздух вокруг сделался белым, потому что она слышала, что мука взорвётся, если её так рассыпать возле огня.

Потом она выбежала из кухни и устремилась к своему дортуару настолько быстро, насколько могла. Сейчас коридоры были переполнены: возбужденные дети бегали туда-сюда, так как слово «побег» витало в воздухе. Самые старшие пробирались к кладовым, где хранилась одежда, собирая за собой младших. Взрослые пытались вмешаться, но никто из них не знал, что происходит. Кричащие, толкающиеся, плачущие люди были везде.

Лайра и Пантелеймон мчались пулей к дортуару, и как только они добрались туда, сзади раздался глухой взрыв, который встряхнул здание.

Другие девочки убежали: комната была пуста. Лайра притащила шкафчик в угол, запрыгнула на него, вытащила одежду, нащупывая алетиометр. Он всё ещё был там. Она быстро оделась в шубу, вытягивая вперёд капюшон, и потом Пантелеймон, воробей у двери, закричал:

– Давай!

Она выбежала. К счастью, группа детей, которые только что нашли кое-какую тёплую одежду, неслась по коридору к главному входу, и она, потея, присоединилась к ним, её сердце быстро забилось от сознания того, что она должна убежать или погибнуть.

Путь был перекрыт. Пожар из кухни быстро распространялся, газ или мука, но что-то снесло часть крыши. Люди карабкались по извилистым распоркам и перекладинам, чтобы подняться к горькому холодному воздуху. Сильно пахло газом. Потом произошёл другой взрыв, более громкий и близкий. Взрыв опрокинул нескольких людей, и крики страха и боли заполнили двор.

Лайра с Пантелеймоном пробирались, крича: «Сюда! Сюда!» – через крики и трепет других демонов, продираясь через развалины. Девочка вдыхала морозный воздух и надеялась, что детям удалось найти тёплую одежду; было бы смешно убежать со станции только для того, чтобы умереть от холода.

Был настоящий пожар. Когда она забралась на крышу под ночным небом, то увидела, как пламя лижет углы громадной дыры на боковой стене здания. У главного входа столпились дети и взрослые, но к тому времени взрослые были более взволнованные, а дети более испуганные, гораздо более испуганные.

– Роджер! Роджер! – звала Лайра, а Пантелеймон, более остроглазый в облике совы, ухнул, что увидел его.

В следующий момент они уже нашли друг друга.

– Вели им удирать со мной! – прокричала Лайра в его ухо.

– Они не пойдут – все они запаниковали...

– Расскажи им, что врачи уничтожают детей! Они режут их демонов большим ножом! Расскажи им о том, что ты видел сегодня после обеда, что мы выпускаем демонов для них всех! Скажи им, что врачи уничтожат и их, если они не уйдут!

Роджер потрясённо глазел, но потом собрал всю свою волю в кулак и побежал к ближайшей группе сомневающихся детей. Лайра сделала то же самое, и весть распространилась, некоторые дети закричали и в страхе сжали своих демонов.

– Пойдёмте со мной! – кричала Лайра. – Мы спасемся! Мы должны перебраться за ограждение! Давайте, побежали!

Дети услышали и последовали за ней вокруг ограды к переулку огней, их ботинки топали и скрипели на замёрзшем снегу.

За ними кричали взрослые, и был слышен гул и грохот, и другая часть здания провалилась. Искры хлынули в небо, и пламя вздымалось вверх со звуком рвущейся ткани; но его перекрыл другой звук, ужасно близкий и неистовый. Лайра никогда его не слышала раньше, но она сразу поняла: это был вой демонов-волков татарской охраны. Она почувствовала слабость от головы до пят, и большинство других детей повернулись в страхе и остановились, так как там быстро вприпрыжку приближался первый из неутомимых татарских стражников, вооружённый винтовкой и готовый, с мощным серым демоном, скачущим рядом с ним.

Потом появился ещё один, и ещё... Все они были в бесшумных кольчугах, и у них не было глаз – или, по крайней мере, глаз не было видно через заснеженные щели их шлемов. Вместо глаз были видны круглые чёрные концы стволов винтовок и горящие глаза демонов-волков над пастями, с которых текла слюна.

Лайра испугалась. Она даже и не думала, насколько страшны эти волки. И потому, что она знала, как беспечно люди в Болвангаре нарушили великое табу, она сжалась при мысли об этих каплях на зубах...

Татары бежали, чтобы стать в линию вокруг входа в переулок огней, их демоны, дисциплинированные и натренированные, были рядом с ними. Через минуту уже был второй ряд, потому что охрана еще прибывала. Лайра в отчаянии подумала: дети не могут бороться с солдатами. Это не было похоже на битвы на Оксфордских пластах глины, швыряние комками грязи в детей работников кирпичного завода.

Или даже очень похоже! Она вспомнила, как швырнула жменю глины в широкое лицо сына рабочего кирпичного завода, атаковавшего ее. Он остановился, чтобы прочистить глаза, а потом мещане наскочили на него.

Она стояла в грязи. Она стояла в снегу.

Так же, как она сделала это в тот вечер, но сейчас уже до смерти серьёзно, она зачерпнула снег двумя сложенными вместе ладошками и швырнула в ближайшего солдата.

– Бросайте им в глаза! – завопила она и снова швырнула.

Другие дети присоединились, и после чей-то демон стал летать стрижом рядом со снежками и подталкивать их прямо в глазные щёлки цели – а после присоединились все остальные, и через несколько секунд татары стали спотыкаться, плюясь и ругаясь и пытаясь счистить снег, набившийся в узкий пролом перед глазами.

– Побежали! – крикнула Лайра и бросилась к воротам в переулок огней.

Дети устремились за ней, уклоняясь от защёлкивающихся волчьих пастей и двигаясь настолько быстро, насколько возможно, по переулку к манящей темноте свободы.

Сзади донёсся грубый крик офицера, призывающего к порядку, и после одновременного перевода курков винтовок раздался новый крик, а потом напряжённая тишина, слышны были только топающие детские ножки и прерывистое дыхание.

Охранники прицеливались. Они не промахнутся.

Но вместо выстрелов донеслись предсмертный хрип и удивленные вопли татар.

Лайра остановилась и повернулась, чтобы увидеть человека, лежащего на снегу со стрелой с серым пером в спине. Он корчился и судорожно дёргался и кашлял кровью, а другие солдаты искали вокруг стрелка, которого не было видно.

Потом стрела просвистела прямо с неба и поразила другого охранника в шею. Он тотчас упал. Крик офицера, и все уставились в тёмное небо.

– Ведьмы! – сказал Пантелеймон.

И это были они: растрёпанные тонкие черные силуэты, проносящиеся на немыслимой высоте, со свистом разрезая воздух облачными соснами, на которых они летели. Лайра заметила, как одна из них медленно спустилась пониже и выпустила стрелу: ещё один человек упал.

А потом все татары развернули свои винтовки вверх и запалили в темноту, стреляя в никуда, в тени, в облака, и стрелы дождём посыпались на них.

Дежурный офицер, заметив, что дети уже почти скрылись, приказал отряду пуститься за ними в погоню. Некоторые дети закричали. Потом кричали уже все дети, и они больше не бежали вперед, они поворачивали назад в замешательстве, ужасаясь чудовищных очертаний, которые неслись к ним в переулок огней из темноты вдали.

– Йорек Барнисон! – закричала Лайра, её грудь почти разрывалась от радости.

Появился панцербьерн: дежурный офицер, казалось, сознавал отсутствие своей власти кроме, той, что еще была у него по инерции. Медведь проскочил мимо Лайры как в тумане и вломился в татар, рассыпая солдат, демонов, винтовки во все стороны. Потом он остановился и повернулся кругом, с гибкой атлетической силой, и нанёс два сильных удара, по одному с каждой стороны, ближайшим к нему стражникам.

Демон-волчица прыгнула на него: он разрубил её в воздухе, и яркое пламя выплеснулось из неё, когда она упала в снег, где она шипела и выла до того, как погибла. Тотчас умер её хозяин.

Офицер татар, встретившись с двойной атакой, не сомневался. Длинный высокий крик, призывающий к порядку, и вооружённый отряд сам разделился на два: один, чтобы удерживать ведьм, большая часть, чтобы побороть медведя. Стражники дрались отчаянно. Группы по четыре человека опустились на одно колено и стреляли из своих винтовок, будто они практиковались на полигоне, не сдвинувшись и на дюйм, когда мощная туша Йорека неслась к ним. В следующую секунду они были мертвы.

Йорек снова ударил, склонившись на одну сторону, рубя, рыча, раздавливая, в то время, как пули летали вокруг него как осы или мухи, не причиняя вреда. Лайра погнала детей в темноту, подальше от огней. Они должны уходить, потому что намного более опасными, чем татары, были взрослые Болвангара.

Поэтому она кричала и толкала детей, чтобы они уходили. Когда огни за ними стали бросать длинные тени на снег, Лайра почувствовала, как её сердце рвётся к глубокой темноте арктической ночи и чистому холоду, выпрыгивает от любви к ней, подобно тому, как Пантелеймон скакал теперь в облике зайца, получая удовольствие от одного только движения.

– Куда мы идём? – спросил кто-то.

– Здесь же ничего нет кроме снега!

– Приближается отряд спасения, – сказала Лайра. – В нём пятьдесят или больше бродяжников. Держу пари, что в нём есть и ваши родственники. Все семьи бродяжников, которые потеряли детей, послали кого-то.

– Я не бродяжник, – сказал мальчик.

– Не важно. Они заберут тебя в любом случае.

– Куда? – кто-то ворчливо спросил.

– Домой, – сказала Лайра. – Для этого я сюда и приехала, чтобы спасти вас, и я привела сюда бродяжников, чтобы они снова отвезли вас домой. Нам только надо пройти немного дальше, и мы их найдём. Медведь был с ними, поэтому они не могут быть далеко.

– Вы видели этого медведя! – говорил один мальчик. – Когда он разорвал того демона, стражник умер, как если бы кто-то вырвал его сердце, вот так!

– Я никогда не думал, что можно убить демона, – сказал кто-то другой.

Сейчас говорили все; возбуждение и освобождение развязали всем языки. Они не думали, куда они идут, когда разговаривали.

– Это правда, – спросила девочка, – про то, что они здесь делают?

– Да, – ответила Лайра. – Я никогда не думала, что когда-либо увижу кого-то без демона. Но по пути сюда мы нашли одного мальчика без демона. Он всё время о ней спрашивал, где она, найдёт ли он её когда-нибудь. Его звали Тони Макария.

– Я его знаю! – сказал кто-то, а остальные присоединились. – Да, они забрали его примерно неделю назад...

– Ну, они отрезали его демона, – говорила Лайра, зная, как это на них повлияет. – И вскоре после того, как мы его нашли, он умер. И всех демонов, которых они отрезали, они держали в клетках в квадратном здании там.

– Это правда, – сказал Роджер. – И Лайра их выпустила во время пожарной тревоги.

– Да, я их видел! – сказал Билли Коста. – Я сначала не понял, что это, но я видел, как они улетают с тем гусем.

– Но для чего они это делают? – потребовал один мальчик. – Зачем они отрезают наших демонов? Это же пытка! Зачем они это делают?

– Пыль, – сомневаясь, предложил кто-то.

Но мальчик засмеялся с презрением. «Пыль! – сказал он. – Нет такой вещи! Они это просто выдумали! Я в это не верю».

– Сюда, – сказал кто-то, – посмотрите, что происходит с цеппелином!

Все они обернулись. За ослепительным блеском огней, где всё ещё продолжалась битва, огромная тело воздушного корабля больше не плыло свободно над причальной мачтой; свободный конец спускался вниз, и за ним поднимался шар...

– Воздушный шар Ли Скорсби! – закричала Лайра и захлопала от восторга руками в варежках.

Другие дети растерялись. Лайра гнала их вперёд, удивляясь, как аэронавт смог так далеко залететь на воздушном шаре. Ясно, что он наполнил шар гелием Глакожеров, и сам сбежал, сорвав им погоню.

– Давайте, двигайтесь или замёрзнете, – сказала она, так как несколько детей дрожали и стонали от холода, а их демоны тоже кричали своими высокими тонкими голосками. Пантелеймона это раздражало, и он в виде росомахи огрызнулся на демона-белку одной девочки, который просто лежал у неё на плече, слегка поскуливая.

– Залезь к ней под пальто! Увеличься и согрей её! – рыкнул он, и напуганный демон девочки тут же заполз под её легонький анорак.

Печально было то, что этот искусственный материал, из которого была сшита одежка многих детей, не был настолько тёплым, как настоящий мех, не важно, что искусственные волоски делали его похожим на настоящий мех. Некоторые дети выглядели как ходячие снеговики, они были такими же толстыми и неповоротливыми, но их одежда была сделана на фабриках и заводах в теплых краях, и не могла греть по-настоящему. Шубы Лайры была сильно потрепана и воняла, но хорошо согревала.

– Если мы вскоре не найдём бродяжников, они долго не протянут, – шепнула она Пантелеймону.

– Заставляй их двигаться, – также шёпотом ответил он. – Если они лягут, то им конец. Ты знаешь, что сказал Фардер Корам...

Фардер Корам рассказал ей много историй из его собственных путешествий на Север, госпожа Коултер тоже – надеюсь, что это правда. Но они оба были совершенно правы в одном: нужно всё время двигаться.

– Нам ещё далеко? – спросил маленький мальчик.

– Она заставляет нас удирать, чтобы погубить, – сказала девочка.

– Лучше уже быть здесь, чем снова там, – сказал кто-то.

– Я больше не буду! На станции тепло. И там есть еда и горячие напитки и всё остальное.

– Но там пожар!

– Что мы собираемся делать? Держу пари, мы тут умрём с голоду...

Мозг Лайры был полон неясных вопросов, которые летали вокруг как ведьмы, кружащиеся и недосягаемые, и где-то, в той дали, которой она не могла достигнуть, были слава и восторг, которых она совсем не понимала.

Но это давало ей прилив сил, и она подняла одну девочку со снежной кучи, и толкнула мальчика, который бездельничал, и призывала их: «Продолжайте идти! Идите по следам медведя! Он приехал с бродяжниками, поэтому следы приведут нас к ним! Просто продолжайте идти!»

Начали падать большие хлопья снега. Вскоре полностью засыпало следы Йорека Барнисона. Теперь, когда им не было видно огней Болвангара, и пожар был только слабым заревом, единственный свет исходил только от робкого сияния покрытой снегом земли. Эти облака загораживали небо, поэтому не было ни луны, ни Авроры; но присмотревшись, дети могли различить глубокие следы, которые Йорек Барнисон оставил на снегу. Лайра подбодряла, запугивала, лупила, полунесла на себе, клялась, толкала, тянула, ласково подбадривая, где это было нужно, а Пантелеймон (улавливая эмоции детских демонов) говорил ей, что было нужно в каждом случае.

«Я доведу их, – повторяла она про себя. – Я приехала сюда, чтобы спасти их, и я разобьюсь в кровь, но спасу их».

Роджер следовал её примеру, а Билли Коста шёл во главе, как самый остроглазый. Вскоре снег начал падать так густо, что им пришлось взяться за руки, чтобы не потеряться, и Лайра подумала: «Возможно, если мы все ляжем очень близко, то так сохраним тепло... Выкопаем норы в снегу...»

Она что-то слышала. Это было похоже на рычание двигателя, глухой шум цеппелина, но что-то выше, вроде жужжания шершня. Звук этот был еле слышен.

И вой... Собаки? Ездовые собаки? Этот звук тоже был далеким и неопределенным, словно окутанным миллионами снежинок и смешанным с порывами ветра. Это, должно быть, ездовые собаки бродяжников, или же дикие духи тундры, или даже те освобождённые демоны зовут своих потерянных детей.

Она что-то видела... Ведь не бывает огней на снегу, не так ли? Это точно призраки... Или они шли по кругу и снова вернулись в Болвангар.

Но это были маленькие жёлтые огни фонариков, а не белое ослепительное сияние ямтарических огней. И они не двигались, и вой был ближе, и до того как она точно убедилась, что спит, Лайра бродила между знакомыми фигурами, и мужчины в мехах держали её на руках: сильные руки Джона Фаа подняли её над землёй, и Фардер Корам смеялся от радости; и, насколько хватало глаз через буран, бродяжники поднимали детей в сани, накрывали мехами, давали им жевать тюленье мясо. И Тони Коста был там, обнимал Билли, а тот, ласково шлепал его, все снова и снова обнимая и радостно встряхивая. И Роджер...

– Роджер поедет с нами, – сказала она Фардеру Кораму. – Я имела в виду его, когда говорила, кого надо спасать в первую очередь. Потом мы отвезем его обратно в Джордан. Что это за шум...

Это снова было то рычание, тот мотор жужжащий, как помешанный мухошпик, но в десять тысяч раз больше.

Внезапный удар сбил её с ног, а Пантелеймон не мог ей помочь, потому что золотистая обезьянка...

Госпожа Коултер...

Золотистая обезьяна била, кусала, царапала Пантелеймона, который менял такое множество форм, что было трудно увидеть его, и отбивался: жалил, хлестал, разрывал. Тем временем госпожа Коултер, с окаменевшим лицом, укутанным в меха, тащила Лайру к снегоходу, и Лайра сопротивлялась также упорно, как её демон. Снег был такой густой, что они казались затерянными во вьюге, и ямтарические фары саней освещали только густые кружащиеся хлопья на несколько сантиметров вперёд.

– Помогите! – кричала Лайра бродяжникам, которые были всего лишь за стеной снега, но не могли ничего увидеть. – Спасите меня! Фардер Корам! Лорд Фаа! Помогите, ради Бога!

Госпожа Коултер визгливо выкрикнула команду на языке северных татар. Снег расступился, и там были они, целый отряд, вооружённые винтовками, и демоны-волки рычали рядом с ними. Предводитель их, помогая госпоже Коултер, поднял Лайру одной рукой, как будто она была куклой, и бросил в сани, где она лежала, поражённая и ошарашенная.

Грянул выстрел и потом другой, когда бродяжники поняли, что происходит. Но стрелять по мишеням, которых не видишь, очень опасно, особенно если не видать своих. Татары, ставшие плотной группой вокруг саней, могли палить в снег, когда хотели, но бродяжники не смели отстреливаться, боясь ранить Лайру.

Как ей было горько! Как же она устала!

Оглушенная, превозмогая звон в ушах, она приподнялась, чтобы найти Пантелеймона, который всё ещё отчаянно боролся с обезьяной, сомкнув пасть росомахи на золотой лапке, больше не изменявшийся, вцепившийся мёртвой хваткой. А кто это?

Не Роджер ли?

Да, Роджер, колотящий госпожу Коултер руками и ногами, мчась к ней сломя голову, только для того, чтобы быть сбитым с ног татаром, который смахнул его как муху. Сейчас всё было фантасмагорией: белый, чёрный, быстрый зелёный трепет вокруг её зрения, растрёпанные тени, мчащиеся огни...

Мощный вихрь отбросил занавес снега в сторону, и в расчищенную площадь выпрыгнул Йорек Барнисон, с лязгом и скрежетом железом по железу. Через секунду громадные челюсти щелкали направо и налево, лапа, разрывающая закованную в кольчугу грудь, белые зубы, чёрная сталь, красная мокрая шерсть...

Потом что-то резко рвануло ее вверх, и она схватила Роджера, вырывая его из рук госпожи Коултер. Следом демон каждого ребёнка, крикливые птицы, трепетавшая от изумления, взволнованно мчались за ними, и потом Лайра увидела в воздухе около себя ведьму, одну из тех изящных растрёпанных чёрных теней из высоты, но достаточно близко, чтобы прикоснуться; и в голых руках ведьмы был лук, и своими бледными голыми руками (на этом морозном воздухе) она натянула тетиву и после отпустила стрелу в глазную щёлку закованного в кольчугу татара, только на три фута дальше капюшона...

И стрела помчалась в находящуюся на полпути спину, и демон-волк человека умер в полупрыжке, даже не достигнув земли.

Вверх! В воздухе Лайра и Роджер были подхвачены уцепились слабеющими пальцами за ветку облака-сосны, где грациозно восседала молодая ведьма, потом она повернула сосну вниз и влево, где стала неясно вырисовываться огромная земля.

Они упали в снег возле корзины воздушного шара Ли Скорсби.

– Запрыгивай внутрь, – позвал техасец, – и затащи своего друга. Ты видела этого медведя?

Лайра видела, что три ведьмы держали верёвку, привязанную к скале, притягивая к ней воздушный шар.

– Залазь внутрь! – она крикнула Роджеру и перелезла через сплетённый из кожи край корзины, чтобы упасть в снежную кучу внутри. В следующий момент Роджер упал туда же, а после мощный шум, что-то между рыком и грохотом, сотряс землю.

– Давай, Йорек! На борт, старый дровосек! – завопил Ли Скорсби, и в заскрипевшую от тяжести корзину ввалился медведь.

Тотчас аэронавт опустил руку, сигналя, и ведьмы отпустили верёвку.

Шар тут же поднялся и хлынул вверх в густо заснеженный воздух со невероятной скоростью. Вмиг земля исчезла в тумане, а они поднимались вверх, всё быстрее и быстрее, так, что Лайра подумала, что ни одна ракета не отрывалась от земли стремительнее. Она легла на пол корзины, придерживаясь за Роджера, прижатая вниз ускорением.

Ли Скорсби подбадривал и смеялся, и издавал дикие техасские крики восторга; Йорек Барнисон спокойно отстёгивал свои доспехи, цепляя ловким когтем все завязки и складывая их рывками, скрывая в своем меху. Где-то снаружи свист воздуха через иголки сосен-облаков, и одежды ведьм говорили о том, что ведьмы летят с ними рядом.

Мало-помалу Лайра привела отдышалась и успокоилась. Она приподнялась и оглянулась вокруг.

Корзина оказалась намного больше, чем она думала. Вокруг боков стояли ящики философских инструментов, лежали груды мехов и бутылок, наполненных воздухом и целая куча разных других вещей, слишком маленьких, либо неясных в густом тумане, для того, чтобы понять для чего они нужны. «Это облако?» – спросила она.

– Конечно. Заверни своего друга в какие-нибудь меха прежде, чем он превратиться в сосульку. Здесь холодно, но будет ещё холоднее.

– Как вы нас нашли?

– Ведьмы. Одна ведьма хочет поговорить с тобой. Когда мы выберемся из облака, то определим своё местонахождение, а потом сможем сесть и поболтать.

– Йорек, – сказала Лайра, – спасибо, что пришёл, – медведь хрюкнул и обосновался, чтобы слизать кровь со шкуры. От его веса корзина наклонилась в одну сторону, но это было неважно. Роджер был настороже, но Йорек Барнисон обращал на него внимания не больше, чем на снежинку. Лайра сосредоточилась, цепляясь за край корзины, когда стояла и удивленно смотрела на облако прямо под подбородком.

Только через несколько секунд шар прошёл облако и, всё ещё быстро поднимаясь, взмыл в небеса.

Красота!

Над ними плыл шар. Над и перед ними пылала Аврора прекраснее всего, что Лайре доводилось когда-либо видеть. Она была повсюду, или даже они почти стали частью её. Громадные сияющие полосы дрожали и расходились, как трепет крыльев ангелов; каскады светящегося великолепия кувыркались вниз с невидимых скал, чтобы сливаться в огненную реку или ниспадать огненными водопадами.

Лайра ахнула, потом она посмотрела вниз и увидела еще более дивное зрелище.

Насколько хватало глаз, к самому горизонту, разлилось море белизны. Мягкие пики и туманные пропасти поднимались или открывались тут и там, но в основном это напоминало твёрдую массу льда.

И через это возрастающие поодиночке и по парам, и большими группами прибыли также маленькие чёрные тени, те растрёпанные, но элегантные силуэты, ведьмы на своих ветках облачных сосен. Они прилетели стремительно, без какого-либо усилия, вверху и впереди шара, наклоняясь к одной стороне или к другой, чтобы направлять. И одна из них, лучница, которая спасла Лайру от госпожи Коултер, летела непосредственно бок о бок с корзиной, и Лайра впервые видела её ясно.

Она была молода – моложе госпожи Коултер; прекрасная, с яркими зелёными глазами; и одетая, как остальные ведьмы, в полоски чёрного шёлка, но без мехов, капюшона или рукавиц. Казалось, что она вообще не чувствует холода. Вокруг её лба была простая цепочка маленьких красных цветов. Она сидела на ветке своей облачной сосны как на коне, и придерживала его в ярде от удивлённого взгляда Лайры.

– Лайра?

– Да! А вы Серафина Пеккала?

– Да.

Лайра понимала, почему Фардер Корам любил её и почему это разбивало его сердце, хотя она не знала ни одну из этих вещей мигом раньше. Он старел; он был разбит старостью; а она будет молода ещё многие поколения.

– У тебя чтец символов? – сказала ведьма голосом, как высокое дикое пение Авроры, что Лайра едва могла словить смысл этого сладкого звука.

– Да. Он в моём кармане, цел и невредим.

Лайра увидела огромные крылья, а потом он летел рядом с ней: серый демон-гусь. Он что-то коротко прогоготал и стал описывать широкие круги возле воздушного шара, который продолжал подниматься.

– Бродяжники проложили тропу к Болвангару, – сказала Серафина Пеккала. – Они убили двадцать два стражника и девять сотрудников станции, и сожгли все, что до того уцелело. Они уничтожили Болвангар.

– А госпожа Коултер?

– Никаких следов.

– А дети? Все дети в целости и сохранности?

– Все спасены.

Серафина Пеккала дико крикнула, и остальные ведьмы закружили и полетели к воздушному шару.

– Господин Скорсби, – сказала она. – Верёвку, если вы позволите.

– Госпожа, я бесконечно благодарен. Мы всё ещё поднимаемся. Я полагаю, что мы продолжим подниматься ещё некоторое время. Сколько же сил вам потребуется, чтобы тащить нас на север?

– Мы очень сильные, – сказала ведьма.

Ли Скорсби прикрепил катушку крепкой верёвки к покрытому кожей железному кольцу, которое собирало верёвки, обвязывающие газовый мешок, к которому была подвешена корзина. Когда всё было крепко привязано, он выбросил свободный конец, и вмиг шесть ведьм устремились к верёвке, поймали и начали тащить, подгоняя ветки облачных сосен к Полярной звезде.

Когда воздушный шар начал двигаться в том направлении, Пантелеймон подлетел, чтобы сесть на насест на краю корзины в виде крачки. Демон Роджера вышел, чтобы посмотреть, но вскоре пополз назад, поскольку Роджер крепко спал, так же как и Йорек Барнисон. Только Ли Скорсби не спал, спокойно жуя тонкую сигару и рассматривая свои инструменты.

– Итак, Лайра, – сказала Серафина Пеккала. – Ты знаешь, почему вы спешите к лорду Азраэлю?

Лайра была изумлена.

– Чтобы отдать ему алетиометр, конечно! – сказала она.

Она никогда не думала об этом; это было очевидно. Потом она вспомнила первую причину, такую давнюю, что почти забыла ее.

– Или... Чтобы помочь ему сбежать. Вот именно. Мы собираемся помочь ему удрать.

Но когда она сказала, это зазвучало абсурдно. Сбежать из Свельбарда? Невозможно!

– Во всяком случае, попробовать, – она добавила решительно. – Почему бы и нет?

– Мне кажется, что я должна тебе много рассказать, – сказало Серафина Пеккала.

– Про Пыль?

Это была первая вещь, которую Лайра хотела узнать.

– Да, это тоже. Но ты устала, а лететь долго. Мы поговорим, когда ты проснёшься.

Лайра зевнула. Это был раздирающий челюсти, разрывающий лёгкие зевок, который длился почти минуту, или просто так показалось, и как Лайра не старалась бодрствовать, она уснула. Серафина Пеккала протянула руку над краем корзины и коснулась её глаз. Лайра опустилась на дно корзины, Пантелеймон слетел к ней вниз, превратился в горностая и уютно свернулся на ее шее. Ведьма установила свою облачную сосну на постоянную скорость возле корзины. Они двигались на север к Свельбарду.