Глобальная конфликтология

3.4.1. Международная антипатия

Крестил поп Иваном, да прозвали люди болваном.

Пословица

Для счастья, как вы помните, кроме всего прочего необходимо, чтобы тебя ценили, уважали и любили.

...

И среди людей это встречается. Вас кто‑то наверняка любит. Как минимум – мы, авторы этой книжки.

Но и фирмам и даже целым народам для полного счастья (на определенном этапе развития, когда вопрос с физическим выживанием уже решен, и решен положительно) необходимо, чтобы их любили, соответственно, другие фирмы и другие народы.

...

А вот это уже встречается гораздо реже! К примеру, какая же страна любит страну‑Америку? А наши родные братья украинцы и белорусы, не говоря уж о братьях двоюродных, грузинах и чеченцах, как к России относятся?

За что кого не любят? Каждого за свое. Американцы – во все лезущие невоспитанные богачи, русские – драчуны и невоспитанные пьяницы, китайцы – «расплодились косоглазые» (естественно – невоспитанные) и т. п. Не любим мы всех не таких как мы. Особенно – если у них все хорошо (типа – отличники‑везунчики).

Видимо человек на индивидуальном уровне опережает в развитии более сложные структуры, состоящие из людей (команды, корпорации, народы, страны и т. п.).

...

Ну, примерно так же, как развитие отдельной молекулы или клетки может опережать развитие организма. Ведь у новорожденного, которому до полноценного человека еще расти и расти, большинство клеток уже полноценны.

В советских школах нас учили, что нельзя отрываться от коллектива, который всегда прав. Что большевики действуют верно, хотя бы потому, что меньшевиков меньше. До сих пор мы свято верим что народ (разумеется, наш) очень добр, умен и справедлив. Он все поймет и раскусит, его не проведешь и не обманешь (хотя уж сколько раз проводили и обманывали!). Это великий народ‑победитель и т. д. и т. п. Но, к сожалению, любой народ в своем поведении не дотягивает до индивидуальных действий лучших своих представителей.

...

Социальные психологи давно установили, что поведение человека в группе или толпе является регрессивным: индивидуально‑взвешенные решения уступают место действиям под влиянием примитивных эмоций, размывается ответственность, повышается агрессивность, появляется чувство безнаказанности, анонимности и т. п.

В этой главе мы рассмотрим, как относятся народы друг к другу, в чем это проявляется и какие имеет причины.

Основное внимание уделим не глубинным корням, а вещам, лежащим на поверхности, которые у всех на слуху. А это, в первую очередь, самоназвания, названия и клички народов. В международном масштабе.

...

Русский – это «кличка» или «имя народа»? – дискутируют наши блогеры [39].

Любому народу (и отдельным его представителям) кажется, что он значителен, велик и все о нем думают и знают, но каждый народ по‑своему велик и думает преимущественно о себе. Этноцентризм (идущий еще от первобытных людей) естественно выражается в представлении о своей народности, общине, себе и собственном поведении как о нормальном и правильном. Другие же народности представляются странными, смешными и часто враждебными. В этом истоки международного взаимонепонимания, переоценки себя и недооценки других (что одинаково вредно).

Каждый народ, как и каждый человек, искренне уверен, что именно он хороший (честный, порядочный, мудрый). В принципе это верно, так оно и есть. Правда, понятия «честный», «порядочный», «правильный» весьма условны.

...

Например «вор в законе» – ведет он себя всегда по‑воровски честно. Но с позиций полиции и жертв его поведение выглядит совсем по‑другому. Помните похороны Япончика? Лакмусовая бумажка. Они очень много сказали о… знаете, о чем? – об отношении государства к его законопослушным гражданам.

Еще пример – две воюющие армии. Каждая уверена, что бьется не щадя жизни за Бога, Царя, Отечество, за счастье и справедливость. При этом обе рассуждают по‑своему здраво. Но дерутся‑то насмерть. По большому счету, любая война – глупость. Абсолютно правых в войнах нет, абсолютен лишь вред человечеству!

Итак, относясь к себе положительно, а иначе не бывает и быть не должно, народ соответственно себя и называет. Например так:

• Чистые (пакистанцы, халистанцы, катары и др.).

• Знающие правильное слово (словене, сунниты и др.).

• Последователи пророка (зороастрийцы, исмаилиты, гуситы, кальвинисты, буддисты, богомилы и др.).

• Люди (с большой буквы) – нохчой (чеченс.), ненцы (ненецк.), нивхи (нивхск.)

Это так называемые «самоназвания» (эндоэтнонимы), справедливо подчеркивающие, что мы, наш славный народ: «люди», «знающие правильный путь», «слышавшие слово Истины», «чистые», да и вообще молодцы.

...

Некоторые из эндоэтнонимов широкоизвестны (галлы, бриты, мадьяры и т. п.), о части многие и не слышали (японцы – нихондзин, корейцы – хангук, китайцы – хань и пр.).

Но здесь важно то, что самоназвания если и используются, то, как правило, внутри народа. Соседние народы их обычно знают, но предпочитают придумывать свои, так называемые «иноназвания» (экзоэтнонимы). И вот почему. Если вы «люди» – это как‑то автоматически подразумевает, что они «нелюди», что не придает энтузиазма общению. Если вы «чистые», а они не такие, как вы, значит, они «нечистые». Если вы придерживаетесь истинной веры (христиане, правоверные), то они – ложной (нехристи, неверные) и т. п. А кто захочет считать себя нечистым или живущим неправедной жизнью? Дураков нет! Ведь ваши соседи совершенно справедливо идеальными вас не считают.

...

Для других народов вы – это те, которые живут в чужих местах, выглядят странно, ведут себя причудливо, имеют дурные привычки и прочее: не пакистанцы (чистые), а пенджабцы (живущие у Пяти рек); не словене (знающие Слово), а москали (живущие под пятой Москвы); не нохчий (люди), а чечены (живущие в ауле Чечен) и т. д. Особенно любят подтрунивать друг над другом народы‑соседи. Австрийцы называют немцев обидным словом «писке», немцы смотрят на австрийцев как на отсталых провинциалов. Эстонцы обзывают финнов «лосями», шотландцы придумывают анекдоты про англичан, бельгийцы – про французов (и наоборот). Хотя, как уже говорилось, сам себя любой народ всегда субъективно воспринимает близким к Богу и совершенству. Так уж люди устроены: «Все тупые, кроме нас!»

Здесь уместен пример о происхождении слова «кретин». «Некогда на бескрайних просторах Римской империи своими подвигами получило право на поселение такое странное племя как «христиане». Окружавшее их римское языческое население не понимало, как можно верить в единого Бога и не приносить жертвы остальным. Да и вообще эти ребята вели себя крайне странно: кровавых жертв не приносили, по внутренностям не гадали, вечно распевали какие‑то странные песни. Звали себя странно – «христиане», но горбатоязыкие латиняне не могли выговорить такого простого слова, а оттого звали «христиан» на свой лад – «кретини». Откуда в мировую практику и вошло слово «кретин» – человек, ведущий себя странным образом.

Небольшое отступление про политкорректность. Считается, что ее (то есть нормы, не обижающие никого) придумали американцы. Отнюдь. Еще в 1938 году в СССР «самоедов» (ненцы, энцы, нганасе, селькупы) переназвали «самодийцами» именно из соображений политкорректности по предложению советского лингвиста Г. Н. Прокофьева.

...

Прежнее название «самоеды» (ну, почти «людоеды») звучало как‑то обидно. В других европейских языках до сих пор употребляется старая форма (нем. Samojeden. То есть все же самоеды).

Со временем народ утрачивает свое самоназвание и добровольно принимает на себя иноназвание.

Данные нам другими народами названия теоретически могут быть позитивными, нейтральными и негативными.

...

Догадываетесь, какими они бывают чаще? «Отсутствующий всегда неправ» – один из наших любимых афоризмов. А ведь называют (обзывают) нас сначала, как правило, за глаза, не в лицо.

Хороших названий – раз, два – и обчелся.

...

Основная масса экзоэтнонимов – это даже и не названия, а прозвища, клички, обзывания (или, совсем уж по‑блатному, но уже общепонятно – «погоняла»).

Вообще, хорошо люди говорят, как правило, только о своих. Как вы думаете, чем отличается разведчик от шпиона? Правильно. Разведчик – это наш, хороший; а шпион – их, вражеский, плохой. Других отличий в их работе нет. И таких слов, обозначающих одно и то же, но имеющих либо позитивный оттенок (если речь о наших), либо негативный (если это про них, «гадов») – масса.

...

Например, наше чудо – волшебство, и творит его светлая волшебница, добрая фея. Их чудо – колдовство, и насылает его мрачная колдунья, злая ведьма.

Итак, сначала положительные иноназвания народов.

Их нам известны всего два: «спартанцы» и «римляне». Хотя положительные они тоже с натяжкой.

...

Так, свободолюбивые спартанцы, в честь которых назван футбольный «Спартак» – хорошее слово для революционеров, какими мы были после 1917 года, но плохое для многих народов, с которыми спартанцы обходились достаточно жестоко. И вообще, по легенде спартанцы больных младенцев, из которых хороших воинов не выйдет, со скалы сбрасывали.

Да и римлян любят знатоки латыни, юриспруденции и права, но совсем не те, кто был под их господством.

Нейтральную природу имеют названия: «англичанин», «американец», «японец», «монгол», «китаец», «русский» и т. д., – это те слова, которые используют для названий народов в словарях. За очень редким исключением – это не самоназвания.

...

Кстати, иногда поначалу нейтральный этноним становится негативным: «чукча», «пигмей», «турок»… Теперь так не только называют, но и обзывают.

Правда, можно на любую кличку не обижаться. Это всегда выбивает козыри у обзывателей. Действуйте по принципам: «Нам, татарам, все равно», или «Пусть хоть горшком называют, только бы в печь не ставили». И порядок!

«Нейтральность» названия – вещь тоже очень и очень условная. Например, нейтральные для нас, русских, – «калмык», «чеченец» или «цыган» – самими калмыками, чеченцами и цыганами часто воспринимаются совсем иначе.

...

Так, калмыки очень обижаются на название «калмык», предпочитая самоназвание «ойрат». Обосновывают это так [40]: «Наш многострадальный народ вынудили смириться с презренной кличкой «калмыки»… «Калмык» произошло от тюркского слова «калмак» – отделившийся, оставшийся, отставший. Ойраты никогда не были калмыками. Возврат к исконному самоназванию Оорд (Ойрат – близкий, союзник) – это восстановление исторической справедливости и жизненная необходимость… Самой историей давно доказано, что этноним оказывает непосредственное влияние не только на национальное самосознание, но и национальную психологию, менталитет, поведение, следовательно – на судьбу народа».

Слово «Чечня» для коренных жителей звучит неблагозвучно [41] и обрывисто, как повод для обиды. Так нас называли при генерале Ермолове, вспоминают чеченцы. Исторически верно – нохчи, а название страны – Нохчичо – край чеченцев. Ну, или Ичкерия.

Этноним «цыгане» [42] (возможно от названия некой секты магов «атсинганах») – унизителен в странах Восточной Европы. Хотя в русском цыган – это символ удали. Далеко не все цыгане готовы называть себя самоназванием «рома». И, забегая вперед, вот как обзывают представителей других народов сами цыгане: еврей – «биболдо» (нехристь), немец – «бичибитко»(безъязыкий), русский – «ракло» (вор, босяк), а все они вместе (плюс все прочие нецыгане) – «гадже» (чужаки, инородцы).

Еще два примера, показывающих условность отнесения названий к положительным или отрицательным, но теперь уже с наименованиями целых стран.

...

«Либерия» (от лат. liber – свободный) – этим светлым словом назвали основанную ими в 1821 году на Западном Берегу Африки самостоятельную республику освобожденные от рабства американскиe негры. Сейчас с республикой свободы она как‑то не ассоциируется.

«Ляхистан» – официальное название Польши в Турции. «Ляхи» там совсем не бранное слово, как у нас. По легенде три великих брата некогда основали славянские страны – Лех, Рус и Чех, но Лех был старшим. И поляки этим именем гордятся.

Теперь про негативные, заведомо обидные этнонимы. Их, как вы понимаете, масса: «чухонцы», «бульбаши», «хачики», «китаёзы», «негритосы», «гринго» и т. д., и т. п.

...

В «Википедии» существует даже современный словарь разноязычных этнофолизмов – «List of ethnic slurs» [43], среди которых можно найти и слова русского языка: «чех» – чеченец; «чёрный», «черножопый» – выходец с Северного Кавказа, Средней Азии, Ближнего Востока, Африки и Индии; «чучмек», «узкоглазый», «узкоплёночный», «монголоид», «чукча»» – представитель коренных народов Сибири и Дальнего Востока; «чурка» – выходец из Средней Азии, Казахстана, Азербайджана, Армении; «тюрк», «монгол», «дух» – афганец, чеченец; «финик», «чухонец» – финн; «фриц», «бюргер» – немец; «москаль», «кацап» – русский; «лабус» – литовец, ламериканец; «жид», «безродный космополит» – еврей; «урюк» – выходец из Средней Азии; «зверёк» – выходец с Кавказа или Средней Азии.

Можно составить даже классификацию обзываний по принципу их образования.

Поначалу всех не своих, безотносительно от каких‑то других признаков, именуют одинаково: «чужие», «неполноценные люди». Примеры: древнегреческое βάρβαρος – «варвары», древнееврейское – «гои» (не‑евреи, скопище саранчи), китайское – «хуася» (варвары четырех сторон света), японское – «гайдзин» (человек со стороны), уже знакомое нам цыганское – «гадже» и пр.

...

«Инородцы» – так в России обозначали представителей всех местных этносов вообще. Потом его посчитали оскорбительным и ввели новый термин «нацмены» – национальные меньшинства. Но и он быстро превратился в обидный.

«Басурмане», «нехристи», «иноверцы» – этими явно нехорошими словами у нас называли всех иностранцев скопом. Но и те не отставали и щедро придумывали прочие обидные клички для русских: «гяур», «кяфир».

«Татары» – общее название у европейцев для незнакомых им народов‑завоевателей – выходцы из Тартара («люди ада»). Кстати, в Российской империи этноним «татары» использовался по отношению ко многим народам: закавказские татары (азербайджанцы), горские татары (карачаевцы и балкарцы), ногайские татары (ногайцы).

«Турки» – так арабы, русскиe и южные славяне называют османов (оттоманов). Слово пошло от арабского бранного слова «туркур» (разбойник).

Позже замечают, что «чужие» неоднородны. Они не просто «другие», но еще и «разные» по многим параметрам: внешний вид, еда, одежда, обычаи, речь и слова. Что же, каждая из этих особенностей может стать источником для смешных обзываний.

1. Внешность и антропологические признаки. Прежде всего – цвет кожи. Не такой, как у нас цвет, естественно, казался смешным. Отсюда поначалу нейтральные, а сейчас совершенно неполиткорректные: «черный» («черномазый», «черножопый»), «бледнолицый» («белорожий», «ванильный»), «краснокожий». Но кроме цвета есть и еще особенности. Так, на взгляд европейцев, все желтые – «косоглазые» («узкоглазые»). А для азиатов с миниатюрными носиками европейцы – «длинноносые». Носящие странный чуб украинцы по‑нашему – «хохлы», зато для них бородатые как козлы русские – «кацапы».

...

Интересно, что образ «чужого» часто наделялся и несуществующими телесными признаками. Так, сербы считали, что у турок нет пяток, а черногорцы верили, что они «хвостаты» (ну, чистые черти!).

2. Особенности питания. Существуют «макаронники», «колбасники», «лягушатники», «шашлычники», «мамалыжники», «урюки», «чуреки» и т. д.

...

Как еще корейцы, любящие собачатину, или китайцы, вообще лопающие все шевелящееся, включая кузнечиков и тараканов, избежали специальных прозвищ? Разве только потому, что мы об этом не так давно узнали.

3. Особенности одежды: «чалма», «феска» – так часто звали турок. Больше примеров с одеждой‑то на ум не приходит. Найдете – присылайте

4. Особенности речи и отдельные слова. Поляк, в речи которого масса шипящих, естественно «пшикалка», армянин – «ара» (по‑армянски это «иди сюда»), эстонец – «курат» (от эстонского kurat – «чёрт»).

...

Еще симпатичный пример [44]. Тибла (эст. tibla) – в эстонском языке презрительное прозвище русских. Истоки – типичное обращение красноармейцев к местному населению: «Ты, бля».

5. Распространенные имена или фамилии: ганс, джон, мамед, фриц, рабинович, шмуль, абрам и, конечно, иван.

6. Производные от нейтральных наименований. Сокращения или добавление к ним разного рода уничижительных суффиксов: азербайджанец – «азер», вьетнамец – «вьет», дагестанец – «даг», чеченец – «чех». Ну и: «французик», «итальяшка», «немчура»…

7. Добавление прилагательных. Типа: «пархатый», «обрезанный», да и просто – «вонючий», «гадкий» и т. п.

...

Тут даже японцы, в силу своей прежней обособленности от соседей почти никого не обзывавшие, имеют три уточнения к своему «гайдзин» (чужой человек): «хэнна гайдзин» (странный гайдзин), «фурё‑гайдзин» (нехороший гайдзин) и «бака‑гайдзин» (гайдзин‑дурак).

Интересно, что и себя народ может называть несколько пренебрежительно.

...

Мы, например: «русак», «русачок», «русопят», «русма».

Естественно, что эта классификация всего не исчерпывает. В реальной жизни все гораздо многообразнее.

И в заключение раздела – про евреев. Этот многострадальный, переживший взлеты и падения народ и в кличках многострадален. Вернее, все здесь очень неоднозначно.

...

Ну, ясно, что «жид пархатый», или «обрезанный» – прямые обзывания. Но вот если просто «жид» или «еврей», это обидно? Тут все очень местечково!

В Польше «жидовский» народ и язык термин государственный, нейтральный. Жиды там – это такая национальность еврейская, а вовсе не кличка.

В России еврею говорят «жид», когда хотят его обидеть.

...

В своих воспоминаниях Н. Хрущев приводит такой эпизод. Он выступал перед жителями одного из городков только что занятой СССР Западной Украины и говорил о том, какое хорошее у местных теперь наступит житье. Но каждый раз, когда он произносил слово «еврей» (а их там было большинство), по залу проходил ропот. Потом ему шепнули, что надо говорить «жиды». Хрущев удивился – ведь это – оскорбление? На что ему ответили, что для местных оскорблением является именно слово «еврей».

В итальянском обидное giudeo сменили на hebreo. Во Франции и Германии juif и jude заменили более «благозвучное» israelit(e). В английском евреи проводят последовательную общественную кампанию, чтоб заменить слово jew и jewish на Hebrew, хотя успехи еврейской общины в США сейчас высоко подняли статус евреев и обидные прежде словa перестают считаться постыдными.

...

В части Латинской Америки евреев называют попросту… русскими – ruso. Массовая еврейская эмиграция туда началась во второй половине XIX века. Евреи приезжали преимущественно из России, и местные, не слишком разбираясь, называли их русскими. Так и пошло.

В испанском слово judeo (худео, от «иудей») веками считалось самым неприличным и оскорбительным, однако в последнее время наблюдается интересный процесс его очищения от этого презрительного и обидного смысла.

...

Кстати, есть испанский обычай вывешивать над входом в таверну свиной окорок (хамон). Изначальная цель этого – отпугнуть евреев, которым запрещена свинина.

Итак, слово, неважно как оно звучит – еврей или жид, воспринимается обидным, когда тех, кого им называют – не любят, презирают. Начинают уважать – вся обидность проходит.

Как я был евреем В заключение главы – взаправдашнее воспоминание одного из авторов.

«К евреям я не отношусь, хотя отношусь к ним хорошо. Вообще люди мне нравятся самые разные, особенно на меня непохожие (может этим и тяга к женщинам объясняется, у нас ведь с ними выпуклости по‑разному расположены, но сейчас не об этом). Есть среди моих друзей арабы и евреи, армяне и азербайджанцы, и много еще кого. То, что представители этих и некоторых других наций (обычно исторические соседи) друг друга недолюбливают – атавизм, который с веками пройдет.

Но, вернемся к нашим евреям. Все‑таки пятьдесят лет вместе (это я, а Солженицын, наш колосс, о столетиях пишет). Так сложилось, что и мама в детстве у себя в Орле дружила с Монькой и Ароном, и у нас дома, в центре Питера, частыми гостями были Шпарберг, Берлин и Кац. Никакой экзотики, я особо и не различал евреи – не евреи. Главное, что люди были всё веселые, умные и симпатичные.

Когда мне исполнилось десять лет, мы переехали за город. В четвертый класс я пошел в поселковую школу. Евреев‑учеников там, в отличие от города, не было, только некоторые учителя. Но главное, нацию эту по непонятным мне причинам активно не любили. «Еврей» просто ругательством было. Может из зависти? В народе считалось, что умеют они не по заслугам хорошо устраиваться: вон все профессора и гроссмейстеры – евреи. Согласиться я с этим не мог.

И вот в школе, где все и всё про всех знали, неожиданно для себя я в первый раз сам попал в евреи. Нравившийся мне своей бесшабашностью (тоже не таким как я был) семиклассник из видных школьных хулиганов, толкнув меня в коридоре, вдруг обозвал:

– Ну ты, еврей!

– Я не еврей.

– Ха! Черненький, отличник и мама врач – еврей!

Эти аргументы крыть было нечем. Стало обидно. И я подумал, что плохо, наверное, быть евреем, но еще хуже им казаться. Тогда впервые и о национальной принадлежности задумался. Для себя решил, что кем бы ты ни был, надо этим гордиться. И что был бы я евреем, этого бы не скрывал. Но я же не …. Далее неприятные мысли завертелись по кругу.

Второй раз в евреях я побывал лет через тридцать, уже после перестройки. Как раз ездить за рубеж возможность появилась, но еще мало кто этим пользовался. Встретились с лучшим другом детства Борькой. Боря – баскетболист, большой и чуть наивный. Голова крупная, белобрысый лоб с поредевшим уже пушком выдается вперед. Басит весело, рад, как и я, встрече. Рассказываем друг другу про все. Я, в том числе и про свои поездки: Финляндия, Кипр, Италия, Израиль. И тут у него вырвалось:

– А в Израиль‑то что тебя понесло?

– На родину предков!

Это уже вырвалось у меня. Ну, нравится мне что‑то неожиданное и парадоксальное сказать, машинально выходит. Говорю такие вещи без тени улыбки, и многие всё очень всерьез воспринимают. Вот и у Борьки, смотрю, глаза округлились, челюсть чуть отвисла. Поверил! Пусть на минуту, но принял идею, что я из потомственных евреев. И это Борька, с которым мы росли с рождения до десяти лет в соседних квартирах. Прадедушка которого, старший дворник, был еще до революции начальником моего деда, просто дворника Андрея Васильевича. И второго моего деда, хирурга Бориса Константиновича, Борька хорошо знал. И всех бабушек, и папу с мамой, и всё про мои русские корни, куда «если кто и влез, так и тот татарин».

Так и повелось. До сих пор, когда что‑нибудь особо заковыристое у меня удачно выходит, спрашивают: «Коля, скажи правду, а ты не еврей?» Нет, говорю. Но народ у нас тертый. Скажешь, что не еврей – понимающе улыбаются, сомневаясь (если ты не грузчик). Скажешь, что еврей, верят, независимо ни от чего и сразу. Попробуйте.

А все‑таки умеют эти евреи вертеться.

Да я и сам еврей!»

...

В Интернете есть все. В частности – База данных оскорблений на расовой почве (The Racial Slur Database).

Тут собраны народные обзывалки разных народов мира. Удивительно, как все мы, питающие столь умеренно братские чувства друг к другу, до сих пор еще живы на этом шарике. Огромную таблицу с сайта мы не приводим. Желающие могут поизучать ее сами – залезайте на сайт http://www.rsdb.org/

3.4.2. Глобализация и международный терроризм

Выше мы рассмотрели некоторые аспекты современных асимметричных ответов в несколько, может быть, неподобающем юмористическом ключе [45]. Поговорим о том же более серьезно.

Тезисно, базируясь на опыте и доступных аналитических разработках последнего десятилетия, мы можем заявить следующее:

1. Терроризм – традиционное средство достижения их амбициозных целей маргинальными группами, не пользующимися поддержкой в народе.

2. Опасность терроризма – не столько в непосредственном смертоносном эффекте, сколько в рефлекторной реакции на него общества в целом.

3. Реально только один вид терроризма представляет прямую опасность – это взрыв ядерного устройства.

4. Современный терроризм паразитирует на глобализации и достижениях западной цивилизации в целом.

Прежде всего, следует понимать, что непосредственный эффект терроризма ничтожен по сравнению с результатами «обычных» войн.

...

Сравните суммарные результаты деятельности самых известных групп – аль‑Каеды, Хамас, ЭТА, ИРА с результатами хотя бы одной малоизвестной войны в Богом забытом углу света: в Конго, Судане, Камбодже… Театр, чисто театр, игра на публику, рассчитанная на активное участие современных СМИ. Драматизация реальности, создание ощущения неустойчивости, неправильности этого мира.

На самом деле шансы стать жертвой терроризма ничтожны. Более того, в целом после окончания холодной войны (для нас; в других странах об этом историческом периоде остались другие воспоминания) шансы погибнуть от организованного насилия любого рода постоянно снижались. Вполне возможно, что мы сейчас переживаем временный период относительной стабильности. Но не надо из‑за этого поддаваться телегипнозу и принимать нашу эпоху за период распада, деградации и пренебрежения ценностью человеческой жизни. Даже и «близко не лежало» – в сравнении с другими периодами мировой истории.

Таким образом, опасность терроризма не столько непосредственно в числе жертв,

...

Надеемся, никто нас не заподозрит в цинизме и пренебрежении судьбами пострадавших – мы лишь анализируем явление.

сколько в направленном характере социального действия, способном привести в движение мощные политические силы.

Напомним, как погибла Россия. В результате какой‑то ерунды. Сербское правительство решило, что самый удобный способ привести его конфликт с Австро‑Венгрией из‑за Боснии к желаемому результату – сделать это чужими руками, перессорив тогдашние сверхдержавы.

...

Для проведения этой блестящей тайной операции спецслужбами была рекрутирована небольшая группа молодых людей, больных туберкулезом – что в то время означало очень близкую смерть. После выполнения теракта (убийство эрцгерцога Фердинанда) была проведена зачистка, концов сразу не нашли, и провокация удалась – с известными последствиями.

Подумаем теперь, в угоду каким ничтожным интересам была принесена в жертву ее, ничего не понимавшем в тогдашней внешней политике, руководством, наша страна. Вспомним еще, из исторически близкого нам материала, провокации никого не представлявших, не имевших никакой поддержки в народе, одурманенных неверно понятыми идеями народовольцев, сбивших Россию с прогрессивного исторического пути. Мы к тому, что терроризм может быть опасен непропорционально его относительной смертоносности, и поэтому заслуживает столь же значительного внимания, как и более смертоносные политические движения на государственном уровне.

Разумеется, немецкий экспансионизм первой половины XX века, советский экспансионизм второй его половины, усилия маоистов поджечь «третий» мир и спровоцировать таким образом третью мировую войну стоили человечеству много больше, чем вся деятельность террористов – если эти явления разделять. Проблема в том, что они зачастую неразделимы, политически и генетически.

...

Иллюстрируем близким нам примером: первичная организационная структура тоталитаризма – «советы», от их брежневской вегетарианской реинкарнации до первой модели тов. Троцкого, никогда не могли бы случиться без эсеров, а эсеры – без народовольцев.

Опасный побочный эффект современного терроризма – притупление общественного сознания через СМИ, постепенное привыкание к насилию, снижение значимости человеческой жизни, опускание морали до уровня VII века (времен бандитских шаек, когда геноцид был нормой жизни). Этот эффект не пропорционален числу непосредственных жертв, имеет отдаленные последствия. Он усиливается, как звук через мегафон, за счет умелого использования современных средств коммуникации, в первую очередь Интернета.

...

Все мы знаем страшные ролики – отрезание голов «неверным», сознательные убийства ни в чем не замешанных людей… Смысл их – подстрекательство, обращение к примитивным инстинктам и соблазн малых сих обаянием зла.

Международный терроризм представляет сегодня наиболее серьезную проблему. Вовлечено в него ничтожное количество людей, однако эта незначительность может вводить в заблуждение.

...

Вспомним, проплаченная сербской разведкой псевдоанархистская организация, из которой вышел Гаврила Принцип, состояла всего лишь из нескольких человек. Большинство анархистов никогда бы не поддержало убийство Франца‑Фердинанда, при том, что анархизм был в начале XX века распространенной идеологией. И что? Европа тогда в буквальном смысле почти погибла.

И сейчас мир в том виде как мы его знаем, может погибнуть из‑за провокации каких‑то ничтожных, озлобленных отщепенцев.

...

Подобно тому, как за ячейкой Принципа стояли сербские деньги и моральное оправдание от анархистской идеи, считавшейся тогда прогрессивной. Тот же расчет, что в начале XX века – натаскать каштанов чужими руками.

Международные конфликты связаны с проблемой терроризма только косвенно.

Даже если каким‑то чудом все нынешние проблемы Ближнего Востока окажутся решены, их место в пропагандистской мифологии тут же займет кашмирский конфликт, потом найдется что‑нибудь другое.

...

Ведущая роль партии, как мы убедились на собственном опыте, развитию производства не способствует. То же – когда бизнес является в стране второстепенным в сравнении с религией. A без современных науки и технологии, существующих только в рамках западной цивилизации, всех просто не прокормить.

Человеконенавистнические идеологии всегда имели поклонников. Феномен «обаяния Зла» хорошо известен с библейских времен, это теологически разработанная концепция. Известно, что подобные идеологии, к сожалению, лишь дают направление природным человеческим импульсам.

...

Почему к сожалению? Потому что будь, скажем, нацистская, коммунистическая или какая‑то другая агрессивная идеология единственной причиной всех связанных с ними исторических бед, можно было бы надеяться, что борьба с ними сама по себе приведет к смягчению нравов. На деле это – лишь небольшая часть проблемы.

В любом обществе во все времена есть определенный процент маргиналов, людей патологически несчастных, не принимающих социум и других людей в принципе. Некоторая часть из них – клинические социопаты, база неорганизованной и немотивированной преступности. Нацизм, или коммунизм дают оправдание их немотивированным импульсам. И – дураков нет.

...

Нормальный человек в нормальном обществе не подпадет под влияние, скажем, такой нелепой книжки как «Майн Кампф». В больном обществе процент людей, желающих «освободиться от химеры совести», уйти от индивидуальной ответственности, получить «защиту от жизни» и самоуважение, не основанное на личных достижениях, гораздо больше. Такой была Германия перед Гитлером, Россия перед Первой мировой войной.

Проблемы терроризма не рассосутся, если цели экстремистских режимов будут достигнуты или сами эти режимы будут уничтожены. «Идеологических террористов» используют в своих политических целях криминальные режимы отсталых стран.

Конец истории возможен. История прогрессивного XIX века закончилась с началом Первой мировой войны. Наша современная история может закончиться с подрывом ядерного заряда в любом крупном городе. Учитывая активность, идеологическую мотивацию и связи террористов, вопрос не в том, «будет ли это?», а в том – «когда это будет?» Именно опасением того, что неадекватный режим может додуматься изготовить ядерный заряд и тихонько передать его бандитам было мотивировано вторжение в Ирак (у Саддама было много денег, он был непредсказуем, а с территории бывшего СССР утащить можно было что угодно) и мотивирует сейчас планы ликвидации ядерной программы Ирана. Это все попытки отдалить «счастливый момент».

Так причем же тут глобализация и какое отношение все эти проблемы имеют к предмету нашей книги?

...

Ведь пока вам лично не отрезают голову и не взрывают ядерный чемоданчик непосредственно в том городе, где вы живете.

Дело в том, что идеологический терроризм представляет собой типичный франчайз. Он построен по принципу транснациональной корпорации и является непосредственным продуктом глобализации. Проникновение западных левацких идей в отсталые страны породило нынешний феномен религиозного псевдомарксизма, эрзац‑идеологии, совмещающей национализм XIX века, религиозную упертость VII и тоталитарные методы XX.

...

Успехи в коммуникации в обещанной Маршалом Маклюэном «мировой деревне» оказались эффективно использованы деревенским идиотом.

Каковы же наши надежды и непосредственные рекомендации? В личном плане – отдавать себе отчет в реальности, не жить в мире прекраснодушных иллюзий, но и не впадать в ксенофобскую паранойю.

Пока все, в общем‑то, получается, хотя и медленно, с проблемами и трагедиями. Мир становится более предсказуемым и управляемым. В глобальном масштабе победа над терроризмом будет достигнута классическими английскими методами – разделением, лишением экстремистов преимуществ глобализации, отсечением их от государственных структур, возвращением им реального статуса (не законодателей мировой политической моды, а попросту местных банд). Сейчас работа в этом направлении идет успешно. Главное – чтобы народы и правительства ответственных стран не поддались на провокации, a правительства стран менее ответственных – не заигрались.

Если бы мы верили в уроки истории, то сказали бы: пусть пример Германии, России и Сербии начала прошлого века послужит нам наукой. Пусть…

3.5. Страна, идеология, бизнес

Общие выводы, которые мы сами для себя делаем из изложенного материала, будут такие.

Стране необходимо развиваться «естественно». Главной «руководящей и направляющей» силой в ней должна являться творческая и производительная активность населения: бизнес (производство), наука, культура. Государство и администрация существуют для того, чтобы обеспечить условия: создать условия для игры на равных, защитить от внешней угрозы, обеспечить сеть социальной защиты, чтобы людям не так опасно было рисковать. Новые идеи могут проводиться в жизнь администрацией, но нигде в мире они не разрабатываются ей самой; для этого есть привлеченные специалисты. Эффективное государство лишь помогает тем, кто хочет и умеет работать, создавать. Наиболее быстрый прогресс достигается там, где налажен механизм контроля за высшим руководством, его отчетность, выборность, сменяемость. Где каждый, кто желает и способен работать, может реализовывать свои способности, и это поощряется и приносит доход.

Если в стране какая‑то сила стоит выше производства и управляет им исходя из своих идейных принципов и традиций (а не конкретных знаний в области науки, производства, экономики, военного дела и т. п.), прогресса не будет. Причем идеология этой правящей верхушки не важна: все равно будет плохо.

Типичные примеры: • СССР и другие коммунистические режимы (наследница – Россия) – идеология тотального контроля со стороны государства.

• Индия – кастовое общество, презирающее труд, но не его плоды.

• Исламские страны – религиозная идеология, которой подчинены производство и политика.

• Фашистская Германия и подобные тоталитарные режимы – нацизм, при котором личные качества людей не важны.

• Монархические, жесткие феодальные режимы – бесконтрольность неизбираемой власти «от Бога».

Общее у всех: • Верность искусственным идеалам (вере, традициям, царю, нации, партии) ставится на первое место.

• Умение работать, способности, талант, признаются лишь у тех, кто эти «идеалы» разделяет. Иные, вне зависимости от их полезности для общества, изгоняются (уничтожаются физически, выселяются, увольняются, не допускаются, не поощряются…).

• Возможность принимать решения, делить полученное, да и просто уровень жизни определяется тем, насколько ты разделяешь господствующие «идеалы» и какой административно‑идеологический пост при этом занимаешь.

• Вера в непогрешимость лидера, обожествление его.

• Обожествление власти в совокупности с традицией пренебрежения писаными правилами или создания таких правил «под власть», в интересах узкой группы лиц – вот путь в никуда, к упадку, созданию коррупционных механизмов, разложению общества. Многие страны ходят по этому заколдованному кругу поколениями. Страна имеет макроэкономические и макрополитические перспективы в той степени, в которой она способна выйти из него.

В нашей книжке мы старались быть конкретными, показать читателю какие‑то полезные традиции и приемы. Но использование этих традиций и приемов реально и имеет смысл лишь при положительной динамике развития страны. Если ее нет, все сказанное будет вызывать только улыбку, скептическую или грустную – в зависимости от взглядов читателя.

...

Надеемся, что вместо того, чтобы вот так улыбаться, все большее число читателей будет делать заметки. Вот если вас потянуло делать заметки, это хороший признак для страны. И вовсе не потому, что авторы такие умные.

Заключение. Pax Post‑Americana?

Кризис, начавшийся в 2008 году, вроде бы, всем показал их законное место в мировой иерархии [46]. И место США, как и можно было ожидать, оказалось не самым плохим. Собственно, оно оказалось даже более хорошим, чем у других. А точнее – оказалось в итоге все тем же первым местом. Пока все как было с послевоенных времен, так и осталось: Америка – самая сильная и крупная экономика мира, самая сильная страна в военном отношении. Однако не без проблем – экономика ведь реально просела, и китайцы, при том, что жизнь в Китае не в пример хуже, оказались более устойчивы к кризису. То есть уровень ниже, а динамика лучше. И это тоже симптом.

...

России в лице ее руководителей показалось было, что кризис нас мало коснется, ан нет… Но сейчас не об этом, а о тенденциях посткризисного развития в целом, о лидерах.

Америка живет себе неплохо, справляясь с трудностями по мере их поступления. Откуда же взялась идея, что Америка идет к закату? Может, просто выдумки? Нет, не выдумки, но аберрация зрения. Это не Америка идет вниз, это многие другие экономики подросли. Причем те страны, которые сейчас находятся на подъеме, достигли этого вовсе не за счет «победы над Америкой» с последующими аннексиями и контрибуциями, а за счет сотрудничества с ней.

...

Все как в родительских семьях. Сначала, пока ты малыш, папа – бог. Позднее, когда тебе лет 15–17, – обычный человек. Так же и со старшими братьями и сестрами: вырастая становишься с ними вровень.

Но конечный результат – ОТНОСИТЕЛЬНОЕ падение влияния США в мире.

Многополярный мир – реальность, а не выдумка политологов. Если не произойдет глобальной катастрофы, движение в этом направлении продолжится. Все большее количество стран, вырастая, будет влиять на ход мировой истории. Практически, это означает, что знания только американской действительности будет недостаточно для успешного развития бизнеса. Нужно знать и использовать опыт других стран.

...

Но, как мы увидим позже, ничего страшного тут нет, поскольку логика исторического развития, похоже, вывела все эти «цивилизации» на общую дорогу. То есть принципы везде одинаковы, хотя надо изучать и национальную специфику.

Сейчас мы посмотрим, как происходило историческое движение, в результате которого из одной мировой мозаики получилась совсем другая; как сложилась нынешняя система глобализации.

Мир в том виде, как мы его знаем (западная цивилизация с периферией) сложился в результате подъема Европы. Этот процесс начался в XV веке с долгого индукционного периода, кончившегося резкой экспансией в XVIII веке. С XIX века начался наш мир «современности», с ее наукой и технологией, торговлей и бизнесом, промышленной и аграрной революциями. Все эти процессы явились следствием моральной и политической трансформации в Европе, в концентрированном виде выплеснувшейся в Америку. Были эмпирически найдены этические и политические принципы жизни, обеспечившие неограниченный (пока) экономический и технический прогресс. Результатом процесса стало доминирование Запада в мире, повсеместное признание европейской модели как единственной стоящей мировой.

Сегодня можно услышать про борьбу «цивилизаций», однако следует понимать, что в настоящее время жива лишь одна цивилизация – модифицированного европейского типа, «западная», в основе своей иудео‑христианская, но вполне допускающая варианты.

Другие цивилизации, развивавшиеся независимо – например, майя с ацтеками, или индийско‑китайско‑японская, или арабо‑турецкая, принадлежат прошлому. От них остались вполне живые элементы, они внесли свой вклад в мировое развитие, но они не существуют сейчас, как альтернативы.

...

То есть в настоящее время единственной мировой парадигмой является западная цивилизация, а противостоит ей не альтернативная цивилизация, а варварство. Как же выглядит нынешний рост многополярности в мире в этом контексте, нет ли тут противоречия?

В принципе, развитие современной западной цивилизации проходило через три стадии: подъем Европы, рост и последующее доминирование США, и нынешняя стадия – постепенный подъем остального мира. При плавном развитии, в конечном итоге может получиться, что западная цивилизация обеспечит приемлемые условия жизни подавляющему большинству населения земного шара. Однако, естественно, роль ранее доминировавших держав и регионов (Западная Европа, США) уменьшится.

...

Многие видят в этом угрозу миру, рассматривая растущие сверхдержавы как источник будущей нестабильности (империалистических переделов и борьбы за сырье в стиле XIX века) и цивилизационной угрозы (рост нехристианских народов). На самом деле, угрозы эти преувеличены, а «синдром XIX века» более характерен сейчас для отсталых стран и регионов; он спадает с развитием этих стран.

В настоящий момент, в условиях экономического кризиса, как‑то не принято говорить об успехах. Однако успехи были, и нынешние проблемы появились, когда мировая экономика уже подросла настолько, чтобы суметь справиться с очередными трудностями без таких страшных политических последствий, которые имела депрессия в первой половине прошлого века. В 2006 и 2007 годах в 124 странах экономика росла со скоростью более 4 % в год.

...

Большое число стран стало переходить из «третьего» (его нужно кормить) во «второй» (кормится уже сам) мир с прицелом на следующий шаг, и все возрастало число многонациональных корпораций, базирующихся вне Европы и США. На английском языке в бизнесе это явление называется «emerging markets» («возникающие рынки»), термином, который и введен‑то был не так давно; у него даже не забылся автор (Антуан ван Агтмел).

Этот рост последних лет приписывают глобализации, невиданному ранее взаимодействию и взаимопереплетению экономик, связанному с ростом политической стабильности, техническим прогрессом в области коммуникаций, унификацией требований и открытостью рынков. ВТО – часть и символ этого процесса, но скорее следствие, чем причина. Гораздо важнее цифр национального дохода тот факт, что глобализация повсеместно привела к уменьшению нищеты в отсталых странах. Ведь именно диспропорция в доходах является важнейшим экономическим фактором нестабильности, а мы знаем, что никакая депрессия не наносит столько вреда жителям страны, как происходящие в ней политические катаклизмы.

...

Доля людей, живущих на доллар в день, упала с 40 % в 1981 до 18 % в 2004, а к 2015 ожидается – 12 %. В одном Китае более 400 миллионов людей были подняты с черты бедности. В мире осталось только 50 «безнадежных» стран, все прочие (142!) растут потихоньку, а иногда и как на дрожжах.

Важно то, что экономический рост не коррелирует простым образом с политическими реалиями. Вот на Ближнем Востоке все время вялотекущая война – а рост есть, и не только у Израиля. В Китае пусть мягкая, но все же диктатура, а в Индии демократический, но все же «бардак», – и в обеих странах рост ВВП. Даже странно как‑то. Дедушка Маркс переворачивается в гробу. Если пойти методом исключения, то сразу станет ясно, что исключены из этого развития страны: (а) – не включенные в глобализацию (примеры: Иран, С. Корея, Бирма, Зимбабве) или (б) – находящиеся в состоянии тяжелой смуты, распада, гражданской войны (примеры: ДР Конго, Сомали). Иными словами, особых усилий и не надо, чтобы страна улучшалась и развивалась на волне глобализации, только не доводите дела до абсурда.

...

Россия – довольно типичный пример. Руководство ее не зарекомендовало себя как шибко квалифицированное. Особых достижений нет, но минимальный порядок и минимальный уровень открытости поддерживаются, и этого было достаточно, чтобы до кризиса страна росла, пусть и в качестве мировой сырьевой базы (но жизнь‑то населения реально улучшалась). После кризиса, скорее всего, все вернется на прежние рубежи и будет развиваться дальше, если не будет сделано ненужных резких движений.

В целом, учитывая количество населения, перспективы внутреннего рынка, прогнозы экономического роста, можно ожидать, что при жизни нашего поколения мир станет реально многополярным. К Европе и США добавятся, по меньшей мере, Индия и Китай со своей культурой, экономическими и политическими интересами и, самое главное, с возможностями эти интересы продвигать. А затем – Бразилия, Россия и Мексика.

...

По прогнозу Гольдман‑Cакс, к 2040 году совокупная экономика пяти крупнейших развивающихся стран – Китая, Индии, Бразилии, России и Мексики – перерастет совокупную экономику стран большой семерки.

В связи с этим нередко возникают опасения о размывании и перерождении западной цивилизации. Боятся того, что мир начнет подстраиваться под азиатские традиции, в число которых не входят демократия и права человека, и станет менее комфортным для жизни, более опасным и менее предсказуемым.

Вполне возможно, однако мы думаем, что опасения эти сильно преувеличены.

Учтите, что значительное число современных проблем – результат не провалов, а успехов, одновременного и стабильного роста в большинстве стран мира. Развиваются они вместе, играя по одним правилам, постоянно взаимодействуя и прорастая друг в друга. Вот это прорастание, тесная связь экономик, невозможность их существования друг без друга, и есть реальная глобализация.

Рост ликвидности, необычная роль мощных экономик Индии и Китая как дефляционных машин для развитых стран, изменение структуры питания огромного слоя населения планеты (вместе с изменением структуры сельского хозяйства), новая динамика цен на энергоносители, впервые делающая возможным хотя бы частичный переход на возобновляемые источники…

...

И это везде. Сплошь ветряки в Дании, то же в Калифорнии, а в Китае, – солнечные панели на крышах всех новых зданий. Все это – явления одного порядка.

На этом фоне начинает казаться, что Соединенные Штаты ожидает судьба Европы.

...

Одряхлеют! Промышленность уходит в Азию, люди все меньше сберегают, правительство делает долги и становится заложником иностранных правительств.

Однако если приглядеться внимательнее – эти тенденции существуют уже четверть века, и ничего драматичного не произошло. Напротив, положение Америки укрепилось. Рост экономики тут идет быстрее, чем в Европе. Постоянно увеличивается производительность труда. Стабильны цифры экспорта, как процента от общемирового (9–10 %). Экономика США остается наиболее конкурентоспособной в мире, страна занимает первое место по инновациям, второе по финансированию исследований и разработок частным сектором. Доля США в мировой экономике, при том, что там живет 5 % мирового населения, составляла в последние 125 лет порядка 20–30 %.

Понятно, что с развитием других стран эта доля будет уменьшаться. Прогнозисты считают, что рост новых экономик, увеличение их доли в мировом масштабе будет происходить за счет Западной Европы и Японии, перспективы которых не очень хороши в силу негибкой социальнo‑экономической структуры и плохой демографии.

Политически, реальный Pax Post‑Americana установился после Второй мировой войны, в которой США оказались единственным бесспорным победителем (прочие активные участники пострадали настолько, что уже не могли составить американцам серьезной конкуренции). С распадом СССР и уходом России с мировой арены, в течение почти двадцати лет Америка оставалась единственным арбитром международных проблем. Однако, постепенно эта ситуация тоже стала меняться, возникли новые центры влияния, многополярность усилилась и стала складываться та структура, которую мы сейчас и имеем.

Самуэль Хантингтон использует для появляющейся новой мировой организации термин «одно‑многополярность» («uni‑multipolarity»). Китайское выражение для обозначения того же (да, в Китае уже есть своя политология): «много центров и один суперцентр» («many powers and one superpower»). Дело в том, что если экономически сейчас действительно складываются влиятельные альтернативные центры (ЕС, Китай, в перспективе – Индия), то в политико‑военном отношении лидерство США сохранится надолго.

...

В самом деле, маловероятно, что ЕС когда‑то сможет функционировать как единая сверхдержава в военном и политическом отношениях. Германия (а в Азии – Япония) связаны своим прошлым. Китай и Индия все еще развивающиеся страны. Россия не имеет международного авторитета и сильной экономики, поэтому даже не рассматривается в настоящее время как так называемый полюс силы.

То есть Америка будет продолжать в обозримом будущем быть наиболее важной и сильной державой, на которой в значительной степени будет лежать ответственность за поддержание мирового порядка. Просто потому, что никто другой на это не способен, а отсутствие порядка и перетягивание одеяла на себя – верный путь к большой военной катастрофе. При всей критике Америки, лучше иметь ее порядок, чем никакого.

Но на самом деле, с чего мы и начали, сейчас складывается скорее не американский, а пост‑американский порядок, Pax Post‑Americana. Никто и нигде не устанавливал «американскую власть». Этот порядок как бы вырос сам собой.

...

Многие элементы менеджмента и политического управления, разработанные в США, пришлись ко двору в большинстве стран. Потому что нет смысла изобретать велосипед.

Исторически, самым успешным политическим движением всех времен и народов оказалась Британская империя. Как все империи, она в конечном итоге распалась, но оставила после себя много успешных стран, строящих свою жизнь на британских принципах: США, Канада, Австралия, Новая Зеландия, Индия, Карибы.

США, отделившиеся от империи в результате войны, в конечном итоге стали лучшим союзником Англии, спасли ее от Гитлера и обеспечили распространение осовремененных британских принципов по всему миру. В конечном итоге, Америка построила окружающий мир по своему подобию, дала рельсы, по которым бодро побежали поезда разных стран. В результате, именно потому, что все построено на унифицированных принципах, глобализация оказалась эффективной, мир понятным и – совершенно случайно, – устроенным так, как удобно американцам.

Это получилось само собой, потому что они были первыми и самыми успешными. И все бросились их повторять. И у многих получилось.

...

Сейчас мы (человечество) ведем дела в экзотических азиатских странах, приезжаем туда в отпуск – и что? И ничего, мы с каждым годом имеем меньше и меньше проблем. Япония? Никаких сюрпризов. Китай? Он все больше и больше американизируется. Россия подстраивается под тот же стандарт, и, чтобы лучше жить, должна делать это все более активно.

Кому‑то может и не нравится «американизация», но суть‑то в том, что это сейчас мировой стандарт функционирования бизнеса. Объехать его нельзя. То есть все же можно, но это будет дорого стоить. Весь мир сейчас играет в свою игру, но на американском поле, по общим правилам.

России стоит заниматься в точности тем же, спрятав подальше никому не интересные идеи русской исключительности.

...

Простой пример. Чтобы с нами эффективно работали люди из разных стран (напомним, что в России живет всего 140 миллионов, как в Пакистане или Бангладеш, поэтому нам неизбежно приходится работать с иностранцами), у них не должно быть бытовых проблем при посещении страны. Что там делается с визами? С таможней и паспортным контролем? Везде ли у нас дублируются русские надписи на английском? Везде ли в метро транспортные схемы на двух языках? Это элементарные вещи, от которых очень многое зависит.

Положительная сторона перехода в пост‑американский мир заключается в его толерантности, в том, что там найдется место каждому, кто готов играть по принятым всеми правилам. Наглядны примеры стран, которым эти правила не нравились и которые играть по ним не хотели. Конечный результат учит: это невыгодно. Кроме того, всегда можно в рамках этих общих правил играть в свою игру.

России там найдется место, никто не собирается ей управлять. Но что это будет за место, зависит от самой страны, которой придется и далее конкурировать за приличное место под солнцем отнюдь не с США, которых по советской привычке рассматривают то как главного противника, то как главного партнера, то как главного конкурента. Нет, не с США, а с Бразилией, Индией и Китаем, которые являются игроками куда как более жесткими. Именно действующие (по сути, американские) правила могут дать нам необходимую защиту и в конечном счете обеспечить успех. Поэтому главной практической задачей на сегодняшний день представляется интеграция нашей страны в международные структуры и воспитание специалистов, способных функционировать в глобальном окружении.