Глава четвертая. В Ином Мире лес звенел от звуков

В Ином Мире лес звенел от звуков. Ленивый ветерок покачивал верхушки сосен. Где‑то вдали сердилась сойка – та, что сама назначила себя разносчицей слухов. Вокруг Сары и Киерана жужжали насекомые. Киеран, прислонившись к стволу дерева, вел свой рассказ; стоило ему пошевелить головой, и грубая кора цеплялась за волосы. Рассказ Киерана звучал резким контрастом к окружавшей их безмятежности.

Сара лежала на животе и, положив голову на руки, слушала Киерана. К его удивлению, она оказалась хорошим слушателем; как было не удивиться этому, ведь он не забыл их жаркого утреннего спора. Однако, похоже, то, что он говорил, нисколько не удивляло ее, поэтому иногда Киеран сомневался, действительно ли она его слушает. Когда он дошел до настоящего момента, она, отвернувшись, долго смотрела в лес, не говоря ни слова.

– Ну? – наконец спросил Киеран.

– Что «ну»?

Он пожал плечами:

– Ты приняла все, что я сказал, очень спокойно. Похоже, ничего из того, что я говорил, тебя не удивило.

Сара села, на ее лице играла печальная улыбка.

– Ты рассказал мне много загадочного. Но после того что я пережила за последние двадцать четыре часа, меня, по‑моему, уже ничто не удивит. – Сара подтянула колени к подбородку и испытующе поглядела на Киерана. – Но все‑таки кое‑чего я не поняла.

– Например?

– Ну… например, насчет твоих телепатических способностей. У тебя от них не шумит в голове?

Киеран усмехнулся:

– Привыкаешь настраиваться… как радиоприемник. Но признаюсь, что иногда нет ничего приятнее, чем «молчание».

– А сейчас ты можешь прочитать мои мысли? Знаешь, о чем я думаю?

– Нет, этого я не умею. Я могу передавать мысли восприимчивому мозгу. Все остальное – «помехи»… И если продолжить сравнение с радио, это похоже на то, как ловишь определенную станцию, знаешь, что она где‑то поблизости, а разобрать ничего не можешь. Лучше всего передаются эмоции.

– А как было… там, в ресторане? Когда я чувствовала то же, что чувствовал ты?

– Уж очень я тогда старался передать свои мысли, а у тебя высокая психическая восприимчивость. – Киеран снова протянул к ней руку. – Попробуй еще раз до меня дотронуться, – предложил он.

Сара помедлила, но все‑таки протянула ему руку.

Она вздрогнула, когда их руки соприкоснулись, но на этот раз ничего не почувствовала.

– Странно, – сказала она, отдергивая руку. Закусив губу, Сара о чем‑то задумалась. – Ну ладно. А этот твой учитель? Пожалуй, я готова согласиться с тем, что он… волшебник. Но ты действительно веришь в то, что он – перевоплощение какого‑то давно умершего валлийского друида?

– Не перевоплощение. Он – тот самый друид и есть. Друид Мэлгвина. Его тогда звали Томасин Хенгр‑т‑хап.

– И это он… изгнал Талиесина?

– Ну да, – ответил Киеран. – Изгнал и на тысячу лет превратился в камень.

С тех пор как Сара нашла кольцо, она перестала верить в совпадения. Все, что произошло с ней после этой находки, слишком хорошо раскладывалось по местам, словно кусочки гигантской картины‑головоломки. Ощущение было неприятное. Неприятно было и слушать ту же историю, которую рассказывал ей Талиесин, но только с точки зрения его противников. И хоть Сара и старалась сохранить невозмутимый вид, ее удивляло, что Киеран не почувствовал, как она уязвлена его рассказом. Может быть, колдовство не такая уж мощная сила, как о нем говорят? А может быть, Киеран еще не настоящий маг и всякие тонкости от него ускользают? Как бы то ни было, в присутствии Киерана она чувствовала себя неспокойно.

– Этот твой Томас Хенгуэр не производит впечатления доброго человека.

– Почему? Из‑за того, что он изгнал Талиесина? Но ведь его заставил король.

Сара нахмурилась:

– Глупости. Нацисты тоже говорили, что они ни в чем не виноваты, потому что «просто выполняли приказ». Он должен нести ответственность за свои поступки. Ведь мог и отказаться.

– Тогда Том был другим.

– Как так?

Киеран почувствовал, что начинает раздражаться.

– Ты не понимаешь, – сказал он. – Ты с ним не встречалась. Если когда‑то он и был злым, то потом изменился. Nom de tout! Ты думаешь, он любит вспоминать те дни? Таких добрых и мягких людей, как он, еще поискать надо!

– Ты так говоришь только потому, что он твой близкий друг. Вот и веришь в то, что Талиесин превратился в чудовище, которое хочет убить Хенгуэра.

– А ты, конечно, знаешь лучше?

– Я… – Сара растерялась. Еще не настало время рассказывать Киерану, кого она встретила возле скалы Персе. – Просто я не верю, вот и все.

– Слушай, – медленно проговорил Киеран, стараясь держать себя в узде. Он еще не встречал никого, кто бы так раздражал его, как эта девушка. – Так же как изменился Хенгуэр, так же изменился и арфист. Все очень просто. Талиесин жаждет мести. Она терзала его все полторы тысячи лет, если не больше. Господи! Да это изменит кого угодно!

– Ладно, ладно! – Сара не хотела встречаться взглядом с Киераном. – Давай не будем больше говорить об этом.

– Хорошо. А о чем ты хотела бы поговорить?

– Ни о чем.

Некоторое время они смотрели друг на друга, затем Сара опять отвела глаза.

– И как по‑твоему, где сейчас твой учитель? – спросила она, стараясь, чтобы ее голос звучал ровно.

Киеран вздохнул:

– Не знаю. Я даже не уверен… жив ли он. Когда наш контакт прервался, я приехал в Оттаву искать его, я собирался… я, знаешь, надеялся, что найду его. Или хотя бы узнаю, не оставил ли он мне несколько слов. Или еще что‑нибудь. А теперь я просто не знаю, что и думать.

– Я‑то думаю, что нам надо выбираться отсюда.

– И что ты предлагаешь?

– Выбираться тем же путем, каким мы сюда попали.

Сара стала вспоминать, как ей удалось вторично встретиться с Талиесином. Кажется, нужно сосредоточиться. А теперь надо сконцентрироваться на Доме Тэмсонов и напевать мелодию Лунного сердца, которую ей подарил Талиесин. Потом она вспомнила ту последнюю минуту в ресторане «Патти Плейс» перед тем, как потеряла сознание. Тогда она слышала, как вокруг них бьют барабаны и пляшут какие‑то фигуры.

– Кто‑то перенес нас сюда, – сказала Сара. – Они же перевязали тебе рану и оставили нам еду. – Она показала на продукты, оставленные их благодетелями. – Ты не мог бы с ними связаться? Ты сам знаешь как. Ну, послать на их поиски твои мысли, или как там это делается.

– Я уже пробовал, – сказал Киеран. – За пределами этой поляны – пустота. Как будто мы находимся в пузыре.

– Я же уходила, – напомнила ему Сара. – И была довольно далеко. Мы могли бы попробовать немного пройтись, – добавила она. – Посмотрим, может быть, что‑нибудь да найдем. Хотя, наверное, это зависит от тебя. Как ты себя чувствуешь?

– Все свербит. – Киеран осторожно потрогал повязку. – Но вообще мне лучше, чем могло бы быть, учитывая, как здорово мне досталось, и по сравнению с тем, как я чувствовал себя раньше. Я готов пройтись.

– Ты и выглядишь немного лучше. Не такой изможденный.

– Большое спасибо.

– Пожалуйста! – пожала плечами Сара.

Она встала, с удовольствием расправив на плечах плащ Талиесина. Подхватив футляр с гитарой, посмотрела на Киерана.

– Ну? – спросила она.

Но Киеран смотрел куда‑то мимо нее. Следуя за его взглядом, Сара обернулась и медленно опустила гитару на землю. Между двумя соснами стоял серебристо‑серый волк размером с большую немецкую овчарку. «С очень большую немецкую овчарку», – поправила себя Сара. Волк рассматривал их янтарными глазами, которые казались гораздо умнее, чем обычно бывают у животных, и это было неприятно. Сара, стараясь держать волка в поле зрения, осторожно огляделась в надежде найти что‑нибудь, чем можно было бы воспользоваться в качестве оружия, хотя понимала – если волк нападет, проку от этого оружия будет чуть. Когда она стала подбираться к глиняному кувшину, Киеран сказал:

– Не думаю, что он собирается напасть на нас.

– Да?

Киеран помотал головой, но Сара не смотрела на него. Она медленно нагнулась к кувшину, ожидая, что огромный зверь вот‑вот бросится на нее.

– Он здесь, чтобы мы не могли уйти.

– Тогда где он был, когда я ушла в прошлый раз?

– Не знаю…

– Что ж, – сказала Сара, проглотив комок в горле. Она совсем не чувствовала себя такой храброй, как старалась выглядеть. – По‑моему, твое предположение легко проверить. Оставайся.

– Сара, не делай глупостей.

Сара обернулась и бросила на него ледяной взгляд:

– Будешь учить меня, что делать, Киеран Фой?

Подняв кувшин, Сара направилась к лесу и пересекла поляну как можно дальше от волка. Волк не сделал никаких попыток последовать за ней, он вообще ничего не сделал, просто уселся на задние лапы.

– Теперь твоя очередь! – крикнула она Киерану.

Но как только Киеран поднялся на ноги, волк тоже вскочил и сделал несколько шагов вперед. Он предостерегающе зарычал, и шерсть у него на шее встала дыбом. Сара похолодела. Киеран сел на прежнее место, тогда и волк успокоился.

– Похоже, ему нужен ты, – беззаботно заметила Сара, хотя никакой беззаботности не ощущала.

Сердце у нее учащенно билось. Ей хотелось броситься со всех ног и убежать как можно быстрее и как можно дальше. Она взглянула на Киерана и задумалась. «Мы ведь даже не в одном лагере. Ведь уже наметилось две стороны: те, кто поддерживает Талиесина, и те, кто согласен с учителем Киерана – Томасом Хенгуэром». Все бы ничего, если не считать того, что Сара не желала участвовать ни в каких войнах, тянувшихся веками. С другой стороны, как Киеран был предан своему учителю, так и она считала Талиесина своей собственностью и тоже была ему предана. Она хотела только одного – научиться магии и музыке, а этому мог научить ее бард. Она не желала быть солдатом в войне, которая ее не касалась.

Сара долго раздумывала, потом вздохнула, бросила кувшин на траву и, вернувшись, села возле своей гитары.

– Я думал, ты решила уйти, – сказал Киеран.

– Решила.

– А почему не ушла?

Сара пожала плечами. Сейчас она не готова была это обсуждать, так что просто сделала вид, будто не расслышала вопроса. Она повернулась так, чтобы видеть охранявшего Киерана зверя. Волк, видимо удовлетворенный тем, что его подопечный больше не собирается уходить, скрылся в лесу. Но, присутствие его все равно ощущалось.

– Ну, что теперь? – спросила Сара.

– Похоже, нам следует подождать.

– Чего?

– Не знаю, Сара. Наверное, того, что должно произойти.

Сара кивнула. Сейчас, когда первый страх прошел, она почувствовала раздражение. Значит, они будут ждать. Прекрасно. Только чего?

Нахмурившись, она потянулась за гитарой и открыла футляр. Ей надо было как можно скорее от всего отключиться.

– Забавно! – сказал Киеран, когда она вынимала гитару из футляра.

– Что именно?

– По‑моему, ты знаешь о том, что происходит, гораздо больше, чем говоришь.

– Хотела бы, чтобы это было так.

Киеран откашлялся, но больше ничего не сказал. Достав гитару, Сара отошла в дальний угол поляны, села на одинаковом расстоянии от Киерана и от того места, где исчез волк. Она достала табак, свернула сигарету, потом вспомнила, что у нее нет даже спичек. И бросила взгляд на Киерана:

– У тебя есть зажигалка?

– А у тебя есть курево? Я где‑то потерял свой табак.

Вскоре они оба задымили.

«Надо это прекратить», – подумала Сара и глубоко затянулась. Засунув дымящийся окурок между струнами, она начала играть. То ли из‑за сигареты, то ли из‑за музыки, то ли из‑за того и другого, но почти мгновенно Сара почувствовала, что напряжение отпускает ее. Закрыв глаза, она стала наигрывать мотив, которому научил ее Талиесин.

– Лоркалон, – пробормотала она, перебирая струны.

Талиесин называл это «первой ступенью», первым шагом к обретению внутреннего молчания. К ее «тоу». Киеран тоже об этом говорил, но, хотя ей не очень было ясно, о чем идет речь, наигрывая этот мотив, она ощущала, что все больше приближается к какому‑то необозримому пространству, преисполненному спокойной силы. «Надо быть осторожной, – подумала она, – вдруг эта сила унесет меня отсюда».

Сара улыбнулась. Интересно, что подумает Киеран, если она вдруг устремится ввысь и исчезнет? Может быть, его это нисколько не удивит. И опять‑таки не стоит рассказывать ему, где она была. Во всяком случае сейчас. Возможно, он не догадывается, что на данный момент между ними заключено перемирие. Но рано или поздно они окажутся по разные стороны баррикад. А до тех пор пусть лучше думает, что она, Сара, – такая, какой кажется: привередливая дурочка, которая случайно вляпалась во все это. «А кто сказал, что ты не такая?» – тут же подумала она. Хороший вопрос. Когда‑нибудь она об этом как следует подумает. Но только не сейчас. Сейчас она принадлежит музыке и тому покою, который воцарился у нее в душе.

Наступил и миновал полдень. Солнце на один долгий вздох задержалось прямо у них над головами, а потом начало клониться к западу. Сара отложила гитару, и они оба попробовали маленькие лепешки, оставленные им их неизвестным хозяином. Лепешки оказались твердые и довольно сухие, и Сара пожалела, что так неосмотрительно бросила кувшин с водой. Она пошла за ним, но он оказался пуст.

Они мало говорили друг с другом. Сара рассказала о своей тревоге: Джеми, наверное, беспокоится о ней. Киеран в ответ на это вспомнил, что однажды сказал ему Хенгуэр: «Здесь время течет по‑другому. Можно прожить целую неделю, а потом выяснится, что нас не было несколько минут».

Сара кивнула. Она думала о том, как провела все утро с Талиесином на берегу, а вернувшись, обнаружила, что на поляне всего десять часов. Потом она подумала о Рипе Ван Винкле. [78]

– А не может так быть, что иногда время течет и в обратную сторону?

Что если она вернется в Оттаву и окажется, что прошло уже сто лет?

Киеран кивнул, но ничего не сказал.

Перед тем как наступила полная темнота, они сделали еще одну попытку уйти. Единственным результатом этой попытки было возвращение серебристо‑серого волка. Как только они снова сели на место, он тотчас ушел в лес.

– Почему никто не приходит? – воскликнула Сара.

Но Киеран и на этот раз не знал, что ответить.

В конце концов они заснули, и Сара видела во сне своего арфиста. Но на этот раз она была вроде привидения и могла смотреть на него только на расстоянии. Он ходил взад‑вперед по берегу недалеко от скалы, как будто искал ее. Она окликнула его, он поднял голову, огляделся, но ее не увидел. Напевая мелодию Лунного сердца, Сара попыталась приблизиться к нему еще раз, но проснулась; уже наступило утро, и она по‑прежнему была на поляне.

Они провели спокойный день и убедились, что, если не считать их разного отношения к Талиесину, у них много общего. Сара подумала, что при других обстоятельствах Киеран мог бы ей понравиться, но каждый раз, когда эта мысль приходила ей в голову, она представляла себе лицо Талиесина, вспоминала свой сон, вспоминала, как арфист ходил вдоль берега и кого‑то искал. Теперь она не сомневалась, что искал он именно ее. Сара пыталась заставить себя снова вернуться к нему, но безуспешно. Ей хотелось спросить у Киерана, как этого добиться, но тогда пришлось бы объяснить ему, куда и зачем она направляется, а этого она сделать не могла.

Минуты превращались в часы, проходил день. К вечеру Сара взяла гитару, снова ушла в другой конец поляны и стала наигрывать мотив Лунного сердца, уже не пытаясь больше никуда уйти; она просто хотела, чтобы у нее в душе возник мир и то успокоение, которое приносили с собой звуки ее гитары. Через некоторое время она снова отложила гитару в сторону, ей показалось, будто ее душа заключена в кокон, такой же мягкий и теплый, как плащ Талиесина, и Сара задремала в тени высокой сосны. Глаза у нее открылись, когда лежавший Киеран внезапно сел; она огляделась, ища, что бы могло его встревожить. И, быстро пройдя через поляну, села рядом с ним.

– Что с тобой? – спросила она.

Вглядываясь в лес, Киеран ответил:

– Не знаю. Но мне показалось, что вдруг все сразу изменилось.

Сара тоже это почувствовала. Воздух затих и только вздрагивал. Казалось, лес ждет чего‑то или кого‑то.

– Nom de tout! – пробормотал Киеран.

Она появилась из леса, словно привидение, – высокая индианка верхом на огромном лосе, а с каждой стороны бежал серебристо‑серый волк. Лось был высотой добрых семь футов в холке, а расстояние между кончиками рогов, от кончика до кончика – пять с половиной футов. Шкура у него была темно‑коричневая, а складка кожи, свисающая с шеи, еще темнее. Несмотря на то что весил лось, наверное, не меньше тонны, он ступал осторожно и бесшумно.

Женщина сидела на спине у лося и внимательно рассматривала Сару и Киерана, вскочивших на ноги. Черные волосы, заплетенные в длинные косы, свисали по обе стороны ее лица, они были украшены бусами и шнурами. Воротник ее платья без рукавов, сшитого из оленьей кожи, был точно такой же, как у шамана с рисунка Эледа Эванса, – затейливо украшенный разноцветными бусами и зубчатыми раковинами. И глаза женщины напоминали глаза изображенного на рисунке шамана – такие же неожиданно синие на бронзовой коже.

– Какая красавица! – тихо воскликнула Сара.

Киеран не ответил. Сара почувствовала, что в воздухе возникает какой‑то заряд вроде электрического, только приятный. «Магические токи», – подумала она, сама не понимая, как это пришло ей в голову.

Явившаяся им картина несколько минут оставалась неподвижной, потом женщина грациозно соскользнула с лося и направилась к ним. Она была босая и все‑таки казалась выше Киерана на несколько дюймов.

Лось не двинулся с того места, где она его оставила, а волки следовали за ней по пятам и уселись на задние лапы, когда она, не дойдя нескольких футов до Сары и Киерана, остановилась. Она подняла правую руку с открытой ладонью – освященный временем жест, говоривший: «Я пришла с миром. Смотрите, оружия у меня нет».

Сара ждала, что женщина, как в плохих вестернах класса «В», воскликнет «эй‑хой!», но, когда та заговорила, голос у нее оказался звонким и мелодичным.

– Кто здесь ученик Тома‑хенг‑ара? – спросила она.

Сара бросила взгляд на Киерана. Неизвестно, на каком языке говорила женщина, но Сара поняла ее, и поняла, несомненно, только потому, что этому научил ее бард, а вот понял ли гостью Киеран, она не была уверена. Однако оказалось, что у Киерана никаких трудностей не возникло.

– Я его ученик, – ответил он. – Меня зовут Киеран Фой.

– А твою спутницу?

– Сара Кен… – начала было Сара, но тут же вспомнила, как Талиесин предупреждал ее, чтобы свое имя она называла с осторожностью. – Меня не бери в расчет, – спохватилась она. – Я здесь путешествую только в роли багажа. Это Киеран – волшебник.

Женщина склонила перед ним голову.

– Меня зовут Ха‑кан‑та, – сказала она. – Приветствую вас, Киеранфой и Саракен.

– Это ты перенесла нас сюда? – спросил Киеран.

– Не я. Вы – гости квин‑он‑а. – И, заметив, как они озадаченно переглянулись, объяснила: – Это духи диких племен. Маниту. Твой учитель, учивший тебя волшебству, наверное, рассказывал тебе о них.

– Не слишком подробно.

Ха‑кан‑та улыбнулась:

– Квин‑он‑а – духи скрытные. Тот, кто заслужил привилегию называться их другом, тоже, наверное, говоря о них, держится таинственно.

Сара с тревогой покосилась на волков.

– А эти твои зверюшки, – спросила она, – они ручные?

– Это не зверюшки, – сухо ответила Ха‑кан‑та. – Разве можно приручить волков?

– Там, откуда мы, по‑моему, приручили всех.

– Значит, ваш мир – грустный.

– Ну, это как посмотреть. Там и хорошего много.

Сара понимала, что она не слишком любезна, но не могла справиться с собой. Уже который день они сидят здесь, не зная, что предпринять, грязные и оборванные, как уличные бродяги в Оттаве. И вот пожалуйста, появляется, пританцовывая, эта загадочная красавица. Сара посмотрела мимо Ха‑кан‑ты на спокойно жующего жвачку лося, потом перевела взгляд на волков с их ясными, слишком умными глазами.

– Я просто хотела узнать, не опасны ли они.

– Не бойся, Саракен. Относись к ним с уважением, и они ответят тебе тем же.

«Легко сказать!» – подумала Сара.

Прежде чем она успела задать следующий вопрос, уже вертевшийся у нее на языке, Киеран опередил ее:

– Зачем нас доставили сюда, Ха‑кан‑та?

– Чтобы вы встретились с моим отцом. Его зовут А‑ва‑рате – «Тот, Кто Ходит с Медведями», но сейчас он гуляет с ними в Стране Дремлющего Грома, вот я и пришла вместо него. Квин‑он‑а сообщили мне, что Том‑хенг‑ар просил моего отца научить вас Медвежьему Танцу. Это – дар, он передается нелегко, но между моим отцом и твоим учителем уже много‑много зим и весен существуют тесные узы. И раз отец не может прийти, пришла я.

Она помолчала, с любопытством глядя на Киерана.

– Скажи мне, твой учитель все еще преследует своего врага – тень, которую маниту называют Мал‑ек‑а? – Увидев, что Киеран кивнул, она вздохнула. – Охотник, за которым охотятся. А в конце концов кто из них уцелеет? Мой отец как‑то сказал мне, что если одному из них повезет, то жить уцелевшему будет не для чего. Они связаны друг с другом, как олень с волком. Волк заставляет оленя быть сильным, уничтожая слабых, а олень придает силы волку. Однако если такое равновесие нарушится? Что тогда?

– Том хочет только мира, – сказал Киеран.

– А его враг? – спросила Ха‑кан‑та. – Эта тень, которую никто не хочет называть? Кто может поручиться, что и тень тоже хочет мира?

– Я могу назвать врага, – сказал Киеран. – Это Талиесин.

– Неправда, этого ты не знаешь! – запротестовала Сара.

Не успел Киеран ответить на эту гневную вспышку Сары, как Ха‑кан‑та сделала знак, оберегающий от беды, и отступила на шаг назад. В ответ на это неожиданное движение волки ощерились и встали по бокам хозяйки.

– Талиесин? – переспросила та. – Том‑хенг‑ар ищет смерти Талиесина Рыжеволосого?

– Но только потому, что Талиесин ищет его смерти! Том хочет мира. Ничего больше.

– Ну тогда пусть он успокоится! – сказала Ха‑кан‑та. – Ведь Талиесин давно умер, Киеранфой. Маленькие духи до сих пор оплакивают его в своих жалобных песнопениях. Если ты его ищешь, то искать надо в Стране Дремлющего Грома. Он больше не странствует по мирам, которые нам известны. Сейчас он вместе с моим отцом, ведь они оба братья‑барабанщики, так же как мой отец и твой учитель. А это значит, что Талиесин и Том‑хенг‑ар тоже были братьями‑барабанщиками.

Киеран упрямо покачал головой:

– Может, тело Талиесина где‑то и погребено, но какая‑то его часть все еще живет. Та часть, что хочет заполучить старика Тома.

– Мертвые не охотятся, разве что в Стране Дремлющего Грома. А то, что там происходит, не касается живых, поверь мне.

– Тогда как ты объяснишь… – начал было он, но не договорил.

Он ведь уже спорил насчет Талиесина с Сарой. Почему все, кого бы он ни встретил, не могут понять, что Талиесин опасен?

Стоявшая рядом с ним Сара ничего не сказала. Она раздумывала над словами Ха‑кан‑ты о том, что Талиесин умер. На самом‑то деле она никогда не переставала думать об этом. Все эти удивительные путешествия во времени сбивали с толку. Все обстояло иначе, когда она была с ним рядом, могла протянуть руку, коснуться его и убедиться, что он жив. Кроме того, она могла рассказать ему легенду о том, что он давным‑давно умер, и они оба могли над этим посмеяться. Однако он все‑таки умер, это факт. То, что благодаря колдовству она могла переместиться во времени, попасть в прошлое и встретиться с ним, не меняло того факта, что в ее время Талиесина уже не существовало. Он был всего лишь горсткой пыли, унесенной в эту Страну Дремлющего Грома, о которой говорит Ха‑кан‑та.

Сара испытывала страстное желание вернуться к Талиесину прямо сейчас, но понимала, что эта ее попытка будет обречена на провал. Конечно, один раз это ей уже удалось. Но сейчас она просто не могла примириться с тем, что он считается мертвым. Да и как это может быть? Ведь она виделась с ним только вчера! Видела его, слышала, как он играет на арфе, слышала его голос, видела, как солнце касается его рыжих волос, как вспыхивают зеленые глаза…

Сара заморгала, удивляясь тому, как сильно действуют на нее одни только мысли о Талиесине. Чтобы чем‑то занять трясущиеся руки, она свернула сигарету, прикурила от зажигалки Киерана, которую он оставил у нее в сумке. Ха‑кан‑та со странным выражением лица следила, как Сара затягивается и выпускает серо‑голубой дым в предвечерний воздух, и Сара забеспокоилась: вдруг у индейцев существует какое‑то табу, запрещающее курение. Потом она вспомнила про трубку мира на рисунке Эледа Эванса и о том, какую роль сыграл табак в национальной культуре Америки.

Она подумала, не предложить ли Ха‑кан‑те затянуться, но не рискнула. Чтобы избежать ошибки, она еще раз быстро затянулась, затушила сигарету и снова положила ее в сумку.

Ха‑кан‑та переводила взгляд с Сары на Киерана.

– Если бы кто‑нибудь когда‑нибудь возвращался из Страны Дремлющего Грома, – задумчиво сказала она, – тогда я действительно могла бы заподозрить какую‑то опасность со стороны Талиесина. Однако… Однако я не могу учить тебя Медвежьему Танцу, Киеранфой, пока не получу совета. Квин‑он‑а живут недалеко. Давайте пойдем и посоветуемся с их старейшинами. Послушаем, что скажут квин‑он‑а про Тома‑хенг‑ара и его врага – тень, которую они называют Мал‑ек‑ой, а вы называете Талиесином Рыжеволосым.

Сара и Киеран посмотрели друг на друга с опаской, хотя у каждого были разные причины для беспокойства. Киеран думал, разумно ли вверять себя в руки квин‑он‑а, раз они друзья Талиесина или были его друзьями, а теперь чтут его память? С другой стороны, они ведь одновременно и друзья Тома. И потом, он и Сара оказались здесь прежде всего по милости квин‑он‑а. Во власти этих духов отправить их обратно, удержать здесь или вообще сделать с ними все, что им заблагорассудится.

Саре же больше всего хотелось покинуть эти места. Ей хотелось снова оказаться на берегу, где ей было хорошо, где царят только добрые чувства, где рыжеволосый арфист – при одной мысли о котором внутри у нее все как‑то странно замирало – бродит вдоль берега и ждет ее. Что же ее удерживает? Почему раньше она могла уйти к нему, а теперь не может?

– А у нас есть выбор? – вдруг вырвалось у нее.

Ха‑кан‑та удивленно взглянула на нее:

– Разве вы мои пленники?

– А как насчет квин‑он‑а? – спросил Киеран.

– За них я отвечать не могу, Киеранфой. Но это благородные духи. Не беспокойтесь, у них вы будете в безопасности. Они не причинят нам вреда. Если хотите, я буду вашей поручительницей. Ведь мы идем к ним за советом, а не за тем, чтобы развязать войну.

«Может быть, ты и хочешь совета, – подумал Киеран, – но, что бы они ни сказали, я не изменю своего отношения к тому, что считаю правдой».

Он оглядел поляну, но, кроме леса, окружающего ее, ничего не увидел. Куда же идти, если не послушаться Ха‑кан‑ту? Потом он вспомнил, что Сара куда‑то уходила и встретилась там… с кем? Она только и сказала ему, что с «другом». Киеран взглянул на Сару, но на ее лице ничего прочитать не смог. Кто же дал ей гитару и плащ?

А еще непонятно, почему они все время ссорятся. И почему она так яростно защищает арфиста. Матерь Божья! Да что она вообще понимает? Правда, у нее это кольцо, и чувствуется в ней какая‑то тайная уверенность, которая плохо с ней вяжется. Он гадал, какую роль она играет в происходящем? Ведь он, так же как и Сара, в случайности не верил. Значит, есть причина, почему она здесь. Только что это за причина, вдруг его просто хотят погубить?

– Пошли, – сказала Ха‑кан‑та. – Они живут недалеко.

Киеран все еще колебался, но Сара решила, что отказаться было бы неудобно. Кроме того, если рассуждать логически, то она с такой же легкостью может вернуться к Талиесину от квин‑он‑а, как и с этой поляны, только бы рассеялось то, что мешает ей сейчас. А еще ей всегда хотелось увидеть эльфов.

– Пошли! – отозвалась она.

«Так, теперь уже двое против одного», – подумал Киеран. Он потрогал повязку на боку. Ему ни к чему было проверять, как выглядит рана. Судя по ощущениям, он не удивился бы, если бы оказалось, что она зажила. Да, квин‑он‑а не пожалели времени, чтобы залатать его. Неужели они допустят, чтобы их усилия пропали зря? «Почему многое зависит от таких мелочей?» – спросил он себя. И кивнул Ха‑кан‑те.

– Веди нас, – сказал он.

Квин‑он‑а жили в часе ходьбы от поляны. Дорога шла в гору, лиственницы и сосны уступили место сахарным кленам, бальзамическим пихтам и букам. Еще выше их сменили красные дубы, осины, белые березы, перемежающиеся зарослями болиголова и рощицами низкорослых сосен.

С лосем путники расстались, когда подошли к более крутым склонам, и он понесся прочь среди деревьев, как огромное коричневое привидение. Волки остались с ними, они сопровождали их по одному с каждой стороны, серебристый мех сверкал на фоне темных деревьев.

Поднявшись на последний горный кряж, Сара и Киеран увидели внизу длинную узкую долину с небольшим озером. Здесь, с левой стороны, лес сменялся полянами. Справа к болотистым берегам озера подступали черный ясень и кедр. Между ними на небольшой возвышенности обращенное к спускавшимся к воде каменным грядам располагалось стойбище квин‑он‑а.

В центре виднелось прямоугольное строение – длинный дом, где жил вождь племени, а зимой собиралось на совет все племя. Дом был футов пятьдесят в длину, восемнадцать в ширину и пятнадцать в высоту. Весь он был обит корой на манер вигвама, в ней были вырезаны отверстия, пласты коры находили друг на друга, как черепица. Перед вигвамом возвышался тотемный столб, увенчанный вырезанной из дерева медвежьей головой. От длинного дома, словно крылья, отходили вигвамы поменьше, крытые шкурами и корой.

– Озеро называется Пинта‑ва, – сообщила Ха‑кан‑та. – Тихая вода.

– Мне кажется, будто я смотрю на иллюстрацию к «Последнему из могикан», – сказала Сара. Поймав недоумевающий взгляд индианки, она добавила: – Не обращай на меня внимания. Ребенком я обожала играть в ковбоев и индейцев.

– Старейшины ждут нас, – сказала Ха‑кан‑та. – Не следует их задерживать.

Все трое стали спускаться к вигвамам, волки следовали за ними. Приближаясь к стойбищу, Сара и Киеран с удивлением наблюдали за кипучей деятельностью квин‑он‑а. Кто‑то ремонтировал вигвам. Другие коптили мясо над красными угольями. Женщины пряли на прялках из связанных веток. А один мужчина вышивал бисером воротник на платье из оленьей кожи. «Выходит, у них занятия совсем не такие, как у эльфов, – с удивлением отметила Сара. – Почему, например, никто не готовится к пляскам в ведьминых кругах?»

Но если дела, которыми занимались квин‑он‑а, были вполне земными, их внешность, если не считать одежды, больше соответствовала тому, какими представляла их себе Сара. Они были стройные и тонкие, их рост не превышал пяти футов, и все‑таки сразу становилось ясно, что они обладают недюжинной силой. Лица с резкими чертами, высокие лбы, у многих на лбу виднелись маленькие рожки. У большинства черные волосы были заплетены в косички, украшенные перьями и бусами.

Когда Ха‑кан‑та и Сара с Киераном вошли в стойбище, квин‑он‑а молча уставились на них черными глазами. Сара заметила, что у некоторых были при себе небольшие барабаны, они висели на заплетенных в косы ремнях, прикрепленных к поясу или повешенных через плечо. Сара вспомнила, как после прозвучавшей дроби этих барабанов там, в «Патти Плейс», она почувствовала, что куда‑то перемещается. Только что она была в ресторане, а через секунду очнулась уже здесь… правда, неизвестно, где именно. В Ином Мире. Интересно, эти квин‑он‑а тоже называют его «Иным Миром»? Она не успела спросить об этом Ха‑кан‑ту, так как они подошли ко входу в длинный дом. Перед ними высился тотемный столб, а рядом с ним их ждала женщина, она была старше остальных квин‑он‑а.

– Синс‑амин, – уважительно обратилась к ней Ха‑кан‑та, – приветствую тебя. – Обернувшись к своим спутникам, она объяснила: – Это Та, Кто, Бодрствуя, Видит Сны. В этом племени она – Дочь Медведицы, то есть глава племени.

Заплетенные в косы волосы Синс‑амин поседели, а смуглая кожа туго обтягивала выступающие скулы. Воротник у нее был расшит бисером, узор напоминал царапины от медвежьих когтей. Хотя она была на голову ниже Ха‑кан‑ты, но казалась выше ее.

– Ты послала нам слова, которые пробуждают беспокойство, – сказала Синс‑амин.

– Потому‑то мы и пришли к тебе, почтенная мать, для правдивого разговора, – склонила голову Ха‑кан‑та. – Я привела Киеранфоя – ученика Тома‑хенг‑ара, и его спутницу Саракен, которых твой народ перенес из Дальнего Мира по просьбе учителя молодого воина.

– Да, это мы сделали, – подтвердила Синс‑амин. – Но если бы мы знали… – Она покачала головой. – Поговорим об этом внутри, при всем совете. – Она отступила в сторону и жестом пригласила их войти.

– Вы себе идите, – сказала Сара. – А я, пожалуй, пойду к озеру и подожду, когда вы там закончите.

Киеран бросил на нее ядовитый взгляд:

– Что значит «когда вы там закончите»? А ты что же? Ты точно так же связана с этим, как и я.

– Постой! – сказала Сара. – Минуточку! Я ведь сюда не просилась.

– А по‑твоему, я просился?

– Это ты вбил себе в голову насчет арфиста, а не я, Киеран.

– Господи Иисусе!

– Она говорит правильно, – вмешалась Ха‑кан‑та. – Этот совет касается тебя, не ее.

– Но…

– Старейшины ждут, Киеранфой.

Киеран сжал кулаки. Он переводил взгляд с Сары на Ха‑кан‑ту, с нее на старую Дочь Медведицы, которая молча дожидалась у входа в длинный дом. На его лице было выражение человека, которого предали, но Сара сделала вид, будто не заметила этого.

«Подведем черту! – решила она. – Точнее, черта подведена!»

– Ты не понимаешь, Сара. – Киеран сделал последнюю попытку уговорить ее. – Если бы ты только знала…

– Я понимаю достаточно, чтобы не поддерживать того, кто оскорбляет человека, которого я… – Она осеклась, чтобы не сказать: «Которого я люблю».

– Да что ты знаешь о Талиесине?! – вспылил Киеран.

– Ничего, – ответила Сара, понимая, что это – такая же правда, как и ложь, и отвернулась.

– Сара… – начал Киеран. Он протянул ей руку, но Сара отпрянула от него. – Nom de tout, – пробормотал он.

Киеран последовал за Ха‑кан‑той в вигвам. Синс‑амин пропустила их вперед, потом задернула на двери занавес из оленьей шкуры, оставив Сару в одиночестве снаружи.

Сара некоторое время постояла, оглядывая стойбище. Все квин‑он‑а вернулись к своей работе и не обращали на нее внимания. Нерешительно улыбнувшись, она прошла мимо длинного дома и спустилась на берег озера. Там она удобно устроилась под развесистым тамариском и стала смотреть на воду. Она увидела, как на другом берегу озера над болотом взмахнула голубым крылом цапля, услышала, как щебечут вьющие гнезда болотные дрозды и воробьи, а их перекрывали чистые голоса мухоловок с оливковыми перьями.

Несмотря на расстилающийся перед ней мирный пейзаж, Сара вздыхала, ее мысли вернулись к Киерану. Если бы была хоть какая‑то возможность достучаться до него! Если бы он встретился с Талиесином, он понял бы сам… Но нет. Это было бы слишком опасно. Вдруг бы он попытался убить арфиста? Так, наверное, и случилось бы. Господи! Все может осложниться. Как ей быть, если Киерану удастся убедить совет, что Талиесин представляет собой угрозу, и они решат помочь Киерану устранить его?

– Это вряд ли случится, – раздался голос у нее за спиной. – И все‑таки с ним лучше вести себя осторожно.

Сара резко обернулась и увидела забавного человечка, который сидел на корточках футах в трех от нее. Сначала ей показалось, что это ребенок квин‑он‑а, но, приглядевшись, она поняла, что хотя он и мог быть одним из этих индейских эльфов, ни на одного из тех, кого она видела, он не похож.

Когда он встал, оказалось, что ростом он доходит ей до груди, и если у квин‑он‑а лица были удлиненные, красиво очерченные, то лицо этого человечка было широким, глазастым и расплывалось в улыбке. Волосы у него были скорее темно‑каштановые или даже черные, он не заплетал их в косички, они спадали множеством мелких завитков, словно у рок‑певцов. Разглядывая его, Сара подумала, что он ее подслушал, видно, она разговаривала вслух. Но не успела она додумать эту мысль до конца, как незваный собеседник отчаянно затряс головой.

– Нет, нет, – возразил он. – Но я все равно тебя слышал.

«Но тогда это значит…» – не успела подумать Сара, как он снова кивнул.

– Убирайся из моей головы! – закричала Сара.

– Ничего не могу поделать, – печально ответил он. – Ты думаешь слишком громко. Я не виноват, что ты так громко думаешь. Почему ты не держишь свои мысли при себе, а бросаешься ими в людей, а? Ведь так ты сойдешь с ума!

Сара некоторое время смотрела на него. Каждый раз, когда ей кажется, будто все начинает как‑то улаживаться, возникает что‑то новое.

– Я не новое, – возразил человечек. – Я так же стар, как… как сама Земля.

Сара вздохнула:

– Я не знаю, как держать свои мысли при себе.

– Так пусть Рыжеволосый тебя научит, – посоветовал он. – Это нетрудно.

«Рыжеволосый?» Вспомнив, что говорила Ха‑кан‑та, Сара поняла, что человечек имеет в виду Талиесина.

– Откуда ты знаешь про него? – спросила она.

– Мы все его знаем.

– Но откуда тебе известно, что его знаю я?

Человечек усмехнулся:

– Это ты видишь меня впервые. Но я‑то вижу тебя не в первый раз. Потому и знаю. А кроме того, – сразу добавил он, так что Сара не успела попросить его объяснить это странное заявление, – о чем бы ты ни думала, ты всегда думаешь о нем.

Так оно и было. Ее саму беспокоило то, что она так сосредоточена на арфисте. Интересно, почему она не может выбросить его из головы?

– Может быть, ты в него влюбилась?

– Может быть, – согласилась Сара, хотя уж слишком внезапно это случилось. Впрочем, наверное, так и бывает в волшебных странах, в Ином Мире например. Действительно, Талиесин, конечно, нравился ей так, как прежде никто не нравился. Может быть, он просто околдовал ее?

– Как тебя зовут? – спросила она человечка.

– Пэквуджи.

– Тебе это имя идет, – улыбнулась Сара.

– Еще бы! Это же мое имя.

– А меня зовут Сара.

– Я знаю, – усмехнулся Пэквуджи.

«Ладно, оставим это», – подумала Сара.

– Ты квин‑он‑а? – спросила она.

– Я – это я, – пожал плечами человечек.

Сара не могла не улыбнуться, потому что ей тут же представился смешной пучеглазый морячок из детских мультфильмов. Пэквуджи нахмурился.

– Это не я, – сказал он, прочитав ее мысли. – Я – хоночен‑о‑ке, одна из маленьких загадок бога Маниту. Когда Бабушка Жаба впервые улыбнулась, я был рядом. Я всегда один, но никогда не одинок. Выдра мне друг. И цапля тоже. Я бегаю взапуски с лисой и сплю в норе у барсука. Я Пэквуджи, и мой дом – весь мир.

– А что ты делаешь здесь? – рассмеялась Сара.

– Здесь? – Пэквуджи огляделся с преувеличенным вниманием. И, наклонившись к Саре, проговорил театральным шепотом: – Я пришел узнать, не желаешь ли ты прогуляться со мной?

– Куда?

– Куда угодно. – Он показал на сосну, росшую выше других на горном кряже за стойбищем квин‑он‑а. – Туда.

– Ладно, – сказала Сара. – Пошли.

– А пока мы идем, – добавил Пэквуджи, вскакивая на ноги, – я открою тебе одну тайну.

– Тайну? Какую?

– Не сейчас, не сейчас. Сначала пойдем, потом поговорим.

У Сары разыгралось любопытство, на сердце стало легче, как давно уже не было. Она тоже встала.

– Ну, веди меня, Макдуф. [79]

– Пэквуджи Макдуф, – сказал он. – Это я, правда?

Он прошелся колесом, потом из какого‑то тайника между камней вытащил маленькую тростниковую дудочку и, прежде чем сунуть ее за пояс, исполнил на ней быструю мелодию.

– Не забудь свою музыку, – сказал он.

Сара пожала плечами и подняла гитару.

– А теперь? – спросила она.

– А теперь пошли! Хей!

– Теперь пошли! Хей! – повторила она и следом за ним стала подниматься на холм.

В вигваме было темно и душно, и Киерану понадобилось некоторое время, чтобы глаза привыкли к тусклому свету. Следуя примеру Ха‑кан‑ты, он, скрестив ноги, сел на место, которое она ему указала, и огляделся. Синс‑амин заняла место напротив горевшего в центре костра, расположившись среди четверых молчаливых квин‑он‑а, пришедших раньше. С лежавшей перед ней тростниковой циновки она взяла деревянную маску, на которой была вырезана медвежья морда, и надела ее.

– Это из‑за того, что тотемом является медведь, – тихо объяснила Киерану Ха‑кан‑та. – Это племя квин‑он‑а так близко по духу к моему народу рате‑вен‑а, что мы все в родстве с духовной энергией Великой Матери.

Пока члены Совета молча общались друг с другом, Ха‑кан‑та назвала Киерану имена остальных старейшин. Слева в большой маске лося с рогами сидела Хот‑анс – Сестра Лося, Толковательница, слева от нее в маске поменьше, украшенной остренькими рожками, была Шин‑са‑фен – Та, Кто Лечит Барабанным Боем – Целительница племени. Справа от Синс‑амин сидел широкоплечий мужчина в маске волка, его звали Теп‑фюл‑ин – Красное Копье Ветра – Военачальник. И наконец, в маске цапли сидела Ко‑келли – Мудрое Озеро.

У ног каждого из старейшин стоял небольшой барабан. А на коленях у них лежали тотемные палочки. Ко‑келли была украшена голубыми перьями. Хот‑анс держала в руках изогнутую костяную пластину с вырезанными на ней знаками. У Теп‑фюл‑ина в руках был томагавк, в его кожаную перевязь были вставлены волчьи когти. Шин‑са‑фен держала отполированную палочку из березы, на которой висели костяные бусы и три белых пера. У Синс‑амин на коленях ничего не было, зато вокруг лба на ее маске была повязана лента с медвежьими когтями.

Свет костра играл на грубо вырезанных и раскрашенных масках. В воздухе словно витала какая‑то сила, будто среди них незримо присутствовал кто‑то еще. Когда в душе Киерана воцарился внутренний покой, ему показалось, что маски ожили, он почувствовал, будто находится на совете зверей, изображенных на масках.

Шин‑са‑фен бросила в костер горсть измельченной коры. Пламя взметнулось вверх фута на два, потом опало. Ко‑келли в маске цапли взяла барабан и стала выстукивать медленный ритм.

– Киеранфой, – сказала Синс‑амин, – ученик пробуждающего духов Тома‑хенг‑ара. Мы хотим тебя послушать.

Киеран взглянул на Ха‑кан‑ту, и она ободряюще кивнула. Он сглотнул слюну, стараясь придумать, с чего начать. Ему очень хотелось курить. На самом деле, будь его воля, он хотел бы оказаться в любом другом месте, только не здесь, в окружении существ, против которых его предостерегал Хенгуэр, предупреждая, что их нельзя сердить. А теперь Киерану предстоит объяснить этим существам, почему он хочет покончить с тем, кого они считают давно умершим и чью память свято чтут. Киеран вытер лоб, сложил руки на коленях, чтобы они перестали дрожать.

«Какое право они имеют требовать от меня объяснений? Власть, – сообразил он, – ведь я в их власти!»

– Нет, – произнес кто‑то из сидевших в масках.

Киеран поднял глаза и догадался, что заговорила Ко‑келли.

– Нет, не по праву власти, – сказала Ко‑келли. – А по праву родства. Ведь Талиесин Рыжеволосый был братом‑барабанщиком нашего А‑ва‑рате, кто, в свою очередь, являлся нашим братом по крови. Так же как и твой учитель. – Она продолжала выбивать пальцами медленную, но настойчивую дробь на барабане.

– Мы бы знали, – добавил Теп‑фюл‑ин, поглаживая свой томагавк, – мы знали бы, что за война ведется между нашими братьями‑барабанщиками.

– Какая может быть война, когда Талиесин бьет в барабан в Стране Дремлющего Грома? – пробормотала Хот‑анс в маске лося. Она взяла лежащий перед ней барабан и вплела свою дробь в ритм, выбиваемый Ко‑келли.

– Пусть скажет, – потребовала Синс‑амин.

Остальные старейшины наклонили головы, в прорезях масок блеснули глаза. Киеран обреченно вздохнул и севшим голосом стал излагать все, что рассказывал ему Том о Талиесине и друиде короля Мэлгвина, и о бедах, начавшихся еще на берегах Гвинедда.

– Пинта‑ва спит, – сказал Пэквуджи.

Сара сверху посмотрела на воду и кивнула. Они сидели на ковре из сосновых иголок под высокой сосной, росшей на утесе за стойбищем. Сара на время выбросила из головы все свои заботы. В присутствии Пэквуджи сделать это было нетрудно.

– Похоже, спит, – лениво проговорила она.

Простая прогулка до сосны растянулась из‑за того, что человечек выбрал кружной путь, и сопровождалась она множественными кульбитами и импровизированными танцами. Сара заразилась настроением маленького человечка, смеялась над его проделками, бегала с ним наперегонки, а потом спешила назад, чтобы поднять уроненную гитару, и торопилась снова догнать его.

Пэквуджи посмеивался над ней.

– Пинта‑ва всегда спит. Только не в шторм, – добавил он. – Тогда она поднимается и злобно набрасывается на берег. – Он поскреб подбородок. – Иногда мне кажется, она злится из‑за того, что не может выйти за отведенные границы, и шторм напоминает ей об этом.

– Ты собирался открыть мне какую‑то тайну, – напомнила ему Сара.

– Собирался. Открою. Смотри.

Он закатал рукава своей рубашки из оленьей кожи и, став похожим на фокусника, начал сметать сосновые иголки, пока не очистил маленький участок земли. Выкопал ямку, потом прикрыл ее ладонями. Подул на них, а когда открыл ладони, из них стала сочиться вода и заполнила ямку. Она заполнилась до верха, и Пэквуджи снова подул на руки и театральным жестом широко развел их. Ладони были сухие.

– Хороший фокус, – похвалила пораженная Сара.

– Это не фокус.

– Ладно. Что дальше?

– Жди!

Пэквуджи простер руки над крошечной лужицей, она потемнела и стала гладкой, как зеркало. Сара наклонилась над ней, и на поверхности воды появились изображения. Сначала Сара увидела высокий, густо заросший деревьями склон. Потом среди сосен и лиственниц она стала различать какие‑то расплывчатые фигуры, тонкие, как паучьи лапы. Пэквуджи еще раз повел руками, и изображение стало приближаться, пока одна из фигур не сделалась отчетливой и не заняла всю поверхность водного зеркала.

Кожа этого существа напоминала нечто среднее между черной чешуей и жесткой шкурой вепря. Два клыка выступали с каждой стороны его песьей морды, а плоский, вдавленный нос придавал твари сходство со свиньей. У твари были худые и длинные лапы и приземистый, сильный торс. Но Сару поразили глаза диковинного зверя. В них было безграничное коварство куницы, но ее вкрадчивой грацией это существо вовсе не обладало. Что‑то эти паукообразные существа напомнили Саре, только она никак не могла сообразить, что именно. Теперь, когда она снова увидела эти морды, в них появилось что‑то медвежье и в то же время что‑то от свиньи – отвратительная помесь этих двух животных.

Сара подняла глаза и увидела, что Пэквуджи с интересом смотрит на нее.

– Это трагг‑а, – объяснил он.

– Кто?

Пэквуджи пожал плечами:

– Старейшины говорят, что когда Тьма спаривается с самкой росомахи, то на свет и появляются трагг‑и.

И тут что‑то как будто щелкнуло в мозгу у Сары. Она вспомнила, где видела этих гибридов, или, во всяком случае, кого‑то очень на них похожего. Во сне. Не иначе чудовище, которое на нее набросилось, приходилось им дедом. Она снова склонилась над водой, желая получше разглядеть отвратительное существо. Интересно, оно понимает, что его рассматривают? Но теперь изображение стало удаляться, и Сара снова увидела всю стаю. Похоже, они бросились по следу, как будто кого‑то ловили.

– Они охотятся за тобой, – сказал Пэквуджи.

– За мной? – Сара повернулась к нему, и их взгляды встретились.

Пэквуджи кивнул:

– Похоже, ты не испугалась.

– А чего пугаться? – спросила Сара. – Ведь угроза так… неосязаема. Я хочу сказать, что у меня было несколько страшных снов, и… мне просто кажется, что все эти твари нереальны. Разве такие мерзкие чудовища могут существовать?

– Ты ведь здесь, правда?

– Правда. Я здесь. – Сара вздохнула и снова посмотрела на изображение, отражающееся в воде. – Знаешь, ты мне больше нравился, когда выделывал всякие фокусы, – сказала она печально.

– И себе я тоже больше нравился, – ответил Пэквуджи. – Но… – Он показал на изображение. – Надо было тебя предупредить.

«Как грустно, – подумала Сара, – что этот человечек, который напоминает ребенка, ликующего, что он вырвался на свободу, вдруг становится мудрым стариком, изрекающим предостережения».

Пэквуджи, прочитавший ее мысли, вздохнул.

– Я тебе не нравлюсь? – спросил он.

– Конечно нравишься, – улыбнулась Сара. – Но ты полон неожиданных сюрпризов, вот и все. Ты больше, чем эти квин‑он‑а, походишь на маниту.

Пэквуджи быстро щелкнул пальцами, и изображение рассеялось. Какое‑то время вода оставалась чистой и спокойной, потом над ней стал подниматься пар, и не успела Сара и глазом моргнуть, как ямка высохла. Поднявшись, Пэквуджи ногой засыпал ямку сосновыми иголками. Когда это было сделано, он повернулся и посмотрел на Сару. Она невозмутимо смотрела на него, дожидаясь, когда он заговорит.

– Что мне делать, Пэквуджи? – наконец спросила она, когда поняла, что он ничего говорить не собирается.

Человечек вытащил из‑за пояса свою дудочку. Он поиграл с ней, как с игрушкой, и стал смотреть на дальний берег озера.

– Они отправят тебя обратно, – сказал он. – Я говорю про квин‑он‑а. Как только они разберутся с твоим другом, они отправят вас обоих в Дальний Мир.

– Это не так плохо, – ответила Сара. – Оттуда я всегда могу… – И она мысленно представила себе, как возвращается из своего мира на берег, где она встретила Талиесина.

Пэквуджи покачал головой.

– Здесь ты можешь путешествовать во времени, – сказал он. – Здесь миры тонкие и расположены близко друг к другу. Они находят один на другой, одно время перетекает в другое, один мир переходит в другой. А в Дальнем Мире все иначе. Это ваш мир. Там границы плотные и переходов из одного мира в другой мало.

– Да и здесь мне только раз удалось переместиться.

– Потому что в другие разы ты слишком сильно старалась. Чтобы проникнуть во что‑то движущееся, надо иметь полный покой в душе, а не стараться изо всех сил. Действуй тихонько, как Дети Ветра. Тогда все легко получится. Если ты будешь здесь. Но если квин‑он‑а отправят тебя обратно в твой собственный мир, ты там застрянешь. Как в ловушке. А когда за тобой придут туда трагг‑и, ты в этой ловушке окажешься беспомощной.

Сара долго молчала, сворачивая сигарету и закуривая.

– Что им от меня нужно? – спросила она.

Пэквуджи показал на ее кольцо.

– Но почему? Что в этом кольце особенного?

Но пока она говорила, она вспомнила, как они с Талиесином обменялись кольцами и как эти кольца подходили к любому пальцу. Вспомнила и о том, что все теперешние чудеса начались после того, как она нашла кольцо в чулане ее лавки.

– Твоим кольцом хочет завладеть Мал‑ек‑а, – сказал Пэквуджи. – Мал‑ек‑а – это Ужас‑Бродящий‑Без‑Имени, его даже квин‑он‑а боятся. Это Мал‑ек‑а послал трагг‑а за тобой, хотя он и сам тебя ищет.

– Так что же мне делать? – снова спросила Сара.

– Иди к своему учителю. Возвращайся в то время, когда жил Талиесин Рыжеволосый. Возвращайся до того, как квин‑он‑а вернут тебя в твой мир. Я отправился бы с тобой туда, но на самом деле я уже там. Путешествие во времени имеет свои законы, – добавил он. – Нельзя перемещаться во времени, в котором ты уже существуешь. А ты можешь вернуться к Талиесину, ведь в то время тебя еще не было на свете. А я уже там.

– Там ты не узнаешь меня, – сказала Сара.

– И все‑таки я помню, как встретил тебя тогда, – улыбнулся Пэквуджи. – Иначе чего бы я стал предостерегать тебя сейчас?

Сара потрясла головой, стараясь собраться с мыслями. Во всем, что говорил Пэквуджи, был какой‑то запутанный смысл. В самой его парадоксальности была своя логика, такая же, как у сумасшедшего Шляпочника и у Мартовского Зайца из «Алисы в стране чудес».

– Значит, ты считаешь, мне нужно вернуться? – спросила Сара. – К Талиесину?

– А как же иначе я смогу встретиться с тобой? – спросил Пэквуджи, и в его глазах мелькнуло прежнее лукавство.

– Но ведь мы только что встретились! Да ладно! – Она затянулась в последний раз и затушила сигарету.

– Не бойся, что ничего не получится, – успокоил ее человечек. – На этот раз я помогу тебе вернуться к нему.

Сара кивнула.

– А что будет с Киераном? – спросила она и тут же подумала: «А что с Киераном? Он же враг».

– Нет, – сказал Пэквуджи и погрозил ей пальцем. – Есть только один враг – это Мал‑ек‑а. Это общий враг, он враг и тебе, и Киерану.

– Ну да, только Киеран считает, что Мал‑ек‑а – это Талиесин.

– Значит, ты должна ему как следует объяснить, понимаешь?

– Понимаю, только увижу ли я его снова? – Сара замолчала, она вдруг кое‑что вспомнила. – Когда я впервые встретила тебя у озера, я думала, ты хочешь предостеречь меня насчет Киерана.

– Киеран представляет для тебя единственную угрозу – он уменьшает твою способность отрастить рожки.

– Что?!

Пэквуджи улыбнулся:

– И квин‑он‑а, и хоночен‑о‑ке называют тех, кто не обладает колдовскими способностями, хирок‑ами – «безрогими». Ты сможешь отрастить рожки, но только если тебе помогут.

– Вот оно что!

Сара вовсе не была уверена, что ей хочется, чтобы у нее на лбу появились рожки. Она смотрела на человечка, стараясь по его лицу понять, не разыгрывает ли он ее, но он ответил ей совершенно простодушным взглядом.

– Значит, ты считаешь, мне надо уйти? – спросила она.

– Да. Пока можно.

У Сары был еще один вопрос, который она даже не стала произносить вслух: зачем? Ведь Пэквуджи и так прочитает его у нее в мозгу. Почему она должна доверять ему? Но, не успев об этом подумать, Сара уже и сама поняла, почему ей не хочется спрашивать. Потому что ей все равно. Она просто хочет вернуться к Талиесину.

Сара взяла гитару и положила себе на колени. Потом перегнулась через футляр, чтобы бросить последний взгляд на озеро Пинта‑ва и на селение внизу.

– Пэквуджи?

– Да.

– Спасибо тебе, – сказала она и закрыла глаза.

– Думай о том, куда хочешь попасть, – стал наставлять ее Пэквуджи. – Крепко держи в голове изображение этого места и не отпускай.

На мгновение наступила тишина, потом Сара услышала, как Пэквуджи заиграл на своей дудочке мелодию Лунного сердца, которой ее научил Талиесин.

«Откуда он узнал?..» – удивилась Сара, но тут земля ушла у нее из‑под ног, и она поспешно сосредоточилась на желании попасть на берег в тень под скалой Персе. Не будучи искушенной в подобных путешествиях, она боялась, как бы оно не закончилось неизвестно где…

Звук дудочки Пэквуджи затихал, его сменил шум волн, обрушивающихся на берег. Полная дурных предчувствий, Сара открыла глаза и увидела, что находится на том месте, где у Талиесина был разбит лагерь. Только там никого не было. Не осталось и следов костра. Не было ни самого костра, ни собаки, ни арфы.

«Произошла какая‑то ошибка», – подумала Сара. Может быть, она попала не в то время… По коже у нее поползли неприятные мурашки. О Боже! Время! Если она странствует во времени, кто может сказать, где остановиться? Может быть, она оказалась здесь за годы до того, как попал на эти берега Талиесин? Или через годы после того, как он их покинул?

Она озабоченно закусила губу. Неужели она ошиблась, доверившись Пэквуджи? Ведь он мог отправить ее куда угодно. Или ошибка произошла из‑за нее самой? Ведь она сосредоточилась на скале, а не на самом Талиесине…

Единственный выход – попробовать еще раз. Сара закрыла глаза и стала насвистывать мелодию Лунного сердца, однако на этот раз в голове у нее не прояснилось. Земля под ногами оставалась неподвижной. Пэквуджи своими силами отправил ее сюда. Без него… Сарой внезапно овладела паника, но она подавила ее.

«Спокойно, – сказала она себе. – Сначала подумай, потом паникуй». Нужно расслабиться, не думать ни о чем, только о Талиесине. Она вспомнила, что один раз это ей удалось. Тогда она еще не знала мелодию Лунного сердца. Что же она тогда сделала, что сработало? И вдруг, нервно теребя золотую полоску у себя на пальце, она поняла!

Сара поглядела на золотое кольцо. Оно было копией того, которое носил Талиесин. Может быть, оно даже принадлежало ему. Эти кольца притягивают друг друга, иначе как бы она встретила барда?

«Давай, – приказала Сара кольцу. – Делай, что тебе положено». Она поскребла кольцо пальцем и, думая об арфисте, снова стала напевать мелодию. На этот раз земля у нее под ногами вздрогнула. Колдовская сила подхватила ее, берег исчез вдали.

– Враг существует, – сказала Синс‑амин, когда Киеран закончил рассказ. – И он действительно пришел из‑за Большой Воды много лет тому назад, но звали его не Талиесин.

– Мы назвали его Мал‑ек‑а, – уточнила Ко‑келли. Ее пальцы все еще постукивали по барабану, нарушая ритм, отчего у Киерана похолодела спина. Ко‑келли наклонила голову, и ее маска с изображением голубой цапли покачнулась. – Если он без имени, никто не может повредить ему, – добавила она. – Но нам он повредить сможет. Найди его подлинное имя, молодой воитель, и ты заслужишь наше благоволение. Слишком многие в нашем племени молились об этом, но тщетно. Молились долгие годы.

– Разве Мал‑ек‑а враг нам? – спросил Теп‑фюл‑ин, потрясая томагавком. – Ведь это из‑за него нам приходится быть сильными, как олени, которым угрожает волк, и увертливыми, как серый гусь, которому угрожает лиса. Разве это враг?

– Хочешь до времени уйти в Страну Дремлющего Грома? – спросила Целительница Шин‑са‑фен. – Ведь Ужас‑Блуждающий‑Без‑Имени сразу тебя туда отправит, стоит тебе только с ним повстречаться. Можешь сколько угодно бить в барабан и потрясать тотемными палочками, пока руки не отвалятся, – ничего не поможет!

Киеран представил себе, как усмехается сейчас под маской Теп‑фюл‑ин.

– Если Мал‑ек‑а убьет меня, старуха, – ответил он, – значит, мое время пришло.

Синс‑амин поспешила вмешаться, не дав Целительнице придумать ответ.

– Спорить о том, добро или зло приносит Мал‑ек‑а, можно до того дня, когда Бабушка Жаба увидит во сне свой собственный Гром, – сказала она, – и все равно мы не будем ближе к правде, чем сейчас. Однако не для этого мы собрались сегодня на совет. – Она обвела глазами сидевших рядом с ней, в свете костра медвежья маска казалась угрожающей.

– Кха! – бросил Теп‑фюл‑ин. – Я понял.

Шин‑са‑фен постучала себя березовой тотемной палочкой по колену. Зазвенели, стукаясь друг о друга, костяные бусы, и она придержала их рукой.

– Ках, – тихо проговорила она. По ее интонации можно было догадаться, что она придала этому слову дополнительный смысл: «Поняла, но вопрос еще не решен».

– Ты говорила о снах, – обратилась к Синс‑амин Толковательница племени Хот‑анс. Она показала на Киерана. – Я дважды видела во сне этого хироку. Один раз он доехал верхом на Олене до берега Пинта‑ва, где Лебедь схватил его за плечи и унес на север. Я провожала их до тех пор, пока Лебедь не приземлился на высоком утесе. Внизу расстилались разные миры, они слоями накладывались друг на друга, и Лебедь предложил ему выбор: поднять собственный барабан или лишить жизни Воробья в клетке… – Она помолчала. – Он выбрал Воробья.

Хот‑анс умолкла, и никто не проронил ни слова. Киеран, знакомый с символикой Пути так же хорошо, как квин‑он‑а, понял, что означает этот сон. Олень и Лебедь символизировали силы Добра и Созидания. Предоставленный Киерану выбор означал, что он может сохранить традицию, то есть Барабан, который дал ему его учитель для движения по Пути, либо убить Талиесина, символом которого был Воробей.

Сны обладают собственной силой. Толковательница Хот‑анс не произнесла приговор, но он прозвучал у нее между строк: раз Киеран предпочел убить Воробья, значит, он закрыл для себя лежащий перед ним Путь. Киеран уже собрался попросить объяснений, почему Путь перед ним закроется, он хотел еще раз сказать, что не он преследовал арфиста, а арфист преследовал его учителя, но тут задала вопрос Ко‑келли, ее тонкие пальцы все еще выбивали барабанную дробь.

– А второй сон?

Хот‑анс постучала тотемной палочкой из кости по покрывавшей пол тростниковой циновке.

– Во втором сне у этого хироки выросли рожки, – сказала она.

Хирока, у которого выросли рожки, становился шаманом, или ведущим по Пути, помогающим идущим полностью раскрыть заложенные в них способности.

– Какому сну ты доверяешь? – спросила у Киерана Толковательница.

Киеран осторожно подбирал слова.

– Ты говоришь, что Талиесин уже умер. Как же я могу причинить ему вред?

– Здесь время течет не так, как река, – ответила Синс‑амин. – Не так, как в Дальнем Мире, откуда ты пришел. Здесь время подобно водовороту. Если ты ищешь Талиесина Рыжеволосого, то перенесешься не туда, где находится логово Мал‑ек‑и, а попадешь во время, когда Талиесин еще не ушел в Страну Дремлющего Грома.

Киерану было трудно уследить за ее логикой.

– Значит, Талиесин еще жив?

– В том смысле, в котором ты употребляешь это слово, нет, – сказала Ха‑кан‑та, она заговорила впервые с тех пор, как Киеран закончил свой рассказ.

– А я хочу знать, – сказал Теп‑фюл‑ин, – почему мы позволяем этому хироку задавать нам вопросы? – Он погладил свой томагавк и повернулся к Киерану, а тому показалось, что волчья маска на мгновение обнажила белые клыки. – Ты что, считаешь наши слова лживыми?

– Угрожая кому‑то на совете, можно накликать беду, – проговорила Ко‑келли.

– Он не член нашего совета, – мрачно возразил Теп‑фюл‑ин.

Синс‑амин подняла руку, и, если не считать тихой барабанной дроби, которую выстукивала Ко‑келли, в зале наступила полная тишина.

– Мы дали твоему врагу то имя, которое у нас предназначено для него, – сказала она Ки

Date: 2015-09-24; view: 287; Нарушение авторских прав