Августа

Под утро снилось солнышко, нежное, ласковое… снилась доча.

В полусне-полуяви начали всплывать слова, строчка за строчкой. Они послушно выстраивались, поправляя друг дружку, как малыши на утреннике в детсаду:

Дочушка Катюня –

Стебелёк с особинкой.

Величает муж тебя

Ласково «микробинкой».

Добротой своею

Зарази весь мир!

Славный на планете

Люд устроит пир.

Солнце загостилось

В волосах твоих.

Мне на радость снилось,

Будто греюсь в них.

Долго лежал, не шевелясь, не желая выпускать тепло сл о вушек.

Наконец вспомнил генералиссимуса Суворова, его спартанское самовоспитание. Себя тужился представить им. Но до зарядки, обливания студёной водой, скачек верхом дело так и не дошло. Вяло поднялся, брезгливо побрызгался. Вероятно, в процессе трансформации – не туда нажал, либо мало тужился.

Обошёл остров вторично, вдоль-поперёк, из края в край. Передвигаясь береговой кромкой, спугнул выводок чаек. Ещё не слётки, птенцы, пушистые, крупные, мышастого цвета. С гомоном шарахнулись от меня, поплюхались в воду и, рассекая морскую гладь, скрылись за гранитным уступом… На берегу остались нежные пёрышки, беспомощные, слабые, они не могут вознести птицу ввысь, не позволяют уверенно, свободно парить в небе, но постепенно, Бог даст, окрепнут. Поднял одно, разжал пальцы – ветер пёрышко подхватил и унёс. Поодаль нашёл большое гусиное перо. Вспомнились хищные коршуны, пророчества О ни… Немного же осталось от собрата-писателя. А тоже, небось, грезил о всемирной славе. Перо не выбросил, взял с собой. В комплект к нему, подобрал дощечку, отшлифованную морской волной. Выдавил сучок, один край досочки приподнял, установил в избушке на рабочем столе, в отверстие вставил перо. Получился настоящий писательский набор, даже лучше: перо – вечное, чернильница – бездонная. Только строчи!

В полдень совместил завтрак, обед и ужин: набрал по ягодке целую пригоршню брусники с черникой, вдогон – десяток плодов можжевельника. Пора за работу! Пробовал найти «писательское кресло» на скалистых террасах. Ничего приличного подыскать не удалось: где подставка под ноги низковата, где сиденье узкое, где уклон спинки не тот. Одно место вроде выбрал, так ветер в лицо. (Ветер, кстати, – очень к стати! – сменился с северного на западный: стало заметно теплее, словно дверь в холодный погреб прикрыли.) В общем, раза четыре присаживался, доставал блокнот, карандаш, делал архиумное лицо – так казалось… (жаль, некому было заценить!) Однако ни единой строчки не накропал.

В эфир непрошено, с неуместным б-сарказмом, вторгся внутренний голос:

– «А вы, друзья, как ни садитесь…»…

– Э, нет!.. Так не пойдёт… Сделай одолжение, заткнись! Сейчас нужна не самокритика, которая сеет неуверенность, слабит… Нужен нездоровый кураж, вера в свою гениальность. Вера слепая, беспочвенная, маниакальная… Не идёт проза? Запрягу в качестве пристяжной Пегаса.

– Ох, мы с тобой насочиняем, ох, и наворотим!..

– Опять?!

– Молчу.

– Вот и молчи.

Вода пошла в жар, подпирала.

Я вернулся в вечеряющую избушку, присел на нары. Чрез оконце на меня глядели бездонные серые глаза ведуньи-ночи.

Белая ночь,

мир отдалив,

сердце томимое

небу откроет.

Мысли и сны

поровн у поделив,

нет, не ответы… –

вопросов подбросит.

Одухотворённый, прилёг…

Хорошо!

В памяти всплывали родившиеся за эти дни ритмические строки…

Я вслух декламировал их, натыкался на неудобочитаемость, логические нестыковки, слова-булыжники. Они вырастали снова и снова, точно камни из-под земли на карельском поле. При свете затухающего дня выкорчёвывал их, вносил бесчисленные правки, слововычитая. С тем и заснул…

*

Date: 2015-09-24; view: 379; Нарушение авторских прав