Сентября 1969 года, пятница

В пятницу днем старший суперинтендант Маккаллен собрал совещание в конференц‑зале Бразертон‑хауса. Купол ратуши грозно темнел на серо‑стальном небе, и лишь немногие отважились отправиться за покупками вверх по Хэдроу, в сторону магазинов «Левайс» и «Скофилд», борясь со своими зонтиками. Чедвик чувствовал себя немного лучше после того, как нормально и без кошмаров поспал в собственной кровати; ему очень помогли также новости о том, что «Лидс Юнайтед» со счетом 10:0 разгромили «Лин» из Осло в первом туре Еврокубка.

На досках, расставленных в передней части зала, были булавками приколоты фотографии: жертва, место происшествия, – присутствующие же сидели в креслах за разбросанными по помещению столами. Иногда раздавался звонок телефона или отдаленное клацанье телетайпа. Присутствовали старший суперинтендант Маккаллен, Чедвик, Эндерби, Брэдли, доктор О'Нил и Чарли Грин, гражданский специалист по связи с полицией из криминологической лаборатории в Уэзерби; кроме того, здесь было несколько привлеченных к участию в деле Лофтхаус констеблей, как детективов, так и полицейских. Вел совещание Маккаллен. Сначала он обратился к доктору О'Нилу, чтобы тот представил резюме по патологоанатомическому осмотру тела, что доктор и проделал весьма лаконично. Следующим выступал Чарли Грин. Он представил данные, собранные криминалистами.

– Сегодня утром я побывал в различных наших отделах, – начал он, – так что, думаю, смогу сообщить все нужные сведения о том, что на сей момент удалось обнаружить. А удалось пока немного. У жертвы была кровь группы А – как и у сорока трех процентов населения. Токсикологи не нашли в ее организме никаких следов запрещенных веществ. Однако напомню, что у нас нет методов анализа на ЛСД, а это довольно популярный препарат среди… среди подобного контингента. Он слишком быстро вымывается из организма.

Как всем вам известно, участки, где было обнаружено тело и где закололи жертву, чрезвычайно тщательно обыскали как наши группы, так и специально обученные собаки. На месте убийства они обнаружили небольшое количество крови: поменьше – на земле, побольше – на лежащих рядом листьях. Группа крови совпадает с группой крови жертвы, и мы предполагаем, что преступник воспользовался опавшей листвой, чтобы вытереть кровь со своих рук и, вероятно, с орудия убийства – узкого ножа, лезвие которого заточено с одной стороны – под это описание подходит такое распространенное оружие, как пружинный нож. Отпечатков ног в лесу не обнаружено, а следы, найденные у спального мешка, были настолько затоптаны, что оказались для нас бесполезными.

Исследование спального мешка выявило следы крови жертвы; в нем же обнаружены волосы и… э‑э… телесные жидкости, соответствующие типам крови Иэна Тилбрука и Джун Беттс, – кстати, их кровь не принадлежит к группе А, – каковые заявили, что этот спальный мешок был украден у них, пока они искали на поле более удачное место.

– И получается, – вступил Маккаллен, – что у нас нет никаких следов убийцы? Ни крови, ни волос?

– У нас есть волосы, которые мы пока не идентифицировали, некоторые из них взяты с пня, находящегося возле того места, где убили девушку, – сообщил Грин. – Как вам известно, сравнение волос – метод, мягко говоря, ненадежный, и в суде он не всегда оказывается убедительным доказательством.

– Но эти волосы могут принадлежать убийце?

– Да. Кроме того, у нас есть волокна ткани с упомянутого пня и с платья жертвы, однако они от обычной синей джинсовой ткани, а в джинсах были почти все, кто находился на поле, и волокна черной хлопковой ткани, также вполне распространенной. Есть вероятность, что мы сумеем провести сопоставление, если в нашем распоряжении окажется сама одежда, но, боюсь, эти волокна не приведут нас к одежде, которую нельзя было бы купить в магазинах «Левайс» или «Маркс и Спенсер».

– Что‑нибудь еще?

– Да. Последнее, чем мы располагаем.

Маккаллен поднял бровь:

– Выкладывайте.

– Мы обнаружили пятна на задней части платья девушки, – сообщил Грин, с трудом сдерживаясь: его большой рот так и норовил расплыться в улыбке. – Выяснилось, что это сперма, она принадлежит секретору – человеку, у которого в слюне и других биологических жидкостях содержатся следы А, В и О агглютиногенов, которые определяют его группу крови, – объяснил он. – И у него кровь группы А, как и у жертвы. Едва ли из этого можно сделать далеко идущие выводы, однако это, безусловно, интересно.

Маккаллен повернулся к О'Нилу:

– Доктор, у нас есть какие‑нибудь доказательства, что в последние часы своей жизни девушка совершала сексуальные акты?

– Как я сообщил инспектору Чедвику на вскрытии, у девушки был менструальный период, когда ее убили. Разумеется, это не исключает сексуальной деятельности, но и вагинальные, и анальные мазки не выявили абсолютно никаких ее признаков, а в соответствующих тканях нет признаков разрыва, синяков или ссадин.

– Она принимала противозачаточные таблетки? – осведомился Маккаллен.

– Да, мы нашли следы оральных контрацептивов.

– Значит, – предположил Чедвик, – наш убийца урвал свое удовольствие путем семяизвержения на жертву, а не в нее.

– Или, возможно, он не смог сдержаться, и это произошло, когда он ее резал. Там много спермы, мистер Грин?

– Нет, – ответил Грин. – Следовые количества. Пожалуй, столько могло бы просочиться сквозь трусы и джинсы мужчины.

– Итак, что же мы знаем об убийце, если подытожить?

– Рост – от пяти футов десяти дюймов до шести футов, левша, был одет в синие джинсы и черную хлопковую рубашку или майку, он секретор, и группа крови у него – А.

– Спасибо. – Маккаллен повернулся к Эндерби. – Как я понимаю, у вас что‑то для нас есть, сержант?

– Не так уж много, сэр, – ответил Эндерби. – Инспектор Чедвик поручил мне найти девушку, которая занималась боди‑артом за сценой в Бримли. Надо было выяснить, до или после смерти на щеке жертвы был нарисован цветок.

– И что же?

– Робин Мёрчент, один из музыкантов группы «Мэд Хэттерс», рассказал инспектору Чедвику, что в тот день, поздно вечером, видел Линду с цветком, нарисованным на лице. Ее подруга Таня Хатчисон ничего не заметила. Хейс утверждает, что у нее не было цветка, когда он ее видел. Мы подумали, что, может быть, его почему‑либо нарисовал убийца, сэр.

– И он это сделал?

– Боюсь, пока мы точно не знаем. Эта художница немного… ну, не то чтобы не в себе, но она живет в своем собственном мире. Она не могла вспомнить, кому и что она рисовала, а кому нет. Я показал ей фотографию жертвы, и она сказала, что, кажется, узнаёт эту девушку. Затем я показал рисунок, и она ответила, что, может быть, рисунок и ее, но обычно она не рисует васильки.

– Великолепно! – отреагировал Маккаллен. – Интересно знать, куда все эти люди девают мозги, которые даются им от рождения?

– Понимаю вас, сэр, – усмехнулся Эндерби. – Очень обидно. Я должен продолжать свои изыскания?

Маккаллен перевел взгляд на Чедвика:

– Стэн… Главный в этих вопросах – ты.

– Не уверен, что это вообще имеет для нас значение, – сказал Чедвик. – Я просто подумал, что, если убийца нарисовал такой цветок, это указывает на определенный тип психики.

– Ты имеешь в виду, что он сумасшедший? – уточнил Маккаллен.

– Грубо говоря, да, – ответил Чедвик. – Пока я не могу с уверенностью сказать, что наш убийца его не рисовал, но мне начинает казаться, что, если он это сделал, это всего лишь еще одна неуклюжая попытка замести следы – как перемещение трупа.

– Объясни.

Чедвик занял место Грина перед досками.

– Вчера в Лондоне, получив разрешение местного полицейского участка, подведомственного управлению Вест‑Энда, я официально допросил Рика Хейса, организатора фестиваля, – начал он. – До этого он не раз мне лгал, и, когда я заявил ему об этом, он признался, что был знаком с жертвой до фестиваля. Хейс отрицает сексуальную близость с ней – должен добавить, другие свидетели считают такую связь маловероятной, – однако все‑таки он был с ней знаком. Кроме того, он из тех мужчин, которые предлагают практически каждой девушке, которую они встречают, лечь с ними в постель, так что, мне кажется, если Линда его привлекала и если она его отвергла, тогда вполне возможно… Думаю, вы понимаете, к чему я клоню.

– А что у него с алиби? – поинтересовался Маккаллен.

– Оно у него, мягко говоря, шаткое. Он совершенно точно был на сцене в час ночи, так как объявлял выступление последней группы. А после этого – кто знает? Он утверждает, что находился в зоне за сценой, расплачиваясь с людьми, – как я понимаю, в этом бизнесе часто передают наличные из рук в руки, вероятно, чтобы избежать подоходного налога, – и улаживал всевозможные проблемы, которые то и дело возникали. Мы можем заново опросить всех, кто там был, но я не думаю, что это нам что‑то даст. По всей видимости, во время выступления «Лед Зеппелин» кругом царил такой хаос, что Хейс мог бы легко проследовать за Линдой, которая вышла из огороженной зоны, и затем оставаться вне этой зоны достаточно долгое время, чтобы убить ее, вернуться и чтобы его отсутствия практически никто не заметил. Не забывайте, там было не только шумно, но и темно, и большинство присутствующих находились перед сценой, они смотрели выступление группы. Кроме того, из‑за наркотиков они были склонны к своего рода нарциссизму, их взгляды были обращены внутрь себя, это были не очень‑то зоркие наблюдатели.

– Улик достаточно, чтобы его задержать?

– Не уверен, – ответил Чедвик. – Заручившись согласием и помощью управления Вест‑Энда, мы обыскали его офис в Сохо и квартиру в Кенсингтоне, но ничего не нашли.

– Он левша?

– Да.

– Рост соответствует?

– Пять футов одиннадцать.

– И все это – совпадение?

– Мы строили обвинения и на более скудных уликах, но сейчас нет ничего, что могло бы напрямую связать его с убийством, так как не найдено орудие преступления. Есть лишь следующие факты: он знал жертву, она его привлекала, у него довольно вспыльчивый характер и ненадежное алиби. Он не сумасшедший, так что если это он нарисовал цветок у нее на щеке, то сделал это для того, чтобы убедить нас, что это убийство – дело рук умалишенного.

– Понимаю, – отозвался Маккаллен. – Тем не менее он кажется самым подходящим кандидатом из всех, которые у нас есть. Он мог выбросить нож где угодно. Поговорите еще раз с тем парнем, который нашел тело, спросите у него, когда появился Хейс и в каком состоянии он был. И прочешите еще раз лес. Возьмите металлоискатель. Он мог закопать нож.

– Есть, сэр, – ответил Чедвик. – А пока – что делать с Хейсом?

– У нас на него достаточно материала, чтобы подержать его у себя, верно? Так что привезите‑ка его сюда, пусть узнает, что такое йоркширское гостеприимство. Договоритесь с ребятами из Вест‑Энда. Я уверен, там у них найдется болельщик, которому не терпится приехать посмотреть завтрашнюю игру….

– О какой игре вы говорите, сэр?

Маккаллен воззрился на него, как на безумца, и возмутился:

– О какой игре?! Насколько мне известно, игра завтра только одна.

Чедвик знал, что Маккаллен – фанат регби и имеет в виду Йоркширский кубок в Хэдингли, он просто дразнил шефа. Другие тоже это знали, поэтому прикрыли ладонями усмешки.

– Извините, сэр, – сказал Чедвик. – Я думал, вы о матче «Лидс» – «Челси».

Маккаллен хмыкнул.

– Футбол? – пренебрежительно произнес он. – Орава хлюпиков на поле, вот и все. А теперь хватит шуточек, за дело.

– Есть, сэр, – ответил Чедвик.

В коттедже на краю деревни было тихо, когда около девяти часов Бэнкс подошел к его двери. Перед этим он заглянул к Джин и Сьюзен Мюррей, жившим в квартирке над почтой, чтобы дать им знать, что он здесь и им больше не о чем беспокоиться. При личной встрече Джин Мюррей поведала ему о событиях не более связно, чем о них, передавая ее слова, сообщила Уинсом по телефону. Шум. Огни. Ломают мебель, бьют посуду. Домашний скандал, предположил бы Бэнкс, если бы не был уверен, что Вик Гривз был один, когда он от него вышел, и что он был совершенно не в том состоянии, чтобы с кем‑либо ссориться. Бэнкс подумывал вызвать Энни, но решил, что ей незачем тащиться сюда из самого Харксайда, возможно, ради сущих пустяков.

Машину он снова оставил у деревенского луга, рядом с серебристым «мерседесом»: на улице она мешала бы проезжающим. Взглянув на «мерседес», Бэнкс вспомнил, что видел такой же, когда в предвечернее время выезжал из Линдгарта. Ветер трепал голые ветви под уличными огнями, над коттеджем и дорогой метались причудливые тени. В воздухе пахло грядущим дождем.

Занавески на окнах были задернуты, но Бэнкс различил внутри слабые проблески света. Он прошел по тропинке и постучал в дверь. На сей раз открыли быстро. Человек, стоявший на пороге в прямоугольнике света, был довольно мощного сложения, а его редеющие седые волосы были зачесаны назад и завязаны в хвост, из‑за чего лицо казалось выпукло‑агрессивным, точно Бэнкс смотрел на него в увеличительное стекло. На незнакомце была кожаная куртка и джинсы.

– Какого хрена, чего тебе надо? – спросил он. – Ты тот ублюдок, который сегодня уже являлся сюда и расстроил Вика? Вы что, не можете оставить его в покое, психи? Вы что, не видите, что он болен?

– Да, мне тоже он показался не вполне здоровым, – согласился Бэнкс, доставая из кармана удостоверение. Он передал его мужчине, и тот внимательно его изучил, прежде чем вернуть.

– Извините, – сказал он, проводя ладонью по макушке. – Простите меня. Заходите. Я просто привык его защищать. Вик в кошмарном состоянии.

Бэнкс последовал за ним в дом.

– Хотя вы правы, – заметил детектив. – Это я побывал здесь раньше, и он действительно расстроился. Простите, если это я виноват.

– Откуда вам было знать!

– Кстати, кто вы?

Мужчина сунул ему руку:

– Крис меня зовут. Крис Адамс.

Они обменялись рукопожатиями. Хватка у Адамса была крепкая, но ладонь – чуть потная.

– Менеджер «Мэд Хэттерс»?

– За грехи мои. Стало быть, вы понимаете ситуацию? Садитесь, садитесь.

Бэнкс сел в сломанное пластмассовое кресло неопределенного желто‑бурого цвета. Адамс устроился сбоку от него. Вокруг них высились кипы газет и журналов. Комната была скудно освещена двумя настольными лампами под розовым и зеленым абажуром. Нагревательных приборов тут, похоже, не водилось, и в коттедже стоял пронизывающий холод. Бэнкс не стал снимать пальто.

– Я бы не сказал, что понимаю ситуацию, – возразил он. – Я знаю, что Вик Гривз живет здесь, и это почти все, что мне известно.

– Сейчас он отдыхает. Не волнуйтесь, он придет в норму, – заверил его Адамс.

– Вы за ним ухаживаете?

– Пытаюсь, когда я не в Лондоне или в Лос‑Анджелесе. Я живу совсем рядом с Ньюкаслом, возле Элника, так что концы невеликие.

– А я думал, вы все живете в Америке.

– Команда живет там, большинство из них. Я бы ни за что там не поселился, хоть осыпьте меня миллиардами. А сейчас у меня много дел в этом полушарии, я организую турне. Но о моих проблемах вам неинтересно. Чем конкретно вам может быть полезен Вик?

Как это ни печально, но в данную минуту Бэнкс не сумел бы четко ответить на этот вопрос: у него не было времени составить план беседы и он не ожидал сегодня вечером встретить Криса Адамса. Он понесся сюда не рассуждая, выслушав сбивчивый рассказ о звонке Джин Мюррей. Возможно, лучше всего начать именно с этого.

– Я уже побывал здесь сегодня и, видимо, расстроил мистера Гривза, – проговорил он, – но мне недавно позвонили отсюда, сообщили, что из дома слышны крики и треск ломающейся мебели.

Адамс кивнул:

– Это сам Вик и шумел. Я сюда прибыл, очевидно, вскоре после того, как вы уехали. Нашел его на полу, он свернулся клубком и считал вслух. Он так всегда делает, когда чувствует какую‑то угрозу. Это как с овцами, которые поворачиваются спиной к опасности и надеются, что она как‑нибудь пройдет.

– Мне показалось, что он под наркотиками или еще под чем‑нибудь таким.

Адамс покачал головой:

– Вик не прикасается ни к каким препаратам – во всяком случае, продаваемым без рецепта – вот уже лет тридцать, если не больше.

– А как же шум и битье посуды?

– Мне удалось ненадолго уложить его поспать, а потом, когда стемнело, он проснулся, потерял ориентацию в пространстве и испугался. Он вспомнил ваше посещение, у него началась истерика, очередной припадок ярости, вот он и расколотил пару тарелок. Иногда с ним это случается. Ничего серьезного. В конце концов мне удалось его утихомирить, и теперь он опять спит. Деревушка маленькая. Слухи разносятся быстро.

– Действительно, – признал Бэнкс. – Я, конечно, слышал всякие рассказы, но понятия не имел, что он такой ранимый.

Адамс поскреб свой морщинистый лоб, словно тот чесался.

– Вик вполне может существовать сам по себе, – заметил он, – как вы, вероятно, убедились. Но ему трудно взаимодействовать с другими людьми, особенно с чужими и с теми, кому он не доверяет. Тогда он сердится или замыкается в себе. Иногда это очень огорчает, и не только его самого, но и тех, кто пытается с ним поговорить, – как вы наверняка поняли сами.

– Ему оказывали какую‑нибудь профессиональную помощь?

– Врачи? О да, он за эти годы показывался множеству докторов. Никто из них ничем не помог, только прописывали ему все больше препаратов, а Вик не любит их принимать. Он говорит, что от них у него внутри мертвеет.

– Как он с вами контактирует?

– Простите?

– Если вы ему нужны или он хочет вас увидеть. У него есть телефон?

– Нет. Телефон его только расстроил бы. – Адамс пожал плечами. – Кто‑нибудь мог бы выведать его номер. Полоумные фанаты. Я вас поначалу принял за одного из них. Он и так получает достаточно писем. Как я и говорил, я просто заезжаю к нему когда могу. И он знает, что всегда может со мной связаться. Ну, в том смысле, что он знает, как пользоваться телефоном, он не идиот и иногда звонит мне из автомата, что возле луга.

– Он может передвигаться по окрестностям?

– Машину он не водит, если вы об этом. Но велосипед у него есть.

Велосипед не очень‑то подходит для крутых сельских дорог, подумал Бэнкс, особенно для человека нетренированного, каким выглядит Гривз. Но до Фордхема, напомнил себе инспектор, всего около мили, и, чтобы покрыть такое расстояние, не нужна ни машина, ни даже велосипед.

– Слушайте, а в чем дело? – осведомился Адамс. – Я не знаю даже, зачем вы здесь. Почему вас интересует Вик?

– Я расследую убийство, – сообщил Бэнкс, наблюдая за реакцией Адамса. Но реакции не последовало, что было само по себе странно. – Вы когда‑нибудь слышали о человеке по имени Николас Барбер?

– Ник Барбер? Конечно. Музыкальный критик‑фрилансер, если это тот самый. Он пишет про «Хэттерс» уже лет пять, с перерывами. Славный малый.

– Да, это он и есть.

– Так он что, умер?

– Его убили в коттедже, до которого отсюда чуть больше мили.

– Когда это было?

– Не далее как на прошлой неделе.

– И вы считаете?..

– Я случайно узнал, что Барбер работал над большой статьей о «Мэд Хэттерс» для журнала «Мохо». Он разыскал Гривза и приехал сюда, чтобы с ним поговорить, но Гривз пришел в ярость и послал его подальше. Он планировал вернуться, но его убили, и все его рабочие заметки исчезли.

– Разумеется, из Вика он бы ничего не вытянул. Вик не любит болтать о старых временах. Ему это мучительно вспоминать, если, конечно, он вообще способен о них вспомнить.

– Он при этом злится, верно? Впадает в буйство?

Адамс наклонился вперед, его лицо так и излучало агрессию.

– Погодите‑ка. Вы же не думаете, что… – Он на секунду запнулся и откинулся назад. – Вы все неправильно поняли. Вик – нежная душа. У него есть свои проблемы, но он и мухи не обидит. Да он просто не смог бы…

– Ваша уверенность в нем достойна восхищения, но, по моему впечатлению, он способен на иррациональное или буйное поведение.

– Но зачем бы ему обижать Ника Барбера?

– Вы только что сами сказали. Он плохо взаимодействует с людьми, особенно с незнакомыми или с теми, кому не доверяет, с теми, в ком он видит угрозу для себя. Возможно, Барбер искал сведения, вспоминать которые для Вика было мучительно, это было что‑то такое, что Вик давно похоронил в себе.

Адамс пошевельнулся в кресле. Пластмасса скрипнула.

– Это выдумки, вы уж извините. Господи, да кто такой Ник Барбер? Очередной грёбаный музыкальный критик. С чего бы Вику воспринимать его как угрозу?

– Вот я и пытаюсь выяснить – с чего, – пояснил Бэнкс.

– Ну, удачи вам, но, честно скажу, мне кажется, вы метите не туда. И потом, Нику Барберу могли угрожать люди куда серьезнее Вика.

– Что вы имеете в виду?

Адамс криво ухмыльнулся, потом вставил палец в одну ноздрю и выпустил воздух через другую.

– У него была эта привычка, как я слышал. А некоторые из кокаиновых дилеров бывают не очень милосердными.

Бэнкс сделал у себя пометку: надо заняться этой сферой жизни Барбера, но он не собирался так легко поддаваться на отвлекающий маневр.

– Он разговаривал с вами?

– Кто?

– Ник Барбер. В конце концов, он же писал статью о мемориальном туре «Хэттерс». Это было бы естественно.

– Нет, он со мной не говорил.

– Видимо, у него просто не хватило времени, – предположил Бэнкс. – Он только начал работать над статьей. Вы были в Свейнсвью‑лодж, когда Робин Мёрчент утонул в бассейне?

Адамса, похоже, удивил такой поворот беседы. Он вынул из кармана пиджака пачку «Бенсон энд Хеджиз» и закурил, не предложив сигарету Бэнксу. И Бэнкс был ему за это признателен: он мог бы взять. Адамс шумно втягивал дым, и никотиновые струи стали завиваться в сумрачном, стылом свете настольных ламп, прикрытых розовым и зеленым.

– Да, я был тогда в доме, но спал, как и остальные.

– Как говорили о себе все остальные.

– И как утверждали полиция и коронер, которые им поверили.

– В последнее время мы добились большого успеха по старым делам.

– Это не просто старое дело. С этим делом покончено, оно умерло и похоронено. Это прошлое.

– А я в этом что‑то не уверен, – возразил Бэнкс. – Вы хоть раз заезжали к Вику на прошлой неделе?

– Я почти всю прошлую неделю был в Лондоне, встречался с агентами. По пути обратно заскочил к нему.

– В какой день недели это было?

– Мне придется посмотреть в календаре. А почему это так важно?

– Проверьте, будьте любезны.

Адамс помедлил: видимо, он не привык, чтобы им командовали, однако все же вынул из внутреннего кармана портативный компьютер.

– Замечательная вещь современные технологии, правда? – заметил он, орудуя стилусом.

– В самом деле, – согласился Бэнкс. – В этом – одна из причин, почему у нас такая высокая раскрываемость старых дел. Новые технологии. Компьютеры. ДНК‑анализ. Просто волшебство. – Впрочем, Бэнкс не был так уж уверен в собственном восторге от электронных игрушек. Он до сих пор пытался освоить ноутбук и айпод, до карманных же компьютеров пока не добрался.

Адамс сердито глянул на него.

– Мы говорим о прошлой неделе? – уточнил он.

– Да.

– Тогда получается, что я заехал к нему в среду, перед этим я провел в Лондоне весь уик‑энд.

– В среду. Было в его поведении или в том, что он говорил, что‑нибудь странное, непривычное?

– Нет, ничего такого не заметил. Он вел себя довольно послушно. Когда я приехал, он читал книгу. Он много читает, в основном публицистику. – Адамс указал на журналы, книги и газеты. – Как видите, выбрасывать их Вик не любит.

– Он не говорил вам о каких‑то необычных или испугавших его происшествиях? О Нике Барбере или о других визитерах?

– Нет.

По словам Джона Батлера из «Мохо», Ник Барбер выследил Вика Гривза и посетил его в этом коттедже, но Батлер не знал, в какой день это случилось. Вик взбесился, отказался разговаривать, разозлился, расстроился, и Барбер сказал, что попробует снова. Он позвонил редактору в пятницу утром, вероятно из автомата у церкви.

Если Вик Гривз не успел сказать Адамсу о своей встрече с Барбером, тогда она, видимо, произошла самое позднее во вторник, а попытаться увидеть Вика снова Барбер мог в пятницу – то есть в день своей смерти. Келли Сомс сообщила, что в пятницу Ник с двух до четырех пополудни был с ней в постели, но это оставляет ему для маневра практически весь день. Конечно, если только ни Келли Сомс, ни Крис Адамс не солгали – иначе все предположения идут прахом. Что касается этих двоих, то, как полагал Бэнкс, Келли Сомс могла лгать, чтобы выгородить своего отца, у Адамса же могли иметься всевозможные менее извинительные причины.

– Где вы были в пятницу? – поинтересовался Бэнкс.

– Дома. Весь уик‑энд был дома.

– Свидетели?

– Боюсь, что… Жена как раз уезжала к матери.

– Не могли бы вы сообщить мне имена и адреса тех людей, с которыми вы встречались в Лондоне, и название гостиницы, где вы останавливались? – попросил Бэнкс.

– Теперь вас интересует мое алиби, я правильно понимаю?

– Процесс исключения подозреваемых, – объяснил Бэнкс. – Чем больше людей мы вычеркнем из списка, тем легче нам будет работать.

– Бред, – заявил Адамс. – Вы мне не верите. Почему бы вам честно это не признать?

– Послушайте, – сказал Бэнкс. – Моя работа не в том, чтобы доверять первому, что мне скажут. С кем бы я ни говорил. Иначе я был бы чертовски бесполезным сыщиком. Такая у меня профессия, ничего личного. Мне надо получить четкие факты, прежде чем делать какие‑то выводы.

– Ладно, ладно, – пробормотал Адамс, потыкал стилусом в свою машинку и назвал Бэнксу несколько имен и телефонов. – А останавливался я в «Монкальме». Портье меня вспомнит. Я всегда там живу, когда приезжаю в Лондон.

– Весьма признателен, – ответил Бэнкс.

Сверху донесся громкий удар. Адамс выругался и выскочил из комнаты. Пока его не было, Бэнкс постарался оглядеть комнату настолько внимательно, насколько это было возможно. Некоторые из газет были десятилетней и больше давности, то же касалось и журналов, а значит, Гривз, видимо, привез их с собой, когда сюда вселялся. Книги были главным образом биографические и исторические. Бэнкс нашел единственную интересную вещь: на столе, полускрытая подставкой лампы, лежала визитная карточка Ника Барбера с напечатанным на ней адресом в Чизвике и нацарапанным на обратной стороне адресом Ника в Фордхеме. Барбер оставил ее Вику Гривзу, когда наносил ему визит? Надо сопоставить эту запись с образцами его почерка.

Адамс вернулся.

– Ничего особенного, – сообщил он. – Книга упала с кровати на пол. Вик не проснулся.

– Вы будете здесь ночевать? – спросил Бэнкс.

– Нет. Вик теперь продрыхнет до утра, а назавтра забудет все, что его сегодня тревожило. Одно из чудесных преимуществ его болезни. Каждый день – как новое приключение. И потом, мне отсюда не так долго ехать до дому, а там меня поджидает очаровательная молодая жена.

Бэнксу захотелось, чтобы у него тоже был кто‑нибудь, кто мог бы его поджидать, но он сообразил, что ему помешало бы присутствие Брайана и Эмилии. Вот ведь забавно, подумал он. Они могут заниматься чем хотят, а он чувствует, что не может провести ночь с женщиной в своем собственном доме, пока они у него живут. Бэнкс занервничал, думая о том, как он станет возвращаться домой, опасаясь нарушить их уединение. Он позвонит им с дороги, когда вернется в зону покрытия мобильной связи, чтобы предупредить их, дать им время одеться или для чего там им понадобится время.

Он показал Адамсу визитку.

– Я нашел ее под этой лампой, – сообщил он, – только краешек высовывался. Это вы ее сюда положили?

– Никогда ее не видел, – ответил Адамс.

– Это визитка Ника Барбера.

– Ну и что? Это ничего не доказывает.

– Она доказывает, что он был здесь по крайней мере один раз.

– Но вам это и без того известно.

– Кроме того, на ней написан его фордхемский адрес, а значит, всякий, кто увидел бы ее тут, узнал бы, где он остановился. Приятно было познакомиться, мистер Адамс. Удачно вам добраться домой. Уверен, что скоро мы с вами побеседуем еще раз.