Они пошли дальше

Когда меня просят назвать лучшее, на мой взгляд, трио в нашем сегодняшнем хоккее, я не колеблясь называю имена Бориса Михайлова, Владимира Петрова и Валерия Харламова.

Они и вправду стали лидерами и ЦСКА и национальной команды.

И поднялись они к вершине так же стремительно, как и несколько лет назад наша тройка.

В «команде Петрова» разница в возрасте примерно та же, что и в нашем звене. Борис на три года старше Володи и на пять – Валерия. И я на пять лет старше своих постоянных партнеров. Но в общем, в сумме, так сказать, новея тройка лишь немного моложе нас. Во всяком случае, я не относил Викулова и Полупанова к «старикам». Мало того, я убежден, что тот же Викулов не прошел еще высшей точки своего взлета.

Я писал уже, что у тройки Петрова значительно более богатая предыстория, чем была у нас: мы заиграли сразу, и с тех пор наш состав оставался практически неизменным.

Борис Михайлов вошел в команду не одновременно со своими партнерами, хотя и перешли они с Петровым в ЦСКА в одни и те же дни.

Борис получил место на правом краю в звене, где левым нападающим играл Вениамин Александров, получил по праву, а вот центрального нападающего отыскать не удавалось долго. Пробовали Мишакова, Блинова, Смолина, Петрова, но прошло немало трудного для команды времени, прежде чем определился самый достойный кандидат в партнеры Михайлову и Александрову.

Им стал Петров, и звено начало быстро «прибавлять».

Однако психология слияния трех разноплановых хоккеистов в единый боеспособный коллектив – явление сложное, тем более если человеческие характеры всех трех уже сформировались, и наша команда должна была вскоре, к сожалению, убедиться, что найти общий язык в такой ситуации очень трудно.

Веня не понимал своих молодых партнеров, у него не хватало терпения прощать их ошибки, и я понимаю моего друга: попробуйте забыть, что рядом недавно играли Локтев и Альметов – блестящие и мудрые волшебники хоккея!

Мне трудно судить о содержании всех замечаний и претензий Александрова к Володе и Борису – мало ли о чем говорили они в минуты передышки, когда тройка, еще разгоряченная, возвращалась на скамейку, а наше звено сменяло их на льду, мало лк о чем говорили они в своей комнате в дни тренировочного сбора! Замечу лишь одно: те реплики, те советы Вениамина, что я слышал, были по существу, конечно же, верны, но вот форму для выражения своего неудовольствия Веня не всегда находил наилучшую, и потому, пожалуй, молодые партнеры обижались на своего старшего товарища.

С другой стороны, Михайлов и Петров чувствовали себя неуверенно в компании с асом, они не понимали многих его необыкновенно тонких решений, и Вениамин порой сердился, что тройка в каких-то эпизодах не могла войти в зону обороны соперника.

Борис же и Володя имели свои козыри, и им казалось, что их лучшие черты, главные достоинства не могут проявиться, если они будут играть в тот хоккей, который предлагал им капитан нашей команды.

А в это время мы получали сообщения, что стремительно прогрессируют наши стажеры из молодежной команды, которых Тарасов направил для прохождения практики в Чебаркуль (хоккейные команды не имеют дублирующих составов, и оттого молодые спортсмены лишены возможности играть, если они не входят в основной состав). Я говорю о нападающем Валерии Харламове и защитнике Александре Гусеве.

Харламов и Гусев были откомандированы обратно, в Москву.

Но ведь Валерий, как и Веня Александров, играет на левом краю...

Анатолий Владимирович беседовал с Петровым и Михайловым, старался понять их чувства и настроения, советовался с нами, ветеранами команды, и однажды предложил Володе и Борису попробовать себя с новым партнером.

Проба оказалась весьма неудачной – мы проиграли матч, но наш тренер увидел в новом сочетании игроков что-то интересное и сказал, что отступать от намеченного не будем.

Он видел будущее нового звена.

И не ошибся в своих расчетах.

Валерию пришлось поначалу туго. Сколько бы ни выясняли отношения Борис и Володя с Александровым, никуда не денешься от того факта, что Вениамин учил молодых уму-разуму, подсказывал им какие-то игровые, тактические решения, раскрывал тайны хоккея.

А чему мог научить новых партнеров Харламов?

Валерий мог дать звену лишь одно – старательную и интересную игру, мог постараться уловить особенности действий своих товарищей и построить свою жизнь в спорте, в команде так, чтобы заслужить право именоваться равным. Он мог, наконец, внести успокоение в души не нашедших еще себя партнеров.

Но талант Харламова столь ярок и многогранен, что спустя какое-то, весьма непродолжительное, время Валера стал не только достойным партнером более опытных хоккеистов, но и признанным лидером звена, его мозговым центром, главным конструктором атак тройки.

Я говорю пока не об отношениях спортсменов на площадке или вне ее, а лишь о тактическом построении игры лучшей тройки нашего хоккея. Да и не только, пожалуй, нашего. В мировом любительском хоккее, который мы знаем хорошо, не было звена, равного этому армейскому.

И на поле и за пределами поля все трое поразительно дружны. Они не расстаются друг с другом, когда мы попадаем на тренировочный сбор или выезжаем на матчи в другие города или в другие страны. Никогда не ссорятся, хотя Борис и Валерий любят подтрунивать над Володей. Любимая тема их розыгрышей – успехи Петрова как главного бомбардира звена, и надо признать, что шутки их удачны, тем более что Володя действительно дает порой повод пошутить над собой.

Они очень разные, и не только в игре, но и в жизни. Веселый, энергичный, находящийся обычно в центре всеобщего внимания Харламов как-то удивительно естественно дополняет вспыльчивого, но чрезвычайно справедливого Бориса Михайлова и любящего поворчать, однако весьма добродушного Володю Петрова.

Все трое превосходно понимают, что их сила – в абсолютном единстве, в настоящей дружбе, во взаимопомощи, знают, что отступление от этих принципов безнаказанно не проходит – убедились в этом на собственном печальном опыте в первом круге чемпионата мира 1970 года, когда на какое-то время стали с меньшим энтузиазмом отрабатывать друг за друга.

Вся эта компания очень самолюбива и потому тщательно и ревниво охраняет свое реноме и критику принимает близко к сердцу.

К счастью, у них обычно немного поводов огорчаться.

Но здесь я хотел бы прервать на время свое повествование о тройке Петрова и вернуться к рассказу о нашей «системе».

«Система»

Я говорил уже, что каждое звено имеет свои отличительные игровые признаки. И даже если различные трио выступают в одной команде, занимаются несколько лет у одного тренера, то все равно тройки будут не похожи одна на другую, и именно в этом, как нетрудно догадаться, сила команды: разноплановость тактических действий отдельных звеньев коллектива существенно осложняет положение соперника.

В лучшие годы все три пятерки ЦСКА претендовали на право играть в сборной страны, и, честное слово, не слишком много общего было у звеньев Альметова и Полупанова или троек Мишакова и Петрова.

И защитники, которым выпадала задача опекать в ходе матча, например, наших правых нападающих К. Локтева, А. Ионова и В. Викулова, встречались на площадке с хоккеистами, совсем не похожими друг на друга.

Ведущее звено спартаковцев, возглавляемое Вячеславом Старшиновым, много лет подряд противоборствовало звену Мишакова, так называемой «системе», и далеко не всегда успех был на стороне маститой тройки «Спартака».

Так вот, о «системе».

Что значит этот термин?

Так называли несколько лет звено, в котором играли Олег Зайцев, Игорь Ромишевский, Анатолий Ионов, Евгений Мишаков и Юрий Моисеев.

Эта пятерка первой в нашем хоккее приняла на вооружение те тактические мотивы игры в защите и в нападении, что связаны с новой расстановкой хоккеистов на площадке.

Испокон веку в хоккейной пятерке были два защитника и три нападающих. И вот Анатолий Владимирович Тарасов, обеспокоенный проблемой укрепления обороны, во-первых, и поиском новых вариантов развития наступления, во-вторых, предложил хоккеистам новые функции. Теперь на площадке появился стоппер, центральный защитник. Он должен был находиться на самом горячем участке обороны – на пятачке у собственных ворот, и уходить в угол поля, чтобы бороться там с соперником за шайбу, ему не рекомендовалось. В углах площадки теперь могли играть полузащитники, хавбеки. Их было двое – левый и правый. И нападающих в «системе» не три, как прежде, а два. Два крайних форварда, которые получали теперь дополнительный оперативный простор – ширина площадки (30 метров) отныне распределялась между двумя, а не тремя нападающими.

Хавбеки составляют второй эшелон атаки, и на место центрального нападающего подключается тот из них, кому это удобнее. Кстати, могут устремиться вперед в случае нужды и оба. Это рискованно, конечно, но не катастрофично: ведь сзади непременно остается стоппер.

Новая расстановка хоккеистов на площадке породила и новые, не известные прежде тактические варианты игры.

Но самое главное – она раскрыла новые перспективы перед спортсменами, создала новый тип хоккеиста.

Тарасов «угадал», увидел точно и безошибочно, как конкретно должна быть «привязана» новая игровая идея к конкретным мастерам, в чьем исполнении «система» стала вполне осязаемой и ощутимой силой.

Наверное, я не погрешу против истины, если замечу, что Борис Майоров сильнее Юрия Моисеева, а Вячеслав Старшинов – хоккеист более высокого класса, чем Анатолий Ионов или Евгений Мишаков, и, тем не менее, довольно часто спартаковские лидеры не могли одолеть нашу «систему».

«Система» позволила пятерке армейских хоккеистов полностью раскрыть свои возможности, помогла им вырасти в больших мастеров, по праву защищающих честь национальной команды страны.

Любопытно, что впервые о «системе» Тарасов заговорил с нашими ведущими хоккеистами, с тройкой «А». Но Альметов и его партнеры весьма скептически отнеслись к новой идее.

Они шутили:

– Лучше побеждать по-старому, чем проигрывать по-новому... Кто знает, что у нас получится, если мы откажемся от «своей» игры...

Мишаков и его товарищи стали пионерами «системы», они дольше всех играли по этой схеме, их пятерка дала нашему хоккею самого лучшего хавбека – Игоря Ромишевского, и не случайно в годы расцвета «системы» Игорь опережал по результативности всех игроков обороны – А. Рагулина и В. Кузькина, В. Брежнева и других ведущих мастеров: амплуа хавбека раскрывало перед ним широкие возможности для атаки.

В 1967 году по «системе» играло и наше звено – Александр Рагулин был стоппером, Виктор Полупанов и Эдуард Иванов – хавбеками и мы с Викуловым – нападающими.

Иванов был, на мой вкус, блестящий хавбек. Играть с ним было и легко и необыкновенно интересно. Он смело шел вперед, и защитники соперника не знали, кого же держать в первую очередь – Полупанова или Иванова.

Особенно удачно мы с Эдиком выходили из зоны. Одно время настолько с ним навострились обыгрывать у себя в зоне форварда противника, отсекая его неожиданным пасом, что едва ли не правилом стал наш выход вдвоем против одного «моего» защитника.

В Вене звено Полупанова было лучшим, пик нашей игры и славы пришелся именно на тот чемпионат, но я уже писал об этом и потому повторяться не стану. Скажу лишь, что решающим условием нашего успеха стала «система».

На Олимпийских играх в Гренобле две пятерки сборной Советского Союза имели на вооружении эту тактическую идею – и наша и звено Мишакова, впервые в полном составе включенное в сборную. Правда, в нашей пятерке Иванова заменил молодой хоккеист Виктор Блинов, одареннейший мастер, пагубная страсть которого к спиртному стала, к общему нашему несчастью, роковой. Виктор освоил «систему» немедленно – ведь он всегда тяготел к активной игре, постоянно подключался к атакам и обладал феноменальной силы броском. Ему были нипочем большие расстояния, он много передвигался по площадке, и оттого, по моим представлениям, был он, что называется, рожден для амплуа хавбека.

А на следующем после Гренобля чемпионате мира – в Стокгольме в 1969 году нас ожидал сюрприз. Мы приехали на турнир без «системы» (к тому времени Олег Зайцев и Анатолий Ионов заканчивали уже свою спортивную карьеру), но на льду «Юханнесхофа» «систему» мы все-таки увидели. Исполнителями ее стали стоппер Йозеф Хорешовски, хавбеки Ян Сухи и Йозеф Голонка и нападающие Франтишек Шевчик и Ярослав Иржик.

Мы дважды в тот год проиграли сборной Чехословакии.

Я не рискую утверждать, что первопричина наших неудач заключалась в тактике игры, выбранной нашими грозными соперниками, но и мы и наши тренеры видели, что действенных контраргументов против изобретенной нами «системы» чемпионы мира на этот раз не обнаружили.

Вспомним, однако, еще раз звено Мишакова.

Сила этой пятерки была в непрерывном движении всех хоккеистов, в умелой взаимозаменяемости Мишакова и Ионова, Ионова и Ромишевского (а потом Мишакова и Ромишевского), в высокой сумме скоростей всего звена.

Но – парадоксально! – слабость звена таилась в его силе.

Недаром существует утверждение, что наши недостатки – продолжение наших достоинств. Хоккеисты пятерки Мишакова настолько органично дополняли друг друга, настолько были взаимосвязаны в любой игровой ситуации, что неудача одного из них самым решительным образом влияла на действия остальных его товарищей. И стоило «выпасть» из игры одному лишь нападающему или особенно хавбеку, как превосходно отлаженная машина начинала тут же «барахлить».

Мы играем иначе. В действиях нашего звена движение – важный компонент игры, но все-таки больше двигаемся не мы, а шайба.

В наших действиях чаще встречаются тактические паузы, иногда нам удается не столько перебегать соперника, сколько перехитрить его, и это понятно – мы исповедуем другой хоккей.

В частности, из зоны мы чаще выходим без шайбы. Главное, чего старалась тройка Полупанова добиться в начальной стадии атаки, заключалось в том, чтобы оставить в своей зоне, за нашими спинами, хотя бы одного нападающего соперников. «Система» оборонялась впятером, мы же довольно давно начали, по совету Анатолия Владимировича Тарасова, защищаться вчетвером, и в главе «Оперативная тройка» я уже рассказывал, какие функции выполняет в таком случае Владимир Викулов.

Среднюю зону мы проходим обычно за счет быстрого паса, стараемся быстрее открыться, отдать шайбу маячащему впереди Викулову, и потому партнеров ни Володя, ни я здесь, в средней зоне, не ждем. Мы знаем, что они уже набирают скорость и спешат нам на помощь.

И еще одно отличие наших звеньев. Мишаков и его партнеры, атакуя, врываясь с шайбой в зону соперника, обычно помогают друг другу, стараются за счет передвижения создать численное превосходство на том или ином участке поля. У нас же иной принцип: хоккеист, владеющий шайбой в углу поля, старается обязательно сам, не ожидая товарища, обыграть опекуна, выйти из угла площадки и сразу же угрожать воротам или, на худой конец, играть так, чтобы «спарить» двух хоккеистов соперника, развязать руки одному из партнеров.

Если бы я писал книгу наставлений молодым хоккеистам, то одной из первых заповедей было бы: ни в коем случае не останавливаться во время атаки в углу площадки. Ужасное это зрелище – стоит хоккеист в углу поля и напряженно ищет наилучший вариант продолжения атаки. Едва ли найдет он выигрышное решение – ведь соперник успеет перекрыть все опасные участки обороны. Да и защитнику противника в такой ситуации нетрудно играть. Он может применить силовой прием против остановившегося форварда, а отобрав шайбу, легко уйдет от него.

Многолетний опыт научил меня стараться во всех ситуациях быть подальше от борта.

Обыграв же самостоятельно опекуна, Володя или я вытягивали на себя следующего соперника, и Виктор Полупанов, отличавшийся прекрасным игровым чутьем и великолепным искусством выбора места для завершения атаки, получал желанную свободу действий.

Мы играли вместе довольно долго и, может быть, потому (хотя, думаю я, срок совместной игры мало что определяет) научились понимать друг друга с одного взгляда, а то и вообще не видя партнера, лишь интуитивно чувствуя его передвижение по площадке. И если тот же Викулов, вступив в единоборство, и не собирается вроде бы пасовать, кажущаяся очевидность ситуации не вводит партнеров в заблуждение: мы знаем, что и в этом случае следует ждать скрытный пас.