Глава двадцать первая. Барс со сломанной лапой

На следующий день от Газмана примчался гонец и доложил, что заместитель командующего взял второй город.

– Уйгуры совсем не могут драться! – объяснял гонец, сидя у костра, недалеко от юрты Чиркудая. – Темуджин был прав – уйгуры не воины, уйгуры – купцы. У нас убито двое, тридцать два ранено, а у них полторы сотни убитых и тысячи раненых.

Чиркудай, слушал рассказ бывшего человека длинной воли и думал, что у Темуджина действительно лучшая армия в Великой степи.

Гонец замолчал, посматривая на туменного. Притихли поддерживавшие восклицаниями рассказ вестника, нукеры, окружавшие их. А Чиркудай пытался представить себе – как там в дома, в Степи? Началась война с кераитами и Джамухой, или нет?

Отпустив гонца отдыхать, он велел ему сегодня же вечером возвращаться назад. Гонец встал на ноги, поклонился, и пошел к своей десятке, которая сопровождала его.

В ожидании вестей от Эльдара Чиркудай взялся за обучение Сочигель верховой езде. Она не разговаривала с ним на улице, смущенно прячась от доброжелательных взглядов нукеров за плечо Чиркудая. Но в юрте, наедине с ним, и даже с Хоахчин, преображалась, становилась смешливой и разговорчивой. По ночам вспоминала про свою тяжёлую жизнь. Но не горестно, а всё время находила какие‑то весёлые стороны у любых событий.

Чиркудай впервые столкнулся с подобными рассказами. Субудей с Тохучаром больше язвили и кусали друг друга. А Сочигель вынесла из прошлого не только плохое, но и забавное. Слушая её, Чиркудай понял, что стал влюбляться в свою женщину.

Оказалось, что ездить на лошади она совсем не умеет. Сочигель с опаской управляла послушной Вороной, и радостно смеялась, наблюдая, как лошадь подчиняется ей. Чиркудай заметил, что Вороной понравилось мягкое обхождение, которого она раньше не чувствовала ни от кого. Животное приняло свою наездницу за хозяйку.

Они тренировались в версте от временного лагеря, переезжая с холма на холм. И были счастливы, что нашли друг друга. Чиркудай исподтишка посматривал на улыбающихся караульных, мимо которых они проезжали, ожидая увидеть язвительные выражения лиц. Но воины радовались за него. Не шушукались, улыбались открыто.

На следующий день прибыл гонец от Джучи, и доложил почти то же самое, что вестник от Газмана. Уйгурию поставили на колени в три дня. Еще через два дня, утром, в лагерь прибыли оба трехтысячных корпуса. Чиркудай велел им устраиваться неподалеку и отдыхать, перед походом домой.

Вечером, слушая рассказ Сочигель, грустную историю про двух влюбленных, Чиркудай услышал топот копыт чужих коней. Через некоторое время в притолоку постучал караульный и сказал, что прибыл Эльдар. Чиркудай вышел навстречу принцу и немного удивился, увидев какое у него стало суровое и надменное лицо. Взглянув на туменного, Эльдар улыбнулся, почти как раньше, вежливо, но не заискивающе. Он подошел к Чиркудаю на два шага и учтиво кивнул головой. Чиркудай холодно ответил на приветствие.

– Ко мне прибыли посланцы из других городов моей страны с уверениями, что их правителем могу быть только я, – сообщил Эльдар.

Чиркудай поколебался и пригласил принца в юрту.

Увидев Сочигель, Эльдар не удивился, очевидно, ему доложили о Чиркудае многое, если не всё. Он вежливо кивнул головой Сочигель и Хоахчин. Старуха скривила губы, но не шевельнулась. Но все‑таки Хоахчин потянулась к бурдюку и с неприязнью налила кумыса нелюбимому ею принцу.

– Спасибо, – поблагодарил Эльдар, принимая чашку. – Уйгуры, как киданьцы, не пьют молока. Но, прожив десять лет в Степи, я привык к нему, – и он отхлебнул.

Эльдар рассказал, что уже собирает караван из хорезмийских товаров для Темуджина. Загрузил сто телег железом, для киданьских и аратских кузнецов.

– Кроме этого, я хотел бы лично отблагодарить непобедимого Джебе и хана Темуджина, – сообщил Эльдар и, поманив за собой Чиркудая, выбрался из юрты.

Под светом лазурного вечернего неба, Чиркудай увидел на площадке между костров восемь обитых железом сундуков, под присмотром уйгурских воинов, которые негромко разговаривали с его нукерами.

Эльдар настороженно посмотрел на воинов, вопросительно на Чиркудая и, решившись, велел открыть крышки. Первые четыре сундука были до половины забиты серебряными слитками, остальные – золотыми, и различными брошками, перстнями, цепочками, браслетами…

– Два сундука с серебром и один с золотом, я отдаю тебе, – сокрушенно вздохнув, сказал Эльдар. – А два с серебром и три с золотом – Темуджину.

Чиркудай согласно кивнул головой. Неожиданно Эльдара прорвало, он не мог не поделиться своей радостью, и стал многословно выражать благодарность Чиркудаю за совершенный им подвиг. Чиркудай терпеливо слушал болтовню принца, не вникая в смысл речи. Наконец уйгур выговорился и, попрощавшись, пошёл к ожидающей невдалеке свите.

Усаживаясь в седло, Эльдар что‑то прикинул в уме и сказал:

– Джебе, передай Темуджину, что я навещу его весной. А пока буду наводить порядок.

– Передам, – заверил Чиркудай, провожая взглядом тающий в вечерний мгле отряд уйгуров. Затем повернулся к сундукам. Воины равнодушно проходили мимо драгоценностей по своим делам. Для аратов, всю свою жизнь занимающимся обменом продуктов или примитивным грабежом юрт, одежды и скота, этот никчемный мягкий металл не представлял того интереса, какой был в цивилизованных странах.

Посмотрев на открытые сундуки, в которых сверкали слитки, отражая пламя костров, он подозвал Газмана, в задумчивости стоявшего около его юрты.

– Слушаю, Джебе‑нойон, – подбежал к нему заместитель.

– Поставь третью юрту, недалеко от этих двух. Прикажи воинам спрятать там сундуки и выставь охрану.

Газман хотел сорваться с места и исполнить приказ, но Чиркудай остановил его жестом, и замер на секунду, обдумывая, как объяснить заместителю дальнейшие действия. Наконец решившись, сказал:

– Завтра пересчитаешь всё, что в них лежит. Я знаю, что у меня в тумене есть двое, умеющие читать и писать. Возьмёшь их…

– Грамотеев у нас трое, – поправил Чиркудая Газман. – Один ойрат. Он был в уйгурском полку, у принца Эльдара. Вчера, попросился к нам. Эльдар его отпустил. Я справлялся, относительно ойрата у принца, поэтому принял его.

Чиркудай согласно кивнул головой: у него с заместителем уже давно существовала договоренность, что решать текущие проблемы тот может сам.

– Хорошо, возьми трёх грамотеев. Пусть всё запишут на бумаге.

Но Газман не побежал исполнять поручение. Чиркудай вопросительно посмотрел на него. Помявшись, заместитель обронил:

– Я не могу заниматься серебром и золотом…

– Почему?

– Я пять лет провел в Китае. Работал на полях. Но у крестьян батрачил не долго. Два года. Украл у хозяина серебро. Меня поймали. Полгода сидел в клетке. Сумел убежать и попал к линь гуй, лесным дьяволам. Это – китайские разбойники. Побродяжничал с ними и сумел перебраться домой. Потом попал к людям длинной воли, – Газман тяжело вздохнул. – Не могу я после этого смотреть на серебро, – он поднял склоненную голову и открыто посмотрел Чиркудаю в глаза.

– Боишься, что украдешь? – поинтересовался Чиркудай.

– Нет, – мотнул головой Газман. – Я ненавижу драгоценности!

Чиркудай помолчал, обдумывая признание заместителя. Через минуту он спросил:

– Кому из нукеров ты можешь поручить охрану сундуков?

– Я думаю, что с этим справиться тот самый ойрат, который служил у Эльдара, – задумчиво проговорил Газман. – Он и у принца был писарем… Как воин он – так себе.

– Поручи это дело ему, – согласился Чиркудай. – И пусть вместе с ним охраняет и перевозит сундуки та десятка, в которой он числиться.

Газман сорвался с места и побежал в темноту.

– Подожди, Газман, – остановил его Чиркудай. – Поставь на охрану сундуков не десятку нукеров, а сотню.

– Слушаюсь, Джебе‑нойон, – донеслось из темноты.

Через два дня в лагере собрался весь тумен, а на третий из столицы уйгуров подошёл караван почти из трехсот арб, в которые были запряжены верблюды. Эльдар больше не приехал, но прислал гонца с известием, что у него всё нормально. Чиркудай собрал совещание командиров тысяч и сотен. Более сотни воинов уселись на кошмы среди костров, ожидая, что скажет туменной.

– Мы выполнили поручение нашего хана, – начал Чиркудай. – И завтра утром уходим домой, – он посмотрел на Газмана и на Джучи, сына Темуджина, которого не любили братья, хотя в нем явственнее, чем в них, проявлялась кровь Борджигидов.

Однако зеленые глаза молодого командира не горели злым огнем, как у его отца в молодости, а лишь восторженно сверкали, неотрывно следя за Чиркудаем, которому казалось, что совсем недавно, он видел его маленьким непоседливым мальчишкой.

– Я приказываю идти назад тремя отрядами, – продолжил Чиркудай. – С четырьмя тысячами пойду я, сопровождая караван, с тремя тысячами вперед уйдет Газман, и со своими тремя тысячами, рядом с ним, пойдет Джучи, – он внимательно посмотрел на командиров полков и добавил:

– Мы не получили ещё сведений от Темуджина. Возможно, в Степи уже началась война, и наши шесть тысяч не помешают. Завтра утром пошлём гонца с донесением о том, что возвращаемся.

Обговорив порядок движения и обсудив хозяйственные вопросы, Чиркудай отпустил командиров, а сам нырнул в юрту, к ожидавшей его Сочигель.

Прошло три дня неспешного сопровождения каравана. На четвертый, из‑за сопок вынырнули десять всадников на белых конях – это было сопровождение гонца от Темуджина. Посеревший от усталости и пыли нукер, доложил, что война с кераитами и Джамухой началась.

– Сначала мы испугались, – рассказывал гонец. – Их было сто двадцать тысяч, а наших – тридцать четыре. Но когда Темуджин применил стрельбу с хода, кистени и кошки – армия противника раскололась надвое, а потом ещё раз надвое, и они побежали.

Их гнали на север уже четыре дня, когда меня отправили к тебе. Кераиты разбегаются во все стороны, и лишь некоторые из них оказывают сопротивление. Джамуха спрятался в горах с остатками своих.

Убитых мало и у нас, и у них. Темуджин велел только гнать противника и валить на землю, не убивая, если те не сопротивляются. Они слабее нас. Кераитские нойоны немного очухались и пришли к Темуджину. Просятся со своими нукерами в нашу армию. Темуджин сказал, что они поговорят об этом после войны.

В конце гонец добавил:

– По пути сюда встретил Газмана и Джучи во главе шести тысяч и рассказал им то же самое.

Чиркудай внимательно выслушал посыльного и, посмотрев на серых от усталости воинов сопровождения гонца, приказал им ложиться спать, в арбы каравана. Завтра им предстоит ехать назад с его донесением.

Караван двигался медленно. Спустя еще неделю они проползли лишь половины пути. Днем Чиркудай продолжал учить Сочигель ездить верхом, уходя от каравана с охранной тысячей далеко в сторону. Сочигель уже освоилась и не пряталась, как в первые дни, за своего мужчину, от взглядов чужих людей. Она научилась неплохо управлять послушной Вороной. Чиркудай с удовольствием заметил, что его женщина нравится нукерам.

Отдалившись как‑то от каравана на несколько часов пути, Чиркудай неожиданно заметил – Чёрный стал волноваться.

– Он у меня стареет, – с грустью сказал Чиркудай, поглаживая коня по гриве. – Скоро будет ходить только в табуне, как племенной. Быстро устает. Не такой, как был раньше.

– Ты его знал жеребёнком? – поинтересовалась Сочигель, оглянувшись на охранную тысячу, отставшую от них на полет стрелы.

– Нет. Я его нашел в степи… После битвы, – и Чиркудай опять погладил чем‑то взволнованного Чёрного. – Не пойму, что с ним сейчас происходит? – задумчиво произнес туменной, оглядывая лесистые сопки, возвышающиеся слева, в версте от них. И внезапно осадил стригущего ушами Чёрного.

– Что случилось? – забеспокоилась Сочигель.

Через минуту к ним подскакал готовый на всё тысячник, с первой сотней. Чиркудай отрицательно помотал головой и отправил командира на место. Нахмурившись, произнес:

– Вот, то место, где мы встретились с Чёрным.

– Здесь?! – удивилась Сочигель.

– Много воды утекло… – начал Чиркудай, осматривая сопки и лес. – Новые деревья выросли. Но я узнаю эти холмы. Однако, раньше меня это место, оказывается, узнал Чёрный. Поэтому он заволновался, – Чиркудай помолчал и неохотно пояснил. – Чёрный выскочил из сражения с убитым хозяином на спине. Я его успокоил… – Чиркудай помрачнел. Ему вспомнилась смерть Худу‑сечена, последующие блуждания и неопределенность. На душе стало нехорошо.

– Не вспоминай, – попросила Сочигель. – Всё уже прошло. Плохие мысли убивают душу.

Чиркудай согласно кивнул головой и повернул к каравану. Через два часа им встретилась боковая дозорная десятка.

Вечером, когда караван остановился на привал, и в холодной степи запылали костры, на горизонте показались всадники на белых конях. К ним мчался новый гонец с охраной, от Темуджина.

– Победа! – радостно сообщил устало спешившийся около крайних костров нукер. И эта весть вмиг облетела весь лагерь. Со всех сторон послышались выкрики: «Кху!»

Гонца провели к Чиркудаю, который сидел у большого костра с Сочигель и Хоахчин. Подойдя к ним, нукер замялся. Чиркудай понял по выкрикам, что война окончилась в их пользу, но поведение воина его насторожило.

– Что случилось? – строго поинтересовался он.

Гонец снял с головы свой войлочный малахай, скорбно покачал головой, и тихо сказал:

– Субудей ранен.

Чиркудай помолчал, думая, что и его то же когда‑то ранили стрелой. Но он после этого принял участие в битве у озер. Воины обязаны привыкать к ранам и не должны обращать на них внимания. Но по поведению гонца, он понял, что тут что‑то не так.

– Сильно? – негромко спросил он, у склонившего голову нукера.

Воин молча опустил голову ещё ниже:

– Когда я уезжал, он был жив.

– Чем его?

– Шашкой… Левую половину лица, левую руку, бок и ногу. Он, с тремя сотнями, погнался за меркитами, которые откололись от кераитов и спрятались в лесу. Ляо Шу прислал лучших лекарей. Темуджин каждый день заходит к нему в юрту. Субудей почти все время лежит без сознания.

На Чиркудая навалилось чёрное предчувствие. Он обхватил голову руками и медленно стал качаться из стороны в сторону. Но, опомнившись, приказал:

– Отдыхайте.

Нукер потоптался и ушёл.

Сочигель боялась, что‑либо сказать, наблюдая за своим мужчиной, который не умел страдать, но почему‑то страдал. Хоахчин тоже склонила голову и горестно закачала ею, из стороны в сторону.

– Он твой брат? – тихо спросила Сочигель.

Чиркудай подумал и негромко произнес:

– Нет… Но, наверное, он больше чем брат, – помедлив, неожиданно для себя стал неторопливо рассказывать, где они встретились, и кем были друг для друга. Как расстались, и как потом встретились вновь.

Сочигель слушала и сочувственно кивала головой, посматривая на притихших в десяти шагах командиров и простых нукеров, которые внимательно слушали повествование о прошлом их командира.

Они не заметили, как пролетела ночь. Оглянувшись, Чиркудай увидел в предрассветной мгле сидевших неподалеку воинов, но ничего не сказал. Вдали послышались выкрики погонщиков‑уйгуров, запрягавших верблюдов в повозки. Донесся гул копыт табуна коней, который пригнали к лагерю дежурные нукеры. Чиркудай встал и, подозвав командира второй тысячи, сказал:

– Я поеду с охранной тысячей вперед, а ты поведёшь с тремя тысячами караван.

– Слушаюсь, Джебе‑нойон, – кивнул головой командир и побежал к начавшему строиться корпусу.

– Хоахчин, – Чиркудай посмотрел на старуху. – Ты поедешь с караваном.

– Хорошо, Чиркудай, – согласилась Хоахчин, с кряхтением поднимаясь на ноги. Она не называла его Джебе. Сочигель тоже сказала в первый день, что он для неё – Чиркудай. Ему это почему‑то понравилось.

На третьи сутки к вечеру, после бешеной скачки, Чиркудай и Сочигель во главе охранной тысячи, примчались в курень Субудея. Дорогу показывал гонец Темуджина.

Оставив Чёрного и Вороную за околицей, Чиркудай и Сочигель быстро прошли к юрте, где лежал Субудей. Караульные, узнавая туменного, вставали по стойке смирно, провожая его и женщину преданными взглядами.

В центре куреня, приостановившись около серой юрты, Чиркудай на минутку замер, и нырнул под полог. В слабом свете жирового светильника, он увидел маленькую китаянку, сидевшую в изголовье постели, около сложенных стопкой кошм. Чиркудай рассмотрел лежавшего без движения, замотанного в пожелтевшие от мазей повязки, человека. В юрте сильно пахло киданьским лекарством.

Китаянка вскинула глаза на вошедшего, но, узнав Чиркудая, очевидно видела раньше, слегка отодвинулась от постели и замерла. Чиркудай встал на колени около изуродованного человека, рассматривая наполовину закрытое бинтами лицо. Ощупал взглядом знакомую правую скулу и чёрные, как смоль, волосы. Субудей спал. Чиркудай осторожно положил свою руку на его ладонь, выпростанную из‑под волчьей шубы, и, закрыл глаза, пытаясь прочувствовать состояние друга.

– Это твоя женщина? – неожиданно услышал он слабый, но знакомый голос.

Субудей внимательно смотрел одним глазом на Чиркудая, другой был скрыт повязкой.

– Моя, – подтвердил Чиркудай и, помолчав, спросил: – Сильно болит?

Субудей дышал часто и мелко. Разговаривать ему было трудно, поэтому он говорил кратко: – Сейчас, не очень…

Чиркудай оглянулся на Сочигель, стоявшую около входа. Увидев его глаза, она подошла к ним, и присела. Китаянка насторожённо и изучающе посмотрела на Сочигель, и перевела взгляд на Субудея.

– Она будет хорошая… – начал Субудей и прервал речь, натужно кашлянув. Отдышавшись, окончил: – Жена…

– Тебе тоже повезет, – произнес Чиркудай, поглаживая его руку.

– За ней ездил? – спросил Субудей.

– За ней, – подтвердил Чиркудай.

На улице послышался топот. Дверной полог откинулся, и в юрту вошли Темуджин с Джелме. Чиркудай привстал и хотел сказать, что всё выполнил. Но Темуджин махнул рукой, подошёл к Чиркудаю, и, неожиданно взяв его за плечи, потёрся волосатой щекой о щеку туменного. Он приветствовал его по степному обычаю, который так любил Тохучар.

– Не говори ничего, – негромко сказал Темуджин. – Я все знаю.

Вслед за ним к его щеке прижался расстроенный Джелме.

Темуджин молча покосился на отодвинувшуюся в сторону Сочигель, но ничего не спросил, очевидно, уже все про неё знал. Он подсел к Субудею, погладил его руку, и поинтересовался:

– Сегодня лучше?

– Не знаю… – выдохнул Субудей.

Темуджин помолчал, слегка отодвинувшись, освобождая место для Джелме, потрепал свою бороду и задумчиво проговорил:

– Мы не нашли тех, кто тебя ранил. Но я думаю, что в этом виноваты все меркиты. На них висит много грехов. Мы с ними посчитаемся, – Темуджин сделал паузу и, посмотрев на присевшего рядом Чиркудая, продолжил:

– Мой брат, Шаги‑хутух пишет законы для всех племен в Великой степи, которые меня признают, и по которым будут жить. Я ему диктую. Там есть одно хорошее правило: мы все являемся родственниками. И если вред причинен кому‑то из нашего войска или куреня, то значит, нанесено оскорбление родному брату. За такое преступление на виновного обрушивается кровная месть. Мы отомстим за тебя, – он посмотрел на Субудея. – А точнее: ты сам отомстишь за себя, – Темуджин поднялся на ноги, кивнул головой Субудею и, направляясь к выходу, приказал, взглянув на Чиркудая:

– Отдыхай, Джебе. Завтра расскажешь обо всём, – и вышел.

Джелме погладил руку брата и тоже ушёл.

– Иди, – с придыханием произнес Субудей, обращаясь к Чиркудаю. – Потом заглянешь.

Чиркудай, неожиданно для себя, тяжело вздохнул, и они с Сочигель вышли на улицу, где свежий воздух резко отличался по запаху от пропитанной лекарствами юрты.

– Кто эта женщина? – поинтересовалась Сочигель.

– Не знаю, – ответил Чиркудай, направляясь к окраине куреня.

Сочигель пошла рядом, взяв его под руку.

Поздней ночью они прискакали в свой пустующий курень. Вернее, это был курень Джебе‑нойона. К удивлению Чиркудая в юрте горел очаг. Он догадался, что заботу проявил кто‑то из мастеров. Они не принимали участия в походе.

На следующий день, немного раньше полудня, прискакал гонец от Темуджина с приказом явиться к хану. Чиркудай надел свою волчью шубу и направился к выходу, но остановился, заметив, что Сочигель поспешила за ним.

– Побудь дома, – сказал он ей.

– Я с тобой, – твердо заявила Сочигель.

Подумав, Чиркудай снял шубу, и укутал ею свою женщину, а сам надел теплый войлочный халат. Чёрный и Вороная были уже оседланы на краю громадного поселения. Сочигель окинула взглядом скопище юрт и удивленно спросила:

– Это твое?

– Нет, – ответил Чиркудай, усаживаясь в седло. – Это принадлежит Джебе.

– А сколько здесь юрт? – Сочигель уже без его помощи могла усесться на Вороную даже в шубе.

– Почти десять тысяч, – ответил Чиркудай и направил Чёрного в сторону куреня Темуджина. Проехав мимо построившейся охранной тысячи, он приказал жестом – за мной следовать одной сотне. Тысячник несколько раз свистнул в уйгурский свисток, и от полка откололся ровный квадрат конников, полетевший следом за ним и Сочигель.

Темуджин был не один. В юрте для совещаний находился Джелме и двое командиров полков. Искоса посмотрев на робко вошедшую в юрту Сочигель, Темуджин непонятно покачал головой и усмехнулся.

– Садись, Джебе, – пригласил он и кивнул головой Сочигель: – Ты тоже присаживайся.

Сочигель послушно уселась на кошмы около стены.

– Всё, повторяется, – вновь усмехнулся Темуджин. – В первые дни Борте не отходила от меня ни на шаг, – он вздохнул, покрутил кончик бороды: – Давно это было, – задумался. Крутнул головой, отгоняя ненужные мысли, и негромко продолжил:

– Я уже знаю, как ты действовал. Позже научишь всех командиров, завоевывать города. Мы ни разу этого не делали. Воевали только в степи. Твой опыт нам пригодится, – Темуджин помолчал, взглянул на Чиркудая и пояснил:

– Здесь командиры, которые уже отвоевали. Остальные продолжают гнать на север в сторону Баргузинского моря остатки кераитов и их соратников – тунгусов, меркитов, соха и ещё несколько непокорных племен.

Там Бельгутей, Тохучар, твой Газман, и мой Джучи. Я позвал тебя для того, чтобы сказать: очевидно, те три тысячи, которыми командует мой Джучи, нужно отдать ему. Как ты думаешь? – и вопросительно посмотрел на Чиркудая.

– Я согласен, – кратко ответил Чиркудай. Немного подумав, добавил: – Из Джучи получится хороший командующий туменом. А для начала ему нужно ядро, хотя бы из трех тысяч.

Темуджин удивленно посмотрел на Чиркудая:

– Совсем недавно ты говорил иначе…

– За последнее время я многое понял, – спокойно ответил Чиркудай.

Темуджин кивнул головой и грустно улыбнулся:

– Вас двое с Субудеем… Всего двое таких, с кем мне легко. Остальным приходится всё разжевывать, – он вновь замолчал, покрутил кончик бороды. – Ну ладно. Не будем об этом, а то Джелме станет ревновать.

– Они мои друзья, – гордо ответил Джелме, неожиданно добавив: – Даже братья.

Темуджин опять покивал головой:

– Я доволен. Мы все братья, – он прищурился, и неприятно скривив рот, посмотрел на Чиркудая. – Джебе, вскоре к нам станут приводить своих нукеров кераиты и нойоны других племен, которые были раньше против нас. Ты отберёшь для себя три тысячи. Тех, кто тебе понравиться. Научишь их всему, что умеют делать твои воины.

– Я согласен, – кивнул головой Чиркудай.

– Я ценю вас не за умение махать шашкой, а за головы, – тихо сказал Темуджин.

Чиркудай подумал, что нужно после совещания навестить Субудея. Посмотрел на Сочигель и неожиданно вспомнил о подарках Эльдара:

– Принц Эльдар дал нам восемь сундуков: четыре с серебром и четыре с золотом.

Темуджин хитро усмехнулся:

– Сколько сундуков он дал тебе?

– Два с серебром, и один с золотом.

– Про караван я знаю, – задумчиво пробормотал Темуджин. – Эльдар прислал гонца. Он все‑таки не верит, что мы друг друга не обманываем, – нойон криво усмехнулся: – Купец, он и есть купец. Но я решил: себе беру два сундука с серебром, а остальные забираешь ты, и поделишь поровну с остальными туменами. Для корпусов придется покупать оружие у уйгуров, у мусульман, у киданьцев.

– Согласен, – кивнул головой Чиркудай.

– А серебро я хочу использовать на оплату катапульт, которые для нас сделают киданьцы, – вздохнув, Темуджин горько сказал: – Не хочу я воевать! Мне достаточно Великой степи, но… Но то, что я стану ханом, не понравится чжурчженям и другим врагам. Так что придется воевать.

– Придется, Темуджин, – подтвердил Джелме.

– Ляо Шу прав, – произнес Темуджин, и, посмотрев на Чиркудая, добавил: – Я тебя больше не держу. Иди. Ведь ты собрался к Субудею?

– Да.

– Тогда поезжай, а мы еще поговорим, – и он махнул рукой, отпуская туменного.

Вскоре в курене Темуджина стали появляться нойоны почти со всех племен. Они торговались с Темуджином, обговаривая условия взаимодействия с ним. Каждый выгадывал, как мог. Но Темуджин был непоколебим – нойоны остаются нойонами лишь в своих куренях, а их мужчины, поступая к нему на службу, становятся его нукерами. Князьям такой вариант не понравился, и они уехали. Но, спустя некоторое время, возвратились, согласившись отдать лишь часть мужчин.

В Великой степи нойонам больше не с кем было договариваться. Не проводя крупных военных операций против рядовых аратов, Темуджин разогнал всех сильных князей, Ван‑хана и гурхана Джамуху, словно тараканов по щелям. Пришло время, когда самым сильным человеком в Степи стал разбойник.

Отбор мужчин длился долго, почти всю зиму. Чиркудай, Газман и шесть старших командиров тумена, перебрали несколько тысяч человек. Они радовались, что было из кого набирать. Вокруг куреня Темуджина выросли десятки стойбищ всех аратских племен. Нойоны стояли в очереди на прием к Темуджину. Князьки стали допекать Чиркудая и Сочигель, встречая их на околице, и унижено прося замолвить перед Темуджином словечко. Чиркудай не давал никаких обещаний. Так же велел поступать Сочигель.

Чиркудай каждый день заезжал к раненому другу, докладывая, как идут дела в войске, и во всей Степи. Часто заставал в его юрте Тохучара, Джелме, Бельгутея, Темуджина и других командиров полков.

Но одна вещь не понравилась Чиркудаю: у них объявился чёрный колдун – Теб‑Тенгри. Каждый день он встречался с Темуджином и о чем‑то подолгу с ним разговаривал. Однако брат Темуджина, Хасар, не приехал, прятался от его гнева. Хотя злые языки утверждали, что Хасар пошёл в услужение к колдуну и живет в его ауле, который Теб‑Тенгри поставил поближе к их стойбищам.

– Не нравится мне этот пройдоха, – хмуро говорил Субудей, сидя около своей юрты с Чиркудаем, на сложенных стопкой кошмах, подставляя правую, не покалеченную ладонь, под пушистые снежинки, редко падающие с неба в зимней Степи. Чаще дули сильные ветра, с секущей лицо снежной крупой.

– Мне тоже, – поддержал его Чиркудай. – Он охмуряет Темуджина…

– Пророчит, что летом, будет Курултай и Темуджина, выберут ханом, – усмехнулся Субудей правой стороной лица, и взглянул уцелевшим глазом на друга.

– Это всем понятно и без его вещаний, – буркнул Чиркудай и неожиданно встрепенулся: – Я совсем забыл с этими заботами – твой нож, который у меня отняли уйгуры, я его нашел.

Субудей сморщил нос и чихнул. Китаянка, стоявшая рядом с ним, обеспокоено наклонилась к нему.

– Ничего, – махнул здоровой рукой Субудей, успокаивая сиделку, – это не от простуды, – он задумчиво посмотрел на Чиркудая, вздохнул и произнёс: – Нож твой. Хотя, он для меня память, но я его тебе подарил. Оставь себе.

Чиркудай кивнул головой. Они помолчали.

– Наверное, вы не хотите мне говорить, что я никуда не годный, – медленно начал Субудей, – и Чиркудай почувствовал, что его друг весь напрягся внутри. – Мне нужно будет заниматься, как в детстве, заточкой наконечников стрел или другой работой, чтобы быть с вами. Я уже не воин…

Чиркудай мельком посмотрел на друга и увидел слезу на щеке, выбежавшую из уцелевшего глаза. Он не стал словами переубеждать Субудея, решил действовать.

– Что молчишь? – тихо спросил Субудей.

– Я думаю.

– Пошли в юрту, – мягко сказала китаянка, потянув Субудея за рукав шубы.

– Да. Уже пора, – согласился Субудей и, кивнув головой Чиркудаю, медленно поднялся. Он не любил, когда ему помогали. Чиркудай знал характер друга.

Прихрамывая на левую ногу, он взялся за дверной полог и, оглянувшись, с наигранным спокойствием пригласил:

– Как освободишься, заходи. Сразимся в шахматы.

– Хорошо, – пообещал Чиркудай.

На следующее утро Чиркудай бегом влетел в юрту Субудея и увидел, что его друг надел шубу и собирается с китаянкой идти на прогулку.

– Что‑то случилось? – насторожился Субудей, заметив, что Чиркудай ведёт себя как‑то необычно.

– Пойдём, – коротко бросил Чиркудай.

Прихрамывая, Субудей выбрался на улицу и остановился от удивления: по белой пороше, между рядами юрт к ним приближался Тохучар, ведя за повод Серко Субудея и серую кобылицу.

Субудей удивленно посмотрел на друзей, оглянулся на китаянку, но ничего не спросил.

– Садись, – хитро усмехнувшись, сказал Тохучар, подводя серого жеребца к Субудею, – барс с поломанной лапой, – начал бурчать он. Но, перебив себя, неожиданно приказал: – Согни ногу! И без всяких возражений, что ты сам! Я подсажу тебя, – не переставая ворчать, Тохучар, легко поднял сильно похудевшего друга в седло.

Чиркудай тем временем помог китаянке забраться на кобылицу. Он так и не спросил, как её зовут. Забывал в спешке.

Молча, Чиркудай с Тохучаром повели коней к окраине куреня. Субудей мрачно нахохлился в седле, спрятав голову в большой воротник.

У околицы их ждала сотня нукеров с конями Чиркудая и Тохучара. Гикнув, Тохучар поехал первым во главе охраны. Китаянка плотно прижималась своей лошадью к коню Субудея. Чиркудай оценил её мастерство верховой езды. Ему это понравилось.

В версте от околицы стояло войско. На белоснежной целине, словно каменные идолы, застыли без движения тысячи всадников. Возглавлял бесконечно длинные ряды нукеров богатырского сложения джигит, на крупном сером жеребце, с красным девятихвостым бунчуком в руках.

Остановившись в тридцати шагах от тумена, Тохучар покосился на Субудея, выхватил клинок, и со свистом рассек им воздух, над своей головой. Нукеры шевельнулись и раскатисто, словно гром, рявкнули:

– Кху!!! – и вновь застыли, как изваяния.

Их кони не шевельнулись. Очевидно, привыкли к грозному выкрику. Но Серко и кобылица под китаянкой, прянули в сторону. Взвилась чёрная туча ворон, сидевшая на снегу, в ожидании битвы. Птицы знали, что если много вооруженных людей собираются в одном месте, то скоро будет еда. Но ошиблись. Покружив немного, и недовольно покаркав, улетели по своим делам.

Тохучар вогнал клинок в ножны, наклонил голову к плечу, и по‑птичьи взглянув на Субудея, сказал с ехидной ухмылкой:

– Принимай свой тумен, Субудей‑богатур. И сам им командуй. А‑то мы с Чиркудаем мотаемся, как собачий хвост: то к твоим, то к своим.

Субудей молчал, закрыв единственный глаз, из которого на щеку выбежала слеза. Китаянка, свесившись со своей лошади, обхватила его за плечи и отвернулась.

Date: 2015-09-17; view: 311; Нарушение авторских прав