В мертвом лесу

Маленькая гималайская лошадь осторожно спускалась по крутому склону к реке. Она шла понуро, низко склонив голову, хотя иногда вытягивала шею и хватала губами проплывающую мимо траву. Под уздцы ее вел один из жителей деревни, который вызвался сопроводить богиню Алену до мертвого леса.

В два часа дня солнце жарило словно из кровной мести. Спасаясь от мощного ультрафиолета, я укуталась в сари с головой. На каждом шаге меня подбрасывало, и я все боялась, что в один прекрасный момент опрокинусь с лошади. Хотелось свесить ноги по обе стороны и впиться пятками в бока животного, но сари не позволяло. Ноги свешивались только с одной стороны. Единственная страховка, которая мне оставалась, – вцепиться в гриву и терпеливо ждать, когда начнется пологий участок пути.

В деревне жевунов мне презентовали каучуковые сандалии, удобные такие, они сейчас болтались на ногах. Матерчатая котомка, привязанная к крупу лошади, набита фруктами и лепешками, почти как на зимовку. Старейшина сказал, что я всегда буду желанной гостьей в их деревне. Я ответила, что обязательно наведаюсь еще, чтобы посмотреть, как они приручили йети.

Наконец спуск закончился. Мы перешли вброд мелкую каменистую речку и стали взбираться на противоположный склон. Здесь было мало травы, в основном камни и валуны. За ними начинался кедровый лес.

Чем дальше мы углублялись в лес, тем гуще становились ветви. Солнце зашло за тучку, и в лесу сразу сделалось сумрачно, несмотря на день. Птицы больше не пели. Из чащи иногда раздавался подозрительный треск сучьев.

– А животные тут водятся? – поинтересовалась я у проводника.

– Водятся. Волки, медведи, барсы... Водятся!

Я еще раз оглядела темный лес, и мне немедленно захотелось обратно в деревню. Но тут мой проводник остановился и скомандовал лошади: «Тпру‑у!»

– Все! Конец дорога, – сказал он мне. – Мертвый лес там.

Я спрыгнула с лошадиной спины и посмотрела в указанном направлении. За чередой кедровых стволов следовал сухой лес. Эдакие бурые потрескавшиеся столбы, оплетенные голыми сучьями. Зрелище довольно неприятное. Мне сразу вспомнились фотографии с места тунгусской катастрофы, где стояли такие же мертвые деревья.

Пока я чесала в затылке, так ли уж мне нужно туда идти, проводник сгрузил на землю котомку с продуктами и тихо‑тихо двинулся вместе с лошадью обратно.

– Стоять! – крикнула я, обернувшись.

– Мы всегда будем рады видеть богиню в нашей деревне! – воскликнул он уже из‑за деревьев. – Если она вернется живой из мертвого леса.

– Трус! – бросила я вдогонку.

Он ушел. Я осталась одна.

Делать нечего. Если решила, значит, нужно идти.

Взвалила котомку на одно плечо, свободный конец сари накинула на другое. И побрела в мертвый лес.

Незваную гостью лес встретил неприветливо. Деревья устрашающе поскрипывали. Ветер свистел в плетении ветвей. Сухость такая, что трава и упавшие сучья хрустели при каждом шаге. Одна спичка – и все вокруг вспыхнет. Впрочем, меня больше волновало другое. Я надеялась, что мертвым лес назван потому, что он очень сухой, а не потому, что в нем водятся мертвые.

Близился вечер. Стало темно и прохладно. И хотя я предпочла бы найти мандалу и выйти из леса до наступления ночи, но, по‑видимому, это утопия. Поиски придется отложить до утра. А мне надо где‑то остановиться на ночлег.

Пробираясь между сухих стволов, я заметила весьма удобную берлогу под скалой, выступающей из земли. Я продралась к ней сквозь валежник, опустилась на колени и принюхалась. Животным не пахнет, звериных следов не видать. Решено. На сегодняшнюю ночь берлога будет моей. Вполне укромное место. С двух сторон скала, с третьей – бурелом. Можно быть спокойной, что блуждающий по ночам медведь случайно не наступит на тебя в темноте.

Я забралась под скалу. Отлично, просто отлично! Даже можно вытянуть ноги. Начала обустраиваться и обнаружила на земляной стенке три рукотворные ячейки. Сунув руку в одну из них, я вытащила... крупный пурпурный кристалл.

На миг я ошалела, разглядывая его.

– Попалась! – произнес за моей спиной голос на лиманом английском. Прозвучало так, словно это событие явилось апогеем долгого и кропотливого расследования.

Я моментально покрылась мурашками с ног до головы.

– Значит, это ты воровать мой хрусталь? – спросили меня с пронзительным упреком. Голос высокий, немужской, но полон решимости.

– Ничего я не воровала, – раздраженно заявила я и обнаружила, что продолжаю сжимать кристалл.

Поспешно запихала его назад в ячейку.

– Да, конечно! Скажи, что не за «гребешок» ты приходить в мое убежище!

– Какой «гребешок»?

– Кварц! Горный хрусталь! Не оправдываться! Я давно следить за тобой.

Внутри меня все вспыхнуло от возмущения.

– Не крала я горный хрусталь! А сюда забралась потому, что хотела где‑нибудь переночевать.

Я повернулась и обнаружила перед собой... мальчишку! Настоящего мальчишку лет одиннадцати, не лилипута из деревни вишнаитов. В футболке с оторванным рукавом, в джинсовых шортах, требующих стирки, и кедах на босу ногу. Лицом очень даже европеец. Только в данный момент это лицо выглядело крайне враждебным.

– Где мой хрусталь? Говорить! Два «гребешка» и одно яйцо «голубь»!

– Не брала я твой хрусталь, чего привязался? Я только утром пришла в долину.

– Вот ты и попалась! – ухмыльнулся он. – В долину нельзя пройти, потому что закрыт перевал.

Ну как разговаривать с маленьким мерзавцем?

– Да что я с тобой буду объясняться! – возмутилась было я, как тут же в мой левый глаз уставился конец самодельной стрелы.

– Будешь объяснять. И хрусталь вернешь.

Мальчишка натянул лук полностью, отчего обе руки припадочно дрожали. Я испугалась, что срезанный под острым углом прут сейчас сорвется с тетивы и вышибет мне глаз.

– Хватит дурить. Убери.

– Вылезай из мой дом!

– Тут нигде не написано, что он твой.

– Я уже не держать! – взвизгнул маленький засранец, тряся тетивой. – Сейчас будет срываться!

Я быстро вылезла из‑под скалы. Мальчишка не опустил лук, продолжая держать меня на прицеле.

– Если я еще раз видеть здесь тебя, – заявил он, – живой не уходить!

Я протянула руку за своей котомкой с продуктами, но мальчишка тут же встал между мной и ей. Стрела вновь уставилась мне в лицо.

– Оставь. Это будет ком... копненсация.

– Компенсация, грамотей! Там, между прочим, мои продукты.

– Идти, идти! Теперь это мои продукты... Ох, не мочь больше держать!!

Я поплелась в темноту, решив не связываться. Руки у Маугли в самом деле тряслись нешуточно, меньше всего хотелось получить куда‑нибудь в бедро грязную стрелу, а потом отдать концы от септической инфекции.

Пройдя шагов двадцать своей мелкой семенящей походкой, я оглянулась. Мальчишка все еще целился мне вслед. Живет либо в долине Арьяварта, либо за её пределами. Зарабатывает на жизнь, собирая горный хрусталь. И еще обчищает путников вроде меня.

Проклятье, у него остались все мои продукты! Чем я буду питаться?

Я долго скиталась по лесу, подыскивая себе новое убежище, пока не стемнело окончательно. Пришлось устраивать ночлег под первым же деревом. Я размотала сари и расстелила его на сухой, похожей на солому траве. Простыня была достаточно длинной, ее хватило, чтобы укутаться с головой. Закрыв глаза, я все еще злилась на маленького мерзавца, который отобрал у меня всю еду. Но уснула быстро.

Разбудили меня голоса. Я стащила с головы покрывало.

Небо чуть светлее, чем было вечером. Еще очень рано, часа четыре утра. Корявые стволы по‑прежнему источали ужас четвертого круга ада, но после сна пугали не сильно.

Я потихоньку зевнула, протерла глаза. Кажется, выспалась. Кошмары не мучили, звери не беспокоили, что еще нужно для полного счастья?

Что‑нибудь пожевать.

Снова раздались голоса. Кто‑то что‑то сказал, другой человек в ответ коротко засмеялся. Захрустели ветки под башмаками, и я увидела между деревьев две фигуры, поднимающиеся вверх по склону. Похоже, клуб искателей мандалы пополняется.

Я справила нужду, намотала на себя сари и, стараясь ступать как можно тише, поспешила за этими людьми.

Когда они переходили ручей на дне лощины, я их разглядела. Два боевика, в принадлежности которых не оставалось сомнений. Они шли целеустремленно вдоль бурелома, опоясывающего скалу, из‑под которой вчера меня выгнал маленький паршивец. Вели себя как неотесанные туристы: один бросил непотушенный окурок, от него тут же занялась сухая трава. Когда я добралась до того места, мне пришлось тушить сандалией зарождающийся пожар.

Там, где скала соединялась со склоном горы (бурелом здесь заканчивался), двух боевиков встретил третий. Он указал на выделяющееся среди остальных стволов широченное дерево. Все ясно. Один из людей Кларка все‑таки отыскал указатель. И сделал это раньше меня! Мой план получения вертолета рухнул в один миг.

Притаившись за кустами, я стала рассматривать дерево. Вряд ли мы сразу нашли ось мироздания, хотя полено примечательное. Оно действительно выглядело на несколько тысяч лет. Ствол могучий и широкий, изборожден глубокими складками, как на тяжелом занавесе. Из ветвей остались только крупные – мелочь давно осыпалась.

Часть ствола, обращенную к долине, чьи‑то руки превратили в плоскость. В ее центре темнела резная мандала.

Слово «мандала» переводится с санскрита как круг или колесо. Геометрически она и представляет собой круг, только заключенный в квадрат. Хотя бывает и наоборот, но на тысячелетнем дереве вырезана именно такая. Круг, заключенный в квадрат, разделенный на четыре части. В самом центре другой круг, внутри которого должен находиться треугольник.

Традиционно мандала обозначает ни больше ни меньше весь мир. Стороны квадрата указывают на части света, треугольник в центре – на пуп земли, центр мироздания, священную гору или, как в нашем случае, мировое древо. Именно туда отправилась безутешная мать. В центр. Индийцы считают, что если мысленно двигаться по кругу, преодолевать «спицы» препятствий и демонов, то можно выскользнуть из границ обыденного мира и прийти к Богу, что находится в центре. Обрести, так сказать, просветление.

Все это выглядит индийскими прибабахами, но профессор Карл Густав Юнг утверждал, что каждый из людей занимается чем‑то подобным. Все ищут просветления, пусть даже того не осознают. Это происходит, когда мы видим во сне циферблат часов, когда ведем ручкой по лабиринту в журнале, стремясь найти его центр, когда изучаем зодиакальный круг, когда на скучной лекции в тетрадке делим кружок на равные части. Все это символ нашего неосознанного стремления к переходу на новый уровень.

Для тех, кто серьезно занимается медитацией и чтением мантр, мысленное путешествие по кругу и достижение центра позволяет оставить позади детские страхи, сомнения, комплексы, обрести цельность личности. Не знаю, суждено ли мне добиться этой цельности, но точно знаю, что путешествовать по мандале придется не мысленно, а ножками. Роли демонов успешно исполнят Том Кларк и его веселая команда.

Согласно легенде, мандала, вырезанная на стволе тысячелетнего дерева, обозначает карту наших поисков. Подручные Кларка прекрасно ее видели и даже несколько раз сфотографировали. Зато я с такого расстояния не могла разобрать ни единого элемента. А подобраться ближе опасалась – могут заметить.

Прошло какое‑то время. Прячась за кустами, я с завистью наблюдала, как боевики хлебали воду из фляжек и хрустели печеньем. Пауза затянулась минут на двадцать. Когда я наконец решилась подползти ближе, сверху послышался приглушенный стрекот.

В небе появился небольшой вертолет.

Я тут же забыла о своих диверсантских попытках подобраться ближе. С воздуха меня можно запросто обнаружить. Пришлось спешно зарываться в траву.

Вертолет не стал садиться, да ему и негде было. Он завис над мертвым лесом. Из него упала веревка, по которой один за другим на землю спустились еще трое боевиков, среди которых я узнала квадратноголового Ирбиса. Вся компания обступила дерево.

Ирбис задумчиво осмотрел символ. Велел одному из боевиков еще раз сфотографировать его. А мне в голову вдруг пришла шальная мысль. Что, если все мандалы мира и не только они – все храмы мира, построенные в форме мандалы, индийские и буддийские, все пирамиды, все розочки на соборах – все они указывают путь к единственному месту? Тому, которое мы ищем?

Ирбис достал электронный планшет и стал что‑то сверять по нему. Возможно, в нем находилась карта местности. Он еще раз взглянул на мандалу. Кивнул сам себе и закурил. Вертолет продолжал висеть в небе, я разглядела под днищем темную трубу пулемета.

Докурив сигарету, командир боевиков тщательно затушил ее. Кивнул своим людям, долговязый что‑то произнес в рацию, и вертолет опустился ниже.

Все! Собрались улетать. Скорей бы. От нетерпения я заерзала на месте. Они улетят, а я не спеша исследую изображение. Разберусь в символике мандалы и попробую понять, куда отправиться дальше. Все равно из долины нет выхода, так почему бы мне не использовать время с толком и не найти мировое древо?

При помощи лебедки одного за другим боевиков подняли на борт вертолета. Когда в кабину забрался Ирбис, я думала, что он последний. Но это оказалось не так.

На земле еще остался боевик с непонятным ящиком за плечами. В руках у него была труба, как от пылесоса.

На конце трубы вспыхнул огонек.

Боевик поднял трубу и окатил дерево с изображением мандалы струей клубящегося огня.

Я вздрогнула от ужаса.

Дерево вспыхнуло вмиг.

Боевик попятился от жаркого пламени. Поймал свешивающийся с вертолета трос и прицепил к поясу. Когда его ботинки оторвались от земли, трава под ними вспыхнула.

Огнеметчика быстро подняли в вертолет. Люк захлопнулся. Машина легла на борт и упорхнула прочь, оставив внизу стремительно разгорающийся лес.

Я вскочила, не зная, что делать. Ствол дерева пожирало пламя, изображение мандалы скрылось под ним. Разглядеть знак невозможно, даже пытаться не стоит. Тем более близко не подойти – трава горела повсюду! Нужно уносить ноги, спасать свою шкуру.

Огонь перекинулся на бурелом и стремительно побежал по сухим веткам, словно они были пропитаны керосином. Не успела я и глазом моргнуть, как пламя поднялось на высоту трехэтажного дома.

– Боже мой!

Я внезапно вспомнила про мальчишку, ночующего иод скалой в окружении бурелома. Теперь этот бурелом больше напоминал вязанки дров, приготовленных для аутодафе.

И палач уже чиркнул спичкой.

Я летела со всех ног. Пришлось размотать сари, чтобы оно не сдерживало бег. Но все равно я опаздывала. Огонь преследовал меня по траве, охватывая одно за другим деревья мертвого леса. Однако по бурелому бежал еще быстрее; давно обогнал меня и теперь полыхал непроходимой стеной.

Если мальчишка не проснулся, он сгорит заживо.

– Эй! – заорала я, надеясь, что он услышит. – Просыпайся! Э‑эй!!

Воздух наполнился дымом и гарью, стало трудно дышать. На пути попалась лощина – о, счастье! Я кинулась на ее дно и повалилась в ледяной ручей. Огонь спустился за мной следом, проворно перепрыгнул по камышам через узкое русло и полетел дальше. Окруженная горящей травой, я каталась по воде грудью и спиной, стремясь как можно обильнее намочить ткань.

Берлогу едва отыскала. Пожар изменил местность до неузнаваемости. Все вокруг полыхало, и лишь намоченная в воде простыня защищала меня от убийственного жара.

– Эй! – заорала я во все горло. – Мальчик!!! Где ты?!!

Нет ответа. Треск лопающихся сучьев заглушал любые звуки.

Я отыскала провал в буреломе, через который вчера пробиралась к берлоге. Теперь это было крохотное оконце в стене огня. Может, мальчишка убежал? Услышал гул вертолета, проснулся, почувствовал дым. Дай бог, если так...

– Помогите! – раздался сквозь рев пламени тонкий голосок.

Я накинула мокрое сари на голову и ринулась сквозь огонь. Тысячи раскаленных иголок вонзились в плечи и спину, под волосами стало жарко. Как бы они не вспыхнули.

Мальчишка никуда не убежал. Он оставался в своей берлоге: свернулся калачиком в нише под скалой и жалобно хныкал. Весь в поту, глаза пьяные – успел надышаться угарным газом. Жар здесь стоял, как в топке.

Я взяла его за руку. Он потрясенно уставился на меня.

– Можешь идти?

– А?

– Ты можешь идти? – повторила я членораздельно.

– Я боюсь огонь!

– Не бойся, – сказала я, пытаясь вызвать у него доверие. Спину жгло нещадно, вода из накидки давно испарилась. – Я накрою тебя простыней, она защитит от огня.

Он обхватил меня руками за пояс и крепко прижался к бедру. Господи, он совсем ребенок! Я накрыла его с головой, и мы бросились назад, сквозь стену пламени.