Каждому Огненному по Бандиту

Ирирган

Это такое странное чувство – свобода. В первую очередь свобода действия и свобода общения. Теперь, когда по вине Андрея все узнали обо мне, я испытал просто ни с чем не сравнимое облегчение. И, казалось, готов был взлететь или, еще проще, раздуться от счастья, как мыльный пузырь и лопнуть.

Мы шатались по Холёбаску до позднего вечера. Преодолели (пешком!) все четыреста с лишним ступенек Главной Лестницы. Мы побывали в парке Примирения и Согласия, где Улька и Том устроили шуточную потасовку, к которой совершенно неожиданно присоединились Машка и Кар, а потом всех за шкирки растащила Иля. Причем сделала это так ловко, что у Андрея, который хоть и кричал всем и каждому, что у илитири матриархат, сам до конца этого так и не принял, отвисла челюсть, и я с превеликим удовольствием вернул её обратно. У психолога аж зубы клацнули. И мне было совсем легко и свободно расхохотаться на глазах у них всех, хотя в этом мерцании, такое поведение мне было совсем не свойственно. Но они все поняли правильно, и я не почувствовал стыда или смущения.

Теперь я куда лучше понимаю Барсима, который так откровенно признал, что встречается с темным командором. Обоюдная ложь тяготит, если не сказать больше – убивает. Кстати, они распрощались с нами, как только мы покинули кафе. У меня подсознательно закралось подозрение, что Андрей к их сближению основательно приложил обе лапы и хвост в довесок. В общем, я решил потом наедине его об этом спросить.

Мне в целом не терпелось прижать его к стенке и выпытать всю правду, что и о ком он думает. Его озарение про наших закостенелых консерваторов, которые мне продохнуть не давали, пока я на виду у всех работал над своим изобретением, заставило меня о многом задуматься. Конечно, я мог бы уже сейчас, ходя на занятия вместе со всем классом в образе Иры, просветить их насквозь и выяснить все наверняка, но поостерегся. Это наши первоклашки, как не со зла обозвал колокольчиков Андрей, могли не обратить внимания на легкое, едва уловимое магическое воздействие, в принципе и учителя могли бы не заметить, но рисковать всем, что успел сделать и запланировать я не хотел. Поэтому решил пока отложить подобный рискованный шаг до лучших времен.

А потом было весело, когда мы уговаривали Андрея сунуться, как он выразился, в черную дыру телепорта. Он всерьез хотел повторить наш путь пешком по лестнице к верху утеса, чтобы оттуда забраться на дирижабль, летящий из столицы в университет с промежуточной остановкой в Холёбаске. Как же он боялся! Мы все были неожиданно удивлены. Улька не выдержал и спросил первым:

– Как же ты нас за собой вел, когда эти черные напали? – прогундосил рыцарь.

Андрей невесело ухмыльнулся и заявил:

– Я ведь человек. Мы, чем больше испугаемся, тем больше можем.

– Я тоже человек, – вступился за людской род Том. – но что-то не замечал за собой такого.

– Значит, еще ни разу по-настоящему не пугался, – философски обронил Андрей, глядя в сторону начальных ступеней лестницы. – Ты ведь мечник и маг, чтобы тебя напугать, надо очень постараться. А я ни то, ни другое. Для того чтобы меня охватил ужас, нужно не так уж и много.

– Ну хочешь, я тебе глаза закрою и шагнем вместе, – сам не сразу осознал, что это я сказал.

Андрей повернулся ко мне. Посмотрел с сомнением, а потом коротко кивнул и повернулся лицом к зеву телепорта. Зажмурился. Я переглянулся с Илей, улыбнулся ей, даже рискнул подмигнуть, а потом зашел к психологу за спину, обнял за плечи одной рукой, а второй закрыл ему глаза, хотя они у него и без того был закрыты. Мы шагнули с ним вместе: он вперед, и я за ним. Легкое головокружение, сонм серебристых искр – весьма привычные ощущения, но я отчетливо ощутил, как Андрей напряжен. И, прижимаясь к его спине своей женской в этом мерцании грудью, чувствовал, как бешено колотится его сердце. Психолог не врал, он на самом деле испугался. Забавный. Хотя, если вспомнить, каков его мир и каков наш, наверное, если очень постараться, я смогу его понять.

Мы вернулись в университет ближе к вечеру и все дружно помчались в класс кормить наших подопечных. Его изначальная идея подарить нам, как он выразился, живой уголок, начала оправдывать себя. И чем дальше, тем быстрее. Колокольчики сплотились на фоне общих забот и теперь уже общих тайн. Поэтому я могу смело заявить, что день удался. И, как ни странно, вместо того, чтобы злиться на олуха-психолога за его безалаберность, я был счастлив.

Под конец Андрей объявил, что уходит спать, а то и без того еле на ногах стоит, так мы его, как он сказал, ухайдокали. Разумеется, на этот раз я даже таиться не собирался, что снова ухожу к нему. Он, видя, как я шагнул вслед за ним, лишь коротко вздохнул и махнул рукой, пропуская меня перед собой. От его переводчика я уже знал, что у них принято женщин пропускать вперед. Я, конечно, не женщина, но в мерцании как раз она. Поэтому возражать и возмущаться не стал.

Когда за нами закрылась дверь и нам в спины перестали упираться удивительно теплые взгляды ребят, Андрей, не поворачиваясь ко мне, неожиданно привалился плечом к стене коридора и коротко выдохнул. Сразу на ум пришла не моя, а чужая ассоциация, заложенная в его переводчике, – словно перед прыжком с вышки. Такое его поведение мне совсем не понравилось.

Будь я все еще девушкой, я бы мог с легкостью его обнять. Ведь мы, мерцающие, в мерцаниях меняемся не только снаружи, но и внутри. Но, как только за нами захлопнулась дверь, я стал собой. Я так страстно хотел почувствовать себя настоящим, что изменился почти мгновенно.

– Андрей, – я попробовал положить руку ему на плечо, но он тут же сбросил её.

– Все нормально, – буркнул он и, не разуваясь, пошел в сторону спальни.

Что это с ним?

Андрей

Они на самом деле меня ухайдокали. Давно я так не гулял. Нет, целый день на свежем воздухе, это, конечно, ценно. Но утомительно, не то слово. Единственным моим желанием было забраться в постель, хотя часы говорили, что только половина девятого вечера, время детское. И все же. Я ведь с ними всеми работаю без продыху и почти без выходных. Даже сегодня не обошлось без эксцессов, и еще каких. Одно радует – командоры, наконец, сошлись и, кажется, счастливы от этого. Значит, не зря я с ними надрывался. К тому же ребята сегодня меня тоже порадовали. Столько всего открыли друг для друга, о стольких вещах поговорили, так славно подурачились в парке. То ли еще будет! Вот научу их в футбол играть, тогда оторвемся по-настоящему.

Но развлекать Ира еще и в свободное от работы время я был не настроен. Сегодня еще больше, чем вчера. Признаться, сегодня его бесцеремонность, с которой он снова навострился провести ночь в моей постели, меня начала раздражать больше обычного. Сам не могу себе объяснить почему. Наверное, просто устал. Наверное, хочу хотя бы небольшой, но отдых от их иномирских рож, а у этого еще и глаза, как у кошака блудливого, желтые. Хотя, блудливым его можно обозвать лишь со злости. И ежу понятно, что наш золотой мальчик со знаменитым предком в качестве довеска, науку двигал, а не по бабам ходил. Зря, между прочим. В его возрасте… Так, а вот о прожитых годах лучше не надо. Что-то меня куда-то не туда занесло.

– Ты первым в душ или я? – спросил я Ира, когда он прошел вслед за мной в спальню. Я как раз в это время инспектировал шкаф на предмет чистого белья.

– Что не так? – довольно резко бросил он мне в спину.

– Все просто зашибись, – протянул я кисло и все же повернулся к нему. – С чего ты взял, что что-то не нормально?

– Не что-то, а ты, – Ир нахмурился, зрачки стали еще уже, чем были до того. Ума не приложу, как он меня такими глязюками видит. Ведь должно же что-то меняться в его картине мира, по сравнению с моей, или нет?

Я подумал и решил назвать вещи своими именами.

– У меня сегодня нет ни сил, ни желания тебя развлекать.

– Можно подумать, все остальное время ты… – начал Ир, но как-то подозрительно быстро заткнулся, хоть я и приготовил себя морально к тому, что мерцающий сейчас начнет орать и спорить. Были бы еще силы ему отвечать. Но, кажется, этого и не понадобится. Теперь только вопрос, почему? Но мерцающий, похоже, решил меня удивить.

– В душ я лучше утром. А сейчас можешь идти ты, – сказал Ир на удивление примирительно. А потом добавил, глядя в сторону, – И, если ты не будешь возражать, я бы хотел попробовать воспользоваться твоим компьютером для работы над своей диссертацией.

У меня от удивления даже челюсть отвисла.

– Э? – растерянно протянул я, не зная, что ему сказать.

Но Ир, похоже, понял мое замешательство по-своему.

– В общаге, как правило, слишком шумно, – неожиданно попытался оправдаться он. И я окончательно растаял. Мысленная затрещина самому себе не помогла. Я выхватил из шкафа первые попавшиеся трусы, хлопнул Ира по плечу, когда проходил мимо и притворно бодро объявил, чтобы он чувствовал себя как дома и ни в чем себе не отказывал, только бы мне поспать дал.

Мерцающий от неожиданности моргнул, а потом расплылся в улыбке.

– Вот так бы сразу! – бросил он и тут же плюхнулся в компьютерное кресло.

Когда выполз из душа и дошел до спальни, обнаружил его, увлеченно щелкающего мышкой. Махнул рукой на все, так как усталость навалилась просто смертная, забрался под одеяло, отвернулся лицом к стене и отрубился. Наглухо. Без сновидений и вообще без всего. Вот оно – счастье.

Ирирган

В принципе, если разобраться, Андреем, как выяснилось, вполне можно манипулировать. Удобно. Но радости от собственного успеха на этом поприще я, увы, не испытал. Не сразу понял, что стало тому причиной. Потом медленно, но верно, до меня дошла простая истина. Мне не хочется видеть его таким. Таким уставшим, таким почти беспомощным. Но, судя по всему, первая эйфория от новой, интересной, что очевидно, работы, сошла для нашего психолога на нет, и теперь он испытывает опустошение и неудовлетворенность. Частично в том есть и моя вина. Я осознал это, в очередной раз вспомнив, как он рвался на встречу с тем парнем. Наверное, я был излишне суров. Может быть, люди их мира совсем не могут без этого. И не было бы ничего страшного в том, если бы он отдохнул и развеялся с этим… Мне даже думать об этом противно! Пусть ищет себе девушку. Завтра утром скажу ему об этом. Хоть Аллочку, как когда-то сам сказал, хоть любую другую. Мне уже даже не принципиально, чтобы она была из нашего мира. Даже лучше, если будет из его. Как я понял, у них тут весьма легкое отношение к подобным, не обязывающим ни к чему связям. Вот и пусть развлекается. Все равно ему никуда от нас теперь не деться.

Но всей моей решимости хватило только на ночь, половину из которой я провел за компьютером, а вторую под боком у мирно сопящего в две дырки психолога. А все почему? Да, потому что утром он встал раньше меня, видимо становится традицией, что мы готовим завтрак по очереди. Я только порадовался, решив, что мой незадачливый сосед, наконец, начал привыкать к моему присутствию в его доме. Но радость моя была не долгой. Потому что, придя на кухню, я застал его с телефоном у уха.

Первой мыслью было заблокировать это устройство раз и навсегда, а лучше уничтожить. Сам не понял, почему меня так разозлил сам факт его разговора со своим несостоявшимся любовником. Наверное, все дело было в том чувстве, которое я испытал, увидев эту, такую мирную на первый взгляд картину – Андрей у окна с телефоном в руке. Я почувствовал себя обманутым. Необъяснимо. Я даже сам себе до сих пор не могу объяснить, в чем он меня обманул, ведь Андрей уже несколько раз давал понять, что всерьез надеется продлить знакомство с ним. И все же, было очень обидно. Я такого не испытывал, даже когда еще сам учился в нашем университете студентом, и когда многие из моих неоспоримых заслуг принижали и не ценили. Я ведь назвался сиротой, и некоторые преподаватели не желали видеть мой талант без довеска в виде благородного и родовитого происхождения.

И все же я его не заблокировал. Решил послушать, что он скажет, о чем успеет договориться со своим потенциальным любовником, которым тому парню точно не грозит уже стать.

– Да, – сказал Андрей на удивление без энтузиазма, который я наблюдал за ним раньше. Мне бы обрадоваться, но тон его меня насторожил. Что тот парень мог ему сказать такого, что он так реагирует? – Да-да. Конечно, я буду. В пять. Хорошо. Нет. Не опоздаю. Да-да. В пятницу в пять вечера. Договорились. Нет. Да. Пока.

– И с чего ты решил, что в пятницу у тебя будет время на развлечения? – я сам не заметил, как оказался возле него и зашипел ему в лицо, так меня разозлил этот его разговор и на этот раз я знал почему. Это что же получается, стоило мне только расслабиться, он тут же побежал свидание назначать, так, да?

– Возьму без оплаты, – тихо сказал Андрей и отвернулся в сторону, словно меня вообще в комнате не было. Ах так!

Схватив его за плечо, я с силой встряхнул нашего психолога, который и этим утром пренебрег верхней частью одежды. Я вынудил его посмотреть на меня. Тот взгляд я запомню надолго. Чтобы еще кто-нибудь когда-нибудь смотрел на меня так, да я… Но мысли мои оборвались, а ярость пугающе быстро угасла, когда он заговорил.

– Даже если ты меня сейчас попытаешься придушить из-за своей глупой иррациональной ревности, я все равно отпрошусь у ректора и пойду, – голос его в этот момент звучал отстраненно и бесцветно. А потом он снова отвел в сторону глаза и пробормотал. – У мелкого день рождения. Мать звонила. Сказала, что ждут.

Мне стало стыдно. Впервые, чтобы так сильно и окончательно. Еще никогда я не сознавал свою вину так остро. Но сейчас… я, правда, был виноват перед ним. И не знал, что с этим делать. А он смотрел в сторону окна и молчал. И от этого было еще хуже. Еще неприятнее. И что теперь? Может, извиниться? Наверное, это был самый верный вариант. Но беда в том, что я никогда этого не умел, в смысле, извиняться. Слишком редко был вынужден делать это. Почти никогда. Да и разве хватит тут одного простого слова 'прости'? И тут я вспомнил, что он сказал нам о своей семье, когда потушил своим артефактом Звезду Имрага. И во мне снова проснулась злость. Но на этот раз не на Андрея, на них, тех людей, которых он называет своими родителями.

– Она спрашивала, один ты придешь или с кем-то? – спрашиваю, а сам стараюсь поймать его взгляд, но он все еще смотрит мимо меня, за окно.

– Спрашивала, – он горько усмехнулся и все же соизволил посмотреть на меня.

– Прекрасно, – стараюсь вести себя как можно спокойнее, словно не произошло ровным счетом ничего неординарного. Словно так и должно быть. – В таком случае, я иду с тобой.

– Что? – в его голосе я не слышу открытого возмущения моим заявлением, поэтому позволяю себе улыбнуться, и поясняю.

– Я мерцну для тебя в любую девушку, какую только пожелаешь. Пусть посмотрят, каким успешным и самодостаточным ты стал, и пожалеют, что когда-то прогнали тебя из-за своих собственных комплексов.

– Это не комплексы, Ир, – он неуверенно, почти робко мне улыбается. – Это защитная реакция. Ты ведь даже понятия не имеешь, как в этой стране люди жили каких-то двадцать лет назад.

– То есть ты не возьмешь меня с собой, чтобы утереть им всем носы? – использовав подсказанную его переводчиком расхожую фразу, уточняю я.

Он молчит. Потом, через какое-то время, меняется в лице и весело спрашивает:

– А если я, по ходу, тебя с девчонкой перепутаю и внаглую зажму в каком-нибудь темном уголке?

Я улыбаюсь. Отчего-то не сомневался, что он спросит о чем-нибудь таком. У меня вообще впечатление, что у них тут межличностные отношения – самая расхожая тема для шуток. Пошлых и не очень. И Андрей явно склонен иногда откровенно пошлить. Но, как ни странно, этим утром меня это даже не раздражает, напротив, хочется ответить ему так же легко и непринужденно и с неизменным коварным подтекстом, который может означать многое, а может не значить ровным счетом ничего.

– Ты сначала зажми, а там уже посмотрим, что получится.

– Неужели так понравилось со мной целоваться?

Вот… гад, так и знал, что припомнит. Но мне хочется ошарашить его, поэтому говорю то, что, возможно, не рискнул бы сказать никому другому.

– Не стану врать. Понравилось.

– Ир, ты меня пугаешь, – говорит он в шутку. Но отчего-то именно в этот момент переводчик подсказывает еще одну известную в этом мире фразу – 'в каждой шутке есть доля шутки', мне требуется несколько секунд, чтобы в полной мере осознать её подтекст. Любопытно.

– Не обольщайся! – бросаю и с силой толкаю его в плечо, давая понять, что девушка я в мерцании или парень, не имеет принципиального значения, если не захочу, то сумею не просто оттолкнуть, но и прибить. Чего бы мне, честно признаюсь, не хотелось. Но он прекрасно понимает, на что я намекаю. Поэтому отступает на шаг и улыбается.

– Авантюрный ты, Ир, а еще приставучий. Мне даже жалко барышню, в которую ты влюбишься и продыху не дашь.

– С чего бы это тебе её жалеть?

– Собственник ты. Даже меня ни на шаг от себя отпустить не хочешь, а ведь мы с тобой даже не друзья-приятели, что уж говорить о девушке, которую ты будешь оправданно считать своей.

Мне от этих слов становится холодно и мерзко на душе. Улыбка сама сползает с губ.

– Почему? – слово вырывается до того, как я успеваю себя остановить.

– Что почему? – Андрей растерянно моргает, а я пытаюсь понять, почему мне так обидно, нет, не столько обидно, сколько грустно от его слов. И тоскливо. Давно такого не испытывал. В последний раз на первом курсе, когда всерьез скучал по своей неугомонной семейке. Но сейчас-то из-за чего?

– Почему мы не друзья, – спрашиваю в лоб. Теперь уже, наверное, нет смысла таиться. Мне хочется знать, что он ответит, понять, что он чувствует.

– А черт его знает, – неожиданно объявляет Андрей и лохматит себе волосы на затылке. А я тем временем потрошу переводчик на предмет знаний о только что упомянутом 'черте'.

– Дамск, – говорю, выслушав ответ симбиота.

– А? – Андрей выглядит озадаченным.

– У нас мифическое существо, по умолчанию повинное во всех проблемах и негативных переживаниях, называется дамск. Переводчик утверждает, что ваш 'черт' является его эквивалентом.

– Понятно, – Андрей, не стесняясь, вытягивает руки вверх, тянется, а потом, обойдя меня, плетется к холодильному шкафу. Я совершенно непроизвольно вздыхаю и усаживаюсь на стул.

– Сегодня твоя очередь готовить завтрак, – замечаю, глядя, как он зарывается в белоснежную утробу ледяного монстра чуть ли не на полкорпуса.

– Да я уже понял, что кто-то без моего ведома решил тут свою очередность ввести, – откликается он и вытаскивает что-то из отделения, которое называется морозилка. Взвешивает на руке.

– Если тебя это так раздражает… – начинаю я, чувствуя, что мне снова обидно и злиться хочется.

– Что-то ты снова нервным стал, – роняет Андрей, не оборачиваясь, и идет к плите. – Снова в этом своем пограничном состоянии, которое, как я понял, у мерцающих оправдывает все, даже природный сволочизм?

– Я не сволочь, – знаю, что звучит странно и даже в чем-то по-детски, но обида в груди разгорается с новой силой. И я сам не знаю, что с ней делать.

– Тогда, я как психолог, могу поставить вам, сударь, – он поворачивается ко мне и тыкает в меня тем, что он достал из морозилки – чем-то буро-бордовым и помещенным в целлофановый пакет, – только один диагноз, – и снова улыбается от уха до уха. Шутит. Отчего же это мне совсем не смешно?

– И что же это, гер доктор? – тяну, искусно разыгрывая легкий тон.

– Недотрахит.

– Э? – переводчик не срабатывает. Похоже, это какое-то сложносоставное слово, которое не только в местном словаре не встретишь, но и в обиходном сленге оно встречается не так часто. Или он сам только что его придумал.

– Секса тебе надо. И побольше, побольше…

После такого пояснения мне хочется чем-нибудь в него запустить. Но на глаза, как назло, попадаются лишь травмоопасные предметы. Он, судя по всему, видит это желание на моем лице и начинает негромко, но от этого не менее обидно, хихикать.

– А мне казалось, что это ты у нас испытываешь явный дефицит в этом деле, – шиплю на него, а он все равно улыбается. Нет, лыбится. Вот что за невозможная личность!

– Ирка, я на тебя не могу, – он снова отворачивается к плите и начинает шуршать целлофановой упаковкой. Проще надо быть, и люди к тебе потянутся.

– А если мне эти твои люди без надобности?

– Ну, значит, эльфы. Вот бери пример с меня, – ондостает сковородку, ставит на газ, кажется, это у них так называется. И продолжает нести всю ту ахинею, которую начал этим глупейшим предположением, что мне не хватает секса. Все мне хватает. Точнее, не так уж мне все это и нужно. Я сам проверял, между прочим. А Андрей тем временем говорит, – Я верчусь среди вас только неделю, но уже знаю столько, что у меня голова пухнет. Не о вашем мире, нет, о каждом из вас. А все почему? Потому что я прост, как сибирский валенок, и мне пофиг на все эти ваши заморочки, понимаешь? – о бросает на меня взгляд через плечо и мне ничего не остается, как признать, что в чем-то он определенно прав.

– И все-таки, это все вовсе не значит, что мне чего-то там не хватает, – бурчу и делаю вид, что куда больше заинтересован унылым пейзажем за окном.

– Это, может и не значит, но то, как ты регулярно на меня ведешься, очень солидный показатель, если ты еще не понял.

– С чего ты решил, что я ведусь? – спрашиваю, а сам пытаюсь понять, насколько оправдано такое его мнение о моих мотивах. Да нет. Он мне даже не нравится. Скорее, раздражает, злит, регулярно бесит настолько, что я готов его убить, а еще он периодически смущает меня теми эмоциями, которые я испытываю по его вине. И где здесь, спрашивается, увлеченность, на которую он, как я понял, намекает?

– Ни с чего, – отмахивается Андрей, и долгое время молча занимается приготовлением завтрака на двоих. А я понимаю, что даже злиться на него уж не могу. Наверное, я, как и наш психолог, где-то устал, где-то привык. Хотя, какое там привык за меньше чем неделю знакомства? Странно. Но, что удивительно, обнадеживающе.

Завтракаем мы котлетами-полуфабрикатами и макаронами в качестве гарнира. Местная пища менее ароматна, чем наша. Зато сытная, этого не отнять. Андрей такое-то время наблюдает за тем, как я уплетаю за обе щеки, и все мои мысли в тот момент заняты тем, как бы не подавиться под этим его взглядом. Прожевав, я вопросительно смотрю на него, он криво усмехается и говорит в сторону:

– Просто все пытаюсь соотнести парня, похожего на эльфа, с моей кухней и котлетами из упаковки.

Я фыркаю. Да, наверное, для их мира, не знающего ни магии, ни иных рас, кроме человеческой, это выглядит более чем непривычно.

Мы заканчиваем завтракать и дальше для меня начинаются подлинные мучения. Если бы знал, что все так будет, когда он приглашал меня с собой по магазинам, то, очень даже может быть, отказался бы. Почему? Да, потому что мерцнуть в человека для меня оказалось еще проще, чем в эльфа. Я заставил Андрея стоять рядом и держать руки на моих плечах, поэтому ориентировался на его образ. В целом в этом мерцании я менял только внешность, почти не изменяясь по внутреннему содержанию. Да и то, сделать глаза больше похожими на человеческие и укоротить волосы до такой же длины, как у Андрея, с моим опытом в мерцаниях было раз плюнуть. Трудности начались потом. С одеждой. Одеваться так, как наш психолог – в классические, как он выразился, брюки или джинсы, в которые он влез, собираясь в магазин, и в футболки или рубашки местного покроя, мне совершенно не хотелось. А уж когда я увидел его куртку: черную, невзрачную, из какой-то грубой плащевой, ткани, пришлось бить тревогу.

Андрей, когда до него, наконец, дошло, что именно меня не устраивает в его стиле одежды, хмыкнул, обозвал ни за что ни про что мажором, и, видя мой хмурый взгляд, вышел из ситуации довольно изящно. Включил компьютер и усадил меня за Интернет. Что такое поисковик, я уже знал, но мне бы и в голову не пришло искать во всемирной сети образцы мужской одежды. Андрей же, ухмыляясь от уха до уха, пояснил мне: Интернет – это большая свалка, в которой каждый найдет что-то себе по душе. В итоге насмотревшись на фотографии мужчин-моделей, я выбрал себе строгий светло-серый френч, стальные брюки и белую водолазку с высоким горлом, которое даже пришлось подвернуть. Закончив конструировать свой костюм, я повернулся прямо в кресле к Андрею, который подозрительно тихо сидел на нашем все еще разложенном и не застеленном диване. 'Не знал бы, что ты у нас не человек, пожалуй, мог бы влюбиться', – огорошил меня психолог. Встал и, как ни в чем не бывало, вышел из комнаты. Я отключил компьютер и пошел за ним, соображая, сколько в этой его фразе было доли шутки. Может быть, это была самая обычная попытка сделать завуалированный комплемент? Дескать, выглядишь отлично и все такое.

Он ждал меня в прихожей. Уже обутый. Но не в ботинки, в которых я видел его на наших классных часах, а в какие-то непонятные кроссовки, как назвал их мне переводчик. Такую обувь я точно носить не собирался. Поэтому освежил в памяти образ черных лаковых ботинок с вытянутыми носами, которые видел на одной из выдернутых Андрее картинок, и поднял глаза от пола. Психолог все это время терпеливо ждал. Потом он окинул меня критическим взглядом, улыбнулся, показал мне большой палец (как я уже знал, этот жест символизирует у них одобрение), и мы выбрались на лестничную клетку, как называлась эта часть их многоквартирного дома.

Это было ужасно. Низкие потолки, узкие лестничные пролеты, ни намека на лифт. Пришлось несколько этажей пройти пешком. И улица. Унылая, серая. Только деревья, на которых уже стали появляться желтые листья – первый признак осени, как-то разнообразили пейзаж. На детской площадке в деревянной облезлой песочнице ковырялись детки в цветных одежках, за ними присматривали очень старые женщины, лет по триста пятьдесят на вид, не меньше. Сидели они на слегка покосившейся скамейке с облупившейся краской, судя по всему, когда-то она была зеленой. И этот запах, от которого сразу же начал чесаться нос. Переводчик подсказал, что металлические устройства с колесами, раскрашенные в разные цвета и имеющие разные формы, это так называемые автомобили, средства передвижения, что-то вроде механических повозок, только работают без магии, а с помощью двигателей внутреннего сгорания. Ими был заставлен весь дом и, когда мы вышли со двора на оживленную улицу, и я увидел, как именно эти агрегаты перемещаются в пространстве, сразу стало понятно, что это за удушливая вонь.

Я спросил у Андрея, неужели нельзя было найти более безвредный способ заставить эти машины двигаться. На что он пожал плечами и ответил вопросом на вопрос – аА зачем? Я, признаться, растерялся. А пока придумывал, как ему объяснить, Андрей заговорил сам. Он сказал, что у их народа распространено мнение, что после нас, хоть потоп. На их поколение воздуха и прочих ресурсов хватит, а, как там будут жить потомки, никого не волнует. Сказать, что я был шокирован, значит не сказать ничего. А, когда попытался возмутиться, напирая на то, что такими темпами уже через двести лет от их мира ничего не останется, и это явно будет на памяти еще их поколения, наткнулся на стену отчуждения, словно Андрей так и не понял, о чем я пытался ему сказать. Или же была какая-то иная причина его отчужденности. Но, как ни пытался, я так и не смог её увидеть.

Какое-то время шли молча и каждый думал о своем, а потом он привел меня в супермаркет электроники, как гласила огромная, подсвеченная красным, надпись над входом в здание причудливой формы, сплошные окна, как зеркала и странный на мой вкус дизайн. Весь путь мы проделали пешком. Хоть я и надеялся, что мне уже сегодня удастся прокатиться на тех автомобилях, которые относятся тут к общественному транспорту. Знание о них я, опять-таки, почерпнул из переводчика.

Андрей хотел купить ноутбук – портативный компьютер. И я был согласен с его решением ровно до того момента, пока не увидел габариты устройства. Дальше мы с ним спорили. Спор выиграл я. Дело в том, что, по моему мнению, смотреть что-либо на таком маленьком экране просто неудобно. Да, я пока смутно себе представлял, что такое футбол и что такое кино, но в Интернете мне уже попадались так называемые клипы или видеоролики. Даже на довольно крупном мониторе компьютера они смотрелись куцо и невнятно. Что же будет с ноутбуком, у которого экран меньше. Да и сам он весь как-то не ахти.

Спас меня продавец, у которого на нагрудной карточке было написано – 'Менеджер торгового зала, Артем'. Он спросил, хотим ли мы узнать что-либо о заинтересовавшем нас товаре, и я, не дав Андрею и слова вставить, объявил, что хотим. И указал взглядом на то, что в последствии и Андрей, и переводчик, и продавец назвали плазменным телевизором. Вот это я могу понять – экран в пол стены. Дальше снова были споры. Андрей упрямо повторял, что такая дура нам не нужна, да и всей его премии на нее не хватит, пожалуй. И лучше уж тогда мультимедийную установку и ноут в довесок купить, будет удобнее. Решив выяснить, что это за установка такая, я спросил не у Андрея, а у Артема, молодого парня лет восьмидесяти на вид. Продавец прекрасно объяснил мне все, и я загорелся купить все вышеперечисленные товары.

Андрей по-настоящему смог вмешаться в ход моих мыслей лишь однажды, когда спросил, как я собираюсь все это подключать, ведь все эти устройства работают на электричестве. Пока он делал вид, что ждет ответа, я успел расстроиться, поэтому не сильно, но довольно чувствительно, ткнул его кулаком в плечо, когда этот интриган расплылся в широкой улыбке и объявил, что не мешало бы тогда приобрести несколько 'пилотов' с большим метражом шнура. Сначала мне было непонятно, каких пилотов он имеет в виду, но продавец, расплывшись в ответной понимающей улыбке, отвел нас к другой витрине, где показал на устройство, которое у местных в простонародье называется 'пилот'. Андрей сказал, что можно будет подключаться у него в квартире и тянуть шнур в класс, уже там подключая к сети купленный мной телевизор и не только, правда, сразу же попытался оговориться, что может и не получится такое – из мира в мир. Пришлось заверить его, что в случае с его квартирой, фактически интегрируемой в наш класс, просто не может не получиться. А потом к нам вернулся продавец с сообщением, что весь интересующий нас товар есть на складе, и пришлось на время отложить все наши разговоры про иные миры.

Меня откровенно позабавил момент на кассе. Когда Андрей уже расплатился за свой ноутбук и ждал меня, я отказался от доставки на дом, которую мне услужливо предложила девушка-кассир. Мы на машине, сказал я ей, и пока она с профессиональной улыбкой пробивала чек на мои покупки, я имел возможность полюбоваться на то, как вытянулось лицо Андрея. Потом он мне признался, что в какой-то момент подумал, будто я на самом деле решил еще и машину в довесок прикупить. Но все оказалось куда проще. Зачем мне машина, когда маго-сумка есть?

– Не понимаю, – пробурчал Андрей, когда мы вышли из магазина с покупками в руках и, завернув за угол, в одно мгновение лишились их веса, оттягивающего руки. Это я всё, даже ноутбук Андрея, предусмотрительно убрал, чтобы ничто нам не мешало.

– Чего? – нарочито невинно осведомился я.

– Что это за сумки у вас всех такие? Это ведь ты в нее все заныкал? – спросил он, испытующе глядя на меня.

– Обычные маго-сумки, – пришлось пожать плечами, – Ничего особенного. Обычно их предпочитают делать невидимыми, на тот случай, если кто вздумает вороватые ручонки к нажитому добру протянуть. У нас они, как и переводчики, есть практически у всех. Но это, если вспомнить, что зачатками магических способностей у нас обладает девяносто процентов населения.

– Понятно. То есть мне не грозит обзавестись таким ридикюльчиком, – хмыкнув, объявил Андрей, и мы вместе пошли обратно.

О том, чтобы прогуляться по этому задымленному городу, не было и речи. Мне уже отчаянно хотелось домой. Дышать этой дрянью и дальше было просто невыносимо. Но на этом наши сегодняшние приобретения не закончились. Сюрприз поджидал прямо на лестничной клетке. Оказывается, у них тут и такое бывает.

Андрей

Поход с Иром в магазин напомнил мне знаменитую пословицу, правда, я её слегка перефразировал – пустили эльфа в огород. Да-да, я помню, что этот парень вовсе не эльф, но, будь моя воля, я бы всех обитателей их мира называл эльфами. Так проще. Все равно в таком количестве рас, как у них, мне никогда не разобраться.

Звонок матери был ожидаем, но все равно прозвучал неожиданно. Дни рождения сестры и брата в доме моих родителей отмечались свято. И на каждое из них они приглашали меня. Мое день рождение перестал праздноваться с первого курса института, когда отец в первый момент, когда вскрылась правда о моих пристрастиях, попытался вообще попытался не только выгнать меня из дома, но и в назидание отлучить от семьи. Я тогда встречался с парнем. Он был старше меня и готов был приютить. Когда об этом узнали бабушка и мать, то встали в такую позу, что отцу ничего не оставалось, как согласиться на их условия. Бабушка, то есть теща, переезжала на постоянное место жительства в их четырехкомнатную квартиру, за которую отец когда-то чуть не надорвался на стройке, а я отправлялся на отселение в бабушкину 'хрущевку'. Казалось бы, жалеть мне было не о чем. И все же в первые годы иногда такая тоска накатывала, что я думал, повешусь или еще что с собой сотворю. Но как-то держался. Потом привык. Когда долгое время пытаешься себя убедить, что тебе и без семьи неплохо живется, однажды просыпаешь и понимаешь, что это на самом деле так. И только дни рождения, брата, сестры и мамы, были для меня единственными днями в году, когда я мог позволить уговорить себя посетить родительский дом. Так я жил эти пять лет. Но с приходом в мою жизнь другого мира и Ира, все начало меняться.

Первым звоночком стали командоры. Когда еще вчера Барсик в открытую признал, что встречается с Муркой, даже понимая, что его высокоблагородное семейство его по головке за такое не погладит. Я понял, что у них там в гомофобию только играли, хоть в первый момент мне показалось, что все, как у нас, всерьез и до забитых монтировкой парней из моей школы, которых какие-то гопники застукали целующимися в нашем местном парке. Здесь же, в мире эльфов, его обитатели только притворялись, что все это им настолько претит, достаточно посмотреть на командоров, вспомнить Алого, и теперь еще Ира. Хотя последнему, с его разнополыми мерцаниями вообще сам бог велел быть нейтральным в этом вопросе. Только игра. Не то что у нас, суровая правда жизни.

Отец со мной до сих пор за руку не здоровается, хоть уже знает, что с девчонками я тоже встречаюсь, причем не реже, чем с парнями. И все равно. Ему претит, что его сын вырос таким. А у меня нет сил даже на обиду. Я смирился, сдался. Струсил, наверное, в чем-то. Но лишний раз бередить душу не хочу.

И тут Ир со своим предложением. Почему я не отказался? Не знаю. Просто, как представил, что заявлюсь в отчий дом с подругой, которая мало того, что будет просто сногсшибательно красива, так еще своим острым языком любого, даже папашу моего за пояс заткнет, у меня в груди аж подпрыгнуло все от предвкушения. К тому же, я прекрасно понял, что так мерцающий пытался загладить вину за свою резкость. А такие порывы в Ире надо по возможности поощрять. Может, когда-нибудь и перевоспитается, а то сноб ходячий, по-другому не скажешь.

А потом он купил всю эту прорву техники – плазму, специальную акустическую систему к ней и мультимедийную установку под мой ноут, и с таким счастливым видом вынудил меня вместе с ним тащить это все на улицу, где, разумеется, нас не ждала никакая машина, зато он ловко все спрятал в какой-то маго-сумке. Я ему, конечно, не признался, но в глубине души я был рад, что он так здорово нашел выход из положения. Футбол и фильмы, действительно лучше смотреть на большом экране. А мультимедийка тоже весьма полезная в хозяйстве вещь. Поэтому домой я возвращался в приподнятом настроении, уже предвкушая, как мы с ним будем все это устанавливать в нашем классе. Ребята должны были собраться к двум часам дня, значит, у нас еще было время все подготовить.

Но на пороге моей квартиры наш ждал сюрприз.

– Андрей, – Ир, поднимавшийся по лестнице передо мной, резко обернулся на меня и изумленно выдохнул, указывая в сторону двери. – Это…

Я заглянул за него и непроизвольно улыбнулся.

– Кот бабы Шуры, соседки с верхнего этажа.

– Кот, в смысле, взрослая особь? – осторожно уточнил он, на расстоянии разглядывая рыжего мордоворота с ласковым именем Бантик, которого иначе, как Бандитом в нашем дворе не называли.

– Ага, – подтвердил я и непроизвольно напрягся, когда услышал сверху.

– Андрюша, это ты? – баба Шура, опрятная старушка под восемьдесят, выглядывала с верхнего лестничного пролета.

– Да, баб Шур, здравствуйте, – прокричал я в ответ. Слух у бабушки был уже не тот, что прежде.

– А ты тут с другом, что ли? – старчески прокряхтела она, спускаясь к нам с Иром.

– Ага, – подтвердил я. – Вы за Бантом? Так я бы его вам занес…

– Ох, горе у меня, Андрюша, – ошарашила меня бабуся, а её кот с невозмутимой мордой все так же сидел на замызганном коврике перед моей дверью. И вид имел до умиления независимый.

– Что случилось, баб Шур? – помогая соседке спуститься с лестницы, спросил я, скосив глаза на Ира. Тот был напряжен и сосредоточен. Еще бы! Кого из молодых и сильных не напрягает вид дряхлого старика. А Ирка у нас еще и почти бессмертен, по нашим Земным меркам. Я у них там вообще стариков ни разу не видел.

– Да вот, паразит этот, – старушка указала на кота. – Ни в какую к Любочке из второго подъезда переезжать не хочет.

– А чего это вы котика любимого выселяете? – удивился я, прекрасно зная, как старушка обожает свое рыжее чудовище.

– Да уезжаю я, – чуть ли не со слезами на выцветших от возраста глазах поведала баба Шура, – Стара совсем стала. Дочка меня к себе в Мурманск забирает. Вот и приходиться мне свою кровинушку, – она снова с неизбывной старческой тоской посмотрела на кота, – Тут оставлять. Я ведь ему хорошую хозяйку нашла. Ты ведь знаешь Любочку из второго подъезда? – я не знал, но пришлось кивнуть. – А Бантюша ни в какую. Только к тебе сюда под дверь и бежит. Я его и гоняла, и уговаривала. Люба его даже запирать пыталась, но этот дармоед все равно сбегал и снова сюда, к тебе под дверь. Третий день воюем. А поезд у нас с дочкой вечером. Тебя, я смотрю, все дома не было, а теперь вот пришел, – и она выжидающе уставилась на меня.

Я растерялся. И что она от меня-то хочет? Глянул на кота, обнаружил, что он внаглую трется о ноги Ира, чего я за этим Бандитом никогда не наблюдал даже по отношению к законной хозяйке. Перевел взгляд на Ира, который вообще как-то подозрительно замер. Пока я еще сомневался, рыжий хам переместился ко мне и, преданно мявкнув, тоже потерся крупной, круглой головой о мою ногу. Опустив взгляд, я встретился с зелеными глазищами, в которых не мелькнуло ни капли преданного обожания. Конечно, пока ему выгодно, он будет ласков, но как только все по его выйдет, тут же покажет свой кошачий нрав. Уж я этого кошака знал, как облупленного. Вздохнув, я снова посмотрел на старушку.

– Вы хотите, чтобы я его взял?

– Ох, Андрюшенька, было бы так хорошо, – всплеснула руками баба Шура, – Он у меня и к горшку приучен, сам на унитаз забирается, за ним только смывать надобно. А ест все подряд, чем покормят, то и съест. Рыбку там, мясцо…

Ну да, скептически подумал я, рыбу да мясо жрет, скотина, – чтоб я так жил. Но дело в том, что для себя я уже все решил. И даже тихие слова Ира, который наклонился и почесывал кота по благосклонно подставленной шейке, не сыграли, по большому счету, никакой роли.

– Может, и правда возьмешь?

– Ага, – согласился я, и весело подмигнул обрадованной бабе Шуре.

– Тогда пойдем ко мне скорей, – радостно возвестила старушка, – я тебе его вещички соберу.

– Вещички? – растерялся я, но поднялся на этаж выше, оставив Иру ключи от квартиры и кота.

Вернулся я груженым целым обозом. Кошачья переноска, с которой, по словам бабы Шуры, они с Бантиком на дачу выезжали, несколько комплектов мисок, кошачий домик, которым этот вредный кот, свободно разгуливающий по двору, по большей части пренебрегал, две шлейки, несколько ошейников от блох, ошейник с сердечком, от одного вида которого у меня на лице образовалась такая лыба, что самому стыдно стало. Просто как представлю нашу местную грозу всех дворовых котов и даже собак в этом ошейничке, который мало того, что с сердечком, так и еще и розовенький, как не знаю что, на хи-хи пробивает.

В общем, сердечно распрощавшись с бабой Шурой и клятвенно пообещав отвечать на письма и рассказывать, как поживает её рыжее сокровище, я притащился домой. Ир обнаружился на кухне. Мерцающий пытался кормить нашего рыжего гостя, а тот с брезгливым видом созерцал предложенную ему котлету, оставшуюся от нашего совместного завтрака.

– Можешь даже не напрягаться, – объявил я прямо с порога, сгружая пакеты, которые принес от бабы Шуры. – Эта рыжая бандитская морда полуфабрикаты жрать не будет.

– И чем его тогда кормить? – насупившись, полюбопытствовал мерцающий, которого, похоже, задело такое кошачье пренебрежение предложенным угощением.

– А нам-то какое дело? – весело спросил я.

Ир поднял на меня хмурый взгляд.

– Ты же вроде обещал этой старой женщине о нем заботиться.

– А еще я Барсику на день рождение кота обещал. С мелким котенком командору возиться, думаю, не с руки, а вот с этой бандитской мордой, думаю, они просто нашли друг друга.

Ир расплылся в улыбке.

– А что, очень даже может быть. Только у Барсима следующее день рождения только через семь лет будет отмечаться.

– Семь? – вопрос вырвался у меня помимо воли.

– Конечно, – насмешливо фыркнул в мою сторону Ир. – Это только люди раз в год свои отмечают, у эльфов принято праздновать раз в десять лет. Не знал?

– Нет, – честно признался я и поспешил сменить тему. – Ну что, пошли тогда в класс, посмотрим, куда и как устанавливать все будем?

– Пошли, – Ир кивнул мне и подхватил Бандита под брюхо.

Тот протестующее зашипел, но мерцающий проигнорировал предупреждение, а когда кот попытался извернуться в его руках, скрутил его по всем четырем лапам и с веселыми смехом распахнул перед нами дверь в класс. Руками он при этом не пользовался. Я еще подумал, что, кажется, к магии привыкать начинаю.

Ввалившись в классную комнату вслед за ними и таща на себе наследство Бандита, я не сразу обратил внимание, что класс вовсе не пуст, как мы предположили, и к нам навстречу решительным шагом направляется Кар. Его взгляд не предвещал ничего хорошего. Одно то, что он не обратил внимания на кота в руках Ира, говорило о многом. Кстати, почему это Ир все еще человек, а не светлая эльфийка? Неужели забыл мерцание сменить?

Бросив пакеты, я вскинул голову и обратился к темному, внутренне холодея. Предчувствие орало благим матом. Очень хотелось вернуться обратно в квартиру и запереться изнутри.

– Что?

– Коммандос узнали о Барсике с Муркой. Ты должен с ними поговорить.

Date: 2015-09-27; view: 265; Нарушение авторских прав