Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Не ходите, люди, с эльфами гулять





 

Андрей

Утром, обнаружив, что Ира нет рядом, я даже как-то растерялся. Сначала попробовал пошарить по кровати с закрытыми глазами, потом открыл их, осмотрелся, приподнявшись на локте, и понял, что парня нет не только в постели, но и в комнате. Странно. Пришлось выбираться из-под одеяла и отправляться на поиски.

Мерцающий неожиданно обнаружился на кухне. С невероятно сосредоточенным видом Ир пытался что-то варить, помешивая ложкой, а потом, почерпнув совсем немного полупрозрачного бульона, попробовал на соль, когда я подошел и заглянул в кастрюлю. О-ба-на, пельмешки! Почти сразу на меня снизошло озарение, почему мой неугомонный неэльф так сосредоточен. Скорей всего сверяется с переводчиком. Очень интересно.

– Ты чего это с утра пораньше решил кашеварить? – поинтересовался я.

– Захотелось, – буркнул он, мне показалось, что даже смущенно, а потом уточнил. – И при чем здесь каша?

– Просто так говорится, – отмахнулся я и плюхнулся за стол. Надо было бы вернуть из спальни стул, который я вчера туда утащил, когда объяснял Иру как с компьютером водиться, но было безумно лень вставать.

Вид мерцающего в трусах и накинутой на плечи рубашке, его, не моей, умилял донельзя. Почему? Да потому что эта его рубашечка с кружевным воротником и манжетами на фоне моей холостяцкой среднестатистической кухни и его поджарого типично мужского телосложения вызывала бурю не только мыслей, но и эмоций. Очень хотелось гаденько захихикать. Но я не рискнул обидеть Ира, помня о вчерашнем пробуждении. Все-таки этот парень по утрам весьма нервная личность. Вдруг опять решит, что я к нему пристаю?

Я какое-то время молча наблюдал за ним, пока не услышал тихий, но злобный голос:

– Если заржёшь, удавлю.

– Э? – я даже растерялся.

А Ир отработанным таким движением выключил газ, отряхнул ложку над кастрюлей и с воинственным видом повернулся ко мне. До меня дошло. Морда засветилась, как начищенный пряник. Нет, я, конечно, сам себя в этот момент не видел, но представлял очень ярко.

– Поинтересовался у переводчика, как у нас мужики одеваются?

Ир, не иначе, как от переизбытка чувств, зашевелил ушами. Нет, серьезно. Они у него, в принципе, как у человека, только верхние кончики вытянуты вверх. Поэтому когда они, эти самые уши, дернулись без изменения общей мимики лица, у меня банально отвисла челюсть.

– Андрей! – рыкнул мерцающий, заметив, наверное, как у меня взгляд остекленел.

– Извини, – вырвалось у меня. – Но у тебя уши…

– Да, шевелятся, когда злюсь! – воскликнул он, решительно отвернулся от меня и принялся разыскивать в верхних шкафах тарелки.

– Ладно тебе, Ир, – пришлось в очередной раз виниться. – Просто у нас далеко не каждый так может, поэтому это что-то типа особого умения, которым ребята друг перед другом хвастаются. – Услышав, как, чуть помедлив, он вздохнул и поставил на стол перед собой две тарелки, я понял, что прощен.

– А у нас соревнуются, кто раньше в девчонку мерцнуть сможет.

– Серьезно? – недоверчиво уточнил я, представлялось, честно признаюсь, плохо.

Он усмехнулся и принялся ложкой раскладывать по тарелкам пельмени, а потом попытался еще и бульона начерпать. Я не поленился, встал и достал из ящика стола половник. Ир скривился, судя по всему, досадуя на собственную недогадливость. Половник отобрал и принялся орудовать уже им. Я вздохнул и поплелся в спальню за стулом. Как-то странно сегодня день начался, нет?

Ирирган

Я редко поддаюсь минутным порывам. Обычно никогда. Хватает разумной злости их в себе подавлять на корню. Особенно, если они такие же глупые, как сегодняшний. Но на этот раз я поддался.

Проснулся раньше Андрея. Обнаружил, как он щеку ладонью подпирает и жмурится во сне от солнца, пробивающегося через окно, и решил сделать человеку приятное. В конечном итоге, вчера он остался со мной, хотя, как мне показалось, это было не в его правилах – поступаться собственными желаниями ради кого-то. Поэтому я отправился в ту крохотную комнатку, которую в этом мире гордо называли кухней и, сверяясь с данными переводчика, изучил холодильный шкаф на предмет продуктов. Обнаружил массу всего интересного, но выбрал пельмени. Так значилось на упаковке. В памяти переводчика хранилось лишь два рецепта их приготовления – пожарить и сварить. Я выбрал варку. Мне показалось, что так будет проще. Собственно за этим занятием он меня и застал.

Скосив глаза через плечо, на притихшего за спиной психолога, я обнаружил, что он всеми силами пытается сдержать улыбку, а, может быть, даже смех. Первой мыслью было: что смешного?! И его переводчик тут же подкинул мне несколько картинок с мужчинами, облаченными в ту одежду, которая считается тут мужской, а потом этими же мужчинами, облаченными в женские тряпки. Мне захотелось придушить Андрея за то, что по его вине я теперь даже в привычной одежде находиться здесь не могу. Поэтому я поспешил честно предупредить его об этом. Он растерялся, а потом все равно расплылся в улыбке клинического идиота, но вкупе со словами и всем остальным его поведением, мне уже не было так обидно за себя, как в первый момент.

Андрей принес из спальни второй стул, достал из холодильного шкафа какие-то пакеты с крышками, на одном из которых было написано 'Майонез', а на другом 'Кетчуп' и объявил, что так будет вкуснее. Мы сели завтракать. С майонезом пельмени мне понравились, хоть я так и не смог идентифицировать на вкус, что за состав у мяса, обнаруженного мной внутри пресного теста, а вот с кетчупом не очень. Он для меня был слишком острым. Андрей же налегал именно на него, отчего пельмени в его тарелке плавали в красноватом бульоне.

Я только расслабился и начал получать удовольствие от еды, хотя до этого был напряжен, так как опасался, что, во-первых, будет невкусно и мне не понравится, а, во-вторых, что какой-либо ингредиент в этой иномирной пище может вызвать аллергию, как Андрей, утолив первый голод, принялся засыпать меня вопросами.

– Ир, а что делать с Гарри и Фа? – спросил он, дожевывая очередной пельмень или пельменю, у переводчика были весьма расплывчатые данные о родовой принадлежности этого слова.

– В каком смысле? – я не понял, о чем он. Он что, передумал заниматься этой своей гневотерапией и хочет ребят снова к ногтю прижать? Так не получится уже. Дал волю, они теперь так просто от такого подарка судьбы не откажутся. Причем не только сами виновники, но и остальные тоже. Ведь нет ничего романтичнее, чем общая тайна. Я ведь прав?

– Ну я ведь завтра их всех сюда собираюсь привести. А у нас, как ты сам говоришь, магии почти нету. Поэтому меня весьма волнует вопрос, что останется от моего дома, после того, как сюда нагрянут виверна и ифрит. У меня тут все быстровоспламеняющееся, между прочим.

Я не удержался и громко фыркнул.

– Вот объясни мне, тебе зачем книжку про другие расы дали?

Он смутился. Причем ощутимо, а я расплылся в улыбке. Не все же ему меня смущать.

– У меня все руки не доходят её изучить как следует, – попытался оправдаться Андрей.

– О да. Зато переписываться с тем парнем очень даже доходят. Лучше бы умную книжку почитал, пользы было бы больше.

– От эсемесок тоже весьма ощутимая польза, – а вот теперь он, судя по всему, решил показать зубы. – Теперь я точно знаю, что желания у нас с ним совпадают.

– А позавчера ты это как-то не усек? – спросил я как можно ядовитее и употребив устоявшуюся форму местной устной речи.

– Еще оставались сомнения, – обронил Андрей и хитро улыбнулся. У меня кулаки зачесались, но я вовремя отвел взгляд от него и отвлекся, вспомнив, о чем он спрашивал.

– Боишься, что они не смогут держать форму и примут истинное обличие?

– Э? – выдохнул психолог. Я скосил на него глаза. И увидел, как на лице молодого мужчины отразилось понимание, – Ты про Фа и Гарри, – зачем-то сказал он и решительно кивнул. – Да. Меня это смущает.

– О Гарри можешь вообще не волноваться. У нее человеческое обличие – это не сколько магия, сколько трансформация.

– Как у оборотней? – тут же перебил он.

Я подтвердил. И продолжил.

– А Фа – ифрит.

Он поморщился, натолкнувшись на мою улыбку. Да, мне хотелось его поддеть. Нечего всякими глупостями заниматься вместо того, чтобы книги не только умные, но и полезные читать.

– Ир, – сказал он уже знакомым тоном. Я хмыкнул.

– Они давно уже научились контролировать свое пламя. Это раньше, когда они были малочисленным племенем среди народов пустыни, они всегда были горячи и могли даже при случайном прикосновении поджечь все, что могло гореть. Но теперь из-за вынужденных контактов с другими расами, расселившимися по миру, они эволюционировали. И у большинства их детей контроль над пламенем – врожденный. Уверен, что ради такого случая, как экскурсия в твой дом, он остудит свое пламя. К тому же, даже если ненароком он что-то подожжет, то сможет тут же потушить и восстановить в первозданном виде. Природная магия. Ваш мир не сможет её подавить.

Андрей ничего не на это не сказал. Отправил в рот очередную пельменю и долго жевал. Потом зачем-то решил уточнить:

– Драконы ведь тоже эволюционировали, так?

– Да, – я пожал плечами, так как считал, что из моих слов это очевидно.

– А вы? – спросил он, пристально глядя на меня.

Ах, вот куда он клонит!

– Мы не агрессивны в большинстве своем.

– А не в большинстве?

Он внимательно смотрел на меня. А я не знал, стоит ли ему говорить. По логике вещей выходило, что стоит. Я и так уже столько ему рассказал, так открылся, что скрытничать теперь, казалось, не имеет смысла. Тем более, приступы ярости и некую неконтролируемость моих поступков он уже успел обнаружить. В то утро, когда будил меня. Он ведь, правда, всего лишь чмокнул меня в нос, как темный эльф мог бы чмокнуть свою кошку. Или брат брата в лобик. Ничего особенного, а я чуть не свернул ему шею. Мог бы свернуть, если бы на самом деле хотел. И все же, в глубине души мне стыдно. Я знаю. Конечно, все можно оправдать пограничным состоянием, в котором я пребывал впервые за долгое время. Когда еще не я, но уже не мерцание. И все же, признаться оказалось довольно трудно.

– Мы все подвержены… – я замялся, но все же сказал. – Как подсказывает твой переводчик, непродолжительным психозам в момент перехода из мерцания в себя и обратно.

– То есть, ты поэтому так на меня крысился?

– Мне кажется, мы с тобой уже обсуждали, что я не крыса, чтобы крыситься, – прозвучало холодно, но я не стал сдерживаться. Его тон меня оскорбил.

Он ничего не ответил, молча доедая свои пельмени. А мне после всего кусок в горло не лез. Отодвинув от себя тарелку, я развернулся к столу полубоком и принялся смотреть в окно. Мне почти ничего не было видно. Только небо и край серого, многоэтажного дома. Переводчик подсказал, что такого же, как тот, в котором мы сейчас находимся. И еще какое-то странное слово, применительно к квартире психолога – 'хрущевка'. Я не стал уточнять у Андрея, размышляя о том, что, несмотря на постоянное мерцание и возвращение к первоначальному облику, я все равно не должен быть подвержен таким перепадам настроения. Но, с другой стороны, не может быть, что они случаются по вине этого человека. Он ведь, если подумать, ничего особенного не делает. Есть у меня знакомые, которые еще когда я сидел у Карла в приемной в секретарском кресле, раздражали меня куда больше. До дрожи и почти непреодолимого желания ударить или и вовсе убить, чтобы сам не мучился и не мучил своим присутствием других.

Я настолько поглощен собственными мыслями, что чуть не пропускаю мимо ушей вопрос.

– Пойдешь со мной завтра с утра ноутбук выбирать?

– Портативный компьютер? – автоматически повторяю я подсказанную переводчиком мысль.

Андрей мнется и пытается разъяснить ход своих мыслей.

– Ты ведь аспирант, правая рука ректора, наверное, тебе можно за пределы квартиры со мной выходить…

– Откуда ты знаешь? – вопрос срывается с губ до того, как я успеваю его осознать.

Он пожимает плечами и отводит в сторону глаза.

– Карл сказал, когда я у него зал для гневотерапии выпрашивал. Он так и не обзавелся новым секретарем… – после его слов повисает неловкая пауза. Я пытаюсь её замять.

– Секретарь не котенок, чтобы его заводили… – получается плохо, хоть я и улыбаюсь. Моя работа у Карла – не повод для шуток.

– Ты хочешь после защиты к нему вернуться? – спрашивает он. А я все пытаюсь понять, неужели ему настолько необходимо постоянно вызывать меня на откровенность и выворачивать наизнанку душу? Зачем? Мне больно об этом говорить. Просто больно. Но я привык скрывать не только эту боль.

– Я не смогу, – произношу ровно и бесцветно. Не хочу выдать себя. – Когда совет узнает, что я мерцающий, даже если оставят степень и все остальное, работать спокойно в стенах университета мне не дадут. Попытаются задвинуть куда-нибудь на дальние рубежи. Чем дальше, тем лучше.

– И ты смиришься с их решением?

– А что мне остается? – вопрос звучит неожиданно горько.

– Бороться, – у него такой решительный голос. Я усмехаюсь. Не весело – зло.

– Предлагаешь устроить революцию? Разнести, как у вас говорится, к чертям собачим весь Большой Зал и уничтожить Камни Истинного Зрения? Перевернуть всю сложившуюся за тысячелетия систему с ног на голову? Подставить под удар Карла и все то, что он успел достигнуть плавным, эволюционным путем?

– Постой, – он вскидывает руку и перебивает меня. Я все еще зло прожигаю его взглядом, но вся злость исчезает, когда он тихо, но очень осторожно, повторяет за мной. – разнести Большой Зал и уничтожить Камни?

И меня осеняет. Так же, как несколько секунд назад осенило его.

– Вот, что им было нужно! – одновременно выдыхаем мы и несколько секунд в упор, неотрывно смотрим друг на друга.

Тарэль Барсим

Есть вещи, в которых ты не можешь себе отказать, даже если понимаешь, что лучше бы тебе не только не иметь их, если представилась такая возможность, но и не знать об их существовании. В моем случае это утверждение полностью и безоговорочно подходит к Фиг-Шамю. Я мог бы еще долго себя обманывать, но, когда все так внезапно открылось, разумеется, не без помощи новоявленного психолога, лгать самому себе перестало иметь хоть малейший смысл. И я решил сыграть по-крупному. Такие отношения в нашем мире – всегда неоправданный, почти безрассудный риск. Возможно, я бы никогда бы не решился на них, если бы они оба, и Андрей, и сам Мурзяс, не убедили меня, что ради однодневного развлечения темный командор не стал бы так долго, и со столь непредсказуемым изначально результатом, танцевать вокруг да около, заходя ко мне то с одной, то с другой стороны, пока по наущению психолога не рискнул ударить в лоб.

Сегодня пришла его очередь звать меня на прогулку. Как ни странно, темный слишком быстро внял моему примеру и не постеснялся заявиться на светлую половину казарм. Мне это понравилось, не стану скрывать. Да, у нас, у светлых, такие отношения не в чести, но, если кто-то переступал черту, то уж точно не оскорблял ни себя, ни партнера сокрытием этого факта. За такое поведение говорило и то, что обычно к подобного рода связям приходили уже в том возрасте, когда обоим не пристало прятаться и зажиматься по углам. Мой возраст был не настолько велик, впрочем, насколько я помнил из личного дела, его тоже. И все же, скрываться я не собирался. Не стыдливая девица, чтобы по ночам на свиданки к милому из родительского дома сбегать.

Кстати, о доме. Брат меня по голове не погладит, когда узнает, до чего дошло. И, что самое интересное, меня это почему-то даже радует. И в тоже время, я специально остановился именно на этом чувстве и хорошенько его осмыслил, чтобы сделать правильный вывод о том, что на связь с Мурзясом меня подтолкнуло вовсе не желание насолить брату, который иногда излишне утомлял меня своим покровительством. Нет. Здесь все дело было не в играх, которые я мог бы себе вообразить, и не в Камюэле, а во мне. Я уже давно глаз не мог оторвать от этого темного, как бы пошло для кого-то это не звучало. Хоть и пытался убедить себя, что просто должен всегда знать, чем занят мой самый главный на данный момент противник. Когда из противника он превратился в увлечение, я не заметил. Да и важно ли это теперь?

Он пришел за мной чуть позже девяти утра. Ко мне в комнату постучался взволнованный подчиненный. Объявил, что темные совсем оборзели и что ко мне пришел их командор собственной персоной. Я широко улыбнулся, испугав этой улыбкой дежурного, и попросил проводить Фиг-Шамя сюда. В мои комнаты. Через десять минут темный был у меня, а дежурный с явным беспокойством на лице, плотно прикрывал за собой дверь. Я все еще улыбался, сидя в своем любимом кресле. Второго в этой комнате не наблюдалось. Поэтому, я бы, возможно, и рад был поиграть в радушного хозяина, но, увы, был лишен такой возможности. Хотя то, как изящно темный, осмотревшись, вышел из положения, меня удивило и даже в чем-то смутило.

Мурзяс Фиг-Шамь

У светлых неприятный юмор, по крайней мере, по отношению к нам, темным. Так я думал до недавнего времени. Но поведение светлого командора заставило меня задуматься об обратном. Есть нечто неуловимо притягательное, когда тот, кого ты так давно считаешь чем-то недостижимым, вдруг встречает тебя в комнате, в которой кроме кресла, где сидит он сам, нет иной горизонтальной плоскости, позволяющей присесть мне.

– Доброе утро, – здоровается со мной Тарэль и улыбается, как улыбался с самого начала. Видимо, приход перепуганного подчиненного его так позабавил. Но, я очень надеюсь, что и его ребятам и моим в скором времени придется привыкать к такому нашему хождению в гости друг к другу. Понимаю, что он – светлый, поэтому попытается скрывать наши отношения как можно дольше. И все же, мне хотелось бы признания. Я был бы горд, если бы когда-нибудь он открыто признал, что между нами есть связь, тайная лишь до определенного момента.

Его глаза так и говорят мне – 'я бы предложил тебе сесть, но…' и смотрят свысока, несмотря на то, что он сидит, подперев тыльной стороной ладони подбородок и расставив в стороны ноги, а я стою. Возвращаю улыбку. Это игра, я чувствую. Не могу даже представить, почему он с такой готовностью позволяет себе играть со мной, он ведь не может не понимать… Но в тот момент подоплека происходящего кажется мне совсем неважной. Я шагаю к нему. Он все еще смотрит сверху вниз, хоть и сидит, а я нависаю над ним. Не пора бы это исправить, мой высокомерный светлый?

Я опускаюсь перед ним на колени и сразу же прижимаюсь щекой к его бедру. Теперь улыбаюсь только я. Он меняется в лице. Глаза широко распахиваются. Он смотрит, но не пытается меня оттолкнуть. Я жду, когда он осознает все нюансы происходящего. Я даю ему время их осознать. И вижу, как дергается его горло. Он сглатывает.

– Ты ведь… не собираешься?

– Только если ты хочешь…

– Ты за этим пришел? – его голос снова становится властным и резким. Уже взял себя в руки. Молодец. Такой переход меня в нем всегда завораживал. Когда видишь, что он вот-вот взорвется, отчетливо видишь, но через секунду на тебя уже смотрят холодные, трезвые глаза без намека на ярость, что еще секунду назад клокотала в них.

– Хотел позвать тебя прогуляться, если ты не против.

– Тогда зачем? – спрашивает он и неопределенно обводит рукой то место, где я сижу на полу его комнаты и прижимаюсь щекой к его ноге.

Я внимательно смотрю на него и больше не позволяю себе улыбаться.

– Мне показалось, ты хотел поиграть, – замечаю с затаившимся в самой интонации вопросом.

– Не ожидал, что ты… – он запинается, словно пытается подобрать правильное слово. – Заметишь.

– Я вообще внимателен. Особенно к деталям, – роняю я и вижу, что сейчас он попытается сменить тему. Он еще не готов к таким разговорам, особенно со мной. Будь на моем месте девушка, уверен, не только давно бы побывала в его постели, но и в полной мере ощутила на себе остроту его языка. Мне же придется еще немного подождать. Но, если учесть с какой бешеной скоростью мы с ним двигаемся на этот раз, мне хочется надеяться, что ждать на самом деле осталось не так уж и долго.

– Так где бы ты хотел прогуляться?

– В городе. Хочу показать тебе одно дивное местечко.

– Поведешь в ресторан? – тембр его голоса неуловимо меняется. Мы, илитири, очень чувствительны к таким вещам. В темных пещерах, откуда мы родом, есть места, где глаза не помогут, слишком плотная тьма вокруг. Поэтому наш слух, как бы не кичились своим светлые, более тонкий, чем у них. Звучание его голоса обнадеживает.

– Почему бы нет?

– Как женщину?

– Как мужчину. Выбор развлечений в этом мире не так уж и велик.

– В этом ты прав.

– Так ты пойдешь со мной?

– Да.

Тарэль Барсим

Темному удалось меня удивить. Раньше я мог беситься на него, мог сражаться с ним на смерть до полного изнеможения, мог позволять себе грубые шпильки в его адрес, но всегда, абсолютно всегда с самого первого взгляда, считал его достойным противником. Сегодня Мурзяс уже дважды доказал это не в бою, а… на свидании. У самого на лицо мерзкая такая ухмылочка вылезает, когда я об этом думаю. Но как еще назвать нашу с ним прогулку?

Первый раз он удивил меня в комнате. Так удивил, что я не нашел в себе силы поддерживать эту игру, которую сам столь неосмотрительно спровоцировал. А второй уже здесь. В городе. Когда привел в кафе, о котором я и понятия не имел. У меня сразу мелькнула мысль, скольких еще он сюда приводил и в каком соотношении – мужчины или женщины? Поймав себя на этой мысли, я отмел её. Если бы рискнул озвучить, слишком откровенно бы расписался в собственной ревности. Но я не ревную. По крайней мере, в этом и сейчас. Но не поручусь, что не буду ревновать в будущем.

– Как тебе вид? – спрашивает Фиг-Шамь, разливая вино по высоким бокалом. Пить в такую рань – это нонсенс, но мне нравится его желание сделать мне приятное.

Это место разительно не подходит темному. Он в буквальном смысле не вписывается в интерьер. Его черная кожа, безволосый череп и суровый вид контрастируют с воздушностью и легкостью этого заведения. Кафе называется 'Воздух и пыль'. Странное название, но только на первый взгляд. Я могу только догадываться, как здесь красиво вечером, перед закатом. Мы парим в потоке света вместе со стульями и столом. Нас подняли в воздух специальным маго-лучом, как только мы заняли свои места, и даже официант в специальных летающих сандалиях, чтобы принять заказ, добирался до нас по воздуху. Мы, действительно, похожи на пылинки в потоке света льющегося из чердачного окошка. В домике лесника, в поместье моих родителей, было такое. Я в детстве прятался на том чердаке от Камюэля, моего старшего брата. И он до сих пор не знает, где же был мой тот детский тайный схрон. Вспоминаю об этой своей маленькой победе над братом и улыбаюсь.

Темный видит и спрашивает:

– Нравится? – и скашивает глаза на открывающийся под нами вид.

Мы парим на уровне второго этажа, но не над мостовой, а над утесом. Он расположен точно в центре города. Этот город когда-то вырос вокруг него, так как именно наверху этого утеса начинаются триста сорок восемь ступеней, ведущих к главным воротам и именно к началу этой знаменитой лестницы пристают университетские дирижабли. С одной стороны утеса вниз плавно уходит ступенчатая лестница, с другой – обрыв. Внизу дома и домики, они для нас сейчас словно на ладони. Немудрено, что я раньше никогда не бывал тут. Ведь, чтобы выйти на уступ, где расположилось это кафе, приходиться огибать утес по крутой, весьма небезопасной на вид лестнице. Но риск стоит того. Парить вот так над городом – незабываемое ощущение. Остается только порадоваться, что у нас, светлых, редко бывает боязнь высоты. Не то, что у темных. Поэтому это третье, чем удивил меня сегодня Мурзяс.

Я пробую вино и говорю, начиная новую игру, и даже почти осознаю, на что и с кем играю.

– Ты не перестаешь меня удивлять, – и тут же, пока он не улыбнулся и не расслабился от неприкрытого комплимента, прозвучавшего в моем голосе, добиваю вопросом, – Не страшно? – и указываю глазами вниз.

Магическое поле не позволит нам упасть, даже если мы встанем на ноги. Но парить в воздухе без видимой опоры – удовольствие не для всех. Особенно, в случае с темными.

– Я очень люблю это место, – замечает Мурзяс и, как и я, смакует вино. – Но ты так и не ответил.

– Я бы хотел побывать здесь вечером, на закате, – думаю, он поймет, что это может означать. И темный не разочаровывает меня, подхватывая начатую мной партию.

– Со мной?

– Возможно.

– Только скажи. В любое время дня и ночи.

– Только не ранним утром. А то порвешь, как шатун щуку и не заметишь?

Мы возвращаем друг другу улыбки.

– Настолько ранним утром я обычно только-только успеваю уснуть.

– Настолько плодотворно проводишь ночи в чужих объятиях? – слова слетают с языка раньше, чем я успеваю себя оборвать, и губы непроизвольно сжимаются в тонкую полоску. Похоже, этот раунд будет за ним. Я готов к ответному удару. Но он просто смотрит на меня. И молчит. Это, по меньшей мере, раздражает. Я позволяю ему увидеть в моих глазах огонек недовольства.

– Я готов с этого дня проводить их только в твоих.

Он произносит это таким серьезным тоном, а я в тот момент представляю себе, как мы смотримся рядом. Очень близко. Моя белая кожа на фоне его чернильно-черной. И мне хочется смеяться. Остается только найти повод для смеха. Шутка проста и безыскусна, но за то короткое время, что у меня есть, не удается придумать что-то еще. Я накрываю его руку, лежащую поверх стола своей и тихо, с волнительным придыханием спрашиваю, отчаянно стараясь спародировать одну свою давнюю пассию.

– Поговорим о нас?

Мы оба замираем. Одно мгновение на лице темного написано недоумение. Но потом он что-то видит в моих глазах, и мы оба, не сговариваясь, начинаем смеяться. Я и не думал, что он это умеет.

Мурзяс Фиг-Шамь

Я и не думал, что светлый может так беззаботно и открыто хохотать. Нам весело. И ему, и мне. И это веселье сближает лучше любого самого жаркого поцелуя. Но веселимся мы недолго. И в том нет нашей вины. Оба слишком отвлеклись от окружающей действительности, поэтому замечаем посторонний элемент только тогда, когда он подходит слишком близко, чтобы была возможность отказать ему в праве разбавить наше общество.

– О! Кого я вижу! – восклицает со стороны основной части кафе мастер боевых магических искусств, преподаватель университета, Корешель Велюр. Полуэльф, имя которому дала мать-эльфийка, а фамилия досталась ему от отца-человека, – И чем могут заниматься в столь уединенном месте два самых непримиримых эльфа в нашем университете? – спрашивает полуэльф подходя к нашему столу по воздуху и снизу к нам, не иначе, как по его просьбе, взмывает третий стул.

Мне хочется зарычать и, не стесняясь, продемонстрировать свою темную сущность. Я не желаю сегодня делиться. Мне хорошо с Барсимом наедине. У нас, наконец, наметилось потепление. Зачем тут третий?

Но приходится сдерживать себя. Испортить этот день кровавой сценой я не желаю ни себе, ни светлому. Приходиться вежливо улыбаться и отвечать, пока Тарэль молчит.

– На нейтральной территории обсуждаем перспективы ужесточения охранных мероприятий в рамках территории университетского городка и за её пределами, – по-военному четко рапортую я и перевожу взгляд на Тарэля. Странно, в его глазах изумление и что-то еще. Второе вынуждает меня напрячься.

– А что, в пределах казарм нейтральной зоны не нашлось? – насмешливо уточняет Корешель и оборачивается к подлетевшему к нам официанту. Делает заказ.

Я смотрю на светлого. Он, напротив, делает вид, что увлечен пейзажем, которым прекрасно успел насладиться, еще когда мы только пришли. Я сделал что-то не так. Мне не нравится танцевать пятками по лезвию клинка. Сейчас я испытываю именно такое чувство, но отступать не намерен. Я слишком долго ждал тебя, светлый, и сумею пройти этот путь по острию до конца.

– Кстати, Барсим, а это ты привел в наши пенаты нового психолога? – спрашивает Велюр.

Светлый фыркает и поворачивается к полукровке.

– Что, уже успел познакомиться с этим чудом природы?

– О, и еще как! – восклицает как всегда беззаботный полуэльф. Я знаю, что такое его поведение обманывает слишком многих. И знаю, что Велюр этим беззастенчиво пользуется. Особенно в поединках. Его любимый стиль пьяного клинка одним своим названием говорит для посвященных о многом, – Кстати, Фиг-Шамь, – обращается он ко мне. Всегда на 'Вы', Корешель с самого первого дня держится со мной подчеркнуто нейтрально, а вот со светлым приятельствует, мне же, темному, он такой чести не оказал. – Почему я только от него впервые услышал, что ваши девушки куда лучше способны держать удар, чем мужчины?

– Потому что нашим детям, отправляя их учиться к вам, настоятельно рекомендуют не выделяться из толпы и максимально потворствовать прихотям светлых в плане традиций и моральных норм.

Андрей удивляет меня. Но его класс, особенно наша, темная его половина, удивляют еще больше. Илюизмена Вариусель Вик-Холь, будущая Владычица Второго Дома, почему и она, и двое её мужчин готовы раскрыться перед светлыми по одной его прихоти? Хотя, почему тогда я не задаю этот вопрос самому себе, ведь именно Андрей спровоцировал меня открыться.

– Почему? – вопрос Тарэля пробивается сквозь сонм мыслей не сразу. Я поднимаю на него глаза. Он видит, что я не понимаю, о чем он спрашивает и пытается уточнить. – Получается, что вы все притворяетесь. Играете в какие-то только вам понятные игры. Почему?

– Потому что иначе вы бы давно разорвали мирный договор.

– Не верю, – он роняет это так убежденно. А полуэльф, севший ближе к нему, чем ко мне, молча наблюдает за нами. Мне бы хотелось ответить честно. Но я не уверен, что могу себе позволить быть честным с ним. Ведь, когда вопрос столь щекотлив, мне нельзя забывать, что Тарэль Барсим Огненный принадлежит к роду Барсим, одному из старейших светлоэльфийских родов. Серые кардиналы при правящей династии. Вот кем много поколений служат старшие сыновья этой семьи, и будут служить. Тарэль младший. Поэтому при дворе его старший брат, а не он. Но я точно знаю, что родственные связи в этой семье чрезвычайно крепки. Именно за счет них Барсимы выживали в таких переделках, в которых, скорей всего, не выжил бы никто.

Я предпочитаю промолчать в ответ на его выпад. Тогда, устав от паузы, тяготящей всех, снова заговаривает полуэльф.

– И все же, мне бы хотелось узнать об этом парне побольше. Представляете, он явился ко мне на урок и открыто объявил, что настоящий меч увидел совсем недавно и в руках еще не держал.

– О да, – Тарэль натянуто улыбается и поворачивается в его сторону. – Он это может.

– Откровенно и в лоб, – помедлив, поддерживаю его я.

– Да? – Корешель переводит взгляд с меня на светлого, а потом вдруг вроде бы в шутку уточняет. – Только не говорите мне, что он и вам что-то в этом роде сказал!

– Сказал, – вдруг резко обрубает Тарэль, смотрит на меня и снова поворачивается к мастеру. – Прости, я знаю, что ты уже сделал заказ, но не мог бы ты нас оставить?

Полуэльф не меняется в лице, но я вижу, что внутри него с каждым словом светлого командора все больше разгорается любопытство. Что делает этот светлый? Я не понимаю его.

– Неужели ваши тайны настолько секреты, что не предназначены даже для моих ушей? – Велюр тянет с притворной обидой. Он не понимает, что такого мы можем обсуждать, когда любые изменения в порядке смены караулов и прочих тонкостей нашего ремесла он заметит и невооруженным взглядом. К тому же, он входит в Ученый Совет, а любые изменения должны быть согласованы именно на этом уровне.

– У нас свидание, – помедлив, объявляет Барсим. И я с трудом удерживаюсь о того, чтобы не подавиться воздухом. – Поэтому, будь так добр, оставь нас одних.

Полуэльф настолько сильно меняется в лице, что у меня мелькает мысль, что он опуститься до банальных воплей – 'Что?! Да как у тебя язык поворачивается говорить такое?! Как можно, с темным?!' – и все такое прочее. Но он смотрит сначала на Барсима. Потом переводит взгляд на меня. Я отвечаю ему спокойным взглядом. Он молча, подчеркнуто вежливо склоняет голову, встает и уходит. Ни разу не обернувшись на нас. Прямо по воздуху, а потом плавно вниз, к стойке, за которой стоит маг-администратор кафе. Я не успеваю проследить за ним дальше, потому что меня отвлекает требовательный вопрос.

– Почему ты решил солгать?

Я не решаюсь повторить свою ошибку дважды. Теперь я буду честен. Я уважаю его не только, как противника, но и как человека. И теперь понимаю, как неуважительно было с моей стороны думать, что он будет прятаться и скрываться. Он удивил меня. Приятно удивил.

– Думал, что щажу твои чувства.

– Не нуждаюсь, – отрезает он и выгибает брови, ожидая от меня ответного хода.

Я позволяю себе улыбку.

– Готов предложить загладить свой промах.

– Как? – тут же спрашивает он.

Я думаю секунду. Потом иду на риск. Он кажется мне оправданным.

– А как ты хочешь?

Он улыбается. Я угадал. Опускает глаза вниз. На что-то указывает. Я заглядываю под стол, теперь мне, как и ему, с его места, виден нижний ярус кафе. И там за большим круглым столом, который так и остался стоять на твердой земле, а не воспарил, как наш, я обнаруживаю Андрея и компанию. Надо же, похоже, наши студенты решили показать ему город. Они что-то обсуждают, но мне даже отсюда видно, что весь стол накрыт настолько плотным куполом-заглушкой, что вряд ли даже архимаг способен его так легко вскрыть, не потревожив сотворивших его юных магов. Выныриваю из-под стола и встречаюсь взглядом с Барсимом.

– Мне любопытно, о чем они там так живо беседуют.

– Предлагаешь мне вскрыть заглушку? – если он скажет 'да', я откажусь. Но светлый качает головой и больше не улыбается. Просто мягко объясняет:

– Я просто хотел бы спуститься и поздороваться. Ты не против?

– Нет, – я встаю и добавляю, позволяя ему услышать искренность в моих словах. – Мне тоже любопытно.

Илюизмена Вик-Холь

Я догадалась давно. Но у меня не было прямых доказательств. Как? Откуда? Все просто. Запах. Нас в Храме Лосс учили сражаться в полной темноте и распознавать противника – очередную пещерную тварь, по запаху, а бить на слух. Прямо туда, где под ребрами, мышцами и ливером бьется сердце. А потом давали возможность узнать на запах предполагаемых противников из других рас.

У каждой расы есть свой особый едва различимый аромат, который сопутствует всем его представителям, насколько бы сильно не были подвержены изменениям их тела. Редкие маги, накидывая личины, вспоминают о запахе. Поэтому это умения было весьма полезным. И нас, тех, кто когда-нибудь возглавит Двенадцать Великих Домов, специально ему обучали.

Я хорошо помню ту ноту в запахе представителя любой расы, которую привносит принявший его облик мерцающий. Поэтому я догадалась. Но убедиться решилась только сейчас. Из-за Андрея. То, что он делает с классом, поражает меня и, как не странно, вынуждает меняться вместе со всеми. И мне нравятся эти перемены, иначе я бы уже давно их пресекла. Сближение Карунда и Антилии, странные взгляды, которые все чаще начал кидать на Машмула Алиэль, в которых уже нет ненависти и презрения, напротив, у этих взглядов совсем иной подтекст. Но я решила сделать ставку на этого психолога, на Андрея. Решила предоставить ему возможность показать, что еще он способен в нас изменить. И немаловажным, знаковым, событием для меня стала его, как он изящно выразился, гневотерапия.

Как пахнут ифриты и виверны, я не знала. Их нам не показывали во время обучения. Я чуяла, что Гарилика и Фаль не те, за кого себя выдают. Но сказать о них хоть что-то определенное не могла. Поэтому их истинные сущности стали для меня таким же откровением, как для остальных. И сразу возник вопрос, как он, не маг и вообще плохо ориентирующийся в нашем мире человек, сумел их распознать за масками, с которыми они почти срослись? Именно тогда я вспомнила про Рассветную. Хотя, вру. И вспоминать не пришлось. Ведь это она появилась в то утро вместе с ним из-за двери, ведущей в его мир. Поэтому, я посчитала, что мои подозрения оправданы. Но разоблачать мерцающую не стала. Решила посмотреть, что будет дальше.

Сегодня они снова пришли в класс вместе и все через ту же дверь. Рутберг попытался как-то беззлобно подкусить их на эту тему, но Андрей ловко отвлек их всех принесенным с собой устройством. Как он пояснил, оно полностью немагического происхождения. И называется – 'фотоаппарат'. Предназначено оно для того, чтобы запечатлеть окружающие картины в реальном времени. Та четкость, с которой оно это делало, поражала. А Андрей, к тому же, пообещал, что потом их все напечатает и принесет уже в бумажном варианте. Сразу возник вопрос. С чего он решил, что данное устройство будет работать в нашем мире? И тогда выступила Ириль.

Она объяснила, что из-за того, что артефакт Андрея полностью поглотил магическую мощь Звезды Арира, он прошел полную активацию. И работает теперь именно так, как и было задумано его создателем. У меня сразу закрался вопрос, а откуда бы студентке-первокурснице знать о таких подробностях, но я его не задала. Предоставила возможность спрашивать другим. Выяснилось, что теперь Андрей и артефакт связаны, и психолог при желании может переносить его свойства на те объекты, к которым в данный момент прикасается. Свойства у артефакта два – отражение чужой, направленной на уничтожение носителя магии, и поглощение оной. Так что фотоаппарат, который Андрей будет держать в руке, полностью экранирован от воздействия магических полей, поэтому даже за пределами нашей классной комнаты будет работать исправно. Ребята возликовали, а я все же не удержалась и задала вопрос, который давно меня интересовал. Правильно ли я рассчитала векторы магического искажения подпространства и считаю, что наша классная комната частично взаимопроникает в мир Андрея через его так называемую квартиру, поэтому какие-то устройства из его мира вполне способны работать в ней и без этого артефакта.

У Иры округлились глаза. У меня даже было ощущение, что вот сейчас она окончательно выдаст себя. Но вмешался Алиэль, неожиданно объявив, что мои расчеты сходятся с его. Надо же, а я ведь никогда его всерьез не воспринимала, а он, оказывается, не так прост. Какая жалость. Такой просчет с моей стороны просто недопустим. Хотя, еще один полезный мужчина в клане – это всегда ценно.

Андрей правильно угадал. Я воспринимаю класс, как свой клан. Теперь весь класс, хотя совсем недавно этой честью довольствовалась лишь наша темная половина. Именно на них всех я отрабатываю свои навыки, чтобы впоследствии управлять тем кланом, который достанется мне в будущем. И, как мне кажется, для успешного функционирования нас, как единого и сильного организма, Андрей весьма ценный субъект. Поэтому я готова поддержать его в очень и очень многом.

Андрей пообещал нам уточнить вопрос о векторах лично у ректора, и мы отправились на аэровокзал. Какой же наш классный руководитель все же забавный! Меня просто покорила сцена у воздушного причала. Мы все предъявили свои льготные проездные жетоны и университетские значки. А Андрей смущенно заявил, что он преподаватель и что он с нами. Ира тут же принялась над ним подшучивать. Местами даже зло. Но то, как подробно она при этом объяснила ему, что нужно сделать, чтобы его пропустили бесплатно, снова натолкнуло меня на мысль, что между этими двумя все не так просто, как может показаться. И я впервые подумала, что Андрей может знать, кто она на самом деле. Неужели мерцающая решилась открыться ему?

Пока Андрей предъявлял стюарду свою платежную преподавательскую карточку, которая служила эквивалентом наших студенческих значков, я размышляла об этом. Насколько выгодна их гипотетическая связь для моего маленького, но уже вполне сложившегося клана? Не прейдя к единому выводу, я посторонилась, пропуская их обоих на борт дирижабля.

Город встретил нас солнцем. Это на территории университета солнечные лучи фильтруются с помощью специального поля, накрывающего студгородок с тех пор, как стали принимать на учебу нас, темных. Но в Холёбаске пришлось накинуть на глаза специальную магическую вуаль, которой мы пользовались, когда наши светлые возле наших окон специально опускали общеуниверситетскую завесу и заставляли все время ловить лицами солнечные лучи. Зато теперь с нашим опытом путешествие по городу может оказаться даже приятным.

Увидев утес и трехкилометровую лестницу, тянущуюся через весь город вниз Андрей испустил такой тяжкий вздох, что непроизвольно на лицо наползла улыбка. Не будь он у нас таким нежным и экранированным от любого прямого магического воздействия, мы бы могли телепортировать его. Но, к сожалению, с его артефактом телепортироваться он может только через устойчивые телепорты, а не такие, как наши – ученические, разового действия.

Пришлось всем вместе спускаться по лестнице, которой, честно признаюсь, я еще никогда не пользовалось. С другой стороны мы все достаточно физически подготовлены, чтобы пережить спуск без проблем. А вот Андрею пришлось туго. Он не выдержал и заныл уже на трети пути. Тогда снова, тут, как тут, подвернулась Ириль, и сказала, что если свернуть за вон тот каменный указатель, можно попасть в просто в восхитительное кафе. Оказалось, что кроме нашей вездесущей старосты никто о таком и понятия не имеет. На что она усмехнулась и припугнула нас ценами. Андрей тут же попытался дать задний ход. Но тогда уже вмешалась я. У меня достаточно средств, чтобы позволить себе угостить их всех. Но, к моему сожалению, как оказалось, не только у меня. Весь наш класс состоял из представителей весьма состоятельных семей. К чему бы это? Я как-то раньше никогда не задумывалась, как нас всех отбирали, но теперь придется об этом подумать. Как-нибудь в тишине своих комнат, когда никто не будет мешать.

Зато Андрей всю дорогу нас фотографировал. И, стоило сесть за стол, как я, помня, что можно посмотреть уже отщелканное, как он сам нам еще в классе показал, попросила фотоаппарат, чтобы полюбопытствовать. Он, бесхитростный и, как всегда, открытый, вручил его мне и принялся о чем-то с жаром диспутировать с Машкой. Я даже догадываюсь о чем. Машмулу было интересно, как он себе представляет, что мы в общежитии друг к другу в гости пойдем. Ведь у нас всё четко – есть западное крыло светлых, есть восточное крыло темных, а между ними расположена центральная часть, где находятся комнаты представителей всех других рас. У нас там живут Пауль, Рутберг, Гарилика и Фаль. Регулярно, раз в месяц, иногда чаще, светлые делают дерзкую вылазку к темным, чтобы устроить нам очередную бессонную ночку. Наивные. Мы предпочитаем спать днем, а ночью куда активнее, чем они. Но, тем не менее, в ответ уже наши парни идут через несколько дней на территорию светлых. Мы, женщины, и рады бы хоть раз их поддержать и показать этим светлым выскочкам, кто в нашем крыле хозяин, но помним рекомендации, которых нас просят по возможности придерживаться, когда отправляют учиться вместе со светлыми. Поэтому мы всегда в тени. Всегда. Иногда это просто безумно раздражает.

Машмул рассказывает Андрею, как обстоят дела в общежитии. Тот хмурится. Спрашивает у Алого, почему они лезут на рожон. Тот отвечает, что и мы хороши, что после визитов темных их крыло терпит не меньший урон. А Карунд неожиданно объявляет, что этими ночными вылазками страдают только первокурсники. Иногда присоединяются второкурсники, но очень редко. 'Ну, еще бы! – восклицает тогда Андрей, – Да за восемь лет так друг к другу привыкаешь, что маяться дурью и глумиться уже не тянет'. Я с ним согласна. Но мы ведь не можем молча сносить выходки светлых?

Пока они все это обсуждают, люди в лице Пауля и Рутберга жалуются, что во время таких вылазок не спит все общежитие. Андрей смотрит на Ириль, явно хочет что-то спросить. Но в этот момент я заканчиваю смотреть наши фотографии, в очередной раз нажимаю кнопку, которая позволяет, как сказал Андрей, проматывать назад, и вижу юношу. Мерцающего. У него характерные желтые глаза с вертикальными глазами. Он почти обнажен. На плечи накинута модная в нынешнем сезоне рубашка, больше ничего. Нижняя часть его тела на фотографии не видна, так как он сидит за столом. Перед ним пустая тарелка. Обстановку комнаты рассмотреть почти не удается. Экран слишком маленький, детали мелкие. Но мне в этот момент уже и не важны делали.

– Ириль, – роняю я мягко и поднимаю глаза на эльфийку, которая сидит за нашим круглым столом чуть слева от меня, а между нами устроился Андрей. Я поворачиваю в их сторону экран фотоаппарата. – Это ты?

 

Date: 2015-09-27; view: 967; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.007 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию