О том, что такое ребризер

Ночь мы с Максимкой провели в специально выделенной келье. Еще до рассвета нас поднял стук деревянной колотушки, которым дежурный монах будил послушников на утреннюю молитву. Спешно позавтракав, мы тепло попрощались с Тензином и ламами. Пройдя золоченые ворота, стали спускаться в долину по каменной тропинке, охраняемой двумя рядами кипарисов.

– Ты в самом деле собираешься вернуться в монастырь? – спросила я Максимку, когда мы достигли леса. Скалистые уступы, на которых была построена обитель, остались позади.

– А почему нет? Они простые и хорошие люди. Ньяма их запутал. Мне там понравилось.

– Мне тоже. Но лишь после того, как Ньяму привязали к кровати.

Спустившись в лес, мы часа три продирались сквозь него. Максимка вел меня куда‑то на север. Наконец между деревьями заблестело зеркало озера. Мы взобрались на пригорок, возле которого лес заканчивался, и залегли на нем, разглядывая округу словно два диверсанта.

Меня всегда поражала огромная масса воды, собранная в одном месте. В ней чувствуется первобытная мощь, заключенная между берегами. Она сжата и сдержанна до поры, но стоит ей вырваться – и все живое в округе будет уничтожено легко и небрежно.

По размерам озеро было небольшим – не таким, как Лох‑Несс, в котором можно спрятать плезиозавра и за пятьдесят лет поисков так и не найти его. Оно имело форму неправильного треугольника. Большую часть берега составляло подножие огромной горы – пожалуй, самой большой, что я видела здесь. Другую часть, на которой находились мы, образовывал край долины. Третьей, самой маленькой стороной треугольника, являлся каменистый вал, нечто вроде природной дамбы. На поверхности озера играла холодная искрящаяся рябь. Разглядеть на глубине развалины древнего города было невозможно, сколько я ни старалась.

На валу стоял грузовик с тентованным кузовом и еще какие‑то машины. Между ними бродили фигурки людей.

– В твоих чудо‑карманах случайно бинокль не завалялся? – спросила я.

Максимка с искренним удивлением посмотрел на меня.

– А что это такое?

– Все ясно. Забудь.

Я напрягла зрение, пытаясь разобрать, что творится на другом берегу, но с моей близорукостью это напрасная трата времени. Даже если лопнут глаза, все равно не увижу, чем там занимаются люди Кларка. Не знаю, что они высмотрели в ложной мандале и на что она им указала, но пускай ковыряются. Без медальона им ничего не светит, а я не собираюсь его отдавать, у меня другие планы. Мне страсть как надо добраться до города, который находится на дне этого озера.

– Как думаешь, озеро глубокое?

– Очень, – ответил Максимка. – Видишь, вода какая темная. Без акваланга нечего делать.

– А ты знаешь, что это такое?

– Что такое акваланг? Шутишь? Конечно, знаю.

– А бинокль не знаешь.

– Что‑то вроде акваланга?

– Почти.

Очень странно накапливались знания в его голове. Ну да ладно, речь не о Максимке.

– В общем, так, – сказала я. – Жди здесь, я скоро вернусь.

– Ты надолго?

– Как получится. Могу и не вернуться, так что давай попрощаемся на всякий случай.

– Лучше возвращайся, – сказал Максимка, уставившись на меня огромными глазищами.

Я пожалела о своих словах.

– Хорошо. Обязательно вернусь. На вот, пусть пока останется у тебя.

Максимка принял медальон осторожно, всем видом показывая, что понимает ответственность, которая на него возлагается. Когда я уходила, то ни капли не жалела, что отдала ему артефакт. Я уже знала, что Максимке можно довериться, хотя именно в тот момент сделала ошибку, которая окажется фатальной. Вместо того чтобы отправиться за аквалангами, нужно было выждать два‑три часа, пока люди Кларка не закончат свою работу. Но я не могу сидеть сложа руки и бездельничать. Натура у меня такая неугомонная. Поэтому впереди меня ждал плен.

Я пробиралась через кусты вдоль берега, стараясь не появляться на открытых участках. Автомобили и люди на соседнем берегу периодически исчезали из виду, загороженные буйной растительностью, но затем появлялись вновь, приблизившись на десяток, а иногда и на полсотни шагов.

Конечно, затея авантюрная. А у меня других и не бывает. Но найти город на дне озера без специального снаряжения вряд ли удастся. Акваланга у меня нет, зато мои противники наверняка располагают последними образцами. Сердцем чую, что они расположились на берегу не для корпоративной рыбалки – тоже собираются искать пирамиду в озере. На такое количество людей наверняка захватили с собой не один акваланг. Уверена, что должны быть запасные баллоны, какие‑нибудь резервные комплекты, а раз так, то я могу попытаться умыкнуть комплект для себя.

Вот я и на месте. До автомобилей оставалось метров двадцать. Я спряталась под стволом сосны и стала определять диспозицию. По правую руку лежали озерные воды, в которых покачивались оранжевые буи, размечающие зоны. Слева находилась просторная низина, отделенная от озера могучим каменистым валом. На самом валу стоял грузовик, пара джипов и не меньше десятка вооруженных боевиков. Вдалеке копошились еще люди, но их загораживала техника, и я опять не разобрала, что они там делают. Ни бритоголового Ирбиса, ни Кларка не видать. Уже хорошо.

Один из боевиков отделился от товарищей и со скучающим видом направился в мою сторону. В зубах у него дымилась сигарета, на плече висел короткоствольный автомат. Я спряталась за деревом, напряженно вслушиваясь в приближающиеся шаги. Чего ему тут понадобилось? Он не знает, что я здесь. Не должен знать! Пальцы нащупали булыжник. Невесть какое оружие против пули, но если воспользоваться им неожиданно, то можно дезориентировать противника ударом между глаз.

Шаги стихли метрах в двух от дерева. Я нервно тискала камень, готовая в любую секунду пустить его в ход.

Последовала тягостная пауза и... из‑за дерева раздался звук струи, разбивающейся о камень.

Я сдавленно выдохнула. Опустила булыжник.

Журчание прекратилось. Боевик смачно сплюнул, а затем пошел назад. Я выглянула из‑за ствола. Так и есть, возвращался к машинам. Там, где он стоял, на камнях осталось мокрое пятно. Я заставила себя не обращать на него внимание. И вдруг увидела то, что не заметила в первый раз. Не заметила, вероятно, потому, что выглядывала из‑за сосны с другой стороны.

Метрах в четырех от меня, напротив оранжевого шара, покачивающегося неподалеку от берега, друг на друга опирались два аппарата для погружения. С желтым кожухом, скрывающим баллоны, воздушными трубками, загубником и миникомпьютером. Рядом на камнях лежали скрученные в пучок маски и ласты. Акваланги манили, притягивали и умоляли забрать с собой хотя бы один. Я смотрела на них так же, как изголодавшийся мышонок взирает на желтый кусок сыра.

Эти аппараты оставлены здесь как нельзя кстати. Вот только кусок сыра может оказаться нанизанным на спусковую скобу мышеловки. Возьми я один из аквалангов, которые кто‑то приготовил для погружения в районе буя, – и его хватятся через полчаса, а то и быстрее. Такой концерт начнется, что только держись! Даже до Максимки не успею добежать.

Два акваланга были легкой добычей, поэтому я решила их не трогать. Тихо и осторожно спустилась на ту сторону вала, которая уходила в низину. Люди и техника остались наверху, а я подбиралась к ним снизу, по осыпи через камни и бурьян. Надо мной ходили, разговаривали, что‑то обсуждали, курили. К счастью, никто не глядел под ноги, внимание людей Кларка было приковано к озеру. Лишь однажды мимо меня спикировал брошенный кем‑то непотушенный окурок, похожий на трассирующую пулю на излете.

Сари в очередной раз напомнило о себе, когда я не смогла перебраться с камня на камень, расстояние между которыми было не больше полуметра. Ну что теперь делать? Не голой же лазать по камням?

Наконец небо надо мной загородили высокопрофильные покрышки и высокий борт, принадлежащие грузовику. Именно его я выбрала своей целью. Мне казалось, что в кузове должны быть еще акваланги, про запас, на всякий случай.

Я взобралась на вал и залегла под колесом, оценивая, как пробраться незамеченной в кузов, расположенный надо мной. Людей вокруг было немного. Ближе всех находился молодой боевик с автоматической винтовкой за плечом. Он иногда поглядывал в сторону грузовика, но его периодически отвлекал интересный, видимо, спор двух специалистов, стоявших чуть дальше. В другой стороне парочка чернорабочих ковырялась во внутренностях стального цилиндра, водитель джипа в черных очках загорал на капоте своей подопечной, но этот молодой с винтовкой был всех ближе.

Дождавшись момента, когда он снова отвлекся, я вылезла из‑под колеса, ухватилась за борт и бросила тело под тент.

Упала на какие‑то ящики. Быстро вскочила, чтобы задернуть полог. Сквозь пустую петлю застежки было видно, что никакого переполоха в лагере не поднялось, никто меня не заметил. Все в порядке. Я повернула голову, осматриваясь.

Кузов напоминал передвижной склад. Железные контейнеры, деревянные ящики и катушки с кабелем соседствовали с пухлыми одежными тюками, упаковками бутылированной воды и сухпайками в пластике.

Понадобилось не больше пяти минут поисков, чтобы моя догадка о запасных аквалангах подтвердилась. В глубине кузова я откопала целых четыре комплекта. Вот только от взгляда на них вдруг стало нерадостно. Четыре агрегата недвусмысленно указывали на то, в какую авантюру я вляпалась. Они выглядели незнакомо и пугающе, напоминая инопланетные летательные аппараты. Датчики, трубки, вентили, микрокомпьютер... Чтобы управлять всем этим, требуется инструктаж.

Я не меньше минуты сидела возле аквалангов, ощупывая лямки и трубки. Паника постепенно улеглась.

– «Ребризер», – прочитала оттиск на желтом кожухе. – Хмм...

В этих ребризерах не должно быть ничего страшного и непостижимого человеческим разумом. Вот загубник, сквозь который через трубку вдыхается воздух или воздушная смесь. Выдыхается сюда же, уходит по другой трубке. Замкнутая система, никаких пузырей наружу, очень удобно. Вот кнопочка «on/off» рядом с микрокомпьютером. Что будет, если нажать?

Внутри комплекта щелкнул клапан, глухо зашипела смесь, поступающая из баллонов. На плечиках вспыхнули габаритные огни. Жидкокристаллический дисплей осветился зеленым, на нем появились цифры. Парциальное давление кислорода, время погружения, зарядка аккумуляторов, запас смеси... 11 часов 50 минут! Солидный запас.

Я выключила кнопку «on/off». Клапан щелкнул, воздух в трубках перестал шипеть, дисплей потух. Все. Выбирать не стану, мне подходит этот. Беру.

В матерчатых сумках рядом с ребризерами нашлось остальное снаряжение. Я подобрала себе подходящую по размеру маску, взяла серые неприметные ласты. В одном из карманов обнаружилось шесть браслетов с одинаковыми часами «SUUNTO». При ближайшем знакомстве они оказались прибором, определяющим глубину, температуру, возможность всплытия для исключения декомпрессии. Я надела одни на запястье.

В двух резиновых сумках отыскались гидрокостюмы.

Я прижалась щекой к свободному концу сари. Жаль расставаться. Эта простыня спасла нам с Максимкой жизнь. В ней я ощущаю себя женщиной, а не подростком. Но сейчас передо мной стоял простой выбор. Одеяние индианок для плавания не предназначено, поэтому мне необходимо обменять его на гидрокостюм.

Переоделась прямо в кузове. Пока натягивала резиновый комбинезон, слышала за матерчатой стенкой недалекий разговор двух молодых парней, которые с тоской вспоминали приключения в далеком баре Канзас‑Сити. Мне бы их проблемы.

Полностью облачившись в гидрокостюм и застегнув молнию до подбородка (не натянув только шапочку), я оглядела себя. Вся резиновая и черная. Настоящий диверсант. Или морской котик, который крутит носом мячик в цирке. Немного тесно под мышками и в груди, но, думаю, разносится.

Позаимствовав одну из матерчатых сумок, сложила в нее ласты, маску и большой герметичный фонарь. Немного подумав, взяла два пакета с сухпайком. Застегнула сумку, закинула ее на плечо, подхватила акваланг‑ребризер и отодвинула полог. Спорящие специалисты переместились к воде и потянули за собой любопытствующего с автоматической винтовкой. Грузовик остался без присмотра.

С замирающим сердцем выбралась. Затем спустила на землю ребризер. Волоча его за собой, пролезла под колесо и вскоре была на осыпи. Минуты через две лес уже скрывал меня. Диверсионно‑разведывательная операция закончилась блестяще.

На пригорке, где мы расстались с перерождением наставника Лю, осталась только примятая трава.

Максимка куда‑то умотал.

Я бросила на землю водолазное снаряжение и плюхнулась на спину немного отдохнуть. Сейчас отдышусь, чего‑нибудь съем из вражеских припасов и отправлюсь в озеро искать затопленный город.

Максимка куда‑то умотал вместе с медальоном. Ну не сидится пацану на месте!

Я оглядела лесную чащобу. Куда его унесло?

Треснула ветка, зашуршали кусты.

– Максимка! – негромко позвала я.

– Я.

– Ты куда подевался? Я же беспокоюсь.

Он появился из кустов, таща за задние лапы подбитого зайца. На плече висел новый лук – взамен прежнего, который остался в полыхающем лесу.

– Я обед добыл... Ух ты‑ы! – Он бросился к ребризеру. – Это акваланг? Да? Акваланг?

– Почти. Я тоже еды добыла. Смотри: консервы, печенье, кофе. Зайца спрячь где‑нибудь, потом съедим. Костер разводить нельзя, тут же заметят.

Максимка не слушал меня. Все его внимание приковал водолазный аппарат. Я пощелкала пальцами перед лицом мальчишки.

– Эй, на борту! Кто‑нибудь слышит меня?

– Можно мне поплавать? – спросил Максимка.

– Нет.

– Почему?

– Это не игрушка. Мне он нужен для дела.

– Ну пожалуйста! Тебе жалко?

– Ты говоришь совершенную ерунду. Аппарат не мой, и мне его не жалко. Просто времени мало. Да и люди на другом берегу могут заметить, как ты будешь нырять.

– А тебя, значит, не заметят! – возразил он с обидой.

– Максим, не спорь. Ребризер ты не получишь. Не мальчишеское это дело. И хватит об этом. Точка!

Он сердито сверкнул глазами. Вытащил из‑за пазухи медальон и швырнул на землю. Развернулся ко мне спиной и быстрым шагом направился обратно в лес.

– Максим, эй! Куда ты?

Я побежала следом, надеясь его остановить, но затем вспомнила о снаряжении, брошенном на пригорке. Вдруг кто заметит? И медальон там же. Валяется в траве, бери кто хочет.

– Максим, вернись! – отчаянно воскликнула я.

Он даже не обернулся. Худая спина в джинсовке мелькнула среди стволов и растворилась в чаще. Я выругалась про себя.

Вернулась на пригорок. Первым делом подобрала медальон и спрятала в сумку на водолазном поясе. Перекусила крекерами. Затем, собрав вещи, спустилась к воде – туда, где пышный ивовый куст закрывал меня от копошащихся на противоположном берегу людей.

Ссора с Максимкой не выходила из головы. Ну ведь я права! Погружение на глубину – занятие опасное, его должен выполнять взрослый опытный человек. Что, к примеру, одиннадцатилетний пацан знает о декомпрессии? Что он знает о том, как подниматься с глубины и какие паузы нужно при этом выдерживать?.. Признаться, я и сама смутно разбираюсь в фокусах с давлением, но, если Максимка получит в кровь порцию газовых пузырьков и станет инвалидом, я себе этого никогда не прощу. Поэтому я уверена, что поступила правильно, не доверив ему комплект... Но все равно продолжала ощущать сосущую вину.

...Я просунула руки в ремни и надела ребризер на спину. Затянула лямки, чтобы баллоны не болталась. Контроллер с жк‑дисплеем оказался на груди. Удобно. Включила систему, взяла челюстями мундштук и сделала несколько пробных вдохов и выдохов. Дышалось легко, воздух был немного сухим, с почти незаметным привкусом пластика. Тяжелый присвист с едва различимым металлическим лязгом напомнил о Дарте Вейдере.

Промыла и натянула на лицо маску. Взяв фонарь, только собралась зайти в воду, как на голову с пригорка посыпались комья земли и рядом со мной рухнул клубок из человека, проводов и технологий.

Максимка улыбался до ушей. За его спиной болтался тяжелый аппарат – в точности такой же, как у меня. На мальчишке ребризер казался огромным и все тянул назад, пытаясь опрокинуть хозяина на спину.

– Где ты его взял? – спросила я, выплюнув загубник.

– А чего?

– Отвечай немедленно.

– А чего?

– Не пререкайся со мной! Я тебя спросила: где ты это взял?

– Там стояли! – Он неопределенно махнул рукой.

– «Там» – это на берегу, напротив оранжевого буя? Да? Два комплекта, прислоненные друг к дружке?

– Ага, – довольно ответил Максимка.

У меня закружилась голова.

– Ты маленький безответственный постреленыш! Думаешь, я их не видела? Взять их было проще простого. Только я, дура, решила, что их хватятся в первую очередь, поэтому полезла в грузовик. Зато наш величайший и мудрый настоятель Максим ибн Маугли схватил первое, что ему подвернулось под руку!

Довольная улыбка стерлась с его лица. Максимка выглядел озадаченным.

– Ну так что? Сбегать, назад положить?

Я помассировала виски, чтобы унять головную боль.

– Не нужно. Попадешься еще. Ладно. Надевай. Сейчас будем погружаться.

Его лицо просияло.

Лямки ребризера я затянула на нем полностью, но аппарат все равно немного болтался. Маска оказалась впору. Ласты подогнали по размеру.

Гидрокостюма у Максимки не было. Я опустила руку под воду, проверяя температуру – датчик показал двадцать четыре градуса. Пожалуй, не замерзнет без гидрокостюма. Если замерзнет – отправлю на берег.

Когда приготовления были закончены, я зачем‑то перекрестилась. И мы зашли в воду.

Первые впечатления были потрясающими. Словно мы оказались в открытом космосе. Вода была чистой, без мути и ободряюще‑прохладной. Внизу в величественном безмолвии лежала темная глубина. Мы парили над ней, испытывая и удивление, и восторг, и страх, и дрожь под сердцем.

В ребризере я чувствовала себя как в роскошном автомобиле. Уже на глубине полутора метров человек не может вдохнуть самостоятельно, воздух нужно подавать под давлением. А я дышу как ни в чем не бывало. Дыхание легкое, никакого сопротивления при вдохе и выдохе, только воздух слегка сушит горло.

Максимка погружался рядом, словно заправский дайвер. В глазах под маской никакой паники, ластами работает, словно автомат, на спине горит сигнальная лампа. У меня за плечами такая же. «Габариты» мне не нравились. В глубинном полумраке их видно издалека. Водолазы, которые погружаются у противоположного берега, могут нас заметить по этим огням. Я бы их с удовольствием погасила, если бы знала как.

Темнота сгустилась. Я включила фонарь. Луч наткнулся на каменистое дно, покрытое редкими водорослями, похожими на волосы утопленников... Ну и сравнение я выдала, что это со мной? Жутковато тут под тоннами воды, вот что.

Мы поплыли вдоль дна. Под нами скользили обросшие илом валуны, которые не походили на развалины города. Хотя скоро впереди появилось что‑то большое. Я увидела какой‑то массив...

Максимка припустил вперед, но я поймала его за ласту и потянула назад, показывая, что нечего ему лезть туда первым. Он скорчил недовольную гримасу, насколько это возможно в водолазной маске. Мы проплыли еще немного, и свет фонаря уперся в вертикальный массив. Я с ужасом поняла, что к развалинам древнего города он не имеет никакого отношения.

Передо мной открылся проржавевший борт судна. Свет выхватил из темноты огромные выпуклые буквы, на которых еще осталась краска. Я сложила буквы в слово и прочла:

– Belmond.

Это название перевернуло мою жизнь, заставив страдать, мучиться, вести изнурительные поиски, которые не приносят ничего, кроме боли.

Сухогруз «Бельмонд».

О том, что случилось на нем, мне рассказывал Дуглас Чедвик – человек, который сумел вырваться из «Мглы», мой верный друг и ярый противник Тома Кларка. С берега Марокко он наблюдал зарницы и багровое пламя, поднимавшееся над морем в том месте, где плыл сухогруз. Других свидетелей крушения не осталось. Из двух десятков оперативников, отправившихся на борт, вернулся только Бейкер. Но он ничего рассказать не может, он мертв. Его прах покоится на глубине приблизительно двух километров под Швейцарскими Альпами.

Бейкер привез с «Бельмонда» умирающего человека. Моего отца. Бывший десантник, корреспондент, сотрудник внешней разведки Советского Союза – он умер на руках у Чедвика. Могила Игоря Баля находится на побережье Африки, на тридцатом километре шоссе на Эль‑Хосейма. Мать нашли чуть дальше. Море выбросило ее на берег. Она была в том ужасном состоянии, в котором пребывает сейчас. В диком безумии. Двадцать лет уж как пребывает...

Во всех этих несчастьях повинен тот, чье имя тьма, чье тело мрак и чья душа зло. То, что случилось на «Бельмонде», знает только он, Том Кларк по прозвищу Левиафан.

Призрак сухогруза лежал на боку. Именно призрак, потому что «Бельмонд» не мог перенестись на тысячи километров от места собственной катастрофы. Призрак. Реальный до жути и мельчайших подробностей. Сразу вспомнился Ньяма, борющийся с демонами собственного разума (не заразилась ли я от него?). Буддийский наставник гонял своих демонов, может, стоит этим заняться?

Я могу прогнать призрак, могу сбежать, уплыть от него, могу проткнуть пальцем... Но, может, лучше не гнать, а исследовать свою галлюцинацию? Я в течение двадцати месяцев пыталась выяснить, что произошло на «Бельмонде», и вдруг такая возможность предоставляется! Потусторонний кинопроектор показывает мне точный фантом корабля, который лежит сейчас где‑то на дне Средиземного моря. Если бы в мои руки попала кассета с подводными видеосъемками «Бельмонда», отказалась бы я от нее? Ни в коем случае.

Мы находились в районе носа. Я обогнула край борта с вереницей ограждающих лееров и поплыла возле палубы, тянущейся слева от меня словно стена. С каждым возникающим из мрака квадратным метром громче билось сердце. Я могла открыть тайну, которая не дает мне покоя на протяжении двух лет... Но черти шептали в уши другое. Зачем я плаваю здесь? Это же ловушка, устроенная моим собственным сознанием. История с «Бельмондом» быльем поросла! Не лучше ли оставить призрак в покое и заняться поисками подводного города? Я израсходую всю воздушную смесь, а на исследование пирамиды останется пара вдохов... Ничего, без паники, я успею везде. Запас воздуха в ребризере, как у кита в легких.

Сверху свешивались ослабевшие тросы, иногда попадались незадраенные люки, но в них я не решилась заплывать. Я вообще опасалась дотрагиваться до чего‑либо. Мне казалось, что, стоит только прикоснуться, и иллюзия разрушится. Я плыла дальше и дальше, надеясь добраться до палубных надстроек и капитанской рубки. Не знаю, что собиралась там найти. Просто хотела увидеть место, где были люди.

Но палуба неожиданно оборвалась.

Я замерла над краем, за которым начиналась пустота. Деревянный настил здесь вывернут и расщеплен, концы досок вымараны густой чернотой, похожей на слой гудрона. Борт пребывал не в лучшем состоянии. Стальные листы выгнуло и скрутило, края торчали острыми лепестками, их покрывала та же чернота. Где остальная часть корабля – даже не представляю, поблизости не видать. Возможно, ее призрак покоится в другом озере в противоположной части света.

Неизвестный взрыв разорвал сухогруз словно игрушку. И сыграла здесь не бомба с тротиловой начинкой, а сверхъестественная сила, сдетонировавшая в центре палубы и оставившая мазутные следы. Когда я подумала об этом, на ум пришло единственное:

Молох.

Жуткая сила, которую использует Левиафан. Никто толком не знает, что это такое, но мне однажды довелось с ней столкнуться. Пугающие чернильные создания, похожие на стаю летающих пираний. Чедвик говорил, что это только протуберанцы настоящего Молоха. Думаю, что бомба, разорвавшая сухогруз, и есть тот самый настоящий Молох, его всеуничтожающее ядро.

Что же, черт возьми, случилось на «Бельмонде»?

Мне внезапно надоело о нем думать. Я двадцать месяцев искала любые упоминания о сухогрузе, а теперь поняла, что видеть его не могу. Палуба, снасти, леера, покореженный борт – все к черту! К Левиафану! У меня есть цель, ради нее я украла акваланг, ради нее погрузилась на дно озера. Старые скелеты в шкафу ничего изменить не могут.

А древо Ашваттха вполне может изменить.

Я рванулась прочь, не оглядываясь и быстро работая ластами. Ничего не понимающий Максимка едва поспевал за мной. Когда мы оказались достаточно далеко, я не удержалась и посмотрела назад.

Очертания носовой части «Бельмонда» у меня на глазах растаяли в синеве подводного сумрака. Словно его там и не было. Затонувший «Летучий голландец» исчез.