Пропавший без вести

⇐ ПредыдущаяСтр 12 из 34Следующая ⇒

Окончив негромкий разговор с группой офицеров, рядовой повернулсякругом, и, минуя линию наскоро сооруженных укреплений, исчез в лесу.Рядового звали Джером Сиринг; он нес службу в армии генерала Шермана,которая в те дни противостояла неприятелю в районе высоты Коннесо, штатДжорджия. Никто не окликнул его, и он никого не отметил даже легким кивком,но каждому было ясно: этот храбрый солдат получил ответственное и опасноебоевое задание. Сиринг хоть и был рядовым, но службу нес особую, числясьординарцем при штабе дивизии. Ординарец - универсальная должность. Ординарецбывает посыльным, писарем, офицерским денщиком - кем угодно. Любое дело, неоговоренное в уставных положениях и руководствах, может быть порученоординарцу, смотря по его способностям, по отношениям с начальством илипросто по обстоятельствам. Рядовой Сиринг, превосходный стрелок, молодой,крепкий, сметливый и незнакомый со страхом, был разведчиком. Даже действуя в составе более крупных соединений, командующий дивизиейсчитал невозможным подчиняться приказаниям вслепую, не располагая данными опротивнике. Не удовлетворяли его и общепринятые источники сведений: он хотелзнать больше, чем сообщал ему штаб корпуса, чем могли дать вылазки и стычки.А раз так - дело за Джеромом Сирингом с его бесстрашным сердцем, повадкойследопыта, приметливым взглядом и безыскусным языком. Сегодня его задачабыла предельно простой: подобраться как можно ближе к вражеским позициям иразузнать как можно больше. Вот он уже вышел к линии боевого охранения, где из неглубоких окопов,тщательно замаскированных зелеными ветвями, выдавались вперед только стволывинтовок. Нет ни просвета, ни прогалины между деревьями; не верилось, чтоэтот глухой и чинный лес скрывает вооруженных, чутких и бдительных людей, -лес, чреватый боем. Замешкавшись возле окопа, чтобы сообщить о своихнамерениях, Сиринг бесшумно пополз вперед и скоро исчез в густой зелениподлеска. - Там ему и конец, - сказал один караульный другому. - Лучше бы оставилвинтовку: те ребята попортят ею кого-нибудь из наших. А Сиринг полз вперед и вперед, припадая за каждым кустом, прячась вкаждой лощинке. Глаза его видели все, уши слышали каждый звук. Стоилохрустнуть сучку, как он замирал, приникнув к сырой земле и затаив дыхание.Дело шло медленно, но скучным не казалось: опасность придавала ему интерес,хотя Сиринг и не проявлял признаков волнения. Сердце работало ровно испокойно, как на охоте за мелкой дичью. "Уже сколько ползу, - подумал он, - а все еще жив. Значит, не успелдалеко уйти". Усмехнувшись своему способу оценки расстояний, он пополз было дальше,но вдруг замер, распластавшись. Минута шла за минутой - он не двигался:впереди, между кустами, он заметил желтую глину вражеского окопа.Медленно-медленно поднял он голову, приподнялся, опираясь на руки,напряженно вглядываясь в глиняный отвал. А потом встал и с винтовкой в рукезашагал вперед, почти уже не прячась. По одним ему ведомым приметам онсделал верный вывод: противник оставил позицию. Решив удостовериться в столь важном открытии перед тем, как сообщать снем начальству, Сиринг пересек оставленную позицию и двинулся в редколесьеперебежками, внимательно глядя кругом в ожидании встречи со случайноотставшим противником. Вскоре лес кончился. Перед ним лежала разореннаяферма, жалкая и несчастная, каких немало было в последние годы войны:изгороди повалены, поля заросли ежевикой, двери и окна выбиты. Переждавнемного под прикрытием молодых сосен и внимательно осмотревшись кругом,Сиринг, не торопясь, побежал через поле и сад к небольшому строению,стоящему отдельно от других на некотором возвышении. Он рассчитывал получитьоттуда достаточно широкий сектор обзора в том направлении, которое, по егомнению, было избрано отступавшими неприятельскими частями. Строение этонекогда представляло собою клеть на четырех столбах, футах в десяти отземли, но сейчас от него по существу осталась одна крыша. Пол обрушился игромоздился кучей внизу, а доски обшивки и балки свисали вкривь и вкось,держась одним концом. Несущие столбы покосились. Казалось, только тронь егопальцем, все сооружение тотчас рухнет. Прячась за грудой балок и досок, Сиринг осмотрел открывшуюся емуместность вплоть до отрога горы Кеннесо где-то в полумиле впереди. По дорогев гору на перевал, сверкая на утреннем солнце стволами орудий, шли войска -арьергард отступавшего противника. Сиринг узнал все, что только возможно. Теперь он обязан был безпромедления возвратиться и доложить командованию об увиденном. Но серая,ползущая в гору колонна конфедератов выглядела слишком уж соблазнительно.Так сподручно было угостить их свистящей порцией свинца из винтовки обычнойсистемы "Спрингфилд", но со снайперской мушкой и мягким спуском. Хотя на ходвойны это вряд ли повлияло бы, но ведь для солдата первейшая обязанностьубивать. А для хорошего солдата - к тому же еще и привычка. Сиринг взвелкурок и освободил предохранитель. Но от начала времен предустановлено было рядовому Сирингу никого нелишить жизни в то ясное летнее утро и не доложить начальству об отступлениинеприятеля. Его намерения пришли в несоответствие с гармонией многовековоймозаики событий, некая часть которой известна нам под названием истории. Иза двадцать пять лет до описываемого случая рука Исполнителя грандиозногоплана приняла необходимые меры, вызвав к жизни некоего младенца мужскогопола в далекой деревушке у подножья Карпатских гор, сохранив его в детстве ив юности, связав его интересы с военным искусством и к должному сроку сделавего артиллерийским офицером. Благодаря стечению бесчисленного множествасодействующих обстоятельств и преобладанию последних над бессчетныммножеством обстоятельств противодействующих, упомянутый офицер оказалсянарушителем воинской дисциплины и бежал с родины, спасаясь от наказания. Таже рука направила его в Новый Орлеан (а не в Нью-Йорк), где на причале ужеждал его вербовщик. Он был принят в армию, получил продвижение по службе, итак все было подгадано, что он командовал батареей южан в двух милях пофронту от той точки, где готовился к выстрелу разведчик северян ДжеромСиринг. Все было принято в расчет; каждый шаг недолгих жизней этих двоихсолдат, как, впрочем, и жизней их современников и предков, а такжесовременников их предков, вел к желаемому исходу. Окажись что-либо упущеннымв этой неоглядной цепи событий, рядовой Сиринг в то утро выпустил бы зарядпо отступающим конфедератам и наверное не промахнулся бы. Но случилось так,что один артиллерийский капитан, ожидавший команды сниматься с позиции, отнечего делать навел орудие на далекий гребень холма, где ему почему-топривиделись неприятельские офицеры, и выстрелил, дав перелет. В то время как Сиринг взводил курок и всматривался в колоннуконфедератов, выбирая себе цель с тем расчетом, чтобы пуля его не пропалазря, а наверняка произвела на свет вдову или сироту, или безутешную мать - аможет быть, и всех троих зараз, ибо рядовой Сиринг хоть и отказывался не разот повышения, но не был лишен честолюбия в некотором роде, - он внезапноуслышал в воздухе неясный звук, словно ястреб падал с высоты на добычу.Нарастая быстрее, чем доступно чувству, звук перешел в хриплый и яростныйрев, и ядро, возникнув из лазури, с оглушающим треском врезалось в столб,разнесло его в щепки, и в тяжелом грохоте и клубах слепящей пыли шаткаяконструкция у него над головою окончила свои дни. Когда Сиринг пришел в себя, он не сразу понял, что произошло. Некотороевремя он даже не открывал глаз. Он думал, что его убили и закопали в землю,и пытался припомнить что-нибудь из погребальной службы. Ему казалось, чтоего жена стоит на коленях у него на могиле, добавляя тяжесть ему на грудь.Будто бы они вдвоем - вдова и земля - проломили его гроб. Если дети неуведут ее домой, непонятно, как он будет дышать. Ему стало жалко себя. "Я немогу ей ничего сказать, - думал он, - мертвые не говорят. Стоит мне открытьглаза, как в них тотчас набьется земля". Он открыл глаза. Необъятный купол голубого неба над вершинами леса.Перед глазами, заслоняя собою деревья, высится темная, угловатая куча, вся взамысловатом, беспорядочном пересечении прямых линий. И все это настолькодалеко, что ощущение дали утомило его, и он снова закрыл глаза. В этотмомент он почувствовал непереносимо яркий свет. В ушах возник шум, словноритмичный рокот далеких волн, одна за другою катящихся на берег, и в этомшуме, или, может быть, сквозь него, из непрестанного низкого гула сложилисьслова: "Джером Сиринг, ты пропал, ты попал как зверь в капкан, в капкан, вкапкан". И вдруг тишина, и тьма, и полный покой, и Джером Сиринг, вполнеотдающий себе отчет в своем положении зверя в капкане, без паники и в полномсознании снова открыл глаза, чтобы разведать обстановку, оценить силыпротивника и выработать план действий. Сиринг полулежал, прижатый спиною к толстому бревну. Другое бревнонавалилось сверху, но ему удалось чуть-чуть подвинуться, чтобы оно не давилона грудь. Вбитая в него скоба защемила левую руку. Ноги, ровно лежащие наземле, по колено засыпаны грудой обломков. Голова зажата, словно в тисках:двигались лишь глаза да нижняя челюсть. Одна только правая рука сохраниланекоторую свободу. "На тебя вся надежда", - сказал он руке. Но никак неполучалось ни высвободить ее из-под бревна на груди, ни сдвинуть локоть вбок. Сиринг не был ранен и не испытывал боли. Сознание он потерял лишь намгновение, от удара в голову отлетевшим обломком столба и внезапностислучившегося. Не прошло и нескольких секунд, как он оправился от потрясенияи последовавших странных видений: пыль еще клубилась в воздухе, а он уженачал искать выход из положения. Прежде всего он предпринял попытку ухватиться правой рукой за бревно,лежавшее, хоть и не вплотную, поперек груди. Но ничего не выходило: неудавалось выпростать локоть из-под бревна. Вправо локтю не давала ходускоба, торчавшая из бревна вниз и назад; в просвет же между скобою и теломрука никак не могла пройти. Очевидно было, что ему не взяться за бревно ни стой, ни с другой стороны: он даже не мог коснуться его ладонью. Достоверноубедившись в бесплодности своих попыток, Сиринг оставил их и стал думать,нельзя ли как-нибудь освободить ноги. Рассматривая с этой целью засыпавшую их груду обломков, он обнаружилнечто похожее на металлический ободок. Ободок был чуть более полудюйма вдиаметре и содержал внутри какую-то совершенно черную массу. Ему пришло вголову, что чернота - это, может быть, просто темнота, и что перед ним -ствол его собственной винтовки, торчащей из обломков. И, действительно,Сиринг оказался прав (хоть и не испытал от того большой радости): закрываяпоочередно один и другой глаз, он мог видеть ствол с обеих сторон пододинаковым углом, во всю длину, до самой кучи. Если смотреть правым глазом,казалось, что винтовка направлена левее его, если левым - то правее. Сверхуему ствол не был виден, зато немного видно было цевье. Иначе говоря, оружиебыло нацелено ему прямо в середину лба. Обнаружив такое обстоятельство и вспомнив, что за мгновение додосадного случая, результатом которого явилось его нынешнее неудобноеположение, он поставил курок на боевой взвод, так что легкое нажатие должнобыло вызвать выстрел, рядовой Сиринг почувствовал беспокойство. Оно, однакоже, не имело ничего общего со страхом: будучи храбрым солдатом, он не развидел ружья с такой точки зрения, - как, впрочем, и пушки. Сиринг вспомнил снекоторым даже удовольствием случай во время штурма Миссионерского Кряжа.Тогда ему вдруг показалось, что орудие, у него на глазах ряд за рядомкосившее людей картечью, вдруг исчезло: в отверстии амбразуры был видентолько блестящий обод. Что это был за обод, он сообразил как раз вовремя, иподался в сторону в ту самую секунду, когда чугунный град снова обрушился наатакующую пехоту. Солдату не привыкать к наведенному на него жерлу, и к зрачку, горящемуненавистью в прорези прицела. На то он и солдат. Но все же удовольствие этоне слишком большое, и рядовой Сиринг отвел глаза в сторону. Отчаявшись высвободить правую руку, он попробовал левую - тожебезуспешно. Попытался было вырвать голову из держащих ее тисков, невидимых итем более досадных. Потом взялся вытаскивать ноги, но, напрягая мускулы,сообразил, что если куча придет в движение, винтовка может выстрелить: хотьон и не представлял себе, каким образом она перенесла все происшедшее, нопомнил ряд сходных случаев из собственного опыта. Однажды, например, будучив состоянии некоего рассеяния и ухватив винтовку за ствол, он вышибприкладом мозги какому-то господину; впоследствии же выяснилось, что егооружие, которым он столь увлеченно размахивал, имело в себе заряд, капсюль ивзведенный курок, что, несомненно, воодушевило бы противную сторону купорнейшему сопротивлению, узнай она о том вовремя. Этот курьезный эпизодсолдатской юности Сиринга неизменно вызывал у него улыбку, но сейчас емубыло не до смеха. Снова бросив взгляд на срез ствола, он почувствовал, чтотот как будто бы стал ближе. Теперь он стал смотреть на далекие верхушки деревьев. Прежде ему неприходилось обращать внимание ни на их ажурную легкость, ни на глубокуюсиневу неба: если листва несколько разбавляла ее своею зеленью, то в зенитеона прямо-таки доходила до черноты. "Жарковато мне будет, - подумал он, -когда солнце поднимется повыше. Интересно, где тут у нас север?" Те немногие тени, которые были ему видны, убедили его, что он лежитлицом как раз на север. Значит, по крайней мере солнце не будет бить вглаза, да и кроме того север - это там, где жена и дети. - Однако! - произнес он вслух, - они-то здесь при чем? Закрыв глаза, он подумал: "Раз самому мне отсюда не выбраться, не лучшели вздремнуть. Мятежники ушли, и кто-нибудь из наших непременно забредетсюда на фуражировку. Тогда меня и найдут". Но заснуть ему не пришлось. Мало-помалу он ощутил боль во лбу, тупуюболь, сперва почти незаметную, но досаждавшую ему все более и более. Оноткрыл глаза - и боль исчезла, закрыл - вернулась снова. "Сатана", - сказалон невпопад, и снова стал смотреть в небо. До него доносилось пение птиц,металлический голос жаворонка, будто звон дрожащего клинка. (Он погрузилсяв сладкие воспоминания детства, играл, как некогда, с братом и сестрою,носился с криком по полям, вспугивая затаившихся жаворонков, входил вдальний сумрачный лес, робкими шагами по едва заметной тропе приближался кЗавороженным скалам, и стоял в нерешительности перед таинственной и страшнойМертвецкой пещерой, слушая удары собственного сердца. Прежде он не замечалметаллического ободка вокруг ее зловещего отверстия. Тут все исчезло, и онснова очутился один на один со своей винтовкой. Но теперь она уже неприближалась к нему, а, наоборот, уходила куда-то в бесконечную даль исмотрела оттуда еще более грозно. Сиринг закричал и, услышав вдруг всобственном крике ноту страха, солгал самому себе: "Надо ведь подать голос,а то, глядишь, меня и вправду не найдут". Он больше уже не пытался уклониться от черного ока винтовки. Стоило емуотвести на мгновение глаза в надежде увидеть своих, как, подчиняясь властнойтяге, они тотчас возвращались в прежнее положение. Стоило опустить отусталости веки, как мучительная боль - угроза и предвестница пули - тотчасзаставляла поднять их. Непереносимое напряжение нервов и сознания ослаблялось периодамибесчувствия. В какой-то момент его обожгла резкая боль в правой ладони;потерев палец о палец, он почувствовал на них хорошо знакомую липкуюжидкость - кровь. Очевидно, в беспамятстве он рассадил и занозил руку обострые обломки досок. Тогда он подумал, что надо бы мужественнее встретитьсудьбу. Конечно, он простой солдат, в Бога не верует, философии не знает, ине способен принять смерть как истинный герой, с последними словами напамять потомкам, даже если бы тут было кому его услышать. Но погибнутьсмертью храбрых - это в его силах. На том он и порешил: только вот узнатьбы, когда она все-таки выстрелит! Крысы, населявшие разрушенный сарай, шныряли вокруг него. Вот крысавзобралась на груду мусора; за ней вторая, третья. Сиринг смотрел на нихсначала с безразличием, потом с дружеским интересом, но когда ему пришло вголову, что они могут задеть спуск винтовки, стал клясть их и гнать прочь: - Нечего вам тут делать! - кричал он. Крысы ушли. Позже они вернутся, станут терзать лицо, отгложут нос,перегрызут глотку, - он знал об этом, но надеялся умереть до того. Теперь уже ничто не могло оторвать его взгляда от металлического ободкас черной сердцевиной. В середине лба непрестанно сверлила боль, глубже иглубже погружаясь в мозг. Наконец, уперлась в дерево у него под затылком ивдруг усилилась до такой непередаваемой степени, что израненной рукой своейон стал судорожно колотить по зазубренным обломкам - только бы найти ей хотькакое-то противодействие. Боль пульсировала медленно и ритмично, каждыйновый приступ страшней и яростней прежнего, и по временам он вскрикивал, ужеощущая, казалось ему, смертоносный свинец. Память погасла: дом, жена, дети,родина, слава, - все это исчезло из сознания. Весь мир пропал: не осталось иследа. Вся Вселенная - здесь, в куче досок и бревен. Здесь и бессмертие:каждый приступ боли - бесконечная жизнь, вечность за вечностью. Джером Сиринг, грозный воин, храбрый боец, сильный и опытный солдат,стал бледен, как полотно. Челюсть отвисла, глаза выпучены, каждый суставдрожит, по всему телу - холодный пот, на устах - бессвязный крик. Нет, он нев бреду: он в ужасе. Шаря наугад окровавленной правой рукой, он вдруг нащупал какую-торейку, лежавшую вдоль его тела, потянул - она поддалась. Сгибая руку,насколько хватало места, он вытянул ее из-под груды досок. Родилась надежда:может быть, удастся завести ее за голову, поднять повыше свободный конец иоттолкнуть им винтовку. Или, если она зажата слишком крепко, перекрытьрейкой дуло и отклонить выстрел. С этой целью он начал дюйм за дюймомотводить рейку назад, стараясь не дышать, чтобы как-нибудь не испортитьдело, а сам, точно завороженный, не сводил глаз с винтовки, словно ожидая,что она поспешит воспользоваться ускользавшей возможностью. По крайней меречего-то он уже достиг: поглощенный своей попыткой самозащиты, он меньшестрадал от боли. Но страх не оставлял его, и зубы стучали, точно кастаньеты. Между тем рейка, дотоле послушная его руке, застряла и дальше не шла.Он тянул ее как мог, поворачивал из стороны в сторону, но она уперлась вочто-то у него за головой, а конец ее еще далеко не доставал до дула. Ондоходил как раз до спусковой скобы, торчавшей из мусора и смутно видимойправым глазом. Сломать рейку тоже не удалось - не было упора. Поражениевернуло Сиринга в прежнее состояние ужаса, многократно усиленное. Черноежерло уставилось на него, грозя в наказание за бунт смертью тем болееужасной и неотвратимой. Голова, прошитая трассой пули, причиняла невыразимуюмуку. Он снова начал дрожать. Внезапно он успокоился. Дрожь прекратилась. Он сжал зубы и нахмурился.Не все еще средства к обороне были исчерпаны; новый план созрел у него вголове, новый маневр. Поднимая свободный конец рейки, он осторожно двинул еевперед, сквозь обломки, пока она не уперлась в спусковую скобу, после чегостал медленно поворачивать рейку вбок, пока, наконец, не просунул ее заскобу. Тогда, закрыв глаза, он изо всех сил нажал на спуск. Тишина. Винтовкавыстрелила еще тогда, когда рухнули балки, и она выпала у Сиринга из рук. Нодело свое она сделала лишь теперь. Лейтенант Адриан Сиринг, командир боевого охранения, через позициикоторого прошел его брат Джером по пути на задание, сидел в укрытии ислушал. Ни малейший звук - будь то свист птицы, стрекотанье белки, шум ветрав вершинах сосен - не ускользал от его напряженного внимания. Вдруг где-товпереди он услышал неясный грохот, словно приглушенный расстоянием стукобрушившихся бревен: Лейтенант машинально посмотрел на часы: шестьвосемнадцать. В тот же момент перед ним появился пеший офицер, отдал честь идоложил: - Полковник приказывает вам двигаться вперед и по возможностиобнаружить противника. Если противник не будет обнаружен, продолжайтедвижение вплоть до получения приказа остановиться. Есть основанияпредполагать, что противник отступил. Лейтенант молча кивнул; офицер ушел. И вот уже сержанты тихими голосамиотдают распоряжение, солдаты выбираются из окопов и со сжатыми зубами ибьющимися сердцами в боевом порядке двигаются вперед. По дороге к подножию горы отряд минует заброшенную ферму. Солдатыобходят развалины сарая, ничего не заметив. Позади идет командир. Он слюбопытством разглядывает груду бревен и видит среди них мертвое тело. Оногусто присыпано пылью; кажется, что на нем серая форма конфедератской армии.Лицо изжелта бело, щеки запали, виски провалены, и резкие складки безобразносужают лоб. Приподнятая верхняя губа открывает белые, намертво стиснутыезубы. Волосы и лицо влажные, как покрытая росою трава кругом. Винтовкалейтенанту не видна: наверное, парня придавил рухнувший сарай. - С неделю как труп, - кратко подвел итог лейтенант и зашагал вперед,на ходу доставая часы, будто хотел удостовериться в своем заключении. Часыпоказывали шесть сорок.

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 111213 14 15 16 Следующая ⇒

Date: 2015-09-25; view: 273; Нарушение авторских прав

mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.007 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию