Глава 40. Когда мы встретились с моей семьёй, я нацепила счастливое лицо

Когда мы встретились с моей семьёй, я нацепила счастливое лицо. Меня всё ещё преследовала мысль о том, что сказала Рослин, и о том, кто ей заплатил за это, но когда мне удалось на минутку остаться с Ноем наедине после нашего возвращения домой, он сказал, что у него есть взгял следователя Гая на это, поцеловал меня в лоб и оставил с этим. Моё лицо вытянулось, но он не увидел этого.

Или он проигнорировал это.

Ной попытается выяснить, кто заплатил ей, я знала. Я доверяла ему. Но я не была уверена, что он доверяет мне.

Я поддавалась внушению, сказал он, и Ной был полной противоположностью. Вечно скептичный и высокомерный. Да, он согласился со всем, чего я хотела, как ни странно — вещи в сантерии, сжигание куклы. И сегодня, с деловой позиции; он тоже уступил мне, хотя он думал, что Рослин была просто мошенницей, что её слова не имели больше веса, чем гороскоп. Ной исполнял каждую мою прихоть, но они были лишь для меня.

Что заставляло меня желать того, чтобы у меня была свобода для самостоятельного поиска ответов.

Я знала, что мне следовало быть благодарной за то, что меня не заперли в психиатрической больнице, и я была, но трудно было не чувствовать себя, как пленник, в своём собственном доме. И я была не только под наблюдением моих родителей, но и под присмотром Джона тоже. Безусловно, я хотела, чтобы он наблюдал за мной и за домом. Но даже несмотря на то, что я чувствовала себя в безопасности сейчас, я не чувствовала себя свободной. Это была не его вина, и не вина Ноя.

Это была вина Джуда.

Ной попросил меня прийти к нему в комнату после того, как все уснут, и несмотря на то, что я была расстроена, и устала, и всё ещё думала о мое дрянной судьбе, я пошла. Разумеется.

Когда я открыла дверь гостевой комнаты, Ной читал на кровати, всё ещё одетый.

— Что за книга? — спросила я, закрывая дверь и прислоняясь к ней.

Он показал мне название: Приглашение на казнь.

Я улыбнулась, но улыбка не коснулась моих глаз.

— Я тебе ее посоветовала.

— Ты.

— И?

— Она печальная, — сказал он, кладя книгу на кровать.

Мои брови сошлись вместе.

— Я думала, она была забавной.

— Цинциннат в тюрьме, которую сам изготовил. Я нахожу, это печальным. — Он склонил голову ко мне. — Ты всё ещё расстроена.

Это не было вопросом, но я всё равно кивнула.

— В таком случае, у меня есть предложение.

— Я слушаю.

— Ты подвергаешься терапии в Горизонтах, да?

— Да...

— Чтобы преодолеть свои страхи.

Я снова кивнула.

— И одна из вещей, которых ты боишься, это причинить мне боль.

— Убить тебя, — сказала я спокойно.

— Если мы поцелуемся.

Если я потеряю контроль.

— Если мы останемся вместе, — сказала я, думая о словах Рослин.

— Ты хочешь и тго, и другого? — спросил Ной беспристрастно.

Очень сильно.

— Да.

— Тогда моё предложение такое: подойти к этому, как и к любому другому страху. Во—первых, ты представишь себе встречу с источником фобии. — Полуулыбка появилась на его губах.

Я видела, к чему он вел.

— Ты хочешь, чтобы я представила, как целую тебя?

— Я буду направлять тебя через это.

— Что потом?

— Затем, — сказал он, — ты станешь ближе к источнику, но ты ещё не столкнёшься с ним.

— И как осуществить это?

— Я уверен, что я придумаю что—нибудь. — Темп его голоса разбудил меня.

— Когда ты хочешь начать? — спросила я.

Он взглянул на меня с кровати.

— Иди сюда.

Я повиновалась.

Ной усадил меня напротив него так, чтобы мы смотрели друг на друга. Его ресницы почти касались скул, и он прикусил нижнюю губу, и моё дыхание перехватило, когда я посмотрела.

Эй, полегче.

— Закрой глаза, — сказал Ной, и я закрыла.

— Я хочу, чтобы ты представила, что мы где—то, где тебе нравится.

Я кивнула.

— В надёжном месте.

Комната испарилась вокруг нам, пока он говорил. Я шла по коридору в моём сознание и открыла дверь в дом, где я выросла. Где я играла с моим старыми игрушками на полу. Где я устраивала ночёвки вместе с Рэчел, и смеялась над её шутками, и рассказывала ей мои секреты.

— Где мы? — спросил он, его голос был мягким.

— В моей старой комнате.

— Опиши её.

— Там есть старая мебель из тёмного дерева, которая раньше была маминой, когда она была моложе. Это антиквариат. Симпатичный, но немного поцарапанный.

— Что ещё?

— Стены розовые, но ты не можешь этого видеть под множеством эскизов, и рисунков, и фотографий.

— Фотографий...

— Моих. Моей семьи. Рэчел, — сказала я, мой голос почти затих. Я сделала глубокий вдох. — Пейзажи и прочее. Я всё крепила к стене. — Я отлично это помнила. — Бумаги развевались, когда я открывала и закрывала дверь, как будто стены дышали.

— Расскажи мне о твоей постели, — сказал Ной, намёк на улыбку был в его голосе.

— Она двухспальная, — сказала я, с намёком на улыбку у меня. — Дуб, как и остальная мебель. С балдахином.

— Одеяло?

— Довольно тяжёлое одеяло. Оно было моей бабушки. Из гусиного пуха и действительно толстое.

— Какого цвета?

— Уродливое, — усмехнулась я. — Странные коричневые и чёрно—белые штампы, я думаю, шестидесятых годов.

— Где ты в твоей комнате прямо сейчас?

— Только... я думаю, что стою в центре.

— Хорошо. Если бы я был в твоей комнате, где бы я был?

Я видела это ясно: Ной в моём дверном проёме..

— Стоишь там, в дверях, — сказала я, хотя наши тела теперь были в нескольких дюймах друг от друга.

— Теперь я там, — сказал он тёплым, медленным, медовым голосом. — Снаружи темно, ночь. Есть ли свет в твоей комнате?

— Лампа на тумбочке.

— Хорошо. Я захожу в твою комнату, должен ли я закрыть дверь?

Да.

— Да, — сказала я, моё дыхание ускорилось.

— Я закрыл дверь. Я пересёк комнату и встретился с тобой в центре. Что дальше?

— Я думала, ты один направляешь меня в этом.

— Я думаю, что тебе следует проявлять некоторое содействие.

— Какие есть варианты?

— Я полагая, ты можешь почитать мрачные стихи, пока я играю с угольником для черчения. Или мы можем осыпать себя арахисовым маслом и выть на луну. Используй своё воображение.

— Прекрасно, — сказала я. — Ты берёшь мою руку, и мы идём по направлению к кровати.

— Отличный выбор. Что затем?

— Ты садишься и тянешь меня с собой.

— Где ты? — спросил он.

— Ты тянешь меня к себе на колени.

— Где твои ноги?

— Вокруг твоей талии.

— Хорошо, — сказал Ной, его голос был слегка неровным. — Это становится интересным. Так я на краю твоей кровати. Я держу тебя на коленях, пока ты оседлала меня. Мои руки вокруг тебя, держат тебя, чтобы ты не упала. Во что я одет?

Я улыбнулась.

— Футболка с дырками на ней.

— В самом деле?

— Да, а что?

— Я думал, что буду носить смокинг в твоей фантазии или что—то вроде того.

— Как Джеймс Бонд? Это звучит, как твоя фантазия, — сказала я, но при этом появилось изображение Ноя в смокинге с его искусно грязными волосами, отменным галстуком—бабочкой, обвившемся вокруг его воротника... я сглотнула. Кровь зажглась под моей кожей.

— Кэти ненавидит их.

— Футболки?

— Да.

— Она твоя сестра.

— Так я должен остаться в ней?

— Да.

— Хорошо. Я ношу футболку. А ниже?

— Что ты обычно носишь в постели? — спросила я.

Ной ничего не сказал. Я открыла глаза, чтобы выгнуть бровь и хитро улыбнуться.

О, мой Бог.

— Закрой. Свои. Глаза, — сказал он. Я закрыла. — Итак, на чем мы остановились?

— Я сидела на тебе, — сказала я.

— Хорошо. И я одет...

— Брюки на шнурке, — сказала я.

— Они довольно тонкие, ты знаешь.

Я в курсе.

— Стоп, — сказал он, и я почувствовала давление рук на свои плечи. Я открыла глаза.

— Ты немного качнулась, — сказал он, опуская руки. — Я подумал, что ты можешь упасть с кровати.

Я покраснела.

— Возможно, нам следует воспользоваться полом, — сказал он и встал. Он потянулся, и было невозможно игнорировать его твёрдую полоску, стоя всего в нескольких дюймах от него. Я поднялась слишком быстро и закачалась на ногах.

Он улыбнулся, взял подушку с кровати и положил её на пол, указывая, что мне следует сесть. Я села.

— Хорошо, — сказал он. — Так во что одета ты?

— Я не знаю. Скафандр. Кого это волнует?

— Я думаю, что это должно быть настолько ярким, насколько это возможно, — сказал он. — Для тебя, — пояснил он, и я усмехнулась. — С закрытыми глазами, — напомнил он мне. — Мне придётся ввести наказание за каждый раз, когда я должен буду сказать это тебе.

— Что ты имел в виду? — спросила я лукаво.

— Не искушай меня. Теперь, что на тебе одето?

— Я думаю, толстовка и тоже штаны на шнурке.

— Под ними ничего?

— Я, как правило, не хожу без нижнего белья.

— Как правило?

— Только в особых случаях.

— Иисусе. Я имел в виду под толстовкой.

— Я думаю, майка.

— Какого цвета?

— Белая майка. Чёрная толстовка. Серые штаны. Сейчас я готова двигаться дальше.

Я почувствовала, как он приблизился, его слова были прямо над моим ухом.

— К той части, где я откинусь назад и потяну тебя за собой вниз?

Да.

— Надо мной, — сказал он.

Чёрт.

— К части, где я скажу, что я хочу почувствовать мягкость кудрей на твоём затылке? Знаешь, твои тазовые кожи ощутят мои губы напротив? — пробормотал он мне в кожу. — Чтобы запомнить склон твоего пупка, дугу на твоей шее, волнение твоей... эй.

Я почувствовала его тёплые руки на своих плечах. Я открыла глаза. Я, должно быть, подвинулась к нему, пока мои глаза были закрыты, потому что я была почти у него на коленях.

— Ты должна оставаться на подушке, — сказал он.

Но я не хочу.

— Я не хочу, — ответила я. Мои пальцы болели от необходимости прикоснуться к нему.

— Мы не должны спешить в этом.

Но я хотела.

— Почему нет? — спросила я.

Он уставился на меня. На мои губы.

— Потому что я хочу поцеловать тебя снова, — сказал он. — Но не если какая—то часть тебя до сих пор боится. Боится ли всё ещё какая—то часть тебя?

Что я могла причинить ему боль? Убить его? Если мы поцелуемся? Если мы останемся вместе?

— Я не боюсь тебя, Ной, — сказала я вслух.

— Не сознательно.

— Вовсе нет, — сказала я, перемещаясь назад и скрещивая ноги.

Он склонил голову. Он не говорил.

— Я боюсь... себя, — разъяснила я. — Я не... ч не чувствую, что контролирую себя с тобой.

Он наморщил лоб. Я могла видеть как в его мозгу вращаются шестерёнки.

— О чём ты думаешь? — спросила я.

— Ни о чём.

— Лжец. Ты никогда не думаешь ни о чём.

— Мне интересно, что заставляет чувствовать тебя, что ты под контролем. Что может заставить тебя доверить себя мне.

— Есть успехи?

— Я дам тебе знать.

— Хорошо. — Я взглянула на часы. — У нас есть несколько часов, прежде чем мы должны будем вставать снова.

— Мы должны поспать, — сказал он, но не вернулся к своей кровати.

Я улыбнулась.

— Нам следует вернуться в мою комнату.

И тогда он встал.

— Которая между комнатой Джозефа и твоих родителей. А я подумал, что я только что сказал тебе, что я не думаю, что нам следует торопиться?

Я закатила глаза.

— Я имею в виду свою старую комнату.

— Ах.

Я встала и переплела свои пальцы с его.

— Ной, — сказала я, мой голос был мягким.

Он повернулся и посмотрел на меня сверху вниз. Тень улыбки коснулась его губ.

— Завтра, — сказал он.

Должно быть, я не была в состоянии скрыть своего разочарования, потому что он положил палец мне на подбородок и запрокинул его.

— Завтра, — сказал он снова, и я смогла услышать обещание в его словах.

Я кивнула. Пока адреналин растворялся в моей крови, Ной прижался губами к моему лбу и подвёл меня к своей постели. Я желала и всё во мне, чтобы я могла погрузиться в ощущение, обхватившего меня Ноя, когда я засыпала. Но несмотря на его слова сегодня вечером, я всё ещё слышала Рослин, когда проснулась в его объятиях.

Ты будешь любить его до смерти.

Если бы я сделала, это бы разрушило нас обоих.