Сентября 1969 года, суббота. В субботу днем, пока Чедвик радовался игре «Лидс Юнайтед», победивших «Челси» на стадионе «Элланд‑роуд» со счетом 2:0

В субботу днем, пока Чедвик радовался игре «Лидс Юнайтед», победивших «Челси» на стадионе «Элланд‑роуд» со счетом 2:0, Ивонна отправилась на Спрингфилд‑маунт, чтобы пересечься со Стивом и остальными. Джули собиралась приготовить макробиотическую еду, а потом они выкурят косячок‑другой и на автобусе поедут в город. В этот вечер в «Адельфи» намечалась куча потрясных развлечений: поэты, блюзовый бэнд, джазовое трио.

Она удивилась и даже порядочно рассердилась: дверь открыл Мак‑Гэррити, он отошел в сторону, чтобы пропустить ее, когда она спросила Стива. Внутри было необычно тихо. Ни тебе музыки, ни разговоров. Ивонна прошла в гостиную, села на диван и закурила, поглядывая на гравюру Гойи, которая всегда ее гипнотизировала. Тут же в дверь вплыл Мак‑Гэррити с косяком в руке и произнес:

– Его нет. А я не подойду?

– Что?

Мак‑Гэррити уселся в кресло напротив нее. На его лице застыла кривая ухмылка, циничная и насмешливая; из‑за нее Ивонна всегда нервничала и чувствовала себя неловко. Лицо у него было рябое, словно он его расчесывал, когда в детстве болел ветрянкой; мать в свое время предупреждала ее, чтобы она этого не делала. Сальные и спутанные волосы свисали ему на лоб и почти заслоняли темно‑карий глаз.

– Стива нет. Никого нет.

– А где они?

– На Таун‑стрит, продукты покупают.

– Когда вернутся?

– Не знаю.

– Может, мне тогда попозже зайти?

– Да нет. Не уходи. На, возьми. – Он протянул ей косяк.

Ивонна поколебалась, потом опустила сигарету в пепельницу, взяла предложенное и пару раз затянулась. Косяк как косяк, в конце‑то концов. Недурной. Качественное сырье. Но ей по‑прежнему было неуютно от того, как он на нее глядит, и она вспомнила тот вечер в «Роще», когда он дотронулся до нее и прошептал ее имя. Хорошо хоть сегодня у него в руке нет его любимого ножа. Кажется вполне нормальным. И все‑таки что‑то ее тревожило. Она поерзала на диване и сказала:

– Спасибо. Я пойду.

– Нельзя быть такой бессердечной. Ты готова разделить со мной косяк, так почему не желаешь остаться и поговорить со мной?

Он снова передал ей самокрутку, и она еще раза два затянулась, надеясь, что травка ее расслабит. Что в нем так ее беспокоило? Улыбка? Ощущение, что за этой улыбкой – лишь тьма?

– О чем ты хочешь поговорить? – спросила она, передавая ему косяк, и потянулась за своей сигаретой.

– Так‑то лучше. Давай говорить про ту девушку, которую убили на прошлой неделе.

Ивонна вспомнила нож Мак‑Гэррити и его блуждания в толпах зрителей на фестивале в Бримли. Жуткая мысль пришла ей в голову… Нет, не может быть! Теперь она испугалась по‑настоящему: от ужаса по коже словно насекомые забегали. Ивонна взглянула на «Сон разума», и ей показалось, что она различает летучих мышей, снующих вокруг головы спящего, вонзающих в его шею вампирьи зубы. Кошка у его ног облизнулась. Ивонна почувствовала что‑то вроде электрической щекотки в предплечьях и икрах ног. Насекомые и э‑ле‑е‑е‑ектрич‑с‑с‑с‑тво. Бог ты мой, трава была крепкая!

– О Линде? – Она услышала свой странный, чужой голос будто издалека. – А что о ней говорить?

– Ты с ней встречалась. Я знаю, что встречалась. Она была миленькая, правда? Как печально, да? Но так всегда бывает в мире, полном абсурда и случайностей, – вздохнул он. – Такое может стрястись с кем угодно. Где угодно. Когда угодно. И с красавицей, и с дурнушкой. Мы для богов, что мухи для мальчишек. Себе в забаву давят нас они. И звук – не взрыв, но всхлип.^[19]Когда‑нибудь ты поймешь. Ты читала об убийствах в Лос‑Анджелесе? О богачах, которых зверски умертвили? Одна из жертв была беременная, знаешь ли. У нее вырезали плод из утробы. В газетах писали, что их убили такие, как мы, потому что они были богатые свиньи. Ты не хотела бы что‑нибудь такое проделать, малютка Иви? Убить этих свиней?

– Нет. Я не хочу никому делать больно, – с трудом выговорила Ивонна. – Я верю в любовь.

– «Коса Его срезает равно и невинных, и виновных. И мертвые нетленными восстанут».

Ивонна закрыла уши руками. Голова у нее бешено кружилась.

– Прекрати! – крикнула она.

– Почему?

– Потому что ты действуешь мне на нервы.

– Почему я действую тебе на нервы?

– Не знаю, но это так.

– Это возбуждает?

– Что?

Он наклонился к ней. Ивонна увидела гнилые зубы, обнажившиеся в презрительной, надменной усмешке.

– Когда ты психуешь – это тебя возбуждает?

– Нет, меня это нервирует, а тебя, видно, возбуждает.

Мак‑Гэррити рассмеялся:

– Ты не такая глупая, какой кажешься, малютка Иви. Даже когда ты обкурилась. А я‑то думал, что Стиви тебя хочет только из‑за твоей щелки. Но щелка‑то у тебя ведь узенькая, а?

Ивонна почувствовала, что заливается краской до корней волос – от гнева и смущения. Мак‑Гэррити с любопытством разглядывал ее, точно какой‑то необычный вид растения. Совы на гравюре Гойи, казалось, что‑то шепчут в ухо спящего.

– Тебе незачем мне ее показывать, – заявил он. – Я уже видел.

– О чем ты?

– Я наблюдал. Когда ты была со Стивом.

Ивонну передернуло от омерзения и гнева. Она ткнула сигаретой в пепельницу так сильно, что искры опалили ей пальцы, и попыталась встать. Это было нелегко. Каким‑то образом, она не понимала как, оказалось, что она опять сидит и Мак‑Гэррити – рядом с ней, сжимает ее предплечье. Сильно. Его лицо было так близко от ее, что она чувствовала запах дыма и протухшего сыра, которым тянуло у него изо рта. Он отпустил ее руку и стал сворачивать сигарету. Она подумала, что тут‑то ей и надо убежать, но чувствовала себя слишком тяжелой, чтобы двигаться. Косяк, подумала она, гашиш… Он всегда так на нее действует: появляется тяжесть, ее будто сносит в сторону течением, хочется спать. Но на этот раз сон превращался в кошмар.

Он протянул руку и дотронулся пальцем до ее щеки точно так же, как он делал это в «Роще», – прикосновение слизняка.

– Ивонна, – прошептал он. – Что плохого, если мы с тобой трахнемся? Мы же исповедуем свободную любовь, верно? Да и у него ты не единственная, ты же понимаешь.

Сердце у нее в груди застыло ледяным комом.

– О чем это ты?

– О Стиве. Думаешь, ты единственная девушка, которая приходит сюда и раздевается ради него?

Ивонне отчаянно хотелось избавиться от навязчивого и властного присутствия Мак‑Гэррити, но еще отчаяннее она хотела знать, сказал он правду или нет.

– Я тебе не верю, – заявила она.

– Ивонна, вы встречаетесь по пятницам и субботам, так? Ты его юная хиппи для уик‑эндов. А на вторник и среду у него есть прелестная Дениза. Ну а теперь давай вместе подумаем, с кем он бывает в понедельник, четверг и воскресенье? С одной и той же или тремя разными? – Он глядел на нее с гнусной ухмылочкой.

– Прекрати! – крикнула она. – Я тебе все равно не поверю. Я хочу домой.

Она снова попыталась встать и на этот раз добилась относительного успеха. Впрочем, у нее все еще кружилась голова, и, постояв на нетвердых ногах, она рухнула обратно.

Мак‑Гэррити встал и начал вышагивать туда‑сюда, бормоча себе под нос то ли опять Элиота, то ли Апокалипсис. Ивонна видела, как набухло у него в джинсах, и понимала, что с каждой секундой он возбуждается все сильнее. Господи, что же ей делать? Ведь где‑то тут у него спрятан нож… Да, где же нож?.. А вдруг он по‑своему развлекся с Линдой, убил ее и избавился от ножа? Голова у Ивонны кружилась. Почему Стив и остальные не возвращаются? Куда они подевались? Может, он и их всех убил? Может, они все лежат наверху, в своих комнатах, в лужах крови, и вокруг жужжат мухи? Мысли вспыхивали у нее в мозгу с электрическим треском, носились в голове, как грозовые тучи на гравюре.

Преодолевая сумятицу мыслей, Ивонна сказала себе: надо попытаться вырваться. Иначе станет поздно. Сначала она постаралась представить, как будет действовать. Надо торопиться, вот что труднее всего… Она по‑прежнему плохо ориентировалась в пространстве – надо же, какая забористая попалась травка! У нее только один шанс. Добраться до входной двери – и быстро наружу. Как она отпирается? Йельский цилиндровый замок. Дверь открывается внутрь или наружу? Внутрь. Значит, крутить налево, тянуть на себя и бежать. Там, снаружи, будут люди, на улице, в парке. Там еще светло. Она сможет. Налево, на себя и беги – повторила она себе.

Когда Мак‑Гэррити дошагал до дальнего конца комнаты, Ивонна собрала все силы и метнулась к двери. Гонится он за ней или нет? Цепляясь за стены, она пробежала по коридору, добралась до двери, повернула замок и потянула. Дверь открылась. Дневной свет облил ее, точно теплый мед. Она запнулась было на верхней ступеньке, но потом устремилась по садовой дорожке и дальше, за ворота, она неслась со всех ног, не оглядываясь назад, даже не слушая, раздаются ли позади его шаги. Она не знала, куда бежит. Она знала только, что ей надо бежать, бежать, бежать, спасая собственную жизнь.