Ночь затруднительных положений

(Вся семья в сборе. Пьют чай или травяной отвар. Фернан только что вернулся. Он в шляпе, в ногах, чемодан.)

ФЕРНАН. Приезжаю в одно место. Выставляю товар. Встал вместе с солнцем. Погода! Чувствуешь себя словно сыр в масле. Около девяти око­ло меня останавливается красивая женщина. Я не повел бровью – тактика типа "я не тороплюсь продать." Вдруг вопль: женщина с выпученными гла­зами указывает рукой в перчатке на прекрасный музыкальный инструмент из Малой Азии, инструмент просто чудо, и утверждает, что он принадлежит ее матери, что семейная реликвия, что они договорились, что она его унас­ледует, что здесь видимо имела место кража, что она заявит в полицию, ой-ой-ой...! Я не теряю спокойствия. Я описываю ей ее мать: седые волосы, очень короткая стрижка, голубые глаза, иностранный акцент. Я говорю ей: у меня есть ее номер телефона, вы можете позвонить. Ой-ой-ой... Она начи­нает рыдать. Теряет равновесие, она сейчас потеряет сознание и свалится на мои графины из богемского стекла. Я поддерживаю ее и говорю: "Ино­гда, нужда заставляет...". Рыдания усиливаются... Я угощаю ее кофе.

БЕНУАТ. Ты бросил товар?

ФЕРНАН. Из моего термоса. (Небольшая пауза. Похоже, никому не хочется слушать продолжение.) Ну как вы здесь?

КАМИЛЛА. Потихоньку.

РИШАР. Один мой приятель покончил с собой.

ФЕРНАН. Почему?

РИШАР. По официальной версии, неизвестно от чего. Но я знаю, что он был влюблен в замужнюю женщину, он попросил ее уйти к нему, а она отказалась.

ФЕРНАН. Сколько ему было лет?

РИШАР. Семнадцать.

БЕНУАТ. Ты ничего нам не сказал.

КАМИЛЛА. Нам и так хватает проблем.

ФЕРНАН. А как он это сделал?

РИШАР. Повесился на шарфе, который она ему подарила.

ФЕРНАН. Боже мой, в наше время было меньше самоубийств.

РИШАР. Самое главное, он умер девственником. Когда мы говорили о путешествиях, или о будущем, он всегда повторял: "Не суетись, стари­на, не суетись. "Он хотел стать пилотом. А улетел раньше времени.

БЕНУАТ. Это малыш Рено?

РИШАР. Нет.

БЕНУАТ. Ты напугал меня!

ФЕРНАН. Вы отдали ему мои тапки?

РИШАР. Старые

ФЕРНАН. Они еще были хорошие. Он больше не выходит из на­шей… из своей комнаты?

БЕНУАТ. Он слишком слаб...

ФЕРНАН. Вот уже три месяца...

КАМИЛЛА....и одиннадцать дней...

РИШАР....одиннадцать ночей...

ФЕРНАН. С тех пор, как он у нас поселился, я не заметил в нем из­менений...

БЕНУАТ. Тебя никогда нет дома. А когда ты дома, ты на него не смо­тришь.

ФЕРНАН. Он никогда не выходит из комнаты!

БЕНУАТ. Он тебя не беспокоит!

ФЕРНАН. Уж лучше бы немного беспокоил! Уж лучше бы жил сре­ди нас! Я предпочитаю компанию человека, а не улитки!

БЕНУАТ. Он бледнеет с каждым днем!

КАМИЛЛА. Не бледней, чем когда приехал.

РИШАР. Он такой же бледный, как я, когда болею.

БЕНУАТ. У меня материнский взгляд: я лучше вижу.

РИШАР. Он выходил сегодня ночью.

БЕНУАТ. Откуда ты знаешь?

РИШАР. Я возвращался: мы встретились в саду.

БЕНУАТ. Поздней ночью...

ФЕРНАН. При полной луне!

БЕНУАТ (Ришару). Как он выглядел?

РИШАР. Он был в джинсах!

БЕНУАТ. Нельзя сказать, что вы ведете себя уважительно!

ФЕРНАН. Как раз наоборот, я просто переполнен уважением! С тех пор, как он здесь, мы живем как-то обрывочно! Эта комната так давит, как будто там чучело слона.

БЕНУАТ. И вы еще будете мне говорить, что его худоба не выглядит угрожающей. Клоэ?

КЛОЭ....он – между худым и совсем тощим...

БЕНУАТ. Выходить на улицу в такую прохладную ночь... Естествен­но, что он кашлял с утра.

КАМИЛЛА. Это я кашляла.

БЕНУАТ. Тогда предупреждай!

ФЕРНАН. Рассказывать вам продолжение... или...

БЕНУАТ. А не организовать ли ему небольшой праздник. (Всеобщее удивление.) Такой изящный праздник, как на старинной гравюре. Немно­го шампанского, драже, грибы...

РИШАР. Съедобные?

БЕНУАТ. Пудинг... и немного музыки... семейные слайды....

КЛОЭ. Семейные?

БЕНУАТ. Мы хотели стать для него семьей: так пусть это согреет его.

КЛОЭ. Когда он увидит нас в купальных костюмах на берегу моря,

когда он увидит нас на качелях или как мы веселимся в предвкушении именинного пирога со свечками...

ФЕРНАН. Ваша мать убедит его, что это он снимал.

БЕНУАТ. Вчера утром он напевал в ванной своим хрипловатым голо­сом...

КЛОЭ. Мама, у него не хрипловатый голос.

БЕНУАТ. Светлый, если вам так большей нравится!

КАМИЛЛА. Если у него светлый голос, завтра я запою Вагнера.

БЕНУАТ (настойчиво, начиная нервничать). Светлый! Светлый, как белый цветок лилии! Откройте уши! Вы словно договорились противоречить мне сегодня. (Фернану.) Ты мог бы хоть шляпу снимать, приходя домой.

ФЕРНАН. Я бы мог и голову снимать, приходя домой.

(Взаимное недовольство. Пауза.)

БЕНУАТ (желая подбодрить свое семейство). Ну! Ну! Нельзя распу­скаться! Особенно мне. Что трудно, то и полезно. Мы предприняли путе­шествие в Антарктику. Нам будет все трудней. И каждый из нас знает это. То, что мы сейчас делаем, невозможно принять частями. Это наваливает­ся на нас целой глыбой и уже ничего не изменить. Это путешествие во льдах пугает нас потому, что мы отвыкли смотреть смерти в лицо. Рань­ше, мы принимали ее, если не как приятельницу, то как знакомую. В верх­ней комнате дедушка доживал свои последние дни. Его нельзя было ос­тавлять одного. К нему посылали ночевать кого-то из детей, чтобы до по­следней минуты он чувствовал тепло жизни. И ребенок засыпал возле своего предка. А внизу, в гостиной, тем временем играли в карты, или в домино, пили теплое вино, рассказывали истории о привидениях. Агония могла длиться два-три дня. Дети тогда не боялись смерти.

РИШАР. А потом, дети, которые никогда не боялись смерти, шли на войну и умирали в чистом поле, без тепла и без дедушки!... Давай, Фернан, дорасскажи свою историю... Итак, ты угощаешь ее кофе из термоса...

ФЕРНАН. Она, рыдая, пьет мой кофе из моей старинной чашки, хо­чет попудриться, я протягиваю ей старинное зеркальце...

РИШАР. И ты делаешь ей предложение!

ФЕРНАН. Не успеваю! Какой-то покупатель начинает приценивать­ся к тазику для бритья и, когда я оборачиваюсь, я не нахожу ни моего вос­точного инструмента - уникальный экземпляр - ни плачущей женщины...

РИШАР. Уникальный экземпляр...

ФЕРНАН. Ой-ой-ой! он исчез.

БЕНУАТ. Прекрасный трюк. Здорово сыграно!

ФЕРНАН. Вы тоже так думаете?

(Все смеются. Какой-то шум.)

БЕНУАТ. Тихо!

(Все одновременно поднимают головы.)

РИШАР. Вот как мы теперь и живем: вся семья прислушивается к шумам сверху.

БЕНУАТ. Я схожу туда.

КАМИЛЛА. Он просто уронил книгу.

БЕНУАТ. Он больше не может читать.

КЛОЭ. Мама, он читает. Он много читает.

РИШАР. Дети меняются. Родители тоже. В двенадцать лет я просил вас приютить того парня, который играл на саксофоне возле лицея...

БЕНУАТ. Это был клошар...

РИШАР (с нажимам). Что такое по-твоему клошар?

КАМИЛЛА. Клоэ верна себе. Клоэ – само обаяние. Она могла бы связаться даже с крокодилом. О, с прелестным крокодильчиком! Скорее, приготовим ему ванну с водорослями и шоколад со сливками!

БЕНУАТ....А если это недомогание...

КЛОЭ. Я схожу туда. (Выходит.)

ФЕРНАН. Она случайно не влюблена? Это было бы ужасно.

БЕНУАТ (растерянно). Влюблена? Она еще так мала.

(Все смеются.)

КАМИЛЛА. Как-то она сказала, что не хочет жить "в зависимости от любовных привязанностей".

ФЕРНАН. Тревожный знак! В ее возрасте говорят одно, а желают совершенно другого.

РИШАР. Так значит, у рыдающей женщины был сообщник!

ФЕРНАН. Если бы ты был со мной.

РИШАР. Я не люблю старья.

ФЕРНАН. Это не старье, а старина.

РИШАР. Я люблю все гладкое, полированное, без излишеств и одно­цветное...

ФЕРНАН. Ты что пластмассу любишь?! А ведь какое прекрасное за­нятие. Здесь нужно чутье, общительность, самоконтроль...

КАМИЛЛА. И термос!

ФЕРНАН (мечтательно). Да... многие говорят об информатике, роботах, компьютерных картинках, электронике. А я разыскиваю хрупкие предметы... пришедшие из далеких времен. Конечно, меня тоже беспоко­ит будущее. Но эта чашка с бледно-голубыми цветочками, к которой при­кладывается трепещущая невеста, действует на меня успокоительно. Ког­да у меня спрашивают, сколько она стоит, я говорю, что она "отложена". Мне хочется сохранить ее подольше возле себя.

(Всем смотрят на Фернана. Для всех это его признание звучит как откровение. Возвращается Клоэ.)

КЛОЭ. Он ушел.

ФЕРНАН. Он только и делает, что уходит! Он сюда пришел, чтобы все время уходить!

БЕНУАТ. Он больной, но не калека!

ФЕРНАН. Когда болеют, обычно сидят в своей комнате, или отдают ее назад!

РИШАР. Правда, мне тоже стала надоедать такая ситуация. Смерть-это противно, но понятно. Она режет, она разлучает, она сокрушает, она обрубает все концы, но когда вся семья погружается в какое-то ожидание, которое даже не осмеливается назвать своим именем, во главе с мужественной матерью, нет, нет, это уж слишком, если так будет продолжаться, я пойду в армию!

ФЕРНАН. Мой отец говаривал: "Нельзя одновременно свистеть и есть хлеб".

БЕНУАТ. Объясни пожалуйста.

ФЕРНАН. Это значит, если уж героизм усадили за стол, нечего раз­говаривать с ним о капустном супе. Иначе, это уже свинство.

БЕНУАТ. И это ты говоришь! Ты отсутствуешь по две недели. Ночу­ешь в гостиницах, где никогда не работают телефоны...

ФЕРНАН. У меня нет времени на починку телефонных кабелей!

БЕНУАТ (пылко, но не агрессивно – это ведь дружная семейная па­ра). Ах у тебя нет времени?!... а у меня полно времени, мой старичок, я прихожу с работы, завожу стиральную машину, звоню слесарю из-за про­клятой протечки проклятого унитаза, а он гоняет меня с одного телефон­ного ответчика на другой, несу в починку твои ботинки, бегаю за подпи­сями под письмом в защиту сквера Фредерика Шопена (все-таки три бе­резы и грядка тюльпанов – это лучше, чем ничего!), бегаю вовремя опла­чивать счета за газ и электричество, поливаю бонсаи, кормлю кошку, ко­торая ест за двоих... разыскиваю свое потерянное обручальное кольцо, пи­шу письмо тетке, которая скучает в доме отдыха и не может там этого отдыха обрести, поддерживают морально свою подругу, которой предстоит специфическая операция, звоню матери, которая все спрашивает, как ей можно с тобой связаться, заполняю бумаги на страховку для всей семьи, ищу в каталоге подходящий по цене пылесос, потому что у нашего уже тя­га не больше, чем у сквозняка...

ФЕРНАН. Ты потеряла обручальное кольцо?

РИШАР. Я тоже иногда кормлю кошку!..

БЕНУАТ....составляю список покупок, за которыми отправлюсь зав­тра после работы, прежде чем начать преследование слесаря.

КЛОЭ. Мама... скажи мне, как надо поливать бонсаи.

КАМИЛЛА. Ты бы нас попросила поискать кольцо...

БЕНУАТ. Женщины выходят замуж не за мужчину, а за Время. Они как лошади в загоне...

ФЕРНАН. Что делать! Две международных выставки! Две самых се­рьезных ежегодных выставки старины. Покупатели, набитые марками и долларами!

БЕНУАТ. А когда мужчина возвращается, он преподает нам урок правильного поведения и обвиняет нас в свинстве!

ФЕРНАН. Бенуат, так зачем же ко всем этим нагрузкам, которые мне известны и которые, в меру своих слабых возможностей я стараюсь облег­чить, добавлять еще одну, которая тяжелее всех прочих!?

БЕНУАТ. Потому что это не нагрузка.

(Молчание.)

КАМИЛЛА. Ладно. Сегодня в кинотеатре "Аполлон" фильм ужасов. Так что мы с Ришаром оставляем вас между героизмом и свинством. Идешь с нами, Клоэ?

КЛОЭ. Нет, спасибо, я пойду спать. Спокойной ночи. (Выходит.)

РИШАР (Фернану). Сколько надо дать на чай бедной билетерше, ко­торая целыми днями не видит солнца?

ФЕРНАН (доставая из кармана купюру). Хватит?

РИШАР. Для билетерши, хватит!

КАМИЛЛА (изображая ужас жертвы). А за ужасы?

ФЕРНАН (дает еще одну купюру).

КАМИЛЛА. Ужасы благодарят тебя... а что касается свадьбы, пого­ворим после...

БЕНУАТ. Пожалуйста, Ришар, смени носки, раз ты идешь в кино...

РИШАР. Только не ради фильма ужасов.

ФЕРНАН (Камилле),...свадьбы?

КАМИЛЛА (показывает жестом, что сейчас не нужно ее расспра­шивать)....после...

(Ришар и Камилла выходят.)

ФЕРНАН. Они так испуганы, что прячутся за ужасы.

БЕНУАТ. Они не испуганы. Это просто здоровые дети.

ФЕРНАН. А Клоэ, которая предпочитает лечь в постель?

БЕНУАТ. Она рано встает. И у них сейчас контрольные.

ФЕРНАН. Камилла встает намного раньше.

БЕНУАТ. Камилла – трактор.

ФЕРНАН. А Ришар?

БЕНУАТ. Каждый раз, когда ты возвращаешься, ты спрашиваешь, "А Ришар?" "А что Ришар?" Да ничего. Ничего. Это ясно.

ФЕРНАН. Он нарочно так поступает?

БЕНУАТ. Конечно. Сейчас ему не нравится работать. Он гораздо ум­нее нас. Очень способный. Стоило ему заняться ванной – и она как но­венькая. Он не любит работать. Работа еще не стала частью его сознания. Он все еще играет в шарики.

ФЕРНАН. Великолепно. Нечего сказать. Молодой человек бросил лицей, потому что все учителя там – ничтожества. Подписался на "Науку и Жизнь". Он сильнее всех в астрономии и генетике. Но никак не расста­нется со своими шариками! Ой-ой-ой! Он собирается найти работу, где ему будут платить просто так? Никто на свете не согласился бы так все по­ломать в своей жизни... ради... (Взгляд на потолок.)

БЕНУАТ. Фернан, почему ты не можешь просто сказать, что ты гор­дишься нами?

ФЕРНАН. Горжусь? Страшно беспокоюсь, это да! Послушай, Бенуат, что с нами по-твоему будет, с тобой... с детьми... с твоей матерью... с сестрой, ой-ой-ой! ведь – извини, ты, конечно, скажешь, что я – чудовище, ведь мы, находясь под собственной спальней, ходим на цыпочках, разго­вариваем как заговорщики, если смеемся, то приглушенно, мы загнаны в угол и ждем чего-то, что вроде бы должно случиться и все никак не слу­чится... Вот уже пять месяцев... (Пауза.)

БЕНУАТ. Три...

ФЕРНАН. По моральной усталости – все пять... мы все заложники невыносимой ситуации. Уверяю тебя, я забочусь о вас... и гораздо больше, чем кажется...

БЕНУАТ. Все решает смерть. Всегда она. Во все времена она одна.

ФЕРНАН. Что ты такое говоришь! А если эта таинственная болезнь будет тянуться и нас тянуть за собой в течение месяцев, лет – а почему бы и нет? – что ты тогда думаешь делать?

БЕНУАТ. Не больше, не меньше, чем сейчас. Я заключила соглашение.

ФЕРНАН. Нет. Так продолжаться не может. Я будто по толченому стеклу хожу. У меня все кости ломит; в бронхах у меня словно мыши шур­шат. Я ем какие-то крошки...

БЕНУАТ. А твое несварение прошлой ночью?

ФЕРНАН. Это было несварение от крошек...

БЕНУАТ. Тебе же сказали, что это незаразно.

ФЕРНАН. Речь не идет о заразности. А о предчувствиях. Я слышу, как смерть наступает мне на голову: там наверху в моей спальне кто-то ре­петирует и исполняет последние фрагменты моей жизни.

БЕНУАТ. Ты с ума сошел!

ФЕРНАН. Я и сам справлюсь: мне не нужен дублер.

БЕНУАТ (хохочет).

ФЕРНАН. Я иногда думаю, может быть ты слегка не в себе.

БЕНУАТ (вдруг становясь серьезной). Такой крошечный поступок, Фернан... На земле всегда льется кровь... Но сегодня, когда человек по­скальзывается на крови невинных людей, он говорит: "Ой, пора поменять набойки на ботинках!".

ФЕРНАН. Как это будет у него... в конце?

БЕНУАТ. Невероятная усталость... потом что-то вроде паралича...

ФЕРНАН. Господи, куда мы идем?

БЕНУАТ. Мне кажется, в последнее время он стал совсем прозрач­ным.

ФЕРНАН. Прозрачным... (Небольшая пауза.) Не слишком ли много страдания мы взвалили на себя? Я сплю все хуже и хуже.

БЕНУАТ. Я тоже. Но я люблю теперь этого ребенка, как своего соб­ственного.

(Пауза.)

ФЕРНАН. 0-ля-ля-ля-ля-ля!

БЕНУАТ. Ты прав, Фернан.

(Она выходит. Фернан остается один, в задумчивости, крайне утомленный.)

ФЕРНАН....ля-ля!

(Бенуат возвращается с бутылкой шампанского и стаканами.)

БЕНУАТ. Ведь не только по случаю дня рождения. За женщин и муж­чин, какими мы становимся. За все то, что оставляем. За все, что хотели сказать. За забвение. За бывшие и будущие ссоры. За все, от чего мы бы­ли избавлены. О Фернан, Фернан! Мы вместе, да и жасмин в этом году так буйно цветет, по сравнению с прошлым.

ФЕРНАН. Прозрачный!

БЕНУАТ. Выпей!

(Затем оба, сидя в абсолютно одинаковом положении начинают пре­даваться воспоминаниям.)

ФЕРНАН. Я был молод. Это была моя первая поездка в Италию. Я тогда еще не знал, что такое оптическая иллюзия. Я даже слова такого не знал. Было знойное лето. Я зашел в один монастырь, чтоб найти там про­хладу. В старинной трапезной, темной, пахнущей воском, стоял массив­ный дубовый стол, накрытый для полдника: графины с розовым вином и вазочки с мороженым. И какие-то очистки фруктов, я нагнулся, чтобы по­добрать их. Смотритель только того и ждал: он начал хохотать.

БЕНУАТ. Это был поразительно сильный крестьянин. Я восхища­лась им: девчонкой я видела, как он встал на колени, держа за рога разъя­ренного быка, который хотел удрать с пастбища.

ФЕРНАН. Я потом много раз бывал в Италии... те поездки были ин­тересней, либо связаны с более плотскими удовольствиями, либо более лихие, были и другие монастыри. В одном из них, помню, было подобное изображение каменных плит с нарисованной "выщербленностью". Мно­гие посетители там вывихнули лодыжки. Я видел, как одна женщина спо­ткнулась о "разбитую" плитку и упала...

БЕНУАТ. Родители не любили этого человека, потому что совсем мо­лодым он вступил в партию. А я как раз и любила его за то, что он вступил в партию. Он помогал этой жалкой деревушке как-то держаться.

ФЕРНАН. Однажды в шестой или седьмой раз я был в Италии, я лю­бил ее как невесту, и наконец я нашел "монастырь, где все, абсолютно все было иллюзорным, колонны, выступающие из стены, лестницы, ведущие в несуществующие коридоры, каменные окна, в которых видно облачное небо. В одном из залов – колодец прямо в полу…

БЕНУАТ. Я стала забывать ту землю, откуда я родом. И этого дядю, который умел укрощать быков. Я выросла. И сама вступила в партию.

ФЕРНАН. И колодец прямо в полу. Посетители радостно пугались.

Мужчины подталкивали своих жен к темному отверстию, а женщины изо­бражали испуг, испуская странные крики... Смотрители очень веселились.

БЕНУАТ. Я однажды летом приехала туда, это было плохое лето. Когда Отец всех народов перестал быть отцом. Открылось, что он был худшим из тиранов. И я видела, как этот сильный крестьянин плакал, под­нося к глазам скомканный полосатый платок.

ФЕРНАН. Женщины вскрикивали, а смотрители смеялись! Но в тот день случилось несчастье. Пропала пятилетняя девочка. Обшарили весь монастырь. Монах на входе клялся, что ни один ребенок не выходил, ни в одиночку, ни в сопровождении взрослых. Приехала полиция. Поиски ни­чего не дали.

БЕНУАТ. Однажды ночью он вырыл посреди огорода глубокую яму. Утром мы нашли его там, закопанного по самую шею. Он угрожал, что убьет тех, кто помешает ему умереть. Он бы это сделал. Он умер в слезах.

ФЕРНАН. Я потом узнал, что после этого зал с нарисованным колод­цем закрыли.

(Пауза. Оба "возвращаются". Улыбаются друг другу.)

БЕНУАТ (показывая на потолок). Мы не правы?

ФЕРНАН. Даже если мы правы, разве это правильно? (Входят КАМИЛЛА и Ришар.) Уже?

РИШАР. Дешевый фильм. Я сам могу создавать такие эффекты у се­бя на кухне. Понимаешь, это история одного народца, который должен пи­таться человеческими головами, но живыми и еще теплыми...

ФЕРНАН. Интересно...

РИШАР. Тогда они призывают жрецов, которым поручается отыс­кать какой-то гриб, имеющий свойство...

КАМИЛЛА. Мы завтра за завтраком расскажем тебе продолжение... Фернан, звонила твоя племянница. Она пятнадцатого выходит замуж. В Германии.

ФЕРНАН. Пятнадцатого какого месяца?

КАМИЛЛА. Этого.

ФЕРНАН. Это поможет нам встряхнуться. Я оплачиваю самолет.

БЕНУАТ. Кто поедет?

ФЕРНАН. Да мы все.

БЕНУАТ. Я не поеду. Никак нельзя оставлять его одного.

ФЕРНАН. Как? Это мой единственный брат, моя единственная пле­мянница, это ее первая свадьба...

БЕНУАТ. Нельзя посещать все свадьбы...

ФЕРНАН. Речь идет лишь об одной.

КАМИЛЛА. Что скажем?

БЕНУАТ. Что я больна.

РИШАР. Клоэ терпеть не может такие церемонии.

БЕНУАТ. И мы оставим этого ребенка один на один с его испытанием?

ФЕРНАН. Ну вот. Мы даем приют молодому человеку. Дарим ему свое тепло, свой дом, сад, а сами не можем из-за него на свадьбу поехать.

КАМИЛЛА. Мы сами пожелали приютить этого молодого человека;

будем искать выход.

РИШАР. Соседка всегда предлагала свои услуги...

БЕНУАТ. Мы должны быть с ним до конца.

ФЕРНАН. Почему несчастье должно произойти именно за эти три дня?

БЕНУАТ. А можно ли утверждать, что нет?

КАМИЛЛА. Возьмем его с собой.

БЕНУАТ. Вот еще! Чтобы несчастье случилось в разгар церемонии!

ФЕРНАН. И никто из нас не знает немецкого!..

(Входит Жозеф.)

ЖОЗЕФ. Что-нибудь случилось?

ВСЕ. Нет, нет… Вовсе нет.

БЕНУАТ. Нет, успокойтесь, Жозеф.

ЖОЗЕФ. У вас был озабоченный вид, я испугался за вас...

(Пауза.)

ФЕРНАН. Как вы себя чувствуете?

ЖОЗЕФ. Не знаю... Я вижу, что у вас из-за меня все больше и боль­ше проблем...

БЕНУАТ. Вы здесь в семье... И мы здесь с вами...

ЖОЗЕФ. Я знаю...

БЕНУАТ. Если будет хорошая погода, завтра пообедаем в саду. Вам это доставит удовольствие?

ЖОЗЕФ. Да... И на будущий год, в это же время жасмин и розы тоже будут в цвету?..

БЕНУАТ (смущенно). Конечно.

ЖОЗЕФ. Да... Все будет продолжаться... конечно... Лето за летом. Из года в год деревья будут покрываться листвой. Бронзовые ручки на воро­тах еще долго будут блестеть, теплое небо останется прежним... И каждую зиму Фелиси будет зарываться в землю, но выползать из нее живой... На двери дома с голубыми ставнями на руке изображено обручальное кольцо. Я дотронулся – оно было еще теплым... А на улице Малой Армии парочки все так же будут целоваться под золотым светом фонарей... Мне стыдно... Это трудно...

РИШАР. А не сыграть ли нам в шахматы?

БЕНУАТ. Так поздно?

РИШАР. Да, мама, мы зажжем свет. (Фернану.) Он здорово играет, настоящий Карпов.

ЖОЗЕФ. Чтобы играть в эту игру, нельзя думать ни о прошлом, ни о будущем.

КАМИЛЛА. Почему ты не приглашаешь нас на свои ночные прогулки?

ЖОЗЕФ. Я далеко не хожу... Сегодня вечером на площади Гуттенберга был импровизированный бал... аккордеон, ударные, и скрипка...

РИШАР. В честь чего?..

ЖОЗЕФ. В честь одной женщины, которая не могла иметь детей - она убирается во всех домах квартала и все ее любят – у нее недавно родились двойняшки. Ее муж – черный, одна женщина пригласила меня на танец...

КАМИЛЛА. Молодая?

ЖОЗЕФ. Не совсем.

РИШАР. Хорошо было?

ЖОЗЕФ. Да. Но... Я остановился во время танца... Я вдруг подумал, что должен уйти из вашего дома.

БЕНУАТ. Почему?

ЖОЗЕФ. Это ожидание того, что должно случиться, слишком дол­гое для меня, и еще дольше для вас, ведь я догадываюсь, что вы старае­тесь не думать об этом...

БЕНУАТ. И куда же вы пойдете?

ЖОЗЕФ. Скоро установится хорошая погода. Можно жить на воздухе.

БЕНУАТ. Тогда мы привяжем вас к кровати.

ЖОЗЕФ. На обратном пути я вспомнил множество забытых вещей. Я вспомнил, что когда был маленький, не умел завязывать шнурки. Что первый фильм, который я увидел, был фильм Чаплина и что я плакал из-за собаки. Что позже я привел в дом собаку – я сказал, что она потерялась, но конечно, это была неправда – и мне устроили хорошую взбучку. Что од­нажды в парке один человек так странно посмотрел на меня, что я покрас­нел.Не знаю почему, я вам все это рассказываю...

КАМИЛЛА. А двойняшек ты видел?

ЖОЗЕФ. Да. Одна совершенно белая, а вторая абсолютно черная.

КАМИЛЛА. Они похожи?

ЖОЗЕФ. Как день и ночь. (Все смеются.) Очень хороша играла скрипка...

(Входит Клоэ и смотрит на всех, обращаясь к Жозефу.)

КЛОЭ. Ты устал?

ЖОЗЕФ. Тебе нужно поговорить с родителями. (Выходит.)

КЛОЭ. Что случилось?

БЕНУАТ (ласково). Ничего, милая... Ничего. (Клоэ выходит.) Я нахо­жу, что он похож на ангела.

КАМИЛЛА. Находи, мама, находи.

ФЕРНАН. А что со свадьбой?

КАМИЛЛА. А я нахожу, что нам маловато страданий. Все это как-то мелко, скромно, без размаха. Все океаны призывают на помощь! а мы при­ютили одну капельку! Тридцать процентов детей в мире подвергаются из­девательствам и растлению, другие тридцать процентов умирают от голо­да, остальные скучая развлекаются с электронными игрушками. Сегодня понедельник, в субботу на планете станет на двести пятьдесят тысяч де­тей меньше. На двести пятьдесят тысяч меньше, в то время как мы с Ри­шаром пойдем на фильм ужасов в "Аполлон".

БЕНУАТ. У меня нет места, чтобы принять двести пятьдесят тысяч детей в неделю.

КАМИЛЛА. "Святой Мартин поделился половиной плаща с нищим. И оба они умерли от холода". Отдадим плащ целиком или оставим его се­бе. Все остальное – игрушки. Объявляю тебе, мама, что вчера мы с Клоэ долго беседовали с Жозефом. Он нам сказал, что чувствует себя намного лучше.

БЕНУАТ. Ах, вот откуда у него это беспокойство! Это то, что назы­вают ремиссией.

ФЕРНАН. Так как быть со свадьбой в Вюртенберге?

(Затемнение.)

Что с нами происходит?

(Ночью. Фернан и Бенуат встречаются. В руках у Бенуат стакан и графин.)

БЕНУАТ. У меня такая жажда...

ФЕРНАН. У меня тоже...

БЕНУАТ. Это шампанское...

ФЕРНАН. Где ты берешь воду?

БЕНУАТ....В кухне... а что?

ФЕРНАН. В ванной течет вода из источника... она спускается с Альп...

БЕНУАТ. Ты пытаешься рассмешить меня?

ФЕРНАН. Пытаюсь.

БЕНУАТ (наливает воду и смотрит на него. Пьет, потом протяги­вает стакан Фернану).

ФЕРНАН. Ты не можешь заснуть?

БЕНУАТ. Не могу.

ФЕРНАН. Слушай!... Я хотел пожелать тебе доброй ночи... ты уже спала.

БЕНУАТ (уклоняясь от него). О!.. Ты меня удивляешь.

ФЕРНАН. Что с нами происходит?

БЕНУАТ. Не знаю... Пока не знаю.

ФЕРНАН. Почему мы больше не занимаемся любовью?

БЕНУАТ (с усилием)....Что-то словно леденит меня...

ФЕРНАН. Я знаю

БЕНУАТ. Может быть... мысль о смерти убивает любовь в наших объятьях.

ФЕРНАН. И между ног тоже.

БЕНУАТ. Тело не признается во всем, что думает.

ФЕРНАН. Не переходим ли мы границы?

БЕНУАТ. Когда все становится слишком сложно, достаточно пред­ставить себе, что кто-то любит нас и внимательно на нас смотрит.

ФЕРНАН. Кто же нас так любит, чтобы смотреть на нас в этот мо­мент. Мы больше не смеемся, Едва смеем дышать. Камилла ведет какие-то странные речи. Ты теряешь обручальное кольцо. И ты хочешь, чтобы кто-то смотрел на нас!

БЕНУАТ. Мы еще станем упрекать его, что он никак не умрет.

ФЕРНАН. Как ему удалось вообще не иметь родственников?

БЕНУАТ. Он теперь не сирота. У него есть мы.

ФЕРНАН. Мы и его не спасем и сами погибнем. А ты вечно броса­ешься вперед, как локомотив.

(Он протягивает ей стакан, который она наполняет водой.)

БЕНУАТ. Не беспокойся. Я еще вернусь.

ФЕРНАН. А я беспокоюсь. Чем дальше, тем больше ты меняешься, и дом словно уменьшается. (Пауза.) А наш отпуск?

БЕНУАТ. Мы дождемся снега.

ФЕРНАН. И я как всегда упаду.

БЕНУАТ. Ты сейчас находишь меня несколько холодной?

ФЕРНАН. Что-то вроде статуи в глубине парке. А ведь какое пре­красное лето! Годы пройдут, пока снова дождешься такого вдохновляю­щего неба! Перед отъездом между березами повешу гамак.

БЕНУАТ. Кошка окотилась.

ФЕРНАН. Сколько их?

БЕНУАТ. Двое.

ФЕРНАН. Оставим их.

(Пауза.)

БЕНУАТ (совсем тихо). Фернан... я хочу, чтобы мы дождались... конца.

ФЕРНАН. Завтра надень красное платье, которое ты купила на мой день рождения...

БЕНУАТ. Мы ведь хорошая пара?

ФЕРНАН. Да. Но нельзя, чтобы остывали наши простыни.

Главное – выдержать

(Ночью.)

ЖОЗЕФ. Скажи родителям, чтобы выкинули меня.

КЛОЭ. Они тебя любят.

ЖОЗЕФ. Они меня не знают.

КЛОЭ. Они меня знают.

ЖОЗЕФ. Поддержи меня.

КЛОЭ (обнимает его). Я тебя поддерживаю.

ЖОЗЕФ. Они говорят обо мне?

КЛОЭ. Постоянно.

ЖОЗЕФ. Я ведь мог родиться в вашей семье. У меня не было ниче­го, когда я сюда пришел. И скоро я все потеряю. Клоэ, но почему я? Все живут, дышат, назначают друг другу свидания, и лишь один я должен уме­реть. Один я... Кто-то нашептывает мне день и ночь. Печален не сам уход, а то, что не узнаешь продолжения... Как все будет происходить в мире дальше. Что изобретут... Не услышишь больше ни птиц, ни поездов в но­чи. Жизнь уходит, унося с собой всю землю. Смерть – это саботаж.

КЛОЭ. Прошлой ночью я искала тебя по всему дому.

ЖОЗЕФ. Я как-то пошел и сел на пороге моей бывшей квартиры.

КЛОЭ. Для чего?

ЖОЗЕФ. Чтобы привыкнуть к своему отсутствию...

КЛОЭ. Перестань.

ЖОЗЕФ. Клоэ, не грусти так... Иногда я чувствую себя настолько лучше, что говорю себе, глядя в зеркало: "уйдет тот, а я останусь." (Пау­за.) Я был когда-то ребенком, трехлетним, семилетним, двенадцатилет­ним. И все эти дети тоже уйдут... держась за руки... все эти дети потеря­ются в лесу...

КЛОЭ. У тебя совсем никого из родственников не осталось?

ЖОЗЕФ. Мой отец в сумасшедшем доме.

КЛОЭ. Давно?

ЖОЗЕФ. Мне тогда было двенадцать...

КЛОЭ. Ты навещаешь его?

ЖОЗЕФ. Он все еще требует у меня свое старое пальто.

КЛОЭ....Он его потерял?

ЖОЗЕФ. Я помню его всегда в одном и том же ужасно потрепанном сером пальто. Он любил его так, как любят животных. Когда его охвати­ло беспокойство, он внушил себе, что пальто заболело, и что его надо кор­мить. Он делился с ним своей пищей: каждый вечер под висящее на гвоз­де пальто он ставил тарелку с едой. Я старался незаметно стащить ее. Я всегда был голоден. Ел как боров. А когда мне не удавалось... я так ры­дал... Там, у него отобрали пальто.

КЛОЭ. Вы жили с ним вдвоем?

ЖОЗЕФ (не отвечает).

КЛОЭ. Он не вылечится?

ЖОЗЕФ (грубо). Уходи. Ты не можешь понять. Ты принадлежишь к миру тех, кто может смотреть далеко вперед. Иди ложись в свою кровать, белоснежные простыни: ты не спишь в обнимку с болезнью. Уходи. Иди спать и видеть сны: у тебя впереди еще шестьдесят лет истории!

КЛОЭ. Посмотри на меня, Жозеф. ничего не случится. Слышишь? Ничего с тобой не случится. Не отворачивайся. Не прислушивайся к шо­рохам рвущейся ткани. Стань каменным, стальным. Брейся каждое утро. Я поддержу тебя. Ты не сможешь упасть. Через два месяца поспеют виш­ни. Ты заберешься на дерево. А я подам тебе корзинку, которую ты напол­нишь ягодами. Глядя на небо, наблюдай лишь за теми звездами, которые тебя интересуют. А остальное увидим потом. Если какой-то пес потрется о твои ноги, тихо поговори с ним, но не нагибайся к нему, чтобы погла­дить. Это тоже оставим на потом. Если кто-то спросит у тебя, как прой­ти, притворись слепым. Если ребенок станет задавать тебе вопросы, ска­жи ему, что ждешь волка. Только не дрогни. Ничего не случится, это чуть было не случилось. Все позади. Гроза миновала. Остался лишь запах влажной травы. Нужно еще немного продержаться. И тогда мы перескочим через эту черту.

ЖОЗЕФ. А огромная двустворчатая дверь?

КЛОЭ. Она – картонная.

ЖОЗЕФ А туман?

КЛОЭ. Это бутафорский туман. Однажды мы окажемся на пляже. Море очень коварное. Прошу тебя, не купайся.

ЖОЗЕФ. Я все-таки пойду.

КЛОЭ. Мне страшно. Когда ты выходишь из воды, я прижимаюсь го­ловой к твоей мокрой спине. Я скрещивая руки на твоей груди. Я слышу, как под моими ладонями бьется твое сердце. (Пауза.) После обеда мы от­дыхаем. Лежим рядом. А солнце рисует на потолке дальние дороги.

ЖОЗЕФ. А на ставнях бьется муха?

КЛОЭ. Обязательно. Мы не спим. Нас кто-то зовет снизу.

ЖОЗЕФ. И мы спускаемся?

КЛОЭ. Ты говоришь мне, чтобы я не отвечала.

(Пауза.)

ЖОЗЕФ. И что все это означает?

КЛОЭ. Это означает, что если ты веришь мне, ты увидишь все после­дующие весны и лета тоже.

(Пауза.)

ЖОЗЕФ. А если я выпутаюсь?

КЛОЭ. Что ты сделаешь в первую очередь?

ЖОЗЕФ. Пересеку пустыню Хоггар...

КЛОЭ. Счастливого пути. Господин Жозеф...

ЖОЗЕФ. Я уже не смогу существовать без тебя...

КЛОЭ....В Хоггаре?

ЖОЗЕФ. Ты будешь рядом со мной, вся в голубом.