Октября 1975 года. Входит еще не оправившийся после болезни, с палкой, энергичный, улыбающийся Олег

Входит еще не оправившийся после болезни, с палкой, энергичный, улыбающийся Олег

Валерьянович Басилашвили.

Г.А. Дайте Олегу стул.

Рабочие сцены выносят кресло.

Олег, голубчик, садитесь.

БАСИЛАШВИЛИ. Я могу двигаться!

Г.А. Нет, пока садитесь, разберемся в сцене. С фразы: «У гусарского офицера я прожил лучшую часть своей жизни»...

БАСИЛАШВИЛИ. Как мне оказаться в центре сцены?

Г.А. Принцип появления князя Серпуховского тот же, что у Вязопурихи и Милого: темнота, луч света, у столба князь.

БАСИЛАШВИЛИ. Значит, выхожу в темноте. Попробуем?

ВОПРОС ИЗ ХОРА. Когда нам снова превратиться в лошадей?

Г.А. Да, перед выходом князя Хор должен превратиться в Табун. Давайте подумаем, как это сделать?

ЛЕБЕДЕВ. Необходима музыкальная фраза. Может быть, та же, что была в прошлый раз. На ней я перейду к бочке, Хор незаметно превратится в лошадей, и я скажу про гусарского офицера.

Г.А. Надо добавить: «Князя Серпуховского». Крупнее зададим новый персонаж. Только мне кажется, здесь происходит не незаметное превращение, а открытое вступление в новый этап воспоминаний. Реплика на выход Олега Валерьяновича: Евгений Алексеевич сел на бочку, по-

¶ шла музыкальная тема воспоминаний, все встали, надели сбруи, и на последних тактах музыки выходит Князь.

БАСИЛАШВИЛИ. На свету выйти? Открыто?

Г.А. Давайте попробуем.

После пробы.

Нет, лучше луч света на Евгении Алексеевиче, контровой свет на Хор, и вдруг у столба Князь. (Кутикову.) Сева, вы поняли? Давайте рассчитаем, как Олегу Валерьяновичу заранее встать у столба. (Басилашвили.) Вам нетрудно это сделать?

БАСИЛАШВИЛИ. Совершенно нетрудно, Георгий Александрович.

Князь Серпуховской в гостях у Генерала, содержателя конного завода. Серпуховской намерен купить лошадь. Генерал устраивает смотрины.

У меня реплика: «Белоножка чья?» На кого мне показывать?

ПАНКОВ. Это после моей реплики: «Вот эта, Князь!» Если, конечно, мы будем говорить по очереди. (Г.А.) Георгий Александрович, я вдруг в середине первого акта называю Конюшего Нестор. Но поскольку я его так до сих пор никогда не называл, пусть он так и останется Конюшим.

ДАНИЛОВ. Да, в веках.

ПАНКОВ. Да, надо устранить возможную путаницу в головах у зрителей. Вдруг, ни с того, ни с сего: «Нестор!» Кто такой? Почему раньше не слышали этого имени?

Г.А. Справедливое предложение, Павел Петрович. (Басилашвили.) Хорошо бы сразу обратить внимание на Холстомера. На него первого.

Теперь о смотринах. В них должен быть ритуал, обряд. Встаньте двумя диагоналями, стойла кобылиц и жеребцов. Князь посредине. Справа от него Генерал и Конюший. Конюший по приказу Генерала будет выводить лошадей по первому плану. Князь даст оценку, и лошадь отправится в стойло. Весь этот процесс будет сопровождаться ударами кнута, должны звучать специфические лошадиные команды: «Тпру-у, н-ну, н-но!» Надо добиться своего рода демонстрации моделей. Показа мод. Каждой лошади надо найти свою пластику, свой танец, свою изюминку в показе.

БАСИЛАШВИЛИ. Будьте добры, уберите кресло. Мне не больно стоять.

Г.А. Не надо убирать, иначе придется долго стоять, а это совершенно невыгодно! Сядьте. Вы — центр! Все вокруг вас.

Кресло не убирают. Идет показ лошадей.

Хорошо бы долго осматривать каждую лошадь, а потом быстрый взгляд на Холстомера. Запал в голову.

(Данилову.) Пока Князь смотрит на Холстомера, выводите новую лошадь.

(Басилашвили.) Не торопитесь с текстом, Олег. Текст возникает от показа, а не наоборот.

(Панкову.) Две лошади Князю не понравились, но у вас есть козырной туз. Подмигнули Конюшему и сказали: «Н-ну!» И вышел Милый!

(Волкову.) Миша, надо крупно себя подать. Он фаворит! Любимец! Танец должен быть демонстративно красивым.

Михаил Волков посмотрел на Г.А. с упреком. Он считал, что его выход красив, а замечание Георгия Александровича несправедливо, незаслуженно.

КОВЕЛЬ. За что вы его так, Георгий Александрович? Он ночь не спал, готовился, а вы его так обидели.

ЛЕБЕДЕВ. А я бы предложил Мише широкий ход...

ВОЛКОВ. Широкий ход?

Г.А. Поддерживаю. Вдоль просцениума. А Мише Данилову за вами ходить не надо! Только щелкнул бичом, крикнул «ну!», и Милый сам все сделал! А если попросить балетмейстера поставить что-нибудь этакое, что ни одна из лошадей не делает? Па классического балета!

ВОЛКОВ. Я сейчас сам попробую.

Волков импровизирует нечто вроде испанского танца.

¶

Г.А. Нет, Испанский танец не нужен!

ВОЛКОВ. Но разве в этом нет юмора?

Г.А. А вам кажется, есть?

ВОЛКОВ. Я не вижу себя со стороны, но...

Г.А. Со стороны пока не получается. Это должен быть номер, Мишенька!

ВОЛКОВ. Именно! Именно номер я и пытался сделать!

Г.А. Надо не только придумать танец, но и у кого-то взять уроки...

ВОЛКОВ. Тогда нужен балетмейстер.

Г.А. О чем я и толкую.

Конюший выводит Чалого.

БАСИЛАШВИЛИ. Георгий Александрович, может быть, я и не смотрю на Чалого, ведь Холстомер засел в голове, причем, я могу и на Холстомера не смотреть, я помню, где он стоит.

Г.А. Мы должны застать вас врасплох. Вам показывают очередную лошадь, а вы смотрите на Холстомера. Я бы попросил переставить очередность лошадей. Перед Холстомером должен быть не Чалый, а Милый.

ПАНКОВ. Невозможно, Георгий Александрович, текст о Холстомере связан с Чалым. Г.А. Жаль. (Панкову.) Павел Петрович, с вашей точки зрения, Князь — полный профан. Вам больших усилий стоит не показать этого. Вас сдерживает только уважение к княжескому титулу. Потом ваше предположение подтвердится. Серпуховской выберет Пегого, с вашей точки зрения, безнадежно захудалого коня.

БАСИЛАШВИЛИ. Когда я отверг Милого, у меня только Пегий в голове. Я на Чалого даже и не смотрю.

Князь Серпуховской показал на Холстомера: «А ну-ка этого — приблизь/»

Г.А (Басилашвили). Правильно, можно приказать, даже не взглянув на Холстомера. (Панкову.) А вы переспросите: «Кого?»

БАСИЛАШВИЛИ. А я не буду на него смотреть. Я уже обдумываю: купить или не купить? И только пальцем: «Этого мне!» Генерал: «Кого?» И вот тогда я посмотрел на Генерала, потом на Холстомера: «Этого мне!»

Повторение сцены.

Г.А. Необходим еще один акцент. Во время показа Чалого еще раз посмотрите на Холстомера. Генерал и Конюший посмотрели на вас, и мы вместе с ними заметили, что вы следите не за Чалым, а за Холстомером. Почувствовали, что на вас смотрят, отвернулись и сказали, не глядя: «Этого мне». Вот, теперь точно и чисто.

(Панкову.) Важно, чтобы вы поняли, что эта абсурдная покупка — прихоть. Тогда у вас родится: «Теперь я вижу, что вы — гусар!» Князь оригинальничает, покупает не царскую, а рабочую лошадь для перевозки воды.

РОЗОВСКИЙ. Такая лошадь стоит три рубля. Царская стоила тридцать тысяч.

Г.А. Я все-таки настаиваю на своем предложении. Логика такая: Чалый должен быть задан как издевательство над невежеством князя. Ему вывели лучших лошадей — отказался. Вывели Милого — действительно царственную лошадь — тот же результат. Невежа! И в довершении всего покупает Пегого! Конечно, Милый может быть показан только перед Холстомером, под конец смотрин... А что дает Чалый?

Некоторое время выясняется, «что дает Чалый»? Какой текст связан с Холстомером? Какую

перестановку текста сделать?

Давайте весь эпизод еще раз.

¶ (Розенцвейгу.) С появлением Серпуховского нужна цирковая музыка.

РОЗЕНЦВЕЙГ. Хорошо, я подумаю, а сейчас дадим условную, минутку, я подскажу какую.

ЛЕБЕДЕВ. На появление Серпуховского я предлагаю снять с меня свет. Оставить только на Олеге Басилашвили. А я за это время быстро перейду в стойло жеребцов.

Г.А. Правильно, и как только возникнет полный свет, мы сразу же — в обстоятельствах смотра лошадей.

(Кутикову.) Евсей Маркович, я прошу снять свет с Евгения Алексеевича, оставить его только на Олеге Басилашвили. Евсей Маркович! Евсей Маркович! Его и духу нет?! Оказывается, я разговариваю сам с собой. Приятное занятие, но при установке света необязательное.

(Данилову.) Впустую удар бичом не нужен. Каждый хлопок должен что-то означать. Скажем, Генерал крикнул: «Конюший!» Удар! Лошади взволновались. «Н-ну!» Удар — опять волнение! Во всем надо найти обрядность.

(Басилашвили и Панкову.). Лев Николаевич Толстой не предусматривал сценической версии «Холстомера» и не уделял внимания диалогам. Поэтому разбивайте свои длинные фразы на короткие и переводите их в диалог.

РОЗОВСКИЙ (Панкову). «От верховых хреновских лошадей осталась порода». Добавьте, пожалуйста, «старых». Иначе непонятно.

ПАНКОВ. У меня нет «старых». Если мы меняем текст, пожалуйста.

Г.А. Павел Петрович, Марк прав. Добавьте текст, чтобы было понятней.

(Басилашвили.) Вы поняли, что вас считают за профана? Пошел розыгрыш! Чалого подставили. Конюший даже опешил: «Чалого?»

БАСИЛАШВИЛИ. За такие вещи надо сразу бить тростью по лицу!

Г.А. Так и сыграйте. Хотел ударить, но возраст Генерала не дал этого сделать... И, наконец, выбрали Холстомера! «Беру»! Вся сцена была для этого момента. «Меня считают за профана, ну что ж, посмотрим, кто окажется профаном впоследствии».

БАСИЛАШВИЛИ. «Когда поедем по московской улице, нам вслед смотреть будут!» Можно я это скажу Холстомеру по секрету?

Г.А. Хорошо, первый сговор с лошадью! После «на Милого даже не взглянули» — взгляните на Милого. Это момент последней перепроверки своего решения.

(Волкову.) Хорошо бы в этот момент выкинуть еще один пируэт.

(Басилашвили.) После «я выбрал» — перейдите к Холстомеру, а справа останутся Конюший и Генерал.

Генерал напоминает Конюшему о том, что Пегий ему подарен. Значит, и выручка от продажи

коня принадлежит Конюшему.

(Данилову.) Взял деньги, бросился в ноги Генералу и пополз за ним.

(Панкову.) Вы почему-то ленитесь, уходя, сыграть ступеньку, с которой трудно спуститься.

(Данилову.) Вскочил, обхватил Генерала и помог ему.

Переезд в Москву. В центре Холстомер. Сзади, чуть справа, кучер Феофан, слева Князь

Серпуховской.

(Кутикову.) После ухода Генерала снять общий свет, оставить в луче Лебедева, Мироненко и Басилашвили.

ЗАБЛУДОВСКИЙ. А Хор что делает, Георгий Александрович?

Г.А. Братцы, подождите, дайте разобраться. Сейчас вас уведем. Давайте сделаем так: уходит Генерал, музыка, на ней снимается свет, исчезает Хор, и начинается новая сцена.

(Розенцвейгу.) Здесь нужна музыка переезда, Сенечка.

(Кутикову.) Севочка! Как Вязопуриха и Князь, так и Феофан возникает в воспоминаниях. Сделайте это светом.

КУТИКОВ. Сейчас дам команду, и мы приготовим свет.

Г.А. Тогда перерыв.

После перерыва. С появления Серпуховского и до переезда в Москву. Посмотрим все, что успели сделать.

¶КОВЕЛЬ. Георгий Александрович, мне надо найти время переодеться на следующую сцену, на Матье.

Г.А. Пожалуйста, Валя. На показе Князю Табун не персонифицируется, кроме тех лошадей, которых выводят на смотрины. Найдите сами момент, когда можете исчезнуть.

Начнем, товарищи!

(Данилову.) Не надо бить кнутом на тексте.

ДАНИЛОВ. Я понял, Георгий Александрович.

ГА. Вы не могли все понять, потому что я еще не все сказал... Сейчас у вас немое холостое участие в сцене, а постарайтесь сделать ее бытовой. Ритуал ведете именно вы. Ваш голос должен вести эпизод. Вы определяете и последовательность, и ритм. «Н-но», «Тпррру», «Пошел», «Назад»; надо узнать, какие команды существовали издревле, набрать багаж и точно пользоваться им.

РОЗОВСКИЙ. «Не бузуй» — толстовское выражение, «Н-но», «тпррру» и мат.

Г.А. (Лебедеву.) Перед появлением Князя не хватает одной фразы: «Вот с чего это началось». Она будет репликой на музыку.

После Белоножки танцуют две молодые лошадки.

(Коноваловой и Шкомовой.) Тамара и Аэлита! Вы должны протанцевать зеркально. Все движения вместе, согласованно.

Просмотр сцены.

(Панкову.) Не было ничего: ни конфликта с Князем, ни розыгрыша с Чалым. Зачем мы все это делали? Еще раз с появления Серпуховского. Давайте музыку не на реплику: «И вот с чего это началось», — а позже, с хода Олега, тогда будет акцент на встрече Князя и Холстомера.

(Данилову.) После встречи Олега и Евгения Алексеевича сразу же окажитесь рядом с Аллой Федеряевой. Тогда не будет паузы перед следующим показом лошадей.

РОЗОВСКИЙ. Конюший, по Толстому, продал Холстомера цыганам.

Г.А. Но у нас же другой вариант.

РОЗОВСКИЙ. Да-да, я отвечаю Евгению Алексеевичу. Он хочет найти у Толстого фразу вместо «вот с чего это началось».

Г.А. Начали! Евсей Маркович! Евсей Маркович!!!

КУТИКОВ (из регуляторной). Я здесь, Георгий Александрович.

Г.А. Сева, голубчик, не уходите с репетиции!

(Данилову.) Озвучивайте, не делайте пауз, все переходы от столба к новой лошади должны быть озвучены! Продавайте товар, показывайте его лицом!

ДАНИЛОВ. С чего начнем?

Г.А. Сначала, как привыкли. От печки.

Повторение сцены. Замрите все на момент встречи Холстомера и Князя. Пошла музыка. Так. Заржали-заржали!

Танец Милого.

(Волкову.) Хорошо, хорошо, Миша! Вот видите, и без балетмейстера получается!

(Всем.) Внимание всех участников сцены. Давайте сделаем так: на взгляде Князя на Холстомера музыкальный акцент и остановка музыки. И полная статика. Пробуем! На статике не двигать ногами. Музыка зазвучала, и все снова включились.

(Розовскому.) Мне нравится, что Князь сидит в кресле, как барин. Может, придумать кресло побольше, соответствующее эпохе?

РОЗОВСКИЙ. А Генерал?

Г.А. А Павел Петрович пусть стоит.

(Соколову.) Скажите реквизиторам, чтоб принесли большое плетеное кресло.

Соколов приносит кресло сам, но Басилашвили настаивает, что он может проводить сцену стоя, тогда Г.А. поднимается на сцену и показывает, как может сидеть Серпуховской.

(Басилашвили.). Вы имеете право так сидеть. Вы хозяин положения — покупатель!

¶ СОКОЛОВ. Может, Миша Данилов, выходя, вынесет и кресло?

Г.А (Данилову). Пожалуйста, Миша, не сочтите это за труд.

{Пианистке.) Роза, на репликах Генерала — пьяно, на показе лошадей — форте!

Повторение сцены.

(Лебедеву). Для Холстомера решение Князя тоже неожиданность. «Этого приблизь!» — «Кого? Меня, что ли?». Мне кажется, поначалу должна быть позиция неучастия в аукционе. Приказ Князя «приблизь» свалился, как снег на голову.

ЛЕБЕДЕВ. Так может, мне вообще не входить в стойло жеребцов? Может, я и не участвую в смотре?

Г.А. А чем тогда заняться?

ЛЕБЕДЕВ. Я же рабочая лошадь! У меня свои дела! Я ношу мешки!

Г.А. Интересное предложение! Давайте попробуем!

Повторение сцены. Из кулис появляется Холстомер с мешком за спиной. Тяжело дыша, он

носит его по кругу. Г.А. смеется: «Сизифов труд». Во время танца Милого Холстомер

опускает мешок, подходит к бочке и пьет воду. Причем видно как вода в такт музыке

наполняет лошадиный живот. В зале, в окружении Г.А., хохот.

Хорошо, Женя, только ты сорвал общую сцену. ЛЕБЕДЕВ. Почему?

Г.А. Да потому что все смотрят только на тебя.

(Басилашвили.) Олег, у меня к вам предложение. Нельзя ли, чтобы у вас на губе все время висел окурок сигары? И разговаривайте с ним во рту. БАСИЛАШВИЛИ. Дымящуюся нельзя? Г.А. Дымящуюся нельзя. Там ковер.

Князь приказал Конюшему: «Этого приблизь». Лебедев—Холстомер сымпровизировал: посмотрел на Князя, быстро вымыл водой из бочки морду, копыта. И с готовностью двинулся к

Серпуховскому.

(Лебедеву, смеясь.) А что? Может быть. (Волкову.) Когда Холстомер моется, Милый должен выдать еще одно антраша.

Князь решился: «Я беру этого Пестрого!» Генерал поправляет: «Пегого».

(Панкову.) «Пегого» — не поправляйте Князя. Переспросите: «Пегого???» Он, мол, что, с ума сошел?

(Басилашвили.). А вы как раз поправьте Генерала: «Пестрого!»

ПАНКОВ. Я хотел услужить Князю по-честному, перевести все в шутку. В конце концов, мне на него плевать, пусть берет, что хочет, но у меня же есть удивительные лошади?!

Г.А. Правильно! Вот в этом качестве и говорите: «Вы на Милого даже не взглянули!»

Переезд в Москву.

ЛЕБЕДЕВ. Чего-то не хватает. Это же начинается лучшее время моей жизни.

Г.А. Лучшее, и что?

ЛЕБЕДЕВ. Это начало нового этапа.

Г.А. Да, конечно, мы это и ищем.

ЛЕБЕДЕВ. А у нас просто переезд в Москву. Мелко.

Г.А. Хорошо, предложи крупнее.

ЛЕБЕДЕВ. Но это же мои воспоминания! А нет перехода!

Г.А. Женя, ты хочешь что-то предложить? Что?

ЛЕБЕДЕВ. Не знаю, надо что-то придумать! Но переход должен быть значительнее.

Г.А. Я готов искать. Но сформулируй проблему локальней. Что тебе не хватает в переходе?

ЛЕБЕДЕВ. Какого-то взрыва! Моего, личного! Вот Князь купил меня, и нахлынуло!

Г.А. Правильно-правильно, согласен. Но как это выразить? Что ты предлагаешь?

ЛЕБЕДЕВ. Может быть, спеть?

Г.А. Спеть? Что спеть?

¶ЛЕБЕДЕВ. Сейчас я попробую. (И вдруг на разрыве сердца.) А-а-а-а-а-а-а! Я-я-я-яй! А-а-а-а-а-а-а! Я-я-я-яй! А-а-а-а-а-а-а! А-а-а-а-а-а-а!

Песня Холстомера похожа на лошадиное радостное ржанье, в конце которого угадывается

стон.

Все замерли. Г.А., стоя, забыл, что курит. Упал пепел. Розенцвейг прошептал:

«Я запомнил. Я сделаю обработку в оркестре».

Г.А. Хорошо, Женя, молодец! Вот что значит интуиция. ЛЕБЕДЕВ. Можно еще раз чуть повыше с покупки и переход? Г.А. Конечно!

Повторение сцены. Песня Холстомера. Присутствующие снова потрясены.

Георгий Александрович попросил еще раз повторить эпизод с выхода Басилашвили. И опять песня Лебедева, неожиданно, но органично взрывающая сюжет, оказалась дорогим подарком будущему спектаклю и режиссеру, поверившему интуиции актера.

К Г.А. подсаживается В. П. Куварин, что-то тихонечко шепчет. Г.А. смотрит на часы.

Я вынужден прервать репетицию, иначе рабочие не успеют подготовить сцену к вечернему спектаклю. Всем спасибо. (Лебедеву.) Женя, задержись. (Розенцвейгу.) Семен Ефимович, расскажите Евгению Алексеевичу ваше предложение.