Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Старый джентльмен





 

После этой истории с добычей угля Питер и его сестры решили, что от станции им пока следует держаться подальше. От станции, но не от железной дороги. Вся жизнь этих детей прошла на городских улицах под громыхание кэбов и омнибусов*[8], а также грозивших наехать на прохожих тележек. Это были тележки мясников, бакалейщиков и ремесленников, делающих подсвечники (вы видели, как ремесленник возит на тележке подсвечники? ‑ я нет). А тут, среди сонного деревенского затишья, где ничто не двигалось и не шумело, ‑ единственно поезда, приходившие и уходившие, вносили некоторое разнообразие. Детям казалось, что поезда как‑то связывают их с той прежней жизнью, которую они когда‑то вели. От ежедневных прогулок на склоне холма напротив «Трех Труб» наметилась тропинка, выбитая в сухом, хрустящем дерне. Дети уже знали время прибытия всех поездов и давали поездам имена. Поезд, шедший на юг и делавший остановку в четверть десятого утра, назывался у них «Зеленый Дракон». А чуть более ранний северный поезд (десять ноль семь) получил прозвище «Червяк Уонтли». Полуночный экспресс, своим надсадным свистом будивший их иногда от приятного сна, носил прозвище «Страшный Филин». Однажды Питер проснулся от этого свиста при холодном свете звезд, увидел сквозь прозрачные шторы мчащийся экспресс и сразу придумал ему такое название.

Поезд, на котором приезжал старый джентльмен, был Зеленый Дракон. У этого старого джентльмена было очень хорошее лицо, то есть одно из тех лиц, глядя на которые, можно подумать, что оно принадлежит хорошему человеку. Но не всегда хорошие лица принадлежат хорошим людям. У него был прекрасный цвет лица, гладко выбритые щеки, кипенная*[9]седина, он носил необычной формы воротнички, и цилиндр у него был такой, каких другие мужчины не носили. Конечно, дети ничего этого поначалу не замечали. Первое, на что они обратили внимание, была рука старого джентльмена.

Это было как‑то утром, когда они все втроем сидели на подоконнике в ожидании Зеленого Дракона, который, судя по всему, опаздывал.

‑ Зеленый Дракон едет туда, где теперь папа, ‑ сказала Филлис. ‑ Если бы он вправду был дракон, то есть живой, настоящий дракон, мы бы его остановили и попросили, чтобы он передал папе, как мы его любим.

‑ Драконы ничего никогда не передают, ‑ ухмыльнулся Питер, ‑ они выше этого.

‑ Нет, почему же ‑ если их сперва укротить, они нас слушаются, ‑ возразила Филлис, ‑ они слушаются команд «взять» и «принести», как спаниели. Они едят с ладони... Меня вот что беспокоит ‑ почему папа нам не пишет?

‑ Мама говорит, что он сейчас очень занят, ‑ стала успокаивать младшую сестру Бобби, ‑ но она полагает, что скоро он нам напишет.

‑ Думаю, нам вот что надо сделать, ‑ вступила в разговор Филлис, ‑ надо нам всем пойти и помахать руками Дракону. Если он волшебный дракон, то обязательно передаст папе, как мы его любим. Ну, а если нет, то тоже не беда. Просто постоим и помашем.

Когда Дракон с криком вырвался из своего логовища, а точнее говоря, из туннеля, все трое детей стояли на соседнем пути и что было сил махали своими носовыми платками.

И вдруг из вагона первого класса один пассажир помахал им в ответ. У него была очень чистая рука, и в этой руке он держал газету. Этим пассажиром был старый джентльмен.

С тех пор у них вошло в обычай обмениваться приветствиями с поездом, проходившим в четверть десятого. И детям, в особенности девочкам, нравилось думать, что, возможно, старый джентльмен встречается с папой по делу (хотя это, может быть, какое‑то не совсем приятное дело) и что он расскажет папе о том, что его трое детей стоят на рельсах и передают ему свои приветствия, и это происходит каждое утро, как в хорошую, так и в ненастную погоду.

Да, теперь они могли выходить из дому, не спрашивая разрешения, даже в такое ненастье, когда в городе им строго‑настрого запретили бы выглядывать за порог. Теперь они с нежностью вспоминали о тете Эмме, которая хоть и не была из разряда привлекательных теть, но как же пригодились теперь купленные ею парусиновые чехлы и тяжеленные дождевики. А ведь еще недавно они высмеивали ее покупки!

Мама почти все время что‑то писала. Свои рукописи она закладывала в длинные синие конверты. А с почты ей то и дело приносили большие пакеты другого формата и цвета. Порой она вздыхала, открыв такой пакет:

‑ Второй рассказ присылают на доработку. Просто беда!

И детям становилось очень жаль маму. Но бывало, что мама подпрыгивала, размахивала конвертом в воздухе и восклицала:

‑ Ура! Ура! Вот что значит чувствующий редактор. Он взял мой рассказ. Вот, прислал одобрение.

Сначала дети думали, что одобрение ‑ это письмо, которое прислал маме «чувствующий редактор», но теперь они знали, что одобрение ‑ это длинные бланки, на которых напечатаны мамины рассказы.

«Чувствующий редактор» ‑ это значит, что к чаю будут сдобные булочки.

Однажды Питер отправился в деревню покупать булочки, чтобы вечером отпраздновать «чувствительность» редактора детского издательства «Глобулус», и на дороге ему повстречался хозяин станции.

Питер ощутил при этой встрече неловкость, потому что история на шахте ни на один день не выходила у него из головы. Когда на безлюдье встречаешь даже совсем незнакомого человека, обычно все равно здороваешься, но Питер опустил голову и готов был молча пройти мимо. У него даже уши покраснели при мысли, что хозяин не будет разговаривать с тем, кто совершил дурной поступок. Ведь он же воровал уголь. «Воровал» ‑ ужасное, оскорбительное, унизительное слово. Но ведь это правда!

Хозяин первый сказал ему: «Доброе утро», и мальчик тоже произнес в ответ: «Доброе утро». Но Питеру при этом подумалось, что, наверное, хозяин просто не узнал его в темноте, потому что, если бы узнал, то ни за что бы не поздоровался.

Питеру стало так не по себе от этой мысли, что он, сам не отдавая себе отчета в том, что он делает, побежал за хозяином, который сразу остановился, услышав за спиной дробь мальчишеских башмаков.

‑ Вы напрасно вежливы... ‑ пробормотал Питер. ‑ Если бы вы меня узнали, вы не сказали бы мне «доброе утро».

‑ Э... ‑ хозяин недоуменно пожал плечами.

‑ Вы меня не узнали... Я ведь тот самый... Ну, помните, уголь...

‑ Уголь... Ах, да, уголь... Ладно, что было, то было. А куда это ты так спешишь?

‑ Иду купить булочки к чаю, ‑ отвечал Питер.

‑ Ага! ‑ улыбнулся хозяин. ‑ А я ведь поверил, что вы правда бедные.

‑ Мы и есть бедные... Но иногда мама стала давать нам полпенса... Когда у нее купят рассказ или стихотворение.

‑ Так, значит, твоя мама писательница?

‑ Да, я ни у кого больше не читал таких красивых рассказов, как мамины.

‑ Ну, ты должен гордиться, что она у вас такая умница.

‑ Когда она не была такая умница, она все время с нами играла, а теперь мы играем сами по себе...

‑ Вот что... Я очень сейчас спешу по делу, но когда у тебя с сестрами будет время и желание, непременно заглядывайте ко мне на станцию. А уголь ‑ считайте, что я про него забыл, хорошо?

‑ Спасибо вам! ‑ сказал Питер. ‑ Я так рад, что между нами все разрешилось!

И Питер побежал вприпрыжку через мост, соединяющий берега канала, в деревенскую булочную. Сразу как рукой сняло то неприятное чувство, которым он мучился с той минуты, когда хозяин станции схватил его за ворот посреди черной угольной россыпи.

На следующий день, как только они послали свое троекратное приветствие Зеленому Дракону и старый джентльмен помахал им в ответ, Питер с гордым видом повел сестер на станцию.

‑ Ведь неудобно, ‑ сказала Бобби.

‑ Она имеет в виду уголь, ‑ пояснила Филлис.

‑ Я тут его встретил как‑то, хозяина, ‑ небрежно, как бы пропуская мимо ушей сказанное сестрами, сообщил Питер. ‑ Он сказал, что мы можем приходить на станцию в любое время, когда нам захочется.

‑ После того? Неужели! ‑ удивленно воскликнула Филлис. ‑ Подождите минуточку, у меня шнурок развязался на башмаке.

‑ Он у тебя только и делает, что развязывается, ‑ заворчал Питер. ‑ А хозяин, представьте себе, настоящий джентльмен. Он выкинул давно из головы этот уголь, так что и вы его тоже выкиньте из головы.

Филлис управилась со своим шнурком и зашагала молча, но старшая сестра увидела, как вздрогнули ее плечи и как большая слеза, сорвавшись с ее щеки, разбилась о рельсу.

‑ Миленькая моя, ты что? ‑ спрашивала Бобби, тормоша и обнимая ее.

‑ Он мне сказал, что я не по‑джентльменски себя веду... Я ведь ему не говорила, что он ведет себя не по‑ледински! Даже когда он мою Клоринду, мою лучшую куклу привязал к столбу и сжег на костре, я не говорила ему...

В самом деле, Питер, год или два назад учинил это злодеяние.

‑ Но ведь, если честно, то ты его допекла своими разговорами про уголь и про все это... Пусть лучше каждый из вас признает свою неправоту и простит другому обиды, ‑ предложила Бобби.

‑ Если Питер готов, то и я готова, ‑ согласилась Филлис.

‑ Хорошо, я удовлетворен. Вот, Филлис, возьми мой платок, я вижу, свой ты, как всегда, посеяла. И как это ты ухитряешься постоянно все терять?

‑ Сам же у меня взял платок и подвязал им дверцу в крольчатнике! ‑ с возмущением выпалила Филлис. ‑ Помнишь, в книжке для чтения есть стихи, что жестоко обижать беззубого младенца... Но когда автор стихов говорит про младенца «беззубый», это еще более жестоко. Нам мисс Лоу так говорила.

‑ Хорошо! ‑ успокаивающим тоном проговорил Питер. ‑ Вы правы, и пойдемте на станцию.

Они пришли на станцию и весело провели там два часа в обществе носильщика. Носильщик был человек покладистый и терпеливо отвечал на их бесконечные «почему», от которых «светские» люди так быстро уставали.

От него дети узнали много такого, о чем прежде понятия не имели, например, что штуки, при помощи которых сцепляются вагоны, называются муфтами, а трубки над муфтами, похожие на больших змей, существуют для того, чтобы останавливать поезд.

‑ Вот поезд мчится, а если дернуть за эту трубку, то он вздрогнет и остановится как вкопанный. А вы видели в вагонах такой кран, над которым написано, что если вы неправильно будете им пользоваться, то вас оштрафуют? Вот если вы им воспользуетесь неправильно, то поезд тоже остановится.

‑ А если правильно воспользовался?

‑ Все равно остановится. Но правильно, это только если вас убивают. Была одна старушка, над ней пошутили, сказали, что если сорвать этот кран, то откроется комната отдыха. И она воспользовалась им неправильно, потому что никакой угрозы ее жизни не было, а просто она была голодна. И вот когда поезд остановился и в вагон зашел полицейский, чтобы выяснить, по чьей вине все произошло, старушка подходит к нему и говорит: «Принесите мне крепкого портера и губку для мытья». В общем, из‑за этого поезд опоздал на семь минут.

‑ А что ей ответил полицейский?

‑ Не знаю... Тут уж было не до того, чтобы помнить.

За этими увлекательными разговорами время промелькнуло незаметно. Хозяин станции дважды выходил из своей уютной комнаты, которая помещалась справа от отверстий с билетными кассами. Он присоединялся к общей беседе и веселился вместе со всеми.

‑ Как будто бы он нас и не засек тогда с углем, ‑ шепнула на ухо сестре Филлис.

 

 

 

 

Хозяин угостил их апельсином и пообещал показать сигнальную коробку ‑ в какой‑нибудь из дней, когда он будет не очень занят.

Несколько поездов прошли мимо, не останавливаясь, и Питер заметил впервые, что у поездов, как у кэбов, тоже есть номера.

‑ Один мальчик, ‑ припомнил носильщик, ‑ утащил из оптового магазина зеленую тетрадь с серебряными уголками специально для того, чтобы записывать в ней номера поездов.

Питер тоже изъявил желание записывать номера поездов, но, к сожалению, его папа не владел оптовым магазином и ему неоткуда было взять тетрадь в зеленом кожаном переплете с серебряными уголками. Зато хозяин дал ему конверт, и Питер написал на нем:

 

663...

 

Он почувствовал, что это будет очень интересно ‑ коллекционировать номера поездов.

Вечером во время чаепития он спросил у мамы, нет ли дома тетради в зеленом кожаном переплете с серебряными уголками. Мама сказал, что у нее нет такой тетради. Но узнав, зачем сыну понадобилась тетрадь, дала ему черную записную книжку.

‑ Отсюда несколько страниц вырвано, но все равно здесь поместится много номеров. А когда ты ее всю испишешь, я дам тебе другую. Я очень рада, что ты полюбил железную дорогу. Но только прошу тебя: ни в коем случае не ходи по шпалам.

‑ Ну, а когда поезд идет навстречу, но он еще очень далеко? ‑ в голосе мальчика прозвучало почти отчаяние.

‑ Нет, нельзя выходить на пути.

‑ Мама, ‑ спросила тогда Филлис, ‑ а когда ты была маленькая, ты никогда не выходила на пути?

Поскольку мама была честной и правдивой, она ответила: «Да, было дело».

‑ Да, однажды я выбежала навстречу поезду... Но, дети, вы же знаете, как я люблю вас. А если вас покалечит, что я тогда буду делать?

‑ Значит, ты любишь нас больше, чем бабушка любила тебя? ‑ допытывалась Филлис.

Бобби делала сестре знаки, чтобы та замолчала, но Филлис то ли не замечала их, то ли не придавала им значения.

Мама долго не отвечала. Она встала, пошла налить воду в чайник и, только вернувшись, сказала:

‑ Никто на свете никого так не любил, как любила меня моя мама.

Потом мама успокоилась, и Бобби под столом толкнула ногой младшую сестру. Старшая девочка поняла, что маму успокоили воспоминания о детстве, о той поре, когда она была маленькой и когда для бабушки, для ее мамы, весь мир заключался в ней одной.

Это понятно и естественно, что дети, чуть что не так, сразу бегут к маме, даже если они давно вышли из детского возраста. А когда становится не к кому бежать, от этого бывает очень грустно.

Филлис удивилась, когда Бобби толкнула ее ногой.

‑ Ты почему меня толкаешь, Боб?

И тогда мама слегка усмехнулась, вздохнула и сказала:

‑ Хорошо. Только я должна быть уверена, что вы точно знаете, на какой путь какой поезд приходит. И не выходите на рельсы близко от туннеля или там, где пути скрещиваются.

‑ Поезда, ‑ начал рассуждать Питер, ‑ они как повозки на улице ‑ держатся левой стороны. Так что если встать справа, то видно, как они идут.

‑ Ну хорошо, ‑ сказала мама.

Вас, может быть, удивило то, что она сказала «хорошо», вам кажется, что ей не следовало так быстро уступать. Но ведь мама вспомнила то время, когда сама была маленькой, и она сказала это, и ни ее дети, ни вы, дорогие читатели, и никакие другие дети не смогут оценить в полной мере, чего ей это стоило. Лишь очень немногие из вас, такие, как Бобби, смогли бы отчасти ее понять.

Через день или два после этого мама не вышла к завтраку, а осталась в постели, потому что у нее болела голова. Ноги у нее были горячие, как утюги, в горле першило, и она ничего не могла есть.

‑ Я, матушка, на вашем месте, ‑ говорила миссис Вайни, ‑ немедленно послала бы за доктором. С этими простудами не надо шутить. Моя старшая сестра перенесла грипп на ногах, и он такие дал осложнения... Она два года назад захворала, под Рождество, и до сих пор на себя не похожа.

Мама долго отнекивалась, но однажды вечером она почувствовала себя настолько плохо, что Питера послали в известный каждому в поселке дом, возле калитки которого росли три лавра, а на медной дощечке можно было прочесть:

 

Date: 2015-09-24; view: 243; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.007 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию