Глава пятая. Захожу в кабинет физики и сажусь на свое новое место, рядом с Даникой

Захожу в кабинет физики и сажусь на свое новое место, рядом с Даникой. Та открывает тетрадь и разглаживает складки черной юбки. Поворачивается ко мне, чтобы смерить убийственным взглядом. Опускаю глаза, чтобы его избежать, и замечаю, что золотое шитье эмблемы школы, что красуется на ее нагрудном кармане, несколько пообтрепалось.

Умоляю, прости, что не пришел вчера в библиотеку,

говорю я, приложив руку к сердцу. – Я очень хотел придти!

Даника не отвечает. Поднимает массу волос, на кончиках выкрашенных в пурпурный, и завязывает их в свободный узел, потом снимает с запястья резинку и закрепляет конструкцию. С виду и не скажешь, что будет держаться, однако держится.

Я встретил Лилу,

говорю я. – Она хотела кое‑что рассказать о моей семье. Вот я и не вытерпел.

Даника фыркает.

Не веришь мне – спроси у нее.

Даника извлекает из сумки изрядно пожеванный карандаш и тычет им в мою сторону:

Если я задам тебе один вопрос, сможешь ответить честно?

Не знаю,

говорю я. О некоторых вещах я просто не могу говорить, а о других вряд ли хочу. Но по крайней мере можно честно признаться в своей неуверенности. Впрочем, вряд ли Даника тоже думает, что это огромный шаг вперед.

Что сталось с той кошкой, что мы забрали в приюте для животных?

Не нахожусь с ответом.

Если говорить правду, основная проблема такова: умный человек сам понимает то, что ты не досказал. Лгать можно легко и просто. А вот правда – сущий кошмар. Рассказывая Данике о том, что братья изменяли мою память, что они пытались заставить меня убить Захарова, что они держали Лилу в плену, я опустил одну существенную деталь. Я ничего не сказал Данике о том, что я – мастер трансформации.

Побоялся. Я уже настолько ей доверял, что никак не мог себя заставить выдать свой последний секрет. И страшился самого секрета, боялся произнести вслух эти слова. Но теперь Даника сложила все это и нашла недостающее звено. Она видела, что я забрал кошку, которая с тех пор куда‑то подевалась.

Я все объясню,

начинаю я.

Даника качает головой:

Так и думала, что ты так скажешь. – Она отворачивается.

Да ладно тебе,

говорю я. – Правда, я все могу объяснить. Только дай мне шанс.

Уже давала,

шепчет она – доктор Джонадаб начинает урок.

А ты его упустил.

Как бы ни злилась на меня Даника, я знаю, что она все равно жаждет получить ответы. Правда, возможно, она считает, что уже и так их получила.

Что‑то же заставило ее вспомнить то, что случилось семь месяцев назад. Должно быть, Лила что‑то сказала – может, даже открыла Данике, что я мастер трансформации, что из‑за меня ей пришлось несколько лет провести в чужом теле, что это она та самая кошка, которую мы выкрали. Они с Даникой много общаются. Быть может, Лиле захотелось выговориться. Эта тайна не только моя, но и лилина тоже.

А теперь, пожалуй, и даникина.

На тренировку я не иду; плюхаюсь на диван в гостиной общежития и ищу в интернете «Сентрал Файн Джувелри», что в Патерсоне. Нахожу какой‑то кривобокий сайт, который обещает выкуп золота за наличные, причем даже оптом. Открыто там до шести, так что до закрытия мне никак не успеть.

Звоню по номеру с сайта. Притворившись завсегдатаем, интересуюсь, когда работает Боб, говорю, что только ему могу доверить кое‑какие ценные вещицы. Ворчливая тетка на другом конце провода отвечает, что он будет в воскресенье. Благодарю ее и вешаю трубку. Теперь, пожалуй, знаю, чем заняться в выходные.

«Сентрал Файн Джувелри» не производит впечатление места, где можно работать, срубив бабки на перепродаже бриллианта «Воскресение», поэтому особых надежд я не питаю.

На сайте есть страничка, где представлены амулеты. Выглядит вполне законно. Никто не заявляет, что есть в продаже амулеты против трансформации. Подобные заверения – явный признак кидалова, поскольку такие амулеты может изготовить только мастер трансформации. А здесь в основном представлены амулеты удачи. Есть еще несколько необычных – которые не дают работать над памятью, препятствуют магии смерти – ну да, один раз, но потом амулет раскалывается, и приходится покупать новый – хотя и не слишком похожих на настоящие. Поскольку Боб был знаком с моим отцом, я предположил, что он был как‑то завязан с мастерами заклинаний. Каталог товаров доказывает, что эти связи до сих пор сохранились.

Неудивительно, что мастер подделок связан с мастерами заклинаний. Ведь чары объявлены вне закона, и потому всякий, кто ими пользуется, тут же становится преступником. А преступники предпочитают держаться вместе.

И эта мысль неизбежно приводит меня к Лиле.

Сейчас она меня ненавидит, но возненавидит еще сильнее, когда я подпишу договор и стану федеральным агентом. В детстве, когда мы проводили лето в Кэрни, все вокруг считали предателем того мастера заклинаний, который начинал сотрудничать с властями – на него смотрели как на низшего из низших, на которого и плюнуть‑то грех, пусть он даже горит.

Какая‑то частичка моей натуры находит извращенное удовольствие в том, чтобы заставить всех этих убийц, мошенников и лгунов ахнуть и схватиться за яйца. Могу поспорить, они не думали, что я на такое способен.

Но мне никогда не хотелось обижать Лилу – по крайней мере, еще сильнее, чем я уже ее обидел. Пусть думают обо мне что хотят, я никогда не позволю правительству ее сцапать.

В гостиную входит еще один старшеклассник, Джейс – он включает телевизор, какое‑то реалити‑шоу про королев красоты, которых забросили на необитаемый остров. Я не очень‑то и смотрю. Переключаюсь на мысли о Мине Лэндж и шантаже.

Не хочу даже думать о том, что нас с Миной столкнула именно Лила.

И все же, снова и снова обдумываю рассказ девушки, пытаясь найти хоть какую‑то зацепку в той скудной информации, что она мне дала. Почему вору понадобилось целых две недели после кражи камеры, чтобы начать шантажировать Мину? И вообще, по‑моему, обычно людям, укравшим фотоаппарат, скорее нужен именно он, а не то, что на нем хранится. Кому интересно просматривать чужие снимки? Но потом, большинство учеников Уоллингфорда не могут купить себе фотоаппарат, и даже странно, сколько богатых детишек воруют только для забавы. Таскают из ближайшего магазинчика, забираются в чужие комнаты, чтобы стибрить коробку печенья, грубо взламывают двери ломом, чтобы прихватить iPod.

К сожалению, все это не сужает, а лишь расширяет круг подозреваемых. Шантажистом может быть кто угодно. И, что куда вероятнее, он просто шутит насчет пяти штук и бейсбольного поля, всего лишь пытается запугать Мину. Такая отстраненная жестокость указывает на девушку – или на группу девушек. Кем бы она ни была, она наверняка просто хочет, чтобы Мина немного повибрировала.

Если я прав, дело подстроено весьма недурно. Даже если Мина поймет, что это блеф, то ничего не сможет поделать

побоится, что выплывут фотографии. Но эти девчонки наверняка не могут удержаться и хихикают, когда Мина входит в столовую, или поддразнивают ее на уроках – пусть даже ничего не говоря при этом про снимки.

Как бы я хотел, чтобы Мина сказала мне правду.

Задания, вроде тех, что выполняют агенты ФБР, так? Уровень немного иной, но методы все равно те же. Возможно, это похоже на те упражнения, что давал мне Баррон – вот разве что на сей раз я дал себе задание сам. Небольшое расследование, в порядке тренировки. Чтобы, когда я наконец стану агентом, оказаться хоть в чем‑то лучше брата.

Небольшое расследование, чтобы доказать самому себе, что я принял верное решение.

Не оставляю попытки найти способ вычислить шантажиста, как вдруг передачу про красоток прерывают новости о губернаторе Паттоне. Он стоит на ступенях здания суда, в окружении микрофонов, и громко возмущается.

А вы знали, что существуют целые правительственные подразделения, где работают исключительно мастера заклинаний – мастера заклинаний, имеющие доступ к вашим личным делам? Вы знали, что никто не требует проверять тех, кто претендует на государственные должности – а ведь среди них могут оказаться потенциально опасные преступники! – Говорит он. – Мы должны искоренить из правительства всех мастеров! Как можно полагаться на наши законодательные органы, когда те, кто набирает для них персонал, их помощники, даже те, кто в них работает, возможно, только и ищут, как бы упразднить законы, которые должны вывести на свет божий этих мерзких хищников, потому что подобные законы весьма невыгодны для них.

Тут мы видим серьезное лицо репортерши с безупречным макияжем, и нам говорят, что сенатор от штата Нью‑Йорк, Джеймс Рэбёрн, выступил с заявлением, осуждающим позицию Паттона. Потом показывают сенатора Рэбёрна – на фоне синего занавеса, на трибуне с гербом штата.

Я глубоко огорчен недавними словами и действиями губернатора Паттона. – Он молод для сенатора; улыбается так, будто привык убеждать и отговаривать людей, но на ловкача не похож. Он мне нравится. Напоминает отца.

Как сказано в Писании, тот, кто подвергся искушению, но сумел ему противостоять, добродетельнее тех, кто пока еще не подвергся бесовской атаке. Те, кто родился с гиперинтенсивным гамма‑излучением и борются с искушением вступить в преступный мир и использовать свои силы ради собственной выгоды – разве они не такие же люди, как мы, которые преодолели соблазны и вместо этого стараются защитить от своих менее совестливых собратьев; они достойны уважения, а не охоты на ведьм, которую пытается открыть губернатор Паттон.

Диктор говорит, что подробности следуют; ожидается, что и другие члены правительства тоже выступят с заявлениями.

Нащупываю пульт и переключаю канал на игровое шоу. Джейс весь поглощен своим ноутбуком, он ничего не замечает, за что я ему очень признателен. Пожалуй, неплохо, что Паттон отвлекся от разговоров о моей матери, но все равно при виде него с души воротит.

Перед ужином иду к себе в комнату, чтобы оставить учебники. Поднявшись по лестнице, вижу Сэма – тот изо всех сил несется по коридору. На голове у него полный бардак, шея и щеки побагровели. Глаза как‑то слишком ярко блестят – так обычно бывает у тех, кто влюблен, кто в ярости или у кого окончательно съехала крыша.

В чем дело? – Спрашиваю я.

Она хочет, чтоб я все ей вернул! – Сэм бьет ладонью по стене, так что штукатурка трескается; это так на него непохоже, что я даже теряюсь. Он здоровенный детина, но раньше я не видел, чтобы он использовал свои габариты в целях насилия.

Кто, Даника? – Как идиот, интересуюсь я – потому что, разумеется, он говорит о Данике. Просто мне все это совершенно непонятно. Они в ссоре, это да, но ведь по такой ерунде! Они друг другу небезразличны – причем настолько, чтобы не слишком париться из‑за дурацкого недопонимания. – А что случилось?

Она мне позвонила и сказала, что все кончено. Причем уже несколько недель как. – Теперь он весь как‑то обмяк, приложив руку к стене и прислонившись к ней лбом. – Что не хотела встречаться даже за тем, чтоб вещи забрать. Я опять начал извиняться – несколько раз повторил – и сказал, что готов на все, лишь бы она вернулась. Что же еще я должен сделать?

Может, ей просто нужно время,

говорю я.

Сэм горестно качает головой:

Она встречается с другим.

Быть того не может,

отвечаю я. – Перестань. Ты просто…

Встречается,

возражает Сэм. – Она сама сказала.

С кем?

Пытаюсь вспомнить хоть кого‑то, с кем бы Даника говорила, на кого бы она бросала пламенные взгляды или с кем ходила на переменах больше, чем один раз. Думаю, а не задерживался ли кто‑то из парней после наших собраний, чтобы ее проводить. Но ничего не приходит в голову. Просто не могу представить себе ее с кем‑то другим.

Сэм снова качает головой:

Она не сказала.

Слушай,

говорю я,

прости, старик. Давай я сейчас брошу сумку и съездим куда‑нибудь развеяться – пиццу поедим или еще что. Выберемся отсюда хоть на пару часиков. – Вообще‑то вечером я должен встретиться в столовой с Миной, но предпочитаю об этом забыть.

Сэм не соглашается. – Неа. Хочу немного побыть один.

Точно?

Он кивает, отталкивается от стены и топает вниз по лестнице.

Захожу в комнату и швыряю сумку с книгами на кровать. Собираюсь было выйти, но тут вижу Лилу: стоя на коленях, она заглядывает под сэмов шкаф. Короткие белокурые волосы скрывают лицо, рукава белой рубашки закатаны. Мне бросается в глаза, что на ней не колготки, а носки.

Эй! – Я совершенно ошарашен.

Лила выпрямляется. Что у нее на уме, по лицу понять невозможно, но щеки немного порозовели.

Не ожидала, что ты окажешься здесь.

Я здесь живу.

Лила поворачивается ко мне; она сидит на полу, скрестив ноги, плиссированная юбка задралась почти до самых бедер. Стараюсь не смотреть, не вспоминать, какова ее кожа на ощупь, но это просто невозможно. – Ты часом не знаешь, где даникино чучело совы? Она клянется, что оставила его здесь, но Сэм сказал, что в глаза его не видел.

Я тоже.

Лила вздыхает:

А «Укради эту книгу» Эбби Хоффман?

Виноват,

достаю книгу из своего ящика. Лила одаривает меня суровым взглядом. – А что? Я думал, она сэмова, вот и взял почитать.

Одним плавным движением Лила поднимается на ноги и выхватывает книгу из моих рук. – Дело не в этом. Даже не знаю. Сама не понимаю, зачем согласилась. Просто Даника так переживает.

Она переживает? Она же сама разбила ему сердце.

Жду, что Лила скажет какую‑нибудь гадость о Сэме, обо мне или о любви вообще, но она только кивает:

Ага.

Вчера…,

начинаю я.

Она качает головой и идет на другой конец комнаты. – А где футболка с надписью «Отара ботанов»? Не видел?

Лила начинает выбрасывать на пол содержимое корзины для грязного белья, а я только головой качаю. – Так что, похоже, вы с нею лучшие подруги? С Даникой? – Спрашиваю я.

Лила пожимает плечами:

Она же пыталась мне помочь.

Хмурюсь:

В чем же?

В учебе. Я немного отстаю. Хотя, скорее всего, ненадолго задержусь в этой школе. – Лила выпрямляется, в руках у нее мятая футболка. Когда она смотрит на меня, в ее взгляде сквозит скорее грусть, чем ярость.

Что? Почему? – Делаю шаг в ее сторону. Помнится, Даника как‑то обмолвилась, что Лиле приходится догонять. Она не ходила в школу с четырнадцати лет, так что наверстать нужно немало. И все же мне казалось, что она справится. Я считал, что Лила способна справиться с чем угодно.

Я поступила сюда исключительно из‑за тебя. Вся эта учеба – не мое это. – Она снимает открытку, которая была приклеена к стене над сэмовой кроватью – для этого ей приходится залезть на кровать, что наводит меня на самые грязные мысли. – Ладно, кажется, все,

говорит она.

Лила,

окликаю я ее, когда она уже идет к выходу. – Таких умных людей как ты, я почти не встречал…

Кстати, тебя она тоже не хочет видеть,

перебивает меня Лила. – Понятия не имею, чем ты насолил Данике, но, кажется, на тебя она злится даже больше, чем на Сэма.

На меня? – Понижаю голос до шепота, чтобы нас никто не мог подслушать. – Ничего такого я не делал. Ты сама ей рассказала, что я превратил тебя в кошку.

Что? – Лила слегка приоткрывает рот. – С ума сошел! Не рассказывала я!

А,

ничего не понимаю. – Я думал, рассказала. Даника задавала мне кучу вопросов – и очень странных. Прости. Ничего такого в виду не имел. Тебе решать, рассказывать или нет. У меня нет никакого права…

Лила качает головой:

Молись, чтобы она ничего не разнюхала. У нее же мать помешана на защите прав мастеров – мигом бы все донесла властям. И дело бы кончилось тем, что тебя бы силком затащили в какую‑нибудь федеральную программу и как следует промыли мозги.

Виновато улыбаюсь:

Ага, хорошо, что ты ничего ей не рассказала.

Лила закатывает глаза:

Я умею хранить секреты.

Она уходит, прихватив даникино барахло, а я со стыдом осознаю, сколько же секретов хранит Лила. С тех пор, как она снова стала человеком, у нее было немало способов основательно подпортить мне жизнь. Одно только слово отцу – и я покойник. А после того, как моя мать над нею поработала, поводов стало еще больше. Чудо, что она до сих пор меня не выдала. А я даже понятия не имею, почему – чары‑то уже рассеялись, а причин предостаточно.

Растягиваюсь на кровати.

Всю мою жизнь меня учили искусству обмана, тренировали понимать недосказанное. Но сейчас я совершенно не могу понять Лилу.

За ужином Мина клянется, что никто из знакомых не стал бы ее шантажировать. В Уоллингфорде ее никогда не дразнили, никогда не смеялись за ее спиной. Она отлично ладит со всеми без исключения.

Пока она отвечает на мои вопросы, мы сидим рядом и неспешно едим жареную курицу с картошкой. Жду, когда же появится Сэм – но он так и не появляется. Лила тоже не приходит на ужин.

Стоит мне поднажать, как Мина тут же рассказывает, что ее бывший парень не учится в Уоллингфорде. Вроде бы, его зовут Джей Смит, он ходит в государственную школу, но она не знает, в какую именно. Они познакомились в торговом центре, но она не помнит, в каком. У него очень строгие родители, и потому она ни разу не бывала у него дома. После разрыва она стерла его номер.

Куда ни кинь, везде тупик.

Можно подумать, Мина не хочет, чтобы я кого‑то заподозрил. Можно подумать, не желает, чтобы я провел расследование, хотя сама же об этом попросила.

Можно подумать, она уже знает, кто ее шантажирует. Но что‑то не сходится. Если бы знала, не стала бы впутывать в это дело меня.

Когда я встаю из‑за стола, Мина обнимает меня и говорит, что я самый классный парень в мире. Конечно, на самом деле она так не считает, и, скорее всего, говорит так не из добрых побуждений, но все равно приятно.

Вернувшись в комнату, застаю Сэма лежащим на кровати с наушниками на голове. Так он и лежит, хотя давно пора делать домашку, и тихо посапывает в одеяло. Спит, даже не раздевшись.

В среду он почти не говорит и почти не ест. Берет еду в столовой, а на мои отчаянные попытки рассмешить отвечает ворчанием. Потом вижу его на перемене, и вид у него потерянный.

В четверг он пытается поговорить с Даникой, внезапно бросившись вслед за нею после завтрака. Иду за ними; живот сжимается от дурных предчувствий. Небо затянуто облаками, холодно – не удивлюсь, если пойдет не дождь, а снег. Уоллингфорд кажется выцветшим, серым. Некоторое время Сэм и Даника стоят вместе, и я уже думаю, что Сэму дали шанс. Но потом Даника круто разворачивается и шагает в сторону Академического центра; косички мотаются по ее спине.

Кто? – Кричит Сэм ей вслед. – Просто скажи, кто он. Скажи, чем он лучше меня!

Зря я тебе сказала! – Визжит в ответ Даника.

Все кругом стремятся поставить на то, кто же этот таинственный парень, но никто не отваживается высказать свои догадки Сэму. Он с потерянным видом, как безумный, бродит по школе. Тогда желающие сделать ставки приходят ко мне, и я очень рад, что уже прикрыл свой бизнес.

К пятнице уже настолько обеспокоен, что заставляю Сэма пойти со мной. Оставляю свой «Бенц» в Уоллингфорде, и мы едем к старому дому моей матери в катафалке Сэма, работающем на растительном масле. Подъезжая к крыльцу, замечаю, что у дома уже припаркована машина. Дед приехал в гости.