Вот и верь после этого людям!

Андрей

Я бы забыл, но мать напомнила. Как чувствовала, что я уже не помню о том, что обещал ей прийти на день рождения младшего брата. Звонок прозвенел поздно вечером в четверг. Причем шуганулся не только я, отвыкнув от телефонных звонков, ведь в мир эльфов мобильник я не таскал, прекрасно понимая, что работать там он не будет. Заливистая трель даже Ира заставила подскочить на компьютерном кресле. Мерцающий в очередной раз пользовал мой комп на предмет работы над своей диссертацией, а я тихо мирно уже почти дремал на кровати, не так уж и давно ставшей общей, и даже ноут, что все еще приглашающе светил экраном у меня под боком, был мне безынтересен.

Трубку пришлось разыскивать долго, но мама у меня такая женщина, что так просто не отстанет. Поэтому, когда я все же обнаружил телефон зарытым в покрывало, он все еще отчаянно сигнализировал о том, что со мной хочет пообщаться родительница. Глянув на экран и прочитав, кто звонит, почувствовал, как душа уходит в пятки. Почему? Да, потому что я забыл! Забыл! Вот олух. И пропустил таки день рождения брата.

Ответив на звонок, я готовился получить внеочередную головомойку, но мама пропела неожиданно приветливым голосом о том, что они все ждут меня завтра. Я растерялся. Мне казалось, что пятница у нас тут, на Земле, уже сегодня. Но, слушая её щебет над самым ухом, быстро забыл о всех временных несостыковках, потому что мама неожиданно обронила невинную, казалось бы, фразу о том, что, если бы я пришел не один, а с какой-нибудь своей подругой, было бы просто замечательно. Папа бы порадовался, сказала она, и в голосе её прозвучали металлические нотки. Хорошо, что благодаря предложению Ира мне было с кем идти. Обнадежив мать тем, что пообещал привести с собой не просто подругу, а свою собственную девушку, с которой уже несколько недель живу под одной крышей, я повесил трубку и плюхнулся обратно на диван, чуть не свалив недавно приобретенный ноут. Ир повернулся ко мне прямо в компьютерном кресле и окинул насмешливым взглядом.

– Ну что? – спросил он, видя, что я больше настроен отмолчаться, чем хоть что-то объяснять.

Пришлось говорить.

– Завтра нужно за подарком сбегать и… – начав вращать перед собой рукой, я все пытался сформулировать то, что нам еще предстояло сделать, но в этом мерцающий пришел мне на помощь.

– Выбрать мерцание, – подсказал он.

Я кивнул. Ир прокатился на компьютерном кресле вперед, потом откатился назад, повертелся из стороны в сторону и задумчиво сказал:

– Мерцание – не проблема. Я могу принять облик любой девушки, какую ты только пожелаешь видеть рядом с собой. Другой вопрос, сумеешь ли ты достоверно разыграть свою увлеченность девушкой, – он сказал это таким менторским учительским тоном, что у меня челюсть на грудь упала. Я вскинул на мерцающего изумленный взгляд, и Ир неожиданно смутился, пожал плечами и произнес. – Пока я видел тебя только с парнями.

– С парнем, – поправил я с нажимом.

– И до сих пор смутно себе представляю, что ты мог бы увлечься девушкой.

– Слушай… – начал я и осекся.

Наверное, в чем-то он прав. Ир действительно видел меня только с Никиткой, о внешности которого кроме как 'невзрачный' так ничего и не сказал. И это в то время, когда в их классе столько симпатичных девчонок, не говоря уже про весь остальной университет. А ведь я, как ни странно, начал ловить на себе заинтересованные взгляды, просто шагая по коридорам корпуса. Но пока стоически все их игнорировал. Душа не лежала у меня к иномирной любви. Хватит того, что по меркам своей семьи я считаюсь извращенным и испорченным, встречаясь не только с девушками, но и с парнями. Иномирян мне еще в коллекции не хватало для полного счастья!

– Ир, – сказал я устало, наблюдая за тем, как парень продолжает крутиться на стуле из стороны в сторону. – Мне нравятся девушки, правда.

– Ага. Но только, когда они на мальчиков похожи, я помню, – в глазах мерцающего плясали смешинки. Ему, значит, весело. Ну-ну.

– Не только. Это я просто так вам сказал, чтобы не приставали с дальнейшими расспросами.

– Да? – Ир оживился, перестал крутиться и даже слегка подался вперед. – И какие же тогда девушки тебе нравятся?

Теперь пришла моя очередь прятать лукавство под ресницами.

– Разные.

Ир запнулся на секунду, помолчал, а потом нашел способ зайти с другой стороны. Быстро соображает, зараза!

– Хорошо. Спрошу по-другому, какое мерцание ты бы предпочел?

– Зависит от того, что ты мог бы предложить.

Ир начал раздражаться. Это было видно по тому, как засветились в полумраке комнаты его глаза. Желтые, как у кошки.

– Я ведь уже сказал, что могу мерцнуть в любую девушку, в какую только пожелаешь.

– Тогда я со своей стороны скажу, что предпочел бы сюрприз.

– Хочешь сказать…

– Хочу.

– А если не угадаю, и тебе не понравится?

Пришлось пожимать плечами и отвечать искренним до неприличия взглядом:

– На один вечер можно и потерпеть.

– Я бы предпочел, – холодно проинформировал меня Ир, – чтобы тебе не пришлось терпеть.

– Не волнуйся, девушки, если не совсем уродки, до чего ты вряд ли опустишься, все на одно лицо, когда у тебя нет к ним каких-то особенных чувств.

– А парни?

– И парни.

– Тогда почему ты приволок в дом того парня? Он тебе настолько сильно понравился?

– Хочешь, честно отвечу?

– Хочу.

– Мне в тот вечер вообще было все равно, парень на меня западет или девушка, просто Никитка первым подвернулся под руку. Вот я и завелся. Отдохнуть хотел. У нас это называется – напряжение сбросить.

– Но ведь потом ты с ним продолжил общаться! – запротестовал Ир, кинул взгляд на мобильный телефон, который лежал на кровати рядом с моим бедром и добавил. – Сообщениями обмениваться.

– Потому и продолжил, что с первого раза, по вине неких беременных дур, ничего не получилось.

– Что ты сказал? – тихо, но очень грозно протянул мерцающий.

– Что слышал, – ответил я без надрыва. – Если бы ты дал мне спокойно провести время в его обществе в свое удовольствие, не пришлось бы сейчас от ревности на стенку лезть. Я просто переспал бы с ним и уже на следующее утро, проводив до двери, забыл.

И все же, своими откровениями я, кажется, перегнул палку. Потому что Ир медленно поднялся, подошел. Мне пришлось задирать голову, чтобы все еще видеть его глаза. Желтые, с вертикальными зрачками, чужие.

– Я не ревную, – с расстановкой объявил он. – И на стенку лезть не собираюсь, как бы тебе того не хотелось.

А потом мерцающий развернулся и ушел. Не просто в другую комнату, нет. Совсем ушел, так и не выключив компьютер и не забрав со стола какие-то свои бумаги и свитки. Я слышал, как в прихожей хлопнула дверь. И очень надеялся, что это была именно та, которая вела в его мир, а не в мой. Почему? Наш мир не самое приятное место, по которому можно было бы шататься в свое удовольствие поздно вечером в одиночестве.

Утром я снова проснулся в компании Ира. И снова под одним одеялом. Кажется, я уже начинаю привыкать к этому факту. Мерцающий мирно сопел в две дырки где-то в области моего плеча. Я же лежал на спине и думал. Много думал, и всё о самом главном.

Причина, по которой я когда-то переключился на парней – отсутствие обязательств. Не то чтобы их совсем не было, но заморачиваться с ними приходилось меньше. Большинство девчонок, какими бы раскованными они не казались, рано или поздно начинают смотреть на тебя по-особому. И ты понимаешь, что лучше заканчивать со всем этим необременительным флиртом и бесбашенным сексом от случая к случаю, иначе в скором времени начнутся разговоры и полунамеки о походе к алтарю. Разумеется, на данном этапе своей жизни я не горел желанием подвергнуть себя испытанию узами Гименея. Что же касается школьных годов, то я, как последний сентиментальный дурак, стыдился так откровенно обманывать своих школьных подруг. В каком смысле? Да в таком, что мне-то от них в мои шестнадцать нужен был только секс, а они все дружно, в большинстве своем, мечтали о том, что будут водить меня на свои девчоночьи тусовки и хвастаться перед подругами, называя своим парнем. Именно от этого я когда-то сбежал к парням. Ведь с мужиками в этом плане было проще. Секс – и ничего более.

Трудно сломать стереотип, что между двумя мужчинами может быть нечто большее, чем самая обычная похоть. Это потом, с возрастом, когда уже учился в универе, я понял, что и среди парней встречаются весьма устойчивые долголетние пары. Но изначально меня в таких отношениях привлекал лишь секс. В принципе, они и сейчас меня привлекают именно им. По-настоящему без обязательств и страхов о той же беременности или еще о чем-то. А вот встречаться, как полагается, со свиданиями и знакомством с друзьями, я предпочитаю с девушками. Мне с ними в эмоциональном плане комфортнее. Да и как я к друзьям парня приволоку и скажу – знакомьтесь – это Вася, прошу любить и жаловать – мой бойфренд. Меня от самого этого слова коробит, не говоря уже о перспективе подобного рода знакомства. Поэтому Ир был не прав, изначально не прав, считая, что я наврал про девчонок, а не про парней. Все было наоборот. С парнями я только сплю. А вот с девчонками иногда, поддавшись настроению и отчаянной тяге хотя бы к временному теплу и уюту в своей жизни, я готов попробовать поиграть в любовь. Как-то так.

– Не спишь? – раздался рядом со мной хриплый со сна голос Ира. Мерцающий поднял голову. Пришлось повернуться к нему. Ир фыркнул, прикрыл кошачьи глаза темными ресницами и, снова опустившись на подушку, тихо сказал. – Я попросил ребят прикрыть тебя. Если что, ты вместе с ними прямо с утра на гневотерапии. На тот случай, если кто-то нас всех будет искать. Они, кстати, даже рады, что можно будет снова, как раньше, тренироваться вместе, а то с футболом на гневотерапию приходилось ходить частями.

Я улыбнулся, обрадовавшись, что мои нововведения не только прижились, но и, похоже, пустили корни. А еще я был рад тому, что теперь можно спокойно подготовиться к вечернему спектаклю. Интересно, какое мерцание выберет по этому случаю Ир?

Мне все еще немного дико, что для этого парня сменить внешность и пол проще, чем надеть на себя другой костюм. Причем, как я понял, менялся он не только внешне, в этом и отличалось их мерцание, от обычного перевоплощения или личины. Он мог полностью измениться внутренне. И, если мерцающий становился девушкой, на самом деле становился, а не балансировал в пограничном состоянии, то рядом со мной была именно девушка, а не парень, на время прикинувшийся ею. Такие мерцания у них, как он сам признался в наши с ним первые дни знакомства, могут быть очень глубокими, как в его случае со светлым эльфом, в образе которого он пребывал все время своего обучения и последующей работы в университете. Да и Ира, староста колокольчиков, изначально была не менее цельным мерцанием, личностью, эльфийкой, в которой трудно было заподозрить что-то не подобающее её характеру и мироощущению.

Поэтому не стану скрывать, его нового мерцания, которое он обещал создать специально для меня, я ждал с предвкушением. Было до жути любопытно, какой будет девушка, которой он станет для меня.

Карунд Иль-Янь

Мир вокруг нас меняется с такой скоростью, что впору испугаться, но, как ни странно, я с воодушевлением жду каждого нового дня и тех перемен, которые он с собой принесет. И все это благодаря Андрею, нашему классному руководителю. Мой народ презирает тех, кто слаб и не способен постоять за себя в открытой схватке. Это обусловлено весьма непростой средой обитания и суровыми законами нашей паучьей богини. Но Андрей, он перевернул мое представление о слабости. Причем, я уверен, что не только мое. Достаточно спросить ребят.

Он сам откровенно признается, что даже меча в руках никогда не держал, но при этом способен колоть и резать словом сильнее и четче любого клинка. То, как он усмирил коммандос, что моих сородичей, что светлых, произвело на меня неизгладимое впечатление. А ведь никто из моих одноклассников не видел это воочию, только с моих слов. И насколько бы странно это может прозвучать для моих сородичей, еще не знакомых с нашим Андреем, – я уважаю его, мы все уважаем. Он смог добиться того, о чем никто из нас не мог и мечтать.

Поэтому, когда вчера вечером нас в общежитии в своей комнате собрала староста, отправив к каждому шушара, и сказала о том, что завтра нужно будет прикрыть Андрея, так как у него есть срочные дела в своем мире, все согласились без споров и лишних слов. Правда, всем было любопытно, что же там такое могло случиться у нашего психолога. Нехотя и только тогда, когда спросила глава клана, Ира призналась, что Андрея позвали на семейный праздник. Я поначалу не понял, почему староста и леди Вик-Холь так странно переглянулись. И сам бы никогда не решил спросить, но вмешался Машмул. Вот уж кто никогда не умел сдерживать свои порывы. Ему пояснили, что у Андрея непростые отношения в семье. Без подробностей. Но всем стало ясно, что лучше предоставить нашему психологу возможность со всем разобраться. Да и Пауль с Томом откровенно обрадовались, что, наконец, смогут оказаться в зале для гневотерапии вместе, а то до этого приходилось дежурить там посменно, пока кто-то играл в футбол, а кто-то продолжал наши общие тренировки.

Но сегодня мы снова собирались обедать в нашем классе. Пусть без Андрея и Иры, но зато рядом с маленькими кошками, к которым так все привязались. Честно скажу, я тоже. Смотреть на то, как оживают глаза Антилии, когда она берет в руки пушистый комочек, – это… приятно. Трудно объяснить. Наши женщины – они другие. Холодные. И предпочитают не проявлять своих чувств в обществе мужчин. Только между собой, да и то, все это может оказаться не больше, чем слухи. Но светлые эльфийки – они совсем иные. Не все, но Лия – она особенная. Я знаю. И если бы не мои обязательства перед домом Вик-Холь, возможно… если бы она согласилась… если бы… Это трудно объяснить. Особенно ей, Лии. Она ведь почти ничего не знает о наших традициях, обязательствах перед кланами, о том, что до полного совершеннолетия нам не стоит даже мечтать о том, чтобы встречаться с кем-то, кем по-настоящему увлечен. Ведь очень может быть, что в скором времени для меня выберут пару, и я буду обязан зачать с женщиной моего народа ребенка. Как объяснить девушке, воспитанной по законам светлых, что это нельзя считать изменой, что это вопрос выживания вида и клана?

Поэтому я пытаюсь держать её на расстоянии. Но с каждым разом это все труднее. Очень трудно. Особенно, когда она запрокидывает голову, поднимает на меня свои глаза и ждет, я знаю, что ждет поцелуя. Но я заставляю себе отвернуться, отвлечь её словами, затянуть в разговор, но не позволить ни себе, ни ей переступить эту черту. Мучительно. Но в тех обстоятельствах, в которых нахожусь я, лучше так. Остается лишь надеяться, что ей от этого не так больно, как мне. Я признаю, что боль теперь повсюду сопровождает меня. Откуда она? Все дело в сожалении. Я сожалею, что никогда не смогу пойти против клана. Он слишком много значит для меня. И сожалею, что не могу хотя бы прикасаться к ней, сожалею, что не могу запретить себе думать о ней днем и ночью. И все-таки, каждый раз, когда ко мне в комнату проникает шушар от нее, я иду к ней в университетский парк, и все снова и снова начинается с поцелуя, который никогда не станет явью. Я смогу сдержаться.

Мы встречаемся и просто разговариваем, блуждая по аллеям университетского парка. Это все, что я могу себе позволить. Это все, что я могу позволить Лии.

На большой перемене мы с Паулем и Алым уже привычно идем в столовую. Конечно, раньше к нам присоединялся Том, но он задержался на гневотерапии с Фа. Рутберг завил, что вычитал что-то о ифритах и горит желанием попробовать новый прием без свидетелей. Их оставили вдвоем. Даже леди Вик-Холь не возражала. В том, что Рутбергу есть чему научить Фаля, я даже не сомневаюсь. Мы все были наслышаны о его боях, которыми он промышлял, до появления в нашей жизни Андрея с его непрекращающимся фонтаном идей и, как он гордо их называл, терапий.

В очереди стояли Улька и Алый, я же ждал их чуть в стороне, справедливо рассудив, что не имеет смысла топтаться всей толпой и лишний раз раздувать и без того обширную очередь студентов. Именно поэтому я первым его заметил.

Андрей прозвал его Умка. Действительно, с его прозвищами куда удобнее, как бы непривычно они не звучали на первый взгляд. Потому что те же имена гномов всегда были такими длинными и труднопроизносимыми, что я с трудом себе представляю, как они могли кричать их на своем каркающем языке на тренировках по боевым магическим воздействиям и в любых иных ситуациях. Пусть у нас попадались имена немногим короче, но всегда можно было обратиться к тому или иному сородичу по имени клана, и все было нормально. Они у нас достаточно благозвучны и коротки.

Я увидел его уже с подносом. Гном явно собирался мирно пообедать в одиночестве, когда его обступили старшекурсники. Скорей всего, студенты одного с ним направления. Примечательно, что из четырех трое были светлыми, а последний – троллем. У меня сразу возникла мысль, что Андрей-то у нас троллей еще ни разу не видел. Интересно, что бы он сказал о этих толстопузах? Но я быстро и думать забыл об этом, когда понял, что им понадобилось от нашего гнома.

Все-таки у Андрея, определенно, нет магических способностей, но есть какой-то немыслимый по своей силе дар убеждения. К тому, что наш класс – это наш класс, мы все привыкли слишком быстро, чтобы я мог пройти мимо того, как кто-то откровенно задирает нашего, я подчеркиваю, именно нашего гнома, который уже всю классную комнату с мерной лентой излазил и даже пообещал на следующей неделе представить готовый проект по её мелиорации.

Разумеется, я тут же направился к ним.

– Умка, – позвал я, подойдя к низкорослому старшекурснику со спины, – У тебя тут все в порядке? – и посмотрел на его сокурсников.

Один из светлых осклабился.

– Тю, – протянул он мерзким голосочком – за одно это я мог бы его придушить, будь он темным и не находись мы в стенах университета. – А кто у нас тут такой заботливый, неужели темненький первак?

– Неужели, – холодно проинформировал я и положил руку на плечо гнома.

Тот попытался её сбросить, но я с силой сжал.

– У вас какие-то претензии к моему другу? – спросил я, сделав ударение на последнем слове.

Плечо гнома у меня под ладонью дернулось. Парень вздрогнул. Да, наверное, неприятно слышать о том, что тебя считает другом темный. У них тут всегда так, мы уже почти привыкли. Это даже не обижает, скорее, дает пищу для размышлений, не более того. Старайся, не старайся, все равно друзей в нас видеть не хотят. И я, наверное, могу их понять. Мы, темные, не самые приятные существа на этом свете.

– Достаточно того, что он твой, – заговоривший светлый сделал ударение на этом слове, – Друг, – а последнее словно выплюнул, наступая на меня.

Стало понятно, что драки не избежать. Ну что ж, мне не привыкать. Я выставил в сторону свободную руку, готовясь призвать оружие. Но неожиданно из-за спин светлых раздался обманчиво веселый голос, говорил Алиэль. Вот от кого не ожидал, так не ожидал. Ведь это именно он возглавлял все предыдущие вылазки светлых в наше темное крыло.

– Какие-то проблемы, ребята?

– А, Алиэль, – обернувшись на него, просиял главный в этой четверке. – Да вот, хотим поучить уму разуму темного, вздумавшего с гномом дружбу завести.

– Вообще-то, – пропел в ответ этот светлый, – я не у тебя спрашивал, Крепленый.

Услышав это и встретившись взглядом с Алым, как прозвал его Андрей, я впервые за все это время осознал, что он теперь тоже наш. Наш. И в ответ на его взгляд улыбнулся. Наверное, хищно, у меня же, как у любого илитири, верхние клыки выдаются чуть вперед. На одной из недавних тренировок Андрей назвал это неправильным прикусом. Понятие не имею, плохо это в его понимании или нет, просто запомнил. Но наши улыбки могут быть даже где-то жуткими, как мне говорили некоторые человеческие девушки, с которыми я общался.

– Что тут у вас? – спросил Алый, и я ответил:

– Твои светлые олухи задирают нашего гнома.

– Да? – он окинул взглядом своих знакомцев. Прищурился и неожиданно выдал, обращаясь к Ульке, стоящему рядом. – Уль, что скажешь?

– Был бы тут Том, предложил бы врезать, чтобы впредь свои мелиораторские кулачки на нас даже поднимать не думали, – прогудел рыцарь и вдруг тяжело вздохнул, обращаясь к нам со светлым. – Но вы же знаете, что может случиться, если об этой драке прознает Андрей. Нет, то есть, я не знаю, что он может сказать, но…

– Да, уши в трубочку у нас точно свернутся, – неохотно признал светлый.

А я не удержался и хмыкнул.

– Ну да, его мысли про то, что наши уши так могут, меня тоже несколько напрягают.

– Главное, чтобы у него не возникло желание узнать это на практике, – неожиданно поддержал нас Умка.

Мы все понимающе переглянулись, а Улька еще и выдал:

– Хорошо, что нам с Рутбергом это не грозит.

– Вы что же… – ошеломленно выдавил из себя главный задира все еще мнущейся возле нас компании светлых.

– Мы – это мы, – холодно проинформировал его Алый, – И он, – светлый указал на Умку, – с нами. Никто же из ваших не захотел работать с ним по диплому. Вот мы и согласились ему помочь, за определенные услуги.

– Помочь? – зашипел круглый, как шарик, тролль, и застрекотал крылышками, – Да что вы можете, техники!

– А зачем нам что-то мочь, мелиоратор? – поинтересовался у него я. – Если вы без создаваемых нами амулетов магической подпитки не способны ни одно деревцо вырастить?

– Не верю, – сказал один из светлых, – Вы ведь не могли… – и накинулся на Умку, который теперь стоял, расправив плечи, и явно чувствовал себя куда увереннее. – Они ведь не могли пообещать тебе магическую подпитку!

– И, тем не менее, пообещали, – с достоинством ответил гном, мы с ребятами над его головой понимающе переглянулись.

– Темные?

– И темные тоже.

– Что значит, тоже?

– То и значит, – вмешался в их разговор я. – Мы все будем помогать ему, потому что он согласился мелиорировать наш класс.

– Не верю.

– А ты поверь, – почти ласково посоветовал ему Алый и обратился к Умке, – Ты как смотришь на то, чтобы пообедать вместе с нами? Мы тут вроде как засланцы, приносим в класс еду на всех.

– И обедаете там? – живо заинтересовался гном.

– Именно! – подтвердил Улька. – Так что можешь присоединиться. Все равно, узнай Андрей, что ты в одиночестве ешь, нашел бы способ навязаться.

Умка покачал головой и вдруг прокомментировал:

– Он у вас ненормальный.

– У нас, – склонившись к нему, шепнул я. – У нас. Привыкай.

Гном фыркнул и на самом деле присоединился к нам. Когда мы выходили из столовой, я чувствовал, как наши спины прожигают взглядами светлые и один тролль. Но не успел обернуться и улыбнуться им на прощание, меня отвлек Алый, задумчивый и какой-то странный. Улька с гномом ушли чуть вперед и светлый смог у меня спросить:

– Слушай, – сказал он негромко, – Вы с Антилией правда… – и замялся, недоговорив. Удивительная деликатность, не ожидал от него. Наверное, поэтому и ответил честно, хоть и мог бы промолчать.

– А ты стал бы распространяться на моем месте, если бы девушка тебе по-настоящему нравилась?

Он долго молчал, мы почти догнали рыцаря и гнома, которые остановились у поворота коридора, поджидая нас.

– Наверное, не стал бы, – тихо сказал светлый. – Но… я ведь ни о чем таком не спрашиваю. Просто… вы, правда, встречаетесь, как думает Андрей?

– Мы иногда видимся. Но… – тут запнулся я сам. – Не встречаемся в том плане, о котором ты подумал.

– Почему? – мы подошли к ребятам, когда он это спросил, и Улька уставился на нас непонимающе. Почувствовав, как изнутри поднимается ярость, не на светлого, нет, на всю эту ситуацию в целом, я подавил её и только после этого ответил:

– Я темный. Не хочу, чтобы из-за меня…

– Ей было больно? – спросил светлый в лоб и пересекся со мной взглядом. Отвечать мне не пришлось. Но он сказал, и я еще долго не мог выкинуть его слова из головы. – Я не знаю, какие у тебя обстоятельства, но смотритесь вы рядом очень здорово.

Ирирган

Среди молоденьких мерцающих бытует мнение, что нет принципиального различия между мужчиной и женщиной. Не снаружи, чем мы отличаемся внешне – это понятно, а внутренне. Я тоже был таким наивным и неопытным. Но теперь могу со всей ответственностью сказать, что различие фундаментально. В чувствах. Женщины чувствует иначе, чем мужчины. Не сильнее или слабее, а просто иначе. Поэтому перестраивать себя, когда следует сменить не только внешность и подправить характер, я предпочитаю именно изнутри.

Я начал еще за завтраком. Просто сидел, смотрел на то, как Андрей ест, и думал о том, что чувства, которые я и не думаю испытывать, будучи мужчиной, могут неожиданно выплыть наружу, как только я стану женщиной. И все же лучше всего сделать это прямо сейчас и по магазинам за подарком для его брата пойти уже сложившейся парой, чтобы никто, даже самый чуткий человек, не смог увидеть в наших отношениях фальшь. Почему я так серьезно отнесся к этому? Потому что уже понял, что с Андреем нельзя быть несерьезным. Он полностью выкладывается на своей непростой, сразу скажу, должности. Он столько делает для нас, что с моей стороны было бы просто хамством не ответить ему тем же. В том, что мое присутствие на чужом празднике жизни ему на самом деле нужно, я уже убедился. Правда, вчерашний разговор меня разозлил. Конечно, ему легко говорить, придумай сам, я приму любую девушку, подумаешь, потерпеть один вечер. Но я не хочу, чтобы он терпел. Я хочу сделать приятное человеку, который мне нравится, и другом которого я на самом деле надеюсь стать.

В общем, после завтрака я ушел в ванну. Долго смотрел на себя в зеркало. Очень долго. Конечно, я мог бы снова воспользоваться телом Андрея, как ориентиром, что делал последние несколько раз, когда приходилось экстренно менять мерцание. Но я хотел, как он сам того пожелал, сделать ему сюрприз. Просто подходящий женский образ никак не желал лезть в голову. Все время перед глазами стоял тот парень, с которым они так страстно целовались прямо у входной двери. Похоже, я всерьез на нем зациклился. И, ладно бы, на Андрее, но этот Никита… Потряс головой, вздохнул. Уперся руками по обе стороны от зеркала, склонился, вжал голову в плечи и попытался сосредоточиться. Я все еще не верю, что он соврал тогда о предпочтениях в плане внешности своих любовников, но стоит подумать о том, что я должен понравиться не только Андрею, но и его родителям, которые выгнали из дома собственного сына, которого застукали с парнем. Значит, девушка, выглядящая, как парень, их не очень обрадовала бы.

Тогда начнем с самого простого. Цвет волос и глаз. Черты лица пока оставим без изменений. Волосы. Я задумался. У нас в классе есть и блондины, и рыжие, и брюнеты. Кто бы больше понравился Андрею? С глазами проще. Точно не желтые. И никаких, как он выразился, экстремальных зрачков. У меня тогда был серьезный порыв обидеться за такую характеристику. Но я, как и Андрей, настолько был вымотан вечерней тренировкой коммандос, что просто не было сил возникать, когда он заявил мне, что напрягается, видя, как мои глаза светятся в темноте или как вытягиваются время от времени мои зрачки. Он почти сразу уснул. А я еще некоторое время лежал в темноте, всеми силами пытаясь перебороть странное сожаление, которое охватило меня после этих слов. О чем я сожалел? О том, что мы настолько с ним непохожи, что он не понимает меня, а я его. Было бы хотя бы взаимопонимание, было бы легче.

У меня всегда так, главное, начать. Сменив цвет волос и глаз, я легко сгладил мужские черты своего лица, сделал более пухлыми губы, попробовал несколько причесок. Остановился на короткой стрижке. Совсем короткой. Я видел такую на фотографии одной девушки в Интернете. Потом настало время изменять тело. Это было еще проще. Грудь небольшая, но и не прыщики. Талия тонкая, ребра выступают, но не сильно. Худышка, но не так, чтобы очень. Не костлявая. Все в меру. Округлые бедра. Не слишком узкие, так, что можно спутать с мальчишескими. Нет, все округлое, женское. Потом руки. Кисти и пальцы менять не стал. Я видел человеческие руки, у большинства местных женщин они грубее, чем у меня. Но в случае со мной это скорее природная особенность расы. Дальше. Колени. Сам не люблю у девушек слишком острые коленки. И вообще предпочитаю длинные ноги, которые могли бы обхватить и… Потряс головой. Снова всмотрелся в свое отражение. Улыбнулся. Вспомнил. Ногти. В этом мире сейчас мода на длинные ноги, которые, как объяснял Андрей, специально наращивают каким-то особым способом. Наращивать я не собирался. При желании я могу достичь такого результата исключительно природным способом. Но, опять-таки, не стоит перебарщивать. Вряд ли Андрею понравилась бы слишком идеальная девушка. Не даром же он ни на одну из наших девчонок не запал.

Снова окинув себя взглядом, обнаружил, что впервые за очень длительный период времени вначале изменил внешность, и теперь мне предстоит поработать над внутренним миром. Плохо. Не люблю оставлять самое сложное на потом. Но, раз уж такое дело… Убрав руки от стены, закрыл глаза. Замер, опустив их вдоль тела, и попытался поймать нужное настроение. Неожиданно панически подумалось, что не получится. И так же неожиданно снизошло вселенское спокойствие. Я открыла глаза и улыбнулась своему отражению. Даже подмигнула ему. Хотелось петь, плясать и приставать к симпатичным мальчикам. Или же к одному конкретному парню, который, кажется, меня уже заждался.

Андрей

Ир слинял в ванну, оставив меня в одиночестве придумывать подарок мелкому. Мысли в моей голове бродили самые разные. Все они крутились вокруг Ира, а не подарка. И все же несколько дельных идей мне удалось ухватить за хвост до того, как на пороге спальни нарисовалась рыженькая, очень коротко остриженная девчонка, худенькая и аппетитная, если учесть, что на ней были лишь трусики шортиками и лифчик, приподнимающий небольшую, но аккуратную грудь. Кто сможет меня осудить, что я как тот волк из американских мультиков тут же закапал слюной, потому что таких аппетитных конфеток в мои сети давно уже не попадалось.

– Ир? – получилось хрипло и как-то по-идиотски.

На что девчонка весело рассмеялась и, подмигнув мне, поправила:

– Ира.

– Тогда уж Ирина, – протянул я, испытав давно уже забытое чувство.

Знаете, когда вдруг понимаешь, что у тебя в квартире оказалась роскошная девушка, а у тебя носки на полу валяются, постель не заправлена и вообще, бардак бардаком… И не надо думать, что такие чувства могут испытывать только девушки. Мужикам тоже неприятно представать перед ними в нелестном виде. Так я еще и развалился в компьютерном кресле в одних линялых спортивных штанах. Порыв вскочить и начать извиняться удалось подавить лишь наполовину. Вскочить вскочил, извиняться, конечно, не стал. Вовремя вспомнил, что не я один приложил лапу к творящемуся вокруг бедламу.

– Ты бы хоть подумала о том, что к парню в таком виде выруливаешь! – укорил я девчонку, которую никак не мог соотнести с колючкой и вреднючкой Иром.

Ирина насмешливо фыркнула и подошла ко мне поближе. Черт! Нафига я только дал ему свободу действий?..

– Просто предпочитаю в плане выбора одежды довериться мужскому взгляду, – заявила она и посмотрела на меня снизу вверх.

Все в толк не возьму, как мерцающим удается менять кроме всего прочего еще и рост. Ир ведь со мной почти вровень, а эта пигалица почти на голову ниже. И будь моя воля, я бы… Ладно-ладно. У нас дела, она тут только временно и уже завтра её тут не будет. И на её месте снова появится язвительный и вредный мерцающий. Желтоглазый парень, которого лучше держать на расстоянии, хотя бы относительном.

– Ну ладно, – махнул я рукой, наконец, справившись с собой. – Давай ты просто оденешь джинсы и какую-нибудь футболку. А сверху ветровку.

– Джинсы какие? – с очаровательной улыбкой, пропела рыжая, – Светло-голубые, синие, черные. Драные, классические, клеш? Футболку – просто белую, цветную или, может, лучше рубашку? Можно с коротким рукавом, можно с длинным. Обувь. Я не услышала ни одного пожелания о ней. Ветровку какого цвета или лучше кожаную курточку, я видела на девушках, когда мы с тобой за покупками ходили, – и все это с улыбкой и хитрющими зелеными глазами.

Ир угадал. Я, действительно, предпочитаю таких вот рыженьких, с легким характером и смешинками в глазах. И губы у нее такие, как я люблю: слегка припухшие и даже ямочки на щеках, когда улыбается. Внешне, конечно, неидеальна, но для меня подлинный женский идеал. Беда просто с этим мерцающим.

Вздохнув, я демонстративно отодвинул для нее компьютерное кресло и кивнул на монитор с открытым окошком браузера.

– Выбирай сама, – сказал я, и сам не понял, что же такого прозвучало в моем голосе, что Ирина нахмурилась.

– Не нравлюсь? – спросила она.

Мог бы соврать, но пришлось расколоться.

– Очень нравишься. И это проблема, не находишь?

И тут она улыбнулась. Шагнула ко мне, закинула руки на плечи и объявила, глядя на меня почти томным, затягивающим взглядом.

– Не нахожу. Я ведь полностью девушка и внутри, и снаружи. Что тебя теперь останавливает?

– Напомнить, что я не горю желанием встречаться с кем-то из вашего мира?

– Напомнить, что ты совсем недавно сам сказал, что сейчас тебя интересует только секс?

– А тебя что конкретно сейчас интересует? – спросил я, хмурясь.

Что-то мне совсем не нравится её активность. Нет, даже не в ней дело. А в моей собственной реакции на нее. Скажите, разве может нормальный парень устоять, когда ему так откровенно предлагает себя девушка, которая ему понравилась? Нет, наверное, какой-нибудь принципиальный ботан и может. Но я ведь нормальный. У меня вагон и маленькая тележка плотских желаний. И стойкое ощущение, что конкретно с этой девушкой мне будет по-настоящему хорошо и ненапряжно. И главное, попытки аутотренинга на тему, что это не совсем девушка, что на её месте уже завтра окажется далеко не самый приятный парень на свете, не помогают. Что делать, ума не приложу.

– Ну хоть поцеловать меня ты себе можешь позволить? – вопросила она почти обижено.

Мне бы сдаться, капитулировать и действительно сделать то, что она просит, но вместо этого я попятился. Она легко отпустила меня. Грустно, подчеркнуто грустно вздохнула и села в кресло. Взялась за мышку. А у меня, казалось, все поджилки тряслись, так сильно мне хотелось и поцелуя и всего остального. Затащить её в постель и не выпускать до утра, пока сам Ир не соизволит появиться. Похоже, с этой новой работой и невозможностью хотя бы изредка расслабляться, я совсем до ручки дошел. 'Это же Ир! Ир!', – кричал мой разум, но все чувства были настолько обострены, что, казалось, если не сделать хоть что-то, просто взорвусь. Поэтому я обхватил пальцами остренький подбородок, приподнял вверх лицо девушки, изумленно распахнувшей глаза, и прижался к её губам своими. Так хотелось сделать поцелуй глубоким и настоящим, но хотя бы в этом я сумел себе отказать. Отстранился и хрипло сказал:

– Ты чудесно выглядишь. Спасибо.

Распрямился и поспешил слинять в ванну. Под душ. Мысли путались.

Ирина

Девушкам дозволено много больше, чем мужчинам, особенно в обществе все тех же мужчин. Кокетничать с Андреем, откровенно флиртовать, балансировать на грани было невероятно приятно. Я, честно признаюсь, увлеклась. И этому как нельзя посодействовали как его смущение, так и его поцелуй. В прошлый раз он целовался совсем иначе. Сейчас это мимолетное прикосновение можно было бы назвать почти целомудренным. Почти – только из-за меня. Я не стала отказывать себе в удовольствие игриво провести кончиком языка по его нижней губе. Именно в этот момент он решил, что хорошенького понемногу, и отстранился. Вот о чем жалею, а не о собственной несдержанности. Если он мне нравится и я, как удалось выяснить не сразу, но все же удалось, ему тоже весьма симпатична, то зачем отказывать друг другу в приятном времяпрепровождении? Конечно, Андрей считает иначе и всем своим видом пытается дать об этом понять. Но я настойчивая. И сегодня я хочу его поцелуев. Хочу, чтобы все его мысли были заняты только мной. Разве это так много? Особенно, если вспомнить, что у нас с ним только этот день.

В подарок брату он выбрал сотовый телефон. Какой-то особенный и, как нам сказал продавец, очень модный. Андрей заплатил за него, потом отнес в какой-то маленький магазинчик и попросил красиво упаковать. Все время, что мы шли с ним по улице, я цеплялась за его руку. А почему, собственно, нет, ведь сегодня я его девушка? Он терпел. Причем видно было, что именно терпит. Неприятно. И бесит. Но я очень старалась сдерживаться и не унижаться. Потому что если бы наорала на него, обиделась и ушла, как мне того хотелось, это было бы очень унизительно. Поэтому я осталась.

Когда мы закончили с подарком, и Андрей спрятал красиво упакованную коробку в пакет, первое, что я сделала, заставила его свернуть с оживленной улицы в небольшую арку и в буквальном смысле слова приперла к стенке.

– Объясни мне, почему ты так со мной? – накинувшись на него, вопросила я. И за этот вопрос мне не было стыдно. Напротив, я бы еще как следует врезала бы этому угрюмому парню, которым словно подменили известного мне Андрея.

– Как? – психолог изумленно захлопал глазами. Неужели, и правда, не понимает?

– Ведешь себя так, словно я у тебя что-то вроде обузы, от которой избавиться жалко, но держать при себе тоже не комильфо.

– Где ты только таких словечек нахваталась? – примирительно спросил он и даже попытался улыбнуться. Но, когда Андрей протянул руку к моему лицу, я демонстративно ушла от прикосновения. Еще чего не хватало. Я тут, понимаешь, настроилась на полноценный скандал, а он так неуклюже помириться пробует!

– Еще пару раз с твоим переводчиком похожу и, чувствую, что и не такого нахватаюсь!

– Да, ладно тебе, Ирин, я просто…

– Что просто? Бесишься, что сам себя загнал в рамки, которые стали тесными, когда появилась я? – слова вырвались помимо моей воли, и, неожиданно, попали в точку. Он вздрогнул и перестал улыбаться. Я угадала, это я сразу поняла.

Андрей отвел глаза. Я стояла возле него и смотрела, каким напряженным он стал, словно тетива лука, из которого Барсик когда-то учил стрелять Ира. Сейчас, когда вместо него я, это кажется таким далеким, таким чужим.

– Что ты от меня хочешь? – прозвучало надтреснуто.

Я даже поежилась от такого его тона. Пришлось подумать, подобрать слова и ответить:

– Я – человек, если ты не заметил. Пусть только на этот день. А еще я девушка, которая тебе понравилась, так? – он не стал спорить с этим утверждением. – Давай вообразим, что у нас есть только этот день. Почему нет? Почему мы просто не можем поиграть в свидание и симпатию?

– А если игра перерастет в нечто большее?

– Завтра меня уже не будет. Ты не успеешь всерьез влюбиться, – убежденно сказала я.

– Да, наверное, – он натянуто улыбнулся. – А ты?

– И я, – шагнув ближе, поняла, что уже не могу позволить отступить ни ему, ни себе. Поздно. Слишком поздно. Такой уж у меня характер. Легкий и живой. Мне нужны эти чувства. Его чувства ко мне. Я хочу их заполучить, хотя бы на этот день.

Андрей посмотрел на меня, а потом начал склоняться, неотрывно глядя в глаза. Я ждала. Я хотела. Я знала, что так и будет еще в тот момент, когда впервые увидела себя в зеркале и осознала, что это я. Такая, какая есть. Настоящая.

Он вжимал меня в стену, и мне было все равно, что я могу испачкать свои светло-голубые джинсы и кремовую ветровку, потому что его губы были теплыми и такими настойчивыми, что от их поцелуев кружилась голова. Вспугнула нас какая-то женщина, на вид я бы ей дала лет двести, может быть, чуть моложе. Она прошла под аркой, в которой мы укрылись от посторонних взглядов, и проворчала себе под нос что-то про окончательно распустившуюся молодежь. Я про себя подумала – завидуй молча, неудовлетворенная старушенция, хоть на вид она и не была так уж стара. Зато Андрей тут же отстранился от меня, посмотрел сияющим взглядом изголодавшегося по женской ласке мужчины и потащил меня за собой в какой-то местный парк.

Уныло у них тут, хоть и осень, и деревья все в пестрой листве. Зато почти безлюдно. Андрей сказал, что пятница. Последний рабочий деть, и многие еще на работе. Поэтому так тихо. Только молодые мамаши с младенчиками в каких-то особых экипажах на колесах прохаживались туда-сюда по унылым осенним аллеям. Неухоженным и неуютным. Мы спрятались за пожелтевшей листвой клена, как назвал мой психолог это дерево кустистой наружности, и еще долго целовались в свое удовольствие. Не думая ни о чем. По крайней мере, я точно была не способна думать в этот момент. Да и Андрей трезвостью мыслей не отличался. Он каждый раз с таким сожалением отстранялся от меня, и с такой жадностью накидывался снова, что даже сомневаться не приходилось. Я ему нравлюсь. Очень-очень нравлюсь. И мне, не стесняясь, хотелось петь и плясать от счастья.

Потом, обнявшись, мы около часа бродили по этому парку. Вышли к прудам. С берега пустили несколько 'лягушек' плоскими прибрежными камешками. Потом переместились к лодочной станции, Андрей рвался покатать меня на лодке, заявляя, что в их мире это считается крайне романтичным жестом. Мне оставалось только фыркать, имея свои представления о романтике, и идти за ним.

Лодочная станция оказалась закрыта. Андрей расстроился. Я – нет. Мне совершенно не хотелось на воду. А вот поцелуев хотелось все сильнее и сильнее. Мы спрятались за покосившимся домиком станции, и снова начали целоваться. И только трель мобильного телефона, донесшаяся из кармана Андреевской куртки, отрезвила нас.

Звонила его мама. Спрашивала, к скольки часам нас ждать, а то гости уже начали собираться. Андрей сказал, что можем подъехать хоть через полчаса. И мы поехали.

Метро – удивительная вещь. Поезда, ходящие под городом, меня отчаянно заинтересовали. Думаю, будь на моем месте Ир, он задал бы куда больше вопросов, чем я. Но я ведь девушка, разве мне положено интересоваться техническими деталями? Я и не интересовалась. И, как мне кажется, Андрей был этому очень рад.

У него дома мне не понравилось. И виной всему его родители. То, как смотрела на меня его мать, женщина, выглядящая удивительно старо для такого молодого сына, как Андрей. То, как пытался разговаривать со мной его отец, хмурый дядька с внешностью тролля. Одутловатый и пухлый. С круглым, как бок силицийской груши, животом и неопрятными темными усами с проседью. Мы сидели за столом, накрытом в небольшой комнатке, которая, если присмотреться, была даже чуть больше, чем та, что в квартире Андрея гордо именовалась залом. Народу сюда набилось, как хримзей в бочку. Я смотрела на всех них. Пожилых, побитых жизнью, слишком старых для таких юных деток, как Андрей, его брат и сестра, и думала о том, что именно эти люди обидели его, прогнали из своего дома, заставили жить отдельно. И изнутри поднималась ярость. Мне было обидно за него.

Поэтому, когда его отец чуть-чуть перебрал с алкогольным напитком, прозрачным и вонючим, как чистый алхимический спирт, и начал хитро подмигивать Андрею, спрашивая, осчастливим ли мы его на старости лет внуками или он в скором времени вернется к своему нездоровому увлечению и знаю ли я о его заскоках, я не выдержала всей этой трагикомедии, и во мне проснулось нечто от Ира, то, чего во мне не могло быть.

– Не беспокойтесь. В ближайшее время стать дедом вам не грозит, – прошипела я в его сторону, не желая терпеть такое обращение даже ради Андрея.

Мужчина вылупился на меня своими покрасневшими глазами, и я продолжила, вся кипя от негодования, потому что мой слух, не смотря на это мерцание, никуда не делся. И я прекрасно слышала, о чем на кухне, когда мы только пришли, шептались его мама и бабушка. Они волновались, что я женю на себе Андрея и его квартиру к рукам приберу. Низко и подло. Мерзко. И хочется помыться.

– И насчет квартиры можете не беспокоиться. У меня есть свое жилье. Не в пример лучше, чем… – я обвела рукой их так называемые 'хоромы', – Это. И я не позволю оскорблять меня своими пошлыми намеками и подозрениями неизвестно в чем. Проспитесь сначала, а уж потом с потенциальной невесткой знакомство заводите, – объявила я и выскочила из-за стола.

Андрей нагнал меня уже в прихожей, где я спешно обувалась. Меня трясло от ярости. Я боялась, что еще немного, и перестану быть собой. Стану Иром, и уж он-то точно тут камня на камне не оставит. Андрей поймал меня за руку и неожиданно сильно дернул на себя. Я влетела в его объятья и сама не поняла, как так получилось, но я громко всхлипнула, чуть не плача, и с готовностью первооткрывателя уткнулась лицом ему в грудь. Так приятно, когда тебя утешают. Так хорошо. Спокойно в его объятьях. Я снова всхлипнула и услышала, как из-за спины Андрея заговорила его мама. Даже не заговорила, а запричитала.

– Андрюша, ты это… извини его, и пусть Ириночка извинит, мы ведь… ты сам понимаешь…

– Нет, – вдруг сказал он, выпустил меня и обернулся к ней. – Мы уходим.

– Но Андрей, а как же…

– И, правильно, пусть идут, – неожиданно высказался его младший брат, вышедший из зала. Я так и не спросила, сколько ему конкретно исполнилось лет. Думаю, где-то около сорока, может быть пятидесяти. Юный совсем. Еще не ставший полноценным мужчиной. Он явно еще будет расти. И, хоть сейчас со мной наравне, в скором времени, лет через десять-пятнадцать, может перерасти старшего брата.

Я улыбнулась ему из-за плеча Андрея. Тот крепко пожал младшему брату руку. Еще раз поздравил. Сорвал с вешалки наши с ним куртки, и мы ушли. Его отец так и не вышел хотя бы проводить нас. Ненавижу таких личностей, которые сначала гадость сделают, а потом делают вид, что извиняться им не с руки. Ир такой же. Не всегда, но бывает. Я знаю.

Шли какое-то время молча. Было уже довольно сумрачно, мы просидели у родителей Андрея часа три, может, чуть больше. Я все пыталась поглубже засунуть руки в карманы, но согреться все никак не получалось. Не потому что на улице было так уж холодно, а потому что на душе было муторно. И холод этот шел изнутри, а не снаружи.

– Не понимаю, как ты можешь их любить, – вырвались у меня жестокие слова. Но остановить их я не смогла.

Андрей не обиделся. Неожиданно шагнул ко мне, обнял одной рукой за плечи и прижался губами к виску.

– Прости. Это мне следовало его заткнуть, а не тебе.

– Ничего. Я за нас обоих постоять смогу, – откликнулась я, понимая, что это уже не совсем мои слова, но чувства, что захватили меня, требовали выхода, поэтому, я сама того не желая, начала меняться.

Это было так некстати, ведь мне так сильно хотелось еще немного побыть рядом с ним просто девчонкой, так похожей на его соотечественницу, в которую он, очень даже может быть, мог бы влюбиться. И, правда, а почему бы нет?

Мы, все так же обнявшись, вышли со двора на ярко освещенную фонарями улицу. Андрей, не стесняясь никого и ничего, поцеловал меня, а потом подошел к краю тротуара и вскинул руку. Почти сразу рядом с нами притормозила машина. Мы забрались в её нутро. Он расплатился с водителем, назвав адрес, потом снова привлек меня к себе. Взял за руку. Мы так и сидели всю дорогу, просто обнявшись, и я думала о том, что мне хочется плакать, ведь, как только мы снова спрячемся от посторонних глаз, я стану Иром. Потом что уже сейчас сдерживаюсь из последних сил. Мое мерцание угасает, как фитиль догорающей свечи. И мне грустно оттого, что счастье было недолгим. И страшно за Андрея, ведь, когда меня не будет, трудно себе даже представить, что ему на все это скажет Ир.

Андрей

Наверное, это здорово, по-настоящему, а не как у нас с Ириной, встречаться с мерцающим. С Иром. С этими его мерцаниями мы могли бы жить душа в душу, ведь, как я сразу подозревал, мерцая, он разительно меняется не только внешне, но и внутренне. Из него получилась просто обалденная девчонка. Я с ума сошел. Такая страстная и жаркая штучка. Крышу сносила начисто. Особенно, когда я всерьез отпустил себя и позволил и поцелуи, и даже чуть больше. Она ко мне так прижималась, что мне хотелось завалить её прямо в парке. На траву, которая еще не успела по-настоящему пожелтеть. И каждый раз сдерживать себя от безумств было неимоверно трудно. Я почти не вспоминал, что где-то там, под мерцанием, прячется парень. Мне интересовала именно эта девушка, это его мерцание.

Она удивительно пахла. В тот момент мне казалось, что наши настоящие, земные девушки, никогда так не пахнут, даже духи не давали такого необыкновенного аромата. Я был не способен разделить его на составляющие. Зато с превеликим удовольствием наслаждался им. Целовал в шею, так и норовил забраться холодными пальцами под ветровку и светлую приталенную рубашку, которую она надела к джинсам. Ирина возмущенно шипела мне в рот, когда я пытался это проделать, еще больше заводя меня. Я хотел её до звездочек перед глазами и тесноты в брюках. Но понимал, что с этой девушкой мне ничего подобного не светит. Это возбуждало еще больше. И звонок матери буквально спас меня от этого безумства.

Знал бы я, как поведет себя отец, ни за чтобы не повел бы к ним Ирину. Я бы даже Ира так не подставил. Ведь знал же, какие они, мои родители. И все равно, каждый раз собираясь к ним, мне все сильнее хочется их признания, поддержки. Хочется возвращения в семью. Хотелось. В этот раз они все же перешли все границы.

Конечно же, мать почти сразу отвела меня в сторонку и принялась расспрашивать, кто такая Ирина, есть ли у нее свое жилье. Я тут же понял, к чему она клонит. И меня это настолько покоробило, что я слова вымолвить не смог. Я просто привел к ним девушку, а они себе уже вообразили неизвестно что. Но мама есть мама, я просто отмахнулся, сказал, что у Иринки своя квартира, нет, даже дом за городом. А, когда вернулся в гостиную, обнаружил там отца, пытающего медленно заводящуюся Ирину. Когда она его осадила, холодно и жестко, как мог бы сделать это Ир, я испугался, что от злости мерцание с него слетит и все. Как объяснить подобное родителям, я понятия не имел. Но, когда я увидел в её глазах чуть ли не слезы, и она мимо меня метнулась в прихожую, я догнал её, прижал к себе. У меня сердце кровью обливалось от обиды за них, моих самых родных, моих самых близких. Вот вам и семья. Вот вам и…

Я обнимал её в такси, и думал о том, что это все. Не будет больше поцелуев. Не будет нескромных шуток, сказанных с придыханием на ушко, не будет типично женского кокетства, на которое так приятно отвечать легким флиртом. Завтра утром меня ждет ад. Потому что Ир сожрет меня с потрохами, когда вспомнит, чем я занимался с ним в мерцании. Я себя, наверное, и сам сожру. Но сейчас… сейчас…

Мы вышли у подъезда. Машина уехала. Я притянул Ирину к себе и последний, я знал, что это будет, самый последний раз, поцеловал. Она обнимала меня за плечи и тянулась к моим губам всем телом. Она была такой ласковой, такой нежной. Почему Ир не может быть таким? Почему он вечно, как ежик в тумане – колючий и одинокий? Почему?

А потом, не умещаясь вдвоем на лестнице, мы поднимались в мою квартиру. Ирина шла за мной, и я боялся обернуться, опасаясь увидеть уже не ее, а Ира, черноволосого и желтоглазого, почти хищного, теперь, после Ирины, почти чужого. Вот только, как и в прошлый раз, когда мы гуляли с мерцающим вдвоем, на лестничной клетке нас ждал сюрприз.

На коврике, прислонившись спиной к моей двери, сидел на корточках светловолосый парень в легкой плащевой крутке. Когда я начал подниматься по последнему лестничному пролету и увидел его, он поднял голову. У меня вырвался изумленный вдох.

– Никита?

И в этот момент, сверкнув глазами и не меняя позы, он заговорил матом. Отборным. Но у нас так не матерятся, я точно знаю. Так колдуют. Не у нас, у них. 'Что происходит?', – вот и все, что я успел подумать, потому что в ту же секунду меня с дороги отшвырнул Ир и тоже заговорил на их магическом непереводимом языке.