Глава двадцать пятая. Армейская разведка

Постепенно страсти, по поводу прилюдной казни колдуна, улеглись. Люди говорили между собой: Чингизхан настолько силён, что не побоялся гнева Вечного Синего Неба. Субудей предложил распространить слух о том, что Чингизхан сам является посланником Неба, поэтому оно и взяло к себе Теб‑Тенгри. Чиркудаю не понравилось такое возвышение Темуджина, хотя он понимал, что это было бы им всем на руку. Темуджин колебался, слушая настойчивые требования Субудея о распространении слухов.

– Я не верил в Теб‑Тенгри, как в волшебника, – убеждал хана Субудей. – Он такой же, как и мы. Однако сумел всех убедить в обратном. Его отец Мунлик, боялся ему перечить, – и, посмотрев на Темуджина, поинтересовался: – Это, правда, что твоя мать Оэлун станет женщиной Мунлика?

Темуджин долго молчал, крутил бороду и не хотел отвечать. Но Субудей его спрашивал об этом не на общем заседании, а в кругу близких.

– Она уже переехала к нему в юрту, – выдавил из себя Темуджин. – Я не мог ей возразить.

– Она правильно сделала, – одобрил Субудей. – Все монголы знают Мунлика, как отца Теб‑Тенгри. А теперь будут знать, как твоего отчима.

Темуджин неопределенно передернул плечами и перешел к государственным проблемам:

– Я получил сведения, что чжурчженям в империи не нравится наша торговля. Они хотят, чтобы в Монголию все товары шли через них. Ещё больше им не нравится, что у нас появились купцы.

Монголы торгуют в Хорезме и в Индии нашими товарами: шкурами зверей, солёной рыбой, и китайскими товарами: шёлком, фарфором, бумагой и другим. Алтан‑хан начинает злиться, что мы имеем влияние на Уйгурию и отнимаем у него покупателей на его же товары. Чжурчжени готовятся напасть на Уйгурию и посадить там своего правителя вместо Эльдара.

Хотят повернуть Великий шёлковый путь в свою сторону. Я решил остановить их вторжение. Для этого пошлю два плохо обученных тумена с примкнувшими к нам тунгусами и найманами, на границу Монголии и империи Цзинь.

– Тунгусы не хотят обучаться! – возмущенно воскликнул Джелме. – Говорят, что им эта наука не нужна. Что она вредная. Китайская. Вражеская…

Темуджин усмехнулся:

– Давно ли мы сами так думали? Если бы не Ляо Шу, то не видать нам Монголии, как своих ушей. Довольствовались бы жизнью в курене, отгонами скота у соседей, охотой, рыбалкой…

– Ты думаешь, что эти два необученных тумена смогут задержать чжурчженей, если они пошлют свой корпус? – поинтересовался Тохучар.

– Нет, – усмехнулся Темуджин. – Я думаю – всё будет наоборот. Чжурчжени потеснят и разобьют оба тумена. Но дальше не пойдут: все‑таки тунгусы и найманы окажут им сопротивление. И китайцы станут думать о нас плохо. Скажут, что мы слабаки. Затем, на следующий год после победы, пойдут дальше. Здесь‑то мы и дадим им бой. Хотя мне этого не хочется.

– Правильно, – поддержал Темуджина Субудей, – тунгусы и найманы плохо к нам относятся, нарушают законы. У всех на виду. Пусть их побьют.

– Ты все понимаешь, – похвалил своего командующего Чингизхан. Помолчал и добавил: – Чжурчжени уже взяли китайский городок, где жил Ляо Шу. Убивают его жителей, которые были верны потомку императоров. У меня есть сведения, что больше тысячи киньских мастеров едут на повозках к нам. Я послал им навстречу охранную тысячу. Пусть селятся в Каракоруме, продолжают его строить и изготовляют нужные вещи.

– Нам необходимо много тренироваться, – сделал вывод Чиркудай. – Иначе можем проиграть чжурчженям. Вдруг они пожалуют сюда?

– Ты прав, Джебе, – согласился Темуджин. – Приказываю продолжать военные учения, и нужно увеличить их длительность. Мне недавно донесли, что у чжурчженей начинается раскол среди командующих. Они убивают тех, кто против войны. Значит, к власти приходят злые люди. А воевать им с нами удобно – монголы часто проигрывали.

– Есть империя тангутов – Си‑Ся, – возразил Субудей. – Есть южная империя… Может быть, они готовятся опять напасть на них, как в старые времена. Зачем мы им?

– Они считают нас самыми доступными, самыми слабыми, – усмехнулся Темуджин. – А их соседи – сильные. Я не хочу, чтобы было так, как они думают. Мне нужно, чтобы чжурчжени считали нас не сильными, и одновременно не пытались лезть в наши степи. Как это сделать, я не знаю.

– Так не будет, – угрюмо усмехнулся Тохучар. – Все равно они пошлют на нас войско. Я бы с ними повоевал.

– Какой ты быстрый, – нахмурился Чингизхан. – Монголии война не нужна. У нас мало людей. У чжурчженей наемных войск больше, чем монголов во всей степи: шестьсот тысяч человек. А нас всего около пятисот… Я даже не знаю сколько, – Темуджин задумался на мгновенье. – На будущий год проведу перепись населения, как учил Ляо Шу. Мне нужны точные данные.

– Кроме наемников, у чжурчженей есть собственные корпуса, – добавил Субудей.

– Да, – опять согласился Темуджин и вздохнул. – И об этом я знаю. Не знаю только одного – насколько они боеспособные? Не знаю, чьи воины лучше: наши или чжурчженьские?

– Если мы учились киданьским военным наукам, то и они этому учатся, – подал голос Бельгутей.

– Не всегда, – возразил Темуджин. – Тренироваться очень трудно. Легче навалиться огромной армией и грабить. Так чжурчжени и поступают. Нас мало, поэтому мы должны быть лучше подготовлены. Ну, а насчет империи Цзинь и их войска, у меня есть некоторые соображения. Я вам скажу об них попозже. А сейчас – все свободны.

Однажды Темуджин неожиданно сказал со злостью:

– В империи Цзинь старый император Чунь‑ю пожелал оставить престол. Его место занял новый Ань‑цюань, – Темуджин недовольно покрутил головой, и яростно плюнув в сторону юга, свирепо прорычал:

– Этот слабоумный не умеет управлять страной!..

– А нам, какое дело, кто там правит? – удивленно спросил Джелме. Темуджин ожёг взглядом командующего туменом, опустил голову, и, пересчитав пальцы на руке, неприязненно пояснил:

– Чунь‑ю не хотел войны. Лишь его военачальники, как крысы, совали свой нос везде и отовсюду хотели откусить. А сам император только собирал дань с подвластных ему народов и со своих. На нас не обращал внимания. И вот появляется Ань‑цюань, который даёт волю всем этим злыдням, желающим воевать. И им всё равно с кем, лишь бы уничтожить своих противников и ограбить их. Мне донесли, что они уже зашевелились. Возможно, готовят войско и против нас.

Джелме выпятил губы. Он привык к мирной жизни и воевать совсем не хотел, поэтому неуверенно сказал:

– Может быть, обойдется?..

– Может быть, – тяжело вздохнул Темуджин. – А может, и нет. Отпустив командиров, приказал остаться Субудею и Чиркудаю.

Посмотрев на друзей, хмуро усмехнулся и спросил:

– Хотите сделаться купцами?

Субудей поднял бровь над единственным глазом:

– Мы тебе не нужны как командиры?

Темуджин хитро скривил губы:

– Пойдете с караваном в империю. Будете торговать нашими товарами. А заодно посмотрите, к чему они готовятся, и какие у них воины. Лучше, чем вы, этого никто не сделает.

Субудей наклонил голову, неприязненно пофырчал, но согласно кивнул. Чиркудай понял намерения Темуджина – провести разведку в империи, и тоже кивнул головой.

– Завтра, временно передайте тумены заместителям, отберите надежных людей, и выберите себе купцов из наших, которым бы вы могли доверять, – стал объяснять Темуджин. – Всего нужно человек триста воинов и купцов. Вам этого хватит. Постарайтесь объехать как можно больше городов. Товаров возьмите много. Пусть купцы торгуют.

– Понятно, – кисло скривился Субудей. Ему эта командировка не очень нравилась. Но он тоже понимал, что больше послать некого.

– Необходимо начинать применять знания, которым нас учил Ляо Шу, – добавил Темуджин и отпустил командующих.

Разведчиков Чингизхан решил проводить сам. Он взял свой тумен, разослав девять тысяч на восток и запад: на юге Монголии стали появляться оставшиеся в живых белые араты, разбойничавшие недалеко от границы с Китаем. Девяти тысячам был дан приказ беспощадно уничтожать людей длинной воли вблизи с китайской границей. Темуджин до сих пор ненавидел южан, хотя принимал их в свою армию. С охранной тысячей торгаудов он довел караван в три с половиной сотни человек и полутысячей вьючных верблюдов до самой Великой китайской стены.

– Это хорошо, что кидани построили стену, – хмуро заметил Темуджин, издали, разглядывая колоссальное сооружение из камня, уходящее в обе стороны за горизонт. – Они защитили нашу дикость от своей цивилизованности, – внимательно осмотрев в последний раз друзей, заметил:

– Надеюсь, что чжурчжени понимают наши племенные отличия в одежде. Ваши меркитские халаты – лучшая защита, нежели клинки, – вздохнув, добавил:

– Помните, вы мне нужны живые. Не горячитесь. В случае опасности лучше применяйте последнюю стратегему киданьцев – бегство. Не забывайте: дверь жизни открыта только в одну сторону, – и, махнув рукой, Чингизхан развернул коня и поскакал назад.

Чиркудай с Субудеем посмотрели вслед своему хану, переглянулись и направили коней за ушедшим вперед караваном.

Стражники у ворот, в Великой стене увидев монголов, недовольно скривили лица. Их было всего пятеро. Они бесцеремонно обшаривали вьюки и требовали серебряные слитки у купцов за то, что должны пропустить караван в империю. Их выкрики переводили для Субудея и Чиркудая монголы, которые выросли в китайском городке и служили в полку Бай Ли.

– Говорит, опять припёрлись эти вонючки, – негромко переводил один из охранников каравана, следя за досмотром.

Чиркудай, зло дернулся, взглянул на хмурого Субудея, и сжался стараясь не обращать внимания на караульных. Те сами давно не мылись, но от них разило совсем не так, как монголов. Чиркудаю казалось – хуже.

Купцы, ходившие в империю не первый раз, расплатились со стражниками, ни разу не улыбнувшись китайцам, которые при грабеже заучено, улыбались всем подряд, даже тогда, когда убивали. Друзья увидели совсем иных людей, не похожих на киданей в Ляояне.

– Двуличные, – неприязненно бросил Субудей и тронул коня, проезжая в ворота. – Обманщики. По нашим законам их давно нужно убить.

Чиркудай дёрнул уголком губ, но ничего не сказал.

Целый день они ехали по извилистой дороге, петлявшей между коричневыми скалами, которые были вывернуты из земли пластами, каким‑то великаном. К вечеру им стали попадаться редкие искривленные кустарники и остролистый бамбук. Уже в темноте подъехали к какому‑то городку, защищенному невысокими каменными стенами. Ворота закрывались с заходом солнца, и они не успели их проскочить. Расположились в поле. Разожгли костры. А со стен на дикарей с интересом посматривали вооруженные копьями солдаты.

– Будем терпеть, – проскрипел Субудей, усаживаясь на кошму.

– И торговать, – усмехнулся старший купец, подсевший к туменным.

Он тоже знал об истинной поездке командующих в империю. Люди в караван подбирались очень тщательно.

Перед рассветом Чиркудая разбудил негромкий говор на ломанном монгольском языке. К городку пришли крестьяне из окрестных деревень со своими продуктами, которыми они торговали в городе. Увидев караван, подошли и стали выменивать свой рис и овощи на шкуры лисиц и белок.

С первыми лучами солнца, ворота городка отворились, противно заскрипев на ржавых петлях. Несколько купцов, вместе с хлынувшими в город крестьянами, пошли за ними следом, к базарной площади, ведя в поводу десяток верблюдов, с навьюченными на них товарами.

Чиркудай с Субудеем остались снаружи. Оседлав коней, они решили размяться в сопровождении охранной десятки. Заодно объехать стены.

– Как можно прорваться в город? – негромко спросил Субудей у друга. – Ворота крепкие. Если полезем на стены, застрелят из луков, заколют копьями.

– В Уйгурии я брал города, – задумчиво буркнул Чиркудай.

– Уйгуры плохие воины, – скривившись, заметил Субудей. – А чжурчжени, воевать умеют.

Чиркудай долго молчал, прикидывая, что бы он сделал. Если не пойти на обман, то ворота никому не откроют. А город в осаде может продержаться долго. Вода и запасы пищи у них должно быть подготовлены, на всякий случай. Хотя, кто его знает, может и нет – одурели от самодовольства.

– Не знаю, как будем воевать, – честно признался он. – А если станем бросать камни катапультами?..

– Можно бросать камни целый год, а в город все равно не попадем. Нужно думать, – вздохнул Субудей, и слегка поддав коня пяткой, поехал вокруг, вдоль стен.

Преодолев половину пути, они обнаружили, с другой, с южной стороны, ещё одни ворота, которые тоже были открыты. А в полуверсте от городка, на утоптанной площадке, суетилось две сотни людей. Приблизившись к ним, друзья увидели китайских воинов, отрабатывающих упражнения с копьями. Они остановились, и стали с интересом присматриваться к их приемам. Заметив степняков, китайцы оскорбительно захохотали, затем, переговорив между собой, стали напоказ работать в парах, решив удивить дикарей.

– Плохо, – пробормотал Чиркудай, определив уровень техники, кичившихся своим умением фехтовать, воинов. – Я их всех могу разогнать с этой десяткой, – и показал подбородком в сторону охраны, следующей за ними.

– Смотри и молчи, – негромко пробурчал Субудей. – Вон… Видишь ту пару, – и он незаметно показал головой в сторону двух китайцев, которые очень неплохо, и в высоком темпе, проводили учебную схватку копья против меча.

Чиркудай тоже обратил на них внимание и одобрил:

– Эти работают терпимо. Но мне кажется, что они все делают для нас, поэтому совершают слишком большие махи. Во время настоящего боя – сразу проиграют. Слишком много затрачивают сил, и поэтому быстро устанут. Открываются с боков, – Чиркудай подумал и сделал вывод: – Если это у них самые лучшие, то они хуже нас.

– Не спеши, – осадил его Субудей, наблюдая за тренировкой. – Здесь окраина. У чжурчженей шестьсот тысяч воинов. И если четвертая их часть умеет так владеть оружием, тогда плохо.

Неожиданно к ним направился крупный китаец. Чиркудай определил по нашивкам на кафтане – сотник. Приблизившись к степнякам, он ехидно усмехнулся и на ломанном монгольском языке предложил:

– Хотите побороться с моими воинами?

Субудей угрюмо пожевал губами, кашлянул и ответил:

– Нет. Мы купцы. Мы не умеем драться.

– Как же вы защищаете свой караван? – язвительно удивился сотник.

– Саблями, – бросил Субудей и, развернув своего коня, направился в сторону от китайца, неприятно захохотавшего во все горло. Чиркудай поехал за другом, скривив губы. Он готов был убить этого гаденыша, но понимал, что им совсем нельзя показывать свои возможности. Как говорил Ляо Шу: «Сильным оказывается тот, кто не раскрывается до самого последнего момента».

Китайский сотник стал кричать им вслед что‑то оскорбительное. Солдаты на площадке заржали. Но монголы старались не обращать на них внимания. Продолжили осмотр городских стен, и ломая голову, как их можно взять, не потеряв своих воинов.

На обратном пути к отдыхающему каравану, друзья пересекли пыльную, извилистую дорогу, уходящую в гору между низенькими кривыми соснами. По дороге трусцой бежали три человека: один впереди с высокой поклажей на спине, а двое несли на плечах прогибающуюся посередине бамбуковую палку, на которой висела большая корзина. Очевидно, крестьяне спешили на базар. Но когда эта троица подбежала ближе, Чиркудай обнаружил на них халаты белых аратов, хотя штаны и конические соломенные шляпы были китайские. Пробегая мимо, крестьяне зло оскалили зубы и сказали что‑то плохое по‑чжурчженьски.

– Недобитые, – буркнул Субудей, сверля единственным глазом их спины. – Убежали за Великую стену после разгрома, – и, повернувшись к Чиркудаю, задумчиво сказал: – Хорошие раньше были времена…

Чиркудай согласился:

– Мы были моложе и по‑другому смотрели на мир.

Проехав ещё версту вокруг стен, они увидели дымки от костров: караванщики варили баранину и рис.

– Если бы эти трое белых аратов знали, что мы не меркиты, а те самые, кто их побил… – усмехнулся Субудей, – то побежали бы не в город, а назад, звать своих.

На следующий день караван отправился дальше, в глубь империи. Они останавливались у стен небольших городов. Купцы торговали, а Чиркудай с Субудеем осматривались. По дороге им встречались деревушки из нескольких глинобитных фанз, крытых камышом. Каменные и деревянные дома были только у богатых людей в городах.

На окраины селений выбегали миниатюрные, мелко семенящие женщины и дети, посмотреть на монголов. Тыкая в них пальцами, китайцы смеялись над их одеждой и лохматыми конями. Мальчишки иногда хватали с земли камни и бросали, стараясь попасть всадникам в спину. Воины, делая свирепые лица, оборачивались. Сорванцы с визгом прыскали в стороны. На этот шум из домов высовывались старики, хмуро рассматривая из‑под ладоней пришельцев.

Старший купец рассказывал, что все мужчины работают в поле, а женщины сидят дома. Он объяснил, почему женщины семенят: им с детства туго бинтуют стопы ног материей, чтобы не росли, оставаясь на всю жизнь маленькими. Это считалось красивым. Но от этого женщины почти не могут бегать и плохо ходят, потому и не работают.

– Когда такие глупости слышишь дома, то воспринимаешь как сказку, – вслух рассуждал Субудей, покачиваясь в седле. – Но когда видишь своими глазами… Не понимаю, я их.

– Поэтому нас и считают варварами, – сказал Чиркудай.

– Из‑за того, что мы не калечим своих женщин?

– Из‑за того, что не понимаем их.

Субудей хитро усмехнулся и, покосившись на Чиркудая, сказал:

– Бог Этуген создал людей и сбросил их на землю в мешках: в одном были дураки, в другом – умные. Ты не знаешь, о чём говорили дураки в своем мешке, пока падали на землю?

Чиркудай задумался. Выпятил нижнюю губу и отрицательно помотал головой:

– Не знаю…

– Я тоже не знаю, – задумчиво произнес Субудей и добавил: – Значит, монголы были в другом мешке. А вот китайцы были в первом.

Чиркудай долго молчал, обдумывая сказанное другом. Потом неожиданно для себя буркнул:

– Змея с ушами.

– Сам, лошак необъезженный, – быстро ответил Субудей.

Нукер, ехавший неподалеку и прислушивающийся к их разговору, удивленно поднял брови, и непонимающе встряхнул головой. Он отъехал от друзей в сторону, пытаясь уразуметь то, что услышал.

Целый месяц монголы двигались на юг и продали почти весь товар. У купцов в кожаных мешочках позвякивали серебряные слитки. Но треть доходов они отдали Субудею с Чиркудаем, как повелел Чингизхан. В хурджунах, которые были навьючены на верблюдов, лежали мешки с рисом, пшеном, различными травами, с бумагой и фарфоровыми чашками, которые обернули в красивый шелк, чтобы не побились от тряски. Все это было куплено для торговли в Монголии.

Они поехали назад и через месяц оказались в двух днях пути от Великой стены. Остановились рядом с крупным городом со странным названием Чифын.

Чиркудай с Субудеем за время путешествия обменялись мнениями о чжурчженских и киданьских воинах. И пришли к одному выводу: они хуже монголов – ленивее. Но воевать умеют. И еще они поняли, что видели лишь гарнизонных солдат, потому что в те места, где занимаются регулярные войска, их не пускали. Нукеры, знавшие киданьский язык, говорили с крестьянами, и те нехотя делились сведениями о существовании хорошей армии.

– Все равно наши воины более умелые, чем китайские, – уверял друга Чиркудай.

– Не знаю, – неохотно соглашался Субудей. – Может быть. Возможно, они специально показывают нам слабых, а сильных прячут.

– Ты же видел: они все пешие, – настаивал на своем Чиркудай. – Конницы у китайцев практически нет.

– Это правда, – соглашался Субудей. – Воин на коне сильнее пехотинца, – и недовольно добавил: – Но мы так мало видели и совсем немного узнали…

– До этого о чжурчженях знали ещё меньше, – продолжал Чиркудай. – А сейчас нам известно, что в чжурчженьской армии много киданьцев.

– Так оно и должно быть – чжурчженей вообще меньше в Китае, чем киданей. Чжурчжени чиновники, военачальники и правители, а все остальные – их подданные.

Чиркудай крутнул головой и удивленно сказал:

– Пятьдесят миллионов живёт в империи! Ты можешь представить, сколько это будет, если их построить в тумены?

Субудей прикинул, и дернул здоровым плечом:

– Нет. Это слишком много, – помолчав, добавил: – Нужно сказать Темуджину об этом, – и вздохнул: – Нам с ними воевать так же, как комару нападать на кобылу: махнет хвостом – и нет комара.

Date: 2015-09-17; view: 326; Нарушение авторских прав