Смутная догадка

Saccharum amylaceum. Что это, чёрт возьми, такое?

Сюзанна с внушительной повязкой на шее сидела в своём кабинетике и недоумевающе разглядывала красный пакет размером с половину коробки из‑под обуви, поступивший из центральной аптеки. Он лежал рядом с гипсовой фигуркой фригийской богини плодородия, которую Сюзанна привезла из отпуска. В родильном отделении было тихо. Через три часа заканчивалась её смена.

– Это ты заказала, Хайке? – спросила она вошедшую коллегу.

– Что заказала?

Сюзанна поправила очки и прочитала ещё раз:

– Saccharum amylaceum.

– А что это за дрянь?

– Saccharum amylaceum? Понятия не имею.

– Ты же знаешь всё, Сюзанна. Но заказала уж точно не я. Может, кто‑то из врачей.

Сюзанна отправилась на поиски. Юная практикантка‑врач как раз хлопотала в приёмной с вновь поступившей роженицей. Когда Сюзанна показала ей пакет, та только покачала головой:

– Я не заказывала.

– Saccharum amylaceum. Но вы хотя бы знаете, что это за медикамент, госпожа Вальтер?

– Нет. Может быть, доктор Леман знает.

Сюзанна вернулась в кабинет несолоно хлебавши. Комнатка была крохотная–в ней едва помещались письменный стол с компьютером и несколько подвесных шкафчиков. Мысли Сюзанны то и дело отвлекались от работы и возвращались к распоряжению матери. С того дня прошло три недели, а вопросы, на которые не было ответа, то и дело возникали в её голове. И как только мать додумалась до такого? Неужели она и правда считает, что её дочери ухватятся за эту идею? Но поговорить об этом с матерью она не могла. Та сейчас совершала морской круиз со своим Теодором далеко за пределами промозглой Германии. Разве что поговорить с Региной? Или с Аней?

– Госпожа Раймунд, вы могли бы все лабораторные назначения писать на одном бланке? – Знакомый голос доктора Лемана вывел её из размышлений.

– Простите, что вы сказали? Какие лабораторные назначения?

– Да вот, например, для госпожи Лёзе, – сказал он. – Направление на общий анализ крови вы пишете на одном бланке, а на гемоглобин – на другом. Это же напрасный перевод бумаги.

– Ах вот оно что! Госпожа Лёзе поступила сегодня с подозрением на диабет при беременности в тридцать пять недель. Поэтому и назначен анализ на гемоглобин.

– Но вы могли бы назначить оба анализа на одном бланке!

– Нет, не могла.

Врач посмотрел на неё непонимающе:

– Ну как же так, ведь на бланке есть графы на все обследования!

Сюзанна вздохнула:

– Господин доктор, есть рабочие тонкости, недоступные пониманию академика. Если я выпишу на одном бланке направление на общий анализ крови и на гемоглобин, лаборатория сделает только общий анализ, а отдельно анализа на гемоглобин так и не будет. Но как только пациентка попадёт на первый пост, там потребуют анализ на гемоглобин. И придётся снова брать кровь, терять время. Поэтому я и выписываю два направления. Понятно?

Он наморщил лоб.

– А что, так бывает, что лаборатория выполняет не все предписания?

– Чаще, чем вы думаете.

Врач удивлённо покачал головой.

– Господин доктор, это не вы заказали вот этот препарат? – Она показала ему красный пакет.

– Нет, я не заказывал, – рассеянно ответил он, медленно повернулся и вышел, всё ещё качая головой. Кажется, вопрос с лабораторными бланками задел его до самой глубины его профессиональной компетенции.

Сюзанна закрыла историю болезни и поставила её на полку.

Последние недели были перегружены работой. Даже в выходные дни по вечерам приходилось вести курсы и консультации для беременных. Совсем не было времени позвонить сестрам. Но теперь, когда в работе появился просвет... Она решительно набрала номер Регины. Послышались длинные гудки.

«Надеюсь, она дома», – подумала Сюзанна. Трубку снял Роберт. В неподходящий момент он всегда тут как тут.

– Привет, свояченица! Ну как, всё штампуешь детей?

– Можешь дать мне Регину?

– Зачем она тебе?

Сюзанна возмутилась:

– В чём дело? Я должна перед тобой отчитываться?

– Что ты, что ты, как можно! Ре‑ги‑на!.. Подойди, тут твоя сестра!

– Какая? – услышала Сюзанна издалека.

– Не та, которая гомо‑, а та, которая моносексуальная, – ответил Роберт в своей циничной манере.

– Привет, Сюзанна! Как хорошо, что ты позвонила.

– Привет, Регина! Я хотела тебя спросить... У меня из головы не идёт эта история с распоряжением мамы.

– И что?

– Может, встретимся? Надо спокойно обсудить мамины проблемы. Я за неё беспокоюсь.

– Из‑за чего?.. Ах да, это идиотское распоряжение... Но мама ведь уже давно нервничает из‑за внуков.

– Тем не менее это кажется мне важным. Аню тоже надо пригласить.

– Ну, раз ты так считаешь... Но на этой неделе... Погоди, я загляну в свой календарь... Нет, не получится. Давай я тебе перезвоню.

– Регина, что случилось?

– Ничего не случилось, всё в порядке. Итак, до звонка! Пока!

Сюзанна положила трубку и непонимающе тряхнула головой. Что‑то тут не то.

Потом ей на глаза снова попался этот загадочный пакет. Она схватила трубку и позвонила на первый пост:

– Алло! Ингеборг? Не заказывал ли кто‑нибудь из ваших в аптеке Saccharum amylaceum?

– Нет. А что это такое?

– Я тоже не знаю. Попробую позвонить на второй пост. Пока.

Но второй пост тоже не знал. И в детском отделении никто не сознался. И на хирургии все пребывали в неведении. Пришлось звонить в аптеку. Долго никто не снимал трубку, наконец взяли:

– Центральная аптека, Хорстман слушает!

– Господин Хорстман, мы получили некий препарат под названием Saccharum amylaceum, но не знаем, кто его заказал. Не могли бы вы посмотреть?

– Sac‑cha‑rum amy‑la‑ceum?

– Да.

– Момент... Да вы же сами вчера и заказали!

Сюзанна положила трубку в полной растерянности. Неужто это проклятое распоряжение матери так затуманило ей мозги? Но что это за медикамент, чёрт бы его побрал?

Она отложила решение этого вопроса на потом, а пока набрала номер Ани. Трубку взяла Карин.

– Твоя сестра под душем, – коротко и резко ответила она.

– Она сможет мне перезвонить? Я в больнице.

– Не понадобится, она уже идет.

Сюзанна услышала приглушённые шаги и затем голос Ани:

– Привет, Сюзанна, что‑то давно тебя не слышно.

– Было много работы. Скажи, ты ничего не имеешь против, если мы встретимся и поговорим о мамином желании иметь внуков?

– Хорошая идея. Ты приедешь на день рождения Карин? Тогда бы и поговорили...

– Аня, но ведь это через три месяца!

– Ну и что? Этот внук всего лишь идея фикс нашей мамы.

– Аня, теперь ты недооцениваешь ситуацию!

– Хорошо, давай встретимся, выпьем кофе. Я позвоню тебе. Счастливо оставаться с твоими малышами! – И она положила трубку.

«Точно, тут что‑то не так», – ещё раз подумала Сюзанна. В её голову закралось смутное подозрение.

Доктор Леман снова зашёл в кабинетик. Вид у него был праздный.

– Эта проклятая статистика, – бормотал он себе под нос. – За прошлый год всего девятьсот пятьдесят восемь новорождённых. А как пойдут дела в этом году, бог знает! У нас ещё остался кофе?

– Всего полчашки, господин доктор. Но весь для вас. Наливайте, пожалуйста!

Он уселся, вытянул из кофеварки стеклянную колбу и налил себе кофе.

– Проклятая статистика! – продолжал он тихо ругаться. – А ведь были времена, у нас за год проходило тысяча триста родов. Если так и дальше будет, нам придётся закрыть родильное отделение. Немцы вымирают... да и кофе остыл.

Зазвонил телефон. Это был дежурный:

– Госпожа Раймунд, вас спрашивает господин Вагнер.

– Вагнер? Соедините!

– Привет, Сюзанна! Это Теодор. Ты меня помнишь?

– Ещё бы! Но я думала, вы с моей мамой всё ещё на теплоходе.

– О, там было великолепно! Чудный сервис, отличная еда, волшебные острова и побережья. Жаль, что всё уже позади.

– Но после этого вы собирались в Южную Францию?

– О да, это было великолепно! Дивное солнце, покой, превосходное вино. Просто рай на земле!

– А почему ты звонишь, что‑нибудь случилось?

– Что ты, избави бог! Правда, мне пришлось с тяжёлым сердцем оставить мою милую Хильдегард одну в моём деревенском доме. Всё дела, дела, – он вздохнул. – Но раз уж я в Германии, мне захотелось воспользоваться этой возможностью и пригласить тебя на бутылку вина. Как ты на это смотришь, Сюзанна?

Это было неожиданно. Что ему нужно? Может, хочет обсудить с ней распоряжение матери? Так он ломится в открытую дверь...

– С удовольствием, Теодор. Моя смена заканчивается через два часа.

– Отлично! Тебе знаком винный погребок Марио?

– Ещё бы, место известное.

– Прекрасно, Сюзанна, там и увидимся. – Он положил трубку.

Доктор Леман всё ещё сидел за письменным столом, держа в руках пустую чашку.

– Кто этот Теодор?

Кровь прилила к щекам Сюзанны.

– Совсем не то, что вы подумали, господин доктор.

– Так‑так.

– Этому Теодору хорошо за шестьдесят.

– Жаль, а я было подумал...

– А что, собственно, это такое – Saccharum amylaceum? – сменила тему Сюзанна. – Это написано на пакете, который заказала якобы я сама.

Врач озадачился, а потом рассмеялся:

– Вы правда не знаете, что это?

– Иначе зачем бы я спрашивала?

– Виноградный сахар!

Она уставилась на него. Потом хлопнула себя ладонью по лбу.

– Ну конечно же, я ослица! Я действительно заказывала виноградный сахар для беременных!

– Вот видите, госпожа Раймунд! Есть рабочие тонкости, недоступные пониманию не латинистов.

Когда она вошла, Теодор был уже на месте. В том, как этот ухоженный господин встретил Сюзанну, чувствовалась старая школа. Он заспешил ей навстречу, слегка поклонился и помог снять пальто.

– Где ты хочешь сесть, Сюзанна? Как видишь, у нас есть выбор.

В винном погребке Марио затерялось лишь несколько посетителей. Здесь было много дерева, на стенах висели старые, потемневшие от времени картины.

– Там, где ты сидел.

– Отличное место, Сюзанна. А что у тебя с шеей? Ты меня напугала.

Она отмахнулась:

– Эти повязки на шее всегда имеют такой драматичный вид... Хотя там всего лишь ссадина.

– Ты попала в аварию?

– Да. Один идиот прижал меня к ограждению.

– Это ужасно, – посочувствовал Теодор и сделал приглашающий жест: – Проходи, я за тобой.

Официант подошёл к столику и положил перед Сюзанной карту вин. Она поправила очки. Взглянув на цены, она даже вздрогнула.

– Здесь прекрасный выбор бергштрасских вин, – сказал Теодор.

Она подняла взгляд от своей карты:

– Да ты здесь завсегдатай?!

– Иногда могу себя побаловать. А на Рождество мы были здесь с твоей матерью.

Официант вернулся к их столу:

– Господа уже выбрали?

– Да, – ответил Теодор. – Сюзанна, если ты мне разрешишь, я хотел бы заказать для нас обоих бутылку «Хеппенхаймского замка». Очень, тонкое полусухое вино с прекрасным букетом.

– Согласна, – сказала Сюзанна и захлопнула карту вин. Она была рада, что Теодор избавил её от мук выбора. В винах она не очень разбиралась.

Официант кивнул и удалился.

Она сразу же перешла к делу:

– Теодор, я догадываюсь, что ты хочешь поговорить со мной по поводу маминого распоряжения.

Он испытующе взглянул на неё.

–Да. Но главным образом мне хотелось бы как следует, без спешки познакомиться с самой младшей и вместе с тем самой прелестной дочерью моей дорогой Хильдегард. В день рождения нам, к сожалению, не представилось такой возможности.

Она робко поправила очки.

– Этот сумбурный день рождения! Зато ты имел возможность получить правильное представление о нашей внутрисемейной гармонии.

– Ничего, расхождение мнений бывает в любой, даже самой распрекрасной семье. Но в день рождения твоей замечательной матери вскрылся некий потенциал конфликта. Я должен сказать, это распоряжение... довольно необычное средство, чтобы заполучить внука.

Она быстро заглянула Теодору в глаза. Кажется, это был не только красноречивый и вежливый, но и интеллигентный человек.

– Я думаю, – начала Сюзанна свои объяснения, – это началось с того, что Аня... лет пятнадцать тому назад... открыто проявила свою сексуальную ориентацию. Для моей матери это был жестокий удар. Не то чтобы она была в этом пункте очень уж консервативной или закоснелой, но... Сегодня я убеждена, что уже тогда она задумалась о внуках. Отец отнёсся к этому более хладнокровно. Но мама не хотела терпеть, чтобы Анина подруга ночевала у нас. И Ане пришлось переехать. Теодор кивнул.

Официант принёс изящную бутылку, показал Теодору этикетку, дождался его согласного кивка и открыл бутылку. Затем он налил Теодору в бокал один глоток, снова подождал, пока гость распробует и одобрит качество вина, после чего наполнил оба бокала.

Сюзанна пригубила. Когда официант удалился, она шепнула Теодору:

– Какой же он обстоятельный!

Пожилой господин тонко улыбнулся и ответил:

– Так положено, это в стиле хорошего винного заведения.

– Мой отец не пил вина, – сказала она, забывшись. – Разве что пару бутылок пива за ужином. Нам приходилось вечно экономить... на дом.

Она отпила ещё один глоток. Вкус у вина был превосходный. Теодор действительно был знатоком.

– Потом вышла замуж Регина, – продолжила она начатый разговор, – и мама стала ждать первенца. По семейной традиции Раймундов было уже пора. После того как и через три года ребёнок не появился, она стала на них давить. Начались трения. Они всё чаще ругались, потому что Регина не хотела детей. Отец пытался их примирить, но после того как он умер... – Она замолчала.

– А как насчет тебя, Сюзанна?

– Когда я попала на велосипеде в аварию и раздробила правое колено, мне было четырнадцать.

– Поэтому ты немножко прихрамываешь.

Сюзанна вздохнула:

– Значит, и ты заметил.

– Да. Но это не бросается в глаза.

– Этот раздробленный перелом неправильно лечили, и он неправильно сросся. Про дискотеки и спорт пришлось забыть, а мальчики – где их ещё встретишь? Когда мне стукнуло двадцать, мать принялась и за меня: не хочу ли я познакомиться с другом. Однажды она даже дала объявление: «Ищу для моей красавицы дочери...» Было так стыдно! Правда, мучительно стыдно.

– Почему у тебя нет друга?

– Разве я не объяснила?

– Но ты всего лишь слегка прихрамываешь...

Сюзанна разволновалась:

– Слегка прихрамываю! Хорошо тебе говорить! Для любовного приключения это действительно не препятствие. Но для настоящего партнёрства...

– Я думаю, это всё же не единственная причина, Сюзанна. Может быть, ты просто боишься довериться другому человеку.

– Всё, меняем тему! – резко отреагировала она. – Расскажи, как ты познакомился с моей матерью?

– Это случилось в танцевальном клубе для людей в возрасте. Наши пристрастия случайно совпали.

– Значит, ты познакомился на танцах?

– Да, и для меня это оказался счастливый случай. Мы сразу почувствовали родство душ. Я надеюсь на долгое и счастливое будущее с твоей матерью.

В Сюзанне зародилось недоверие. Теодор – человек со средствами и выглядит для своего возраста просто великолепно. Мать бесспорно тоже милая женщина, но... почему он не подыскал себе кого‑нибудь помоложе?

– Тебя тоже огорошила безумная идея моей матери? – спросила она. – Или ты уже обо всём знал заранее?

Он несколько смущённо смотрел на скатерть, вертя свой бокал за ножку.

– Если быть честным, я должен признаться, что хорошо знал об этой, как ты изволила выразиться, безумной идее.

Она удивилась:

– Неужто?! И ты не намылил ей за это шею?!

– Это было бы бессмысленно. Твоя замечательная мать очень страдает оттого, что её род прекратился. Мы долго обсуждали, как помочь этой беде. Мы строили бесконечные планы и снова и снова их отвергали. К несчастью, однажды мы набрели и на эту мысль, и больше твоя мама от неё уже не отступалась. Она очень боится старости–и собственной, и дочерей.

– Но в наши дни шестьдесят не возраст! Она может наслаждаться жизнью с тобой. Путешествовать, танцевать, разводить розы и ещё бог знает что делать. Ты не мог её в этом убедить?

– Она хочет внука. В этом для неё, собственно, и состоит смысл старости. А развлечения – только потом.

– И ты действительно веришь, что одна из нас пойдёт на это?

– Одна‑то уж точно. А то и...

– Да у тебя неправильные представления, Теодор! Женщины, имеющие твёрдые жизненные принципы, не повернутся вдруг на сто восемьдесят градусов ради какого‑то маленького семейного домика. Как она может считать собственных дочерей такими бесхарактерными?

Он подлил вина Сюзанне и себе, отпил глоток и, наслаждаясь, выпятил нижнюю губу. После чего спокойно ответил:

– Тебе знакомо понятие «детерминизм»?

Она посмотрела на него поверх очков:

– Какое отношение это имеет к нашему случаю?

– Ещё какое! Если ты позволишь, я начну издалека. Как ты знаешь из школьной программы, биологическое поведение определяется генами. Когда кошка видит мышь, она превращается в хищного зверя.

– Сравнение очень притянутое, Теодор!

– Разумеется, человеческое поведение гораздо сложнее. Но и оно определяется генами.

– И воспитанием.

– Верно. Наследственность и окружающий мир – вот детерминанты нашего поведения. Свободы у человека нет.

Она наморщила лоб.

– Но это... это очень пессимистическая точка зрения.

– Это жестокая правда. Все действия, в том числе и повседневные, самые незначительные, обусловлены наследственностью и воздействием внешней среды. Если знаешь эти детерминанты, человеком можно манипулировать. Свобода сделала бы нас непредсказуемыми. Поэтому её и не бывает, она, к сожалению, всего лишь романтическое представление о желаемом.

Сюзанна отрицательно покачала головой:

– Но это бы значило... что все мы не отвечаем за свои действия... Нет, меня это не убеждает.

Он слегка улыбнулся:

– Каждый человек поначалу сопротивляется этому. Больно, когда нам отказывают в столь желанной свободе. Но свобода не что иное, как философская фикция, которой человек тешит свое самолюбие. Правда, как ни грустно, жестока. Поэтому желанных, запланированных детей не бывает.

– Как это?

– Дети рождаются потому, что это заложено в природе мужчин и женщин. На самом деле никто не решается на это свободно. В противном случае мы как вид исчезли бы с лица земли.

Она подавила в себе неприятное чувство.

– Хорошо, не будем выяснять, насколько ваше утверждение истинно, допустим, что это так. Но мои сестры не позволят, чтобы ими манипулировали из‑за какого‑то там дома.

– Позволят, – вздохнул он, – прямо или косвенно. – И затем добавил: – Знаешь, в твоём возрасте я тоже мыслил так же идеалистически. Пока жизнь не открыла мне глаза. Опыт познания был горек, а в конце я пришёл к дремучей прописной истине: каждый человек продажен, каждый поддаётся манипулированию. И ты, Сюзанна, тоже.

– Я не буду участвовать в этом соревновании, Теодор.

– Спорим, будешь!

– На что спорим? Может, на дом?

– Вот ты и попалась!

Она рассердилась и резко заявила:

– Не обольщайся! Я не могу в этом участвовать, – и строптиво добавила: – И не хочу. У меня маленькая, уютная квартирка в Вурцельбахе, в которой я прекрасно себя чувствую и которая мне почти ничего не стоит. И больше мне ничего не нужно.

Он удивлённо вскинул брови:

– Вурцельбах? Вурцельбах? Это не там ли, где зайцы и ежи говорят друг другу спокойной ночи?

– Это всего в двадцати минутах езды от города.

– Двадцать минут... Так‑так... И ты хочешь уступить своей сестре – всё равно какой – своё наследство?

Она отпила большой глоток вина.

– И вот что, я хочу, чтобы моя мать знала: как только она таким путём добьётся внука, она потеряет двух дочерей.

Он очень серьёзно возразил:

– Своих дочерей она уже потеряла.

Сюзанна примолкла. Теодор был умён, гораздо умнее, чем она думала, пусть и с несколько догматичными взглядами. Но опять это смутное подозрение... Что‑то за всем этим стоит.

Она решительно и упрямо тряхнула головой:

– Нет, я верю в свободу и силу, которая устоит против манипулирования.

Теодор вздохнул:

– Бедное дитя.