В сторону станции

Пассажиры сделали, как было написано, ‑ посмотрели в указанную сторону, однако они были разочарованы, так как не увидели ничего необычного. Старый джентльмен тоже посмотрел в сторону станции и тоже поначалу не заметил ничего особенного ‑ лишь гравий платформы, солнечный свет, вьющиеся растения на стене и незабудки по краям газона. И лишь когда паровоз закряхтел и вагоны качнулись, предвещая отправление, он увидел Филлис. Видно было, что она только что откуда‑то прибежала и запыхалась.

‑ Ой! ‑ проговорила Филлис. ‑ Простите... Я думала уже, что вы уехали... У меня шнурки без конца развязывались, я из‑за них два раза упала. Вот, прочтите, пожалуйста!

И она вложила ему в руку теплое, влажное письмо.

Старый джентльмен устроился поудобнее в своем уголке и стал читать.

«Дорогой господин,

мы не знаем, как вас зовут. Наша мама болеет, и доктор велит купить ей все то, что в списке после письма. Но она говорит, что это нам не по средствам. Она варит баранину и дает нам, а сама пьет бульон.

Мы здесь никого не знаем, кроме вас, потому что папа уехал далеко и мы давно не получали от него никаких вестей. Адреса папы у нас тоже нет. Папа расплатится с вами, как только ему вернут деньги, а если не вернут, то расплатится Питер, когда станет взрослым мужчиной.

Даем честное слово, что когда‑нибудь Питер вам заплатит за все те вещи, которые сейчас нужны маме.

Если можно, оставьте пакет хозяину станции, потому что мы не знаем, когда вы поедете обратным поездом.

Попросите у него от имени Питера прощения, что украли уголь.

Роберта, Филлис, Питер».

Далее следовал список того, что рекомендовал доктор. Старый джентльмен прочитал его и удивленно поднял брови. Потом прочитал еще раз и слегка улыбнулся. Прочитал в третий раз, положил в карман ‑ и вернулся к чтению утренней «Таймс».

Около шести вечера дети услышали стук в боковую дверь и бросились открывать. На пороге они увидели того самого носильщика, с которым они успели так подружиться и который рассказал им столько интересных вещей про железную дорогу.

Он поставил на кухонную дорожку большую корзину.

‑ Старый джентльмен, ‑ сказал носильщик, ‑ он велел скорее вам это занести.

Питер поблагодарил носильщика и, заметив, что тот не торопится уходить, добавил:

‑ Я бы дал вам два пенса, как папа это обычно делал, но...

‑ Еще чего! ‑ с негодованием пробормотал носильщик. ‑ Я и думать про это не думал. Я только хотел сказать, что мне очень жалко вашу матушку. Как она теперь? Я тут ей нарвал немного сладкого шиповника. Понюхайте, как вкусно пахнет! Два пенса, придумали тоже! ‑ и он ловким движением достал из шляпы пучок шиповника. «Как фокусник!» ‑ заметила потом Филлис.

‑ Большое вам спасибо, ‑ пробормотал Питер, ‑ и вы простите меня, что я это... про два пенса.

‑ Да, обидели вы старика! ‑ ответил носильщик искренне, но дружелюбно.

Как только он ушел, дети сразу занялись корзиной. Сверху была солома, потом несколько слоев красивой оберточной бумаги, а под ней обнаружилось все то, о чем они просили, а в придачу множество таких вещей, о которых они и не просили. В числе прочего были тут и персики, и портвейн, и картонный ящичек с землей, в которой росли огромные красные розы на длинных стеблях, и длинная зеленая стеклянная бутылка с лавандовой водой, и маленькие пузатые пузырьки с одеколоном. Ко всему этому прилагалось письмо:

«Дорогие Роберта, Филлис и Питер,

здесь все то, что вам нужно. Ваша мама может спросить вас, откуда это. Скажите, что один ее друг услышал, что она заболела, и поторопился собрать посылку. Когда она поправится, вы, конечно, должны будете рассказать ей, как все было на самом деле. Если она скажет, что вы не должны были просить, передайте, что я считаю ваш поступок совершенно правильным. И пусть она простит мне, что я посмел доставить себе удовольствие».

Письмо было подписано инициалами Г. П., и была еще приписка, которой дети не смогли разобрать.

‑ Мы все‑таки правильно поступили! ‑ воскликнула Филлис.

‑ Я тоже так думаю, ‑ поддержала ее Бобби.

‑ Но только не будем пока говорить маме всю правду, ‑ заметил Питер, прохаживаясь взад и вперед по комнате с заложенными в карманы руками.

‑ Пока мама не выздоровеет, мы ей не скажем, от кого это. Нельзя, чтобы она волновалась... Какие чудесные розы! Я должна отнести их ей.

‑ Да, и душистый шиповник, ‑ напомнила Филлис, глубоко вдохнув в себя приятный запах, ‑ не забудь про душистый шиповник!

‑ Непременно! ‑ улыбнулась Филлис. ‑ Мама совсем недавно вспоминала, что там, где она жила в детстве, была живая изгородь из такого шиповника.

Глава IV