Глава восемнадцатая. Армия

Переезд с одного места на другое большого количества людей можно сравнить с пожаром, потопом и землетрясением – одновременно. Для трех полков – Чиркудая, Субудея и Тохучара, – численностью в пять с половиной тысяч воинов, потребовалось снять и поставить шесть тысяч юрт. И хотя многие молодые воины жили по несколько человек в гере, юрт было больше, чем семей.

Крыша над головой нужна была для швей, для хозяек, готовивших еду всем нукерам, для мастеровых, умевших работать с железом, подковывать коней и лечить их. Юрты нужны были и для мастеров изготавливающих различное оружие: луки, стрелы, пики, арканы. Кроме этого с ними переехало много умельцев катавших войлок и делавших обрешетки для юрт, а также столяры, мастерившие повозки, и еще необходимо было учесть тех, кто сбивал кумыс и даже для специалистов по приготовлению молочной водки – архи.

Живя в общем курене, Чиркудай не задумывался подсобных службах для существования войска. Столкнувшись с этим, он немного растерялся. И если бы не проворство Субудея, и не хозяйственность Тохучара, то он бы, даже для своего полка, мало что сделал. Ещё всех выручал Газман, который внештатно ведал хозяйством полка. Казалось, что командир третьей сотни помнил всё, и знал где и что лежит.

Переезжали две недели.

Во время обустройства, Чиркудай с Субудеем неожиданно заметили, что Тохучар украдкой ставит для себя юрту в сторонке. Они не стали спрашивать друга, что тот задумал. Но на следующий день пронырливый Субудей, с грустной миной на лице сообщил Чиркудаю:

– Тохучар нашел себе женщину. Так что мы остаемся вдвоём.

– Может быть у него, как у тебя – ненадолго? – предположил Чиркудай.

– Нет, – вздохнул Субудей, – у него – надолго. Женщина хорошая, – он выпятил губы и прищурился, видимо, пытаясь показать, чем хороша женщина.

– Убежит, – заключил Чиркудай.

– Не скоро, – согласился Субудей. – А может быть и не убежит. Тохучар уже не мальчик, хочет иметь семью. Она кераитка, христианка. Они очень скромные и верные. Она для него лучше, чем мы.

Разговаривая, друзья шли в темноте к своей новой гере, в сопровождении четырёх нукеров. Постоянная охрана была не их прихоть, а приказ Темуджина, объявленный им на одном из ежедневных совещаний, в курене Темуджина. Они мотались туда каждый день, несмотря на огромную занятость.

Собрав всех командиров: тысячников и сотников – двести человек, – для которых пришлось ставить одну большую юрту, Темуджин сказал:

– Вы мне нужны сейчас, будете нужны завтра и до конца дней. Поэтому каждый из вас для меня представляет ценность. Чтобы я больше не видел никого из командиров – пока что тысячников – без охраны, даже в курене. За непослушание этому приказу буду переводить в рядовые нукеры. Запомните это.

Друзья подошли к своей гере и нырнули под крышу. Внутри пахло совсем не так, как на старом месте. Но они были кочевники и легко привыкали к самым необычным обстоятельствам.

– Он сегодня не придёт, – продолжил Субудей, имея в виду Тохучара: – Я издали видел его женщину. Она уже в его юрте, – говоря это, Субудей подложил в не прогоревшие угли очага березовые поленья – еще один приказ Темуджина: прекратить тысячникам и сотникам жечь в очаге кизяк.

Чиркудай догадывался, что это распоряжение созрело под влиянием Ляо Шу, которому не понравился противный запах дыма от сухого помета.

Лениво поковыряв железным штырем в котле, Чиркудай улёгся на кошмы. Едой их снабжала Хоахчин, приходившая каждый вечер. А днем она убирала общую юрту и личную юрту Чиркудая. Субудей ей строго‑настрого приказал, чтобы она его дом не трогала, и не совалась туда. Хоахчин опять назвала его разбойником и украдкой плюнула ему вслед.

– Старуха сегодня тоже не придёт, – уверенно заявил Субудей. – Она помогает устраиваться Тохучару. Крутится около его женщины. Мы для неё ненормальные, – он помолчал и искоса взглянул на Чиркудая:

– А ты, почему не заведешь себе женщину?

Чиркудай пожал плечами и откровенно признался:

– Они меня не интересуют.

– Ты, что же, даже на них не смотришь?

– Смотрю.

– И ни одна не нравиться?

– Не знаю… – неуверенно ответил Чиркудай. – Может быть одна нравится.

– А кто? – загорелся Субудей.

– Её здесь нет, – вздохнул Чиркудай. – Она далеко живет.

– Хочешь, я попрошу Темуджина, и он тебя отпустит за ней?

– Не надо! – отверг помощь друга Чиркудай. – Сейчас не надо. Я знаю, что мы с ней встретимся. Но ещё не знаю когда.

– К тому времени ты станешь стариком, – убежденно сказал Субудей. – Мой отец говорил, что железо нужно ковать пока оно горячо…

– Нет, я не успею состариться, – серьезно заметил Чиркудай. – Я знаю, мы встретимся. Осталось совсем недолго ждать.

Субудей недоверчиво покрутил головой и полез в котел за мясом:

– Ну, Хоахчин, – шутливо возмутился он. – Не принесла кумыса… – и впился зубами в теплую баранину.

Чиркудай последовал его примеру.

Тохучар не пришёл. Субудей расставил шахматы, а Чиркудай зажег китайский фонарь – подарок Ляо Шу к новому месту, и они погрузились в обдумывание ходов. Субудей выигрывал чаще, но во время партии сильно нервничал и волновался. Чиркудай относился к своим проигрышам и победам хладнокровно. Ничьих они не признавали, считали, что сделали что‑то не так – неправильно ходили во время игры.

Для пополнения в тысячу мужчин из тайджиутского куреня, Чиркудай придумал новую систему обучения, похожую на ту, которой его учили в тибетском монастыре. Это – путь мастера. Он построил обе тысячи, одну против другой. Его нукеры стояли стройными рядами, а новенькие, как обычно, скучились в толпу. Он въехал в промежуток между полками, привстал на стременах и громко объявил:

– Сейчас, каждый нукер отберет среди новеньких по одному человеку, и поставит его в строй слева от себя. Новенькие должны делать всё, что будет совершать его наставник, до тех пор, пока не научится быстро и точно строиться и скакать в строю. После этого посмотрим, кому можно будет доверить оружие. А пока… Учитесь молча выполнять команды, – окинув взглядом оба полка, скомандовал: – Разойдись!

Его нукеры тут же сыпанули в стороны, а тайджиуты стали топтаться на месте, поднимаясь на стременах, пытаясь высмотреть своего наставника. Нукеры, не спеша, въехали в толпу новеньких, обходя Чиркудая, как вода в ручье обходит валун, и стали выбирать. Через час около каждого воина появился конный тайджиут, который старался всё время быть с левой от наставника стороны. Они примеривались друг к другу, проезжаясь вперёд и назад.

Решив, что ознакомление произошло, Чиркудай скомандовал:

– Стройся!

Нукеры быстро стали занимать свои места в строю, но им мешали прилипшие к ним тайджиуты. Однако минут за десять сдвоенный полк построился и застыл. Шевеления в строю карались строго – нукеры больно стегали новеньких плёткой по спине.

– Вперед! Рысью! Вон до того распадка! – скомандовал Чиркудай, показав камчой в сторону холмов. – И – назад!

Сдвоенный полк тронулся с места и зарысил к холмам. Через полчаса они вернулись. К удивлению Чиркудая, неплохо выдерживая строй. В полдень он заметил несколько любопытных вдали. По коням определил, что это были Джелме и Бельгутея.

Уже после обеда, который заключался в получасовом перерыве, его войско научилось поворачивать в строю. Но нужно было еще научиться размыкаться на сотни, десятки, уходить в стороны, смыкаться, и много чего ещё. Он гонял их целый день, до изнеможения.

Отпустив замученных воинов по домам, Чиркудай, в сопровождении личной десятки, с двадцатью сотниками и Газманом, которого он назначил командиром второй тысячи, и которого тоже сопровождала десятка охраны, помчался в курень Темуджина на обязательное совещание.

Темуджин был зол. Звенящим от напряжения голосом он стал выговаривать командирам, что учения проходят плохо, и, неожиданно, набросился на Чиркудая:

– Давай! Рассказывай! Как нужно обучать новеньких! Мне сегодня доложили, что они у тебя уже ходят строем, – и, зло блеснув глазами в сторону прячущихся за чужие спины нерадивых тысячников, процедил сквозь зубы: – Два месяца топчитесь на месте, безголовые…

Чиркудаю пришлось кратко рассказывать о применённой им системе, которая сводилась к одной фразе: делай как я! После его рассказа со всех сторон посыпались вопросы, на которые он ответил. И тут, неожиданно, из задних рядов командиров донеслось:

– Если бы мы были в любимчиках и имели хороших нукеров…

Темуджин побелел. Губы его задёргались от ярости. Все притихли, наблюдая, как нойон, сжав кулаки с трудом сдерживает себя. Наконец, он справился с бешенством и очень тихо, почти шепотом, стал выдавливать в оглушающей тишине:

– Я не буду выяснять, кто это сказал… Но, предупреждаю, что если еще хоть раз услышу такую сплетню в любом курене, и не только о Джебе, но и о Субудее, и о Джелме, то – клянусь, найду клеветника, и сам отрублю ему голову. И это будет не по степным обычаям, – он немного помолчал, передохнул и продолжил:

– Хорошо, что вы не упоминаете Бельгутея. Боитесь тронуть моего брата. А он и есть мой любимчик. Все остальные только командиры. И ко всем я отношусь так, как они этого заслуживают, – и ещё не остыв, резко махнул рукой: – А сейчас – все свободны.

Домой Чиркудай ехал неторопливо, в темноте, в окружении полусотни нукеров. К нему присоединились Субудей со своей свитой и Тохучар. Они долго молчали. Чувствовалось, что Тохучар был благодарен друзьям – они не спрашивали его о семейных делах. И он первый подал голос:

– Завистники и лентяи…

– Нужно менять тысячников, – сурово заметил Субудей. – Ими должны быть верные люди. Хотя Темуджин и не хочет назначать командирами своих братьев, нужно настоять, чтобы он их поставил.

– Они же все – и Темуге‑отчигин, и Хачун‑беки – в его тысяче сотниками, – негромко сказал Тохучар. – У одного Бельгутея свой полк.

– Правильно. Они не тысячники, а сотники, – заметил Субудей. – Ты знаешь, что у матери Темуджина есть приемные сыновья? Скоро они станут мужчинами. И Темуджин считает их своими братьями.

– Ты, о мерките Хучу, и белом арате Шаги‑хутух? – поинтересовался Тохучар.

– О них, – подтвердил Субудей. – А ещё подрастают сыновья Темуджина Джучи, Угедей и Чагадай, – Субудей замялся: – Хотя они еще мальчишки, но уже ходят в строю в тысяче Темуджина.

– Давайте в следующий раз предложим его братьев в тысячники, – загорелся Тохучар.

– Нам нельзя, – окоротил друга Чиркудай. – Мы его любимчики.

– Я предложу, – неожиданно из темноты подал голос Газман. – Я – никто. В меня не ткнут пальцем.

– Я тоже скажу об этом, – Чиркудай узнал голос Бариба, заместителя Субудея.

– Предложите, – согласился Субудей. – И сделайте это завтра.

В курене Тохучар молча отвалил в сторону и поскакал к своей юрте. Старухи, в общей гере, не было.

– Опять к Тохучару побежала, – усмехнулся Субудей, снимая амуницию. Он подсел к котлу, и как‑то необычно посмотрев на Чиркудая, спросил:

– Тебе бывает жалко человека, которого убил?

Чиркудай неуверенно пожал плечами и с расстановкой ответил:

– Не знаю… Не думал об этом.

– А мне не жалко, если он враг, – жёстко сказал Субудей, наливая кумыс в две чашки. – Я на них злюсь и поэтому не жалею. А ты умеешь злиться?

– Нет, – честно признался Чиркудай.

– Ты не умеешь смеяться, – задумчиво начал Субудей и неожиданно спросил: – Когда это началось?

– Что?

– То, что ты такой спокойный.

Чиркудай подумал, и вяло пробормотал:

– Мне кажется, что я таким был всегда.

– Нет! – уверенно заявил Субудей. – Ты не мог таким родиться. Ты же человек! – он помолчал и поинтересовался: – Кто твои родители?

– Я не знаю.

– Ты совсем их не помнишь?! – удивился Субудей.

– Помню, как меня взяли за шиворот и бросили в арбу… А потом привезли в ваш курень…

Субудей непонимающе покрутил головой:

– Но ты помнил, что тебя звали Чиркудай?

– Да. Я и сейчас Чиркудай.

– А как ты относишься к имени Джебе?

Чиркудай задумался и медленно ответил:

– Когда я командую, наказываю, или убиваю, я – Джебе. А когда сам с собой, то – Чиркудай.

– Значит, Чиркудай не может командовать и убивать?

– Не может, – согласился Чиркудай.

– Но Темуджин назвал тебя Джебе уже здесь! А ты сам рассказывал, что убивал и раньше.

– Темуджин назвал именем Джебе того, второго, который ещё раньше появился во мне. После тюрьмы в Уйгурии.

Субудей жевал мясо и, запивая кумысом, обдумывал услышанное. Через некоторое время он стал уточнять:

– А Чиркудай не мешает Джебе, у тебя внутри?

– Нет, – ответил Чиркудай. – Внутри я всегда – Чиркудай. Джебе мой слуга.

– Понятно… А в шахматы кто играет?

– Джебе, – не раздумывая сказал Чиркудай.

Субудей вытащил шахматную доску и стал расставлять фигуры:

– Ты знаешь, что не похож на нас, на аратов?

– Знаю. Мне об этом говорил Худу‑сечен.

Субудей покивал головой и добавил:

– Для меня ты всегда был и есть Чиркудай.

– Я для себя тоже всегда Чиркудай.

Субудей усмехнулся, и протянул два сжатых кулака другу, в которых были спрятаны черный и белый воины, предлагая выбирать цвет его войска.

На следующий день на совещании ни Газману, ни Барибу не пришлось предлагать кандидатуры братьев Темуджина в тысячники. Он сам, в начале совещания, назвал троих нерадивых командиров и сказал, что они переведены в простые нукеры, После чего приказал им уйти с совещания.

Свергнутые, вскочили на ноги и, ушли, с угрюмым видом. Вскоре послышался топот копыт. Все молчали, понимая, что на их глазах произошло унижение гордых аратов.

На совещании опять поднялся вопрос о том, каким образом увеличить количество нукеров. Отгоны хороши до поры до времени, пока выглядят, как обычные разбойничьи вылазки. Но если за это взяться основательно, то по степи сразу поползет слух, что Темуджин готовится к войне за титул хана. И тогда их могут разгромить прямо здесь, на месте. Прирост же за счёт людей длинной воли идёт очень медленно.

– Думайте, командиры, – приказал Темуджин, после обсуждения самых разных вопросов.

– А может быть опять начать сговариваться с нойонами небольших племен? – предложил Бельгутей.

– Сейчас это не пройдет, – уверенно заявил Темуджин. – Они смотрят в рот Ван‑хану и Джамухе, потому что они природные князья, а я всего лишь внук выборного хана. Я этого никогда не скрывал. Вы все это знаете, – Темуджин осмотрел командиров и махнул рукой, отпуская их, но, не изменяя своей привычке, добавил:

– Джелме, Бельгутей, Субудей, Чиркудай и Тохучар – останьтесь.

На улице стемнело. Темуджин повел пятерых командиров мимо многочисленных костров через свой курень, но не к своей юрте. На ходу он ворчал:

– Я побывал в ваших куренях, и мне не понравилось, что у вас темно. Прикажите жечь костры на площадках между юртами, как у меня. Но караулы пусть прячутся в тени, чтобы всё видеть, – он посмотрел на идущих за ним тысячников и повторил: – Как у меня.

– Я думал, что в курене пусто, – начал Тохучар оглядываясь. – А нукеры дежурят только около юрт командиров.

Темуджин хитро прищурился и, блеснув глазами в свете костра, крикнул:

– Караул!

Из тьмы моментально выскочили двое нукеров с пиками и, придерживая сабли, подбежали к ним, тревожно уставившись на Темуджина.

– Проверка, – усмехнулся Темуджин, продолжая вести соратников по поселку. Дежурные моментально растворились в темноте.

– Я у себя сделаю так же! – восхищенно воскликнул Джелме. Бельгутей утвердительно закивал головой. А Джелме льстиво сказал:

– Ты мудрый, Темуджин.

Темуджин грустно усмехнулся и буркнул:

– Не надо меня хвалить, Джелме. Я сам знаю, какой я есть. А для того, чтобы сделать как я, не нужно было ничего придумывать – все это есть в китайских книгах. Нужно было тебе, Джелме, не дремать на занятиях, а слушать чтецов.

– Так я слушал, – протяжно произнес Джелме.

– Плохо слушал, – хмуро заметил Темуджин, подходя к неприметной юрте, которая, однако, была оцеплена десятком нукеров, стоявших не в тени, а на виду, около нескольких костров.

Увидев командиров, нукеры замерли, вытянувшись в струнку, придерживая копья, которые они прижимали к ноге. Темуджин откинул полог геры и, зазывающе качнув головой, объяснил:

– Сюда могут заходить только те люди, которые пришли со мной. Если без меня, то нукеры убьют любого.

Сгорая от любопытства, командиры нырнули в юрту. Чиркудай увидел, что она без очаговой ямы и заставлена сундуками, как у уйгуров. Около стен светили китайские фонари. В проходе, между сундуками, был втиснут столик, с небольшим разукрашенным рисунками ящиком на нём. Темуджин подошел к столу и, достав из шкатулки пачку бумажных листов, немного подержал их в руке, вздохнул и, протянув Бельгутею, сказал:

– Посмотри, и передай другому. Все смотрите.

Командиры столпились за спиной Бельгутея, подошедшего к фонарю, и стали заглядывать сбоку. Чиркудай увидел на первом листке обведенный черной тушью овал, в котором была нарисована оскаленная голова тигра. На следующем рисунке – голова сокола, на остальных – барса, медведя, волка, лося, лисы, и даже змеи, стоящей на хвосте, с открытой зубастой пастью.

Командиры с удивлением рассмотрели все и недоуменно уставились на Темуджина. Нойон усмехнулся в бороду, покрутил её кончик и спросил:

– Понравилось?

– Китайцы хорошо рисуют, – неопределенно произнес Джелме.

Темуджин кивнул головой и поинтересовался:

– Для чего я вам это показал, не поняли?

– Нет, – за всех, словно выдохнув, ответил Субудей.

– Это пайзцы, – пояснил Темуджин. – Так по‑киданьски называются воинские знаки отличия, – он прошелся по юрте и продолжил: – Каждый мой командир и каждый воин должен иметь такой знак. Командиры – одного размера, нукеры – другого. Но у всех командиров одного тумена, в том числе и у моего, будет одинаковый рисунок. У моих – голова тигра. Её киданьцы выгравируют на золотой пластине. И этот знак всегда должен быть с хозяином, то есть, со мной.

Золотые пайзцы я дам тем, кто будет командовать десятью тысячами нукеров, туменом. Все туменные – мои нукеры, и поэтому, у каждого из вас будет знак с головой тигра. Такой же, как у меня. Мои торгауды будут носить пайзцы с головой тигра, но не золотые. А в других туменах, будут другие значки, с другими зверями.

Серебряные – тысячникам. Но их уже будут раздавать туменные. Медные – сотникам. А десятникам и рядовым нукерам положено носить железные пайзцы. Ученикам сделаем деревянные, – он помолчал, вздохнул и добавил:

– Я хочу, чтобы каждый из вас сейчас выбрал для своего тумена голову зверя. Выбирайте и говорите.

– Я выбираю медведя, – сразу сказал Джелме.

Темуджин согласно кивнул.

– Я – лося, – заявил Бельгутей.

– Я – барса, – подумав сообщил Субудей.

Чиркудай молчал, прикидывая, кого лучше взять.

– Джебе? – поторопил его Темуджин.

– Волк, – кратко бросил Чиркудай.

– Тохучар? – опять обратился Темуджин.

– Я выберу лису, – сказал Тохучар.

Темуджин хитро прищурился и кивнул головой.

– Вот, я говорил, что он хитрый! – играя возмущение, воскликнул Субудей. – Прямо как лиса.

Тохучар с усмешкой посмотрел на глупо хлопающего глазами Субудея и отвернулся. Командиры засмеялись. У Чиркудая тоже дернулись губы.

Темуджин с улыбкой посмотрел на Джелме и спросил:

– За что, говоришь, его бил отец?..

– Вот за это самое, – усмехаясь, ответил Джелме.

Субудей хмуро посмотрел на брата и осуждающе покачал головой.

– Ну ладно, – остановил Темуджин веселье. – Вам всё понятно?

Командиры дружно закивали. Но неожиданно Субудей спросил:

– А змея для кого?

Темуджин помедлил, внимательно поглядел всем в глаза и задал вопрос:

– Вы поняли, что об этом никому ни слова?

Командиры утвердительно кивнули.

– Змея – для лазутчиков, – негромко сказал Темуджин.

– Они будут на особом счету в войске? – поинтересовался Субудей.

– Нет! – возразил Темуджин. – У меня не будет в армии доносчиков, – и Темуджин неприязненно поморщился. – Не тем лазутчикам. У меня уже есть несколько человек, которые живут в других куренях. Есть свой человек у Ван‑хана, и у Джамухи. Они мне докладывают, когда есть возможность, обо всём. Я вам говорю об этом потому, что вы можете их встретить и принять за врагов. Если они покажут вам пайзцы со змеей, то их не трогать. Они свои.

Командиры посерьезнели и понимающе покивали головами.

– Если встретите таких, – продолжил Темуджин, – вы должны будете им оказать помощь, которую они попросят.

– Понятно… – протяжно сказал Субудей за всех.

– Ну, хорошо, – Темуджин хлопнул в ладоши: – Последнее. Джелме, открой вот этот сундук.

Джелме откинул крышку, и все увидели, что он наполовину заполнен серебряными и золотыми слитками.

– Завтра вы с охраной отвезете этот металл в городок киданьцам. Бай Ли покажет вам, кому нужно будет отдать серебро и золото. У них там есть умельцы. Они сделают нам пайзцы. И ещё из этого сундука им перепадет оплата за работу. Ответственным назначаю, Джелме.

– Слушаюсь, нойон, – вытянулся Джелме, как нукер перед командиром.

– Все, идите отдыхать, – отпустил командиров Темуджин. И они вышли под звездное небо, раскинувшееся над бескрайним и, пока, безмятежным миром.

На следующее утро Чиркудай, поручив Газману отрабатывать сдвоенным полком разделение на сотни в движении, помчался, сопровождаемый личной десяткой, в курень Темуджина. Он прибыл третьим. Около юрты уже сонно зевали на конях Тохучар с Субудеем. Вскоре прискакали Джелме с Бельгутеем, а затем подъехал Темуджин, со своей личной десяткой. Все понимали, что им предстоит ответственное задание, поэтому по куреню ехали верхом, а не шли пешком, как делали раньше.

– Тохучар, – подъезжая, окликнул командира Темуджин: – Скачи на окраину за арбой. Да возьми покрепче. Груз тяжелый.

Тохучар тихой рысью укатил со своей десяткой.

Не сходя с белого коня, Темуджин сказал:

– Джелме, сразу найди Бай Ли. Он всё знает.

Из‑за дальних сопок показалось белое солнце, стало теплее. Субудей зачихал на свету. Джелме засмеялся. Чиркудай услышал топот ног и увидел худенького паренька, подбежавшего к Темуджину и с застенчивой улыбкой прижавшегося к ноге нойона, сидевшего на коне. Темуджин потрепал его по причесанным волосам и представил:

– Мой брат – Шаги‑хутух, – посмотрев на приёмного южанина, он ласково улыбнулся и гордо добавил: – Грамотей!.. Уже читает и пишет по‑уйгурски. Библиотекари учат его киданьскому языку и чжурчженьскому, – сообщив это, он легко соскочил с коня и направился в юрту.

Командиры последовали за ним. Чиркудай искоса посмотрел на невозмутимую десятку охраны и остался доволен.

В юрте подросток разжег китайские фонари и, усевшись за стол, на неизвестно откуда взявшийся стульчик, выгреб из ящичка чистый лист бумаги, тонкую кисточку, и банку с тушью.

– Пиши! – скомандовал ему Темуджин. – Золотых тигров – двенадцать. Серебряных медведей – десять.

Чиркудай помялся и вышел на улицу. За ним потянулись остальные командиры.

Джелме восхищенно, но молча, поднял указательный палец вверх, показал головой на юрту и тихо прогудел:

– Ооо!..

Всем было понятно его восхищение.

Через некоторое время послышался негромкий скрип и к юрте подволоклась арба в сопровождении Тохучара и его охраны. Но одного коня вели в поводу, потому что нукер сидел на арбе возчиком.

– Что?.. – поинтересовался Тохучар, соскакивая с гнедого коня.

– Ждем, – коротко ответил Субудей.

Тохучар кивнул головой и стал проверять, наспех одетую на ездового коня, сбрую.

Через полчаса на улицу вышел Темуджин с листком бумаги в руках. Он протянул его Джелме и сказал:

– Это передашь Бай Ли.

Джелме кивнул головой. Из юрты вышел Шаги‑хутух и, улыбнувшись Темуджину, пошёл домой.

– Давайте грузить, – скомандовал Темуджин.

Командиры ввалились в юрту и, Джелме с Бельгутеем, как самые сильные, взялись за сундук. Но они чуть не надорвались, лишь слегка приподняв его от земли. Темуджин заливисто засмеялся. Оборвав смех, он скомандовал:

– Беремся все.

Командиры, во главе с нойоном, облепили сундук и, пыхтя, выволокли его на улицу. Поставив ношу на землю, подождали, пока ездовой подгонит арбу поближе. И тут Джелме возмутился:

– Что это мы поднимаем такую тяжесть, – он оглянулся на караульных, стоящих, как вкопанные, и скомандовал: – А ну, парни, помогите нам! – но караульные даже глазом не моргнули. Джелме разозлился: – Кому я сказал – ко мне! – и опять ничего.

Темуджин вновь захохотал. Джелме с удивлением посмотрел на нойона.

– Это караул, Джелме, – подхохатывая пояснил Темуджин. – Они никого не слушают, только своего командира и меня.

Чиркудай удивился такому исполнению Темуджином книжной науки, но, посмотрев на задумчиво кивающего головой Субудея, понял, что это правильно.

– Опять китайские книги? – сморщился Джелме.

– Спать нужно меньше, – бросил Темуджин и крикнул конвою командиров: – Одна десятка, ко мне!

Нукеры соскочили с коней и охотно подбежали к командирам.

– Давайте, хватайте сундук и на арбу! – приказал Темуджин.

Десять воинов, отдуваясь, подняли поклажу и взгромоздили на жалобно скрипнувшую арбу.

– Всё! – сказал Темуджин. – Поезжайте.

Командиры вскочили на коней и тронулись в путь, оцепив повозку со всех сторон. За каждым следовала его личная десятка.

Неспешно они притащились в городок и сдали Бай Ли груз. Чиркудай заметил, что на площади не тренируются и он спросил у Бай Ли, где воины.

– Ляо Шу захотелось прогуляться в горах, – пояснил Бай Ли. – Они его охраняют.

Через некоторое время к ним подбежал китаец, и что‑то сказал своему командиру.

– Он говорит, что изготовлено пять тысяч кистеней. Их погрузят на вашу повозку и ещё на пятнадцать арб, которые потом нужно вернуть в городок.

– Мы вернем, – пообещал Джелме, так как был за старшего. – А кистени – это хорошо.

– Я посмотрю, как устроены крепостные стены изнутри, – сказал Чиркудай, – пока грузят, – и пошел по улочке, мимо каменных домов.

С ним увязался странно молчавший, и тихо улыбающийся Тохучар. Остальные командиры остались на пустой площади.

Осмотрев каменную кладку, высотой в пять сажен, Чиркудай, в сопровождении Тохучара, поднялся на деревянные помосты вдоль стен, на которых должны были находиться во время осады, защитники.

Спустившись вниз, он направился с молчаливым другом к площади, как неожиданно его внимание привлек китаец, что‑то делающий у колодца. Чиркудай подошел к нему. Молодой парень, увидев кочевника, блеснул черными глазами, и снова принялся дергать за верёвку, свисающую в каменную трубу колодца. Немного погодя, что‑то зацепил и стал быстро вытаскивать. Это было упущенное ведро. Чиркудай хотел отойти от него, как внезапно впился взглядом в инструмент, которым парень ловил ведро.

У Чиркудая в голове мелькнула какая‑то догадка, но он не успел её уловить. Этот железный стержень, толщиной в палец, с тремя острыми загнутыми крючьями, его поразил.

Ухватившись за инструмент руками, Чиркудай потянул его к себе. Китаец растерялся, но свое орудие не отпускал, выкрикивая непонятные слова. Чиркудай потребовал, чтобы парень отдал ему железку. Но китаец, вцепился в неё мертвой хваткой, и ещё стал злиться. Ничего не понимающий Тохучар стоял рядом, не зная, что делать. Тогда Чиркудай, держа кошку одной рукой, поманил китайца за собой, к площади. Тот поколебался и пошёл.

А на поднятый ими шум уже спешил Бай Ли.

– Что произошло? – недоуменно поинтересовался он, с большим акцентом, чем всегда, очевидно, от волнения.

– Мне нужна вот эта… – Чиркудай не знал, как назвать инструмент.

Бай Ли сказал что‑то по‑китайски. Но паренька словно заклинило. Тогда Бай Ли властным тоном приказал что‑то пареньку, и тот, наконец, отпустил инструмент.

– Зачем тебе она? – спросил Бай Ли.

– Я ещё не знаю… – медленно произнес Чиркудай. – Нужна.

Они направились к площади. Из дома Ляо Шу вышел старый библиотекарь и Бай Ли спросил у него, как по‑аратски называется эта штука.

Библиотекарь почесал пальцем переносицу и неожиданно выпалил:

– Это – кошка. Есть такое животное, похоже на тигра, только маленькое. Вот его именем и называют это приспособление.

Бай Ли поблагодарил библиотекаря и они вышли на площадь, где их уже ждали загруженные кистенями повозки. Вместо ездовых сидели нукеры из охраны. Чиркудай намотал верёвку на стержень кошки, и сунул её в хурджун. Взлетев на своего Чёрного, он посмотрел на непонимающе качающего головой Бай Ли, и попрощался с ним. Бай Ли ему ответил тем же.

Караван выехал из ворот городка в степь.

Вечером Чиркудай пришел домой раньше Субудея, потому что Темуджин отменил совещание, а Субудей поехал по делам к Бельгутею и Джелме в их курень. Хоахчин опять не было, но она сварила еду. Чиркудай выволок из хурджуна кошку и стал вертеть её перед глазами.

Он напрягал память, мучительно вспоминая то, что у него мелькнуло при виде этого инструмента. И вспомнил! Решил завтра же проверить свою догадку. И если всё получится, предложить Темуджину.

Ночью примчался Субудей и увидев, что Чиркудай не спит, наклонился к его уху и возбужденно зашептал:

– Снятые Темуджином тысячники ушли от нас прошлой ночью и увели с собой почти три сотни нукеров. У них произошла перестрелка с дальними заставами. Есть раненые, среди наших и у них. Но они все равно ушли.

– Плохо, – неодобрительно покачал головой Чиркудай и спросил. – А что ты шепчешь?

– Так это не всё! – вновь зашипел Субудей. – Я сначала подумал, что Темуджин решил их прогнать для того, чтобы они сообщили по всей степи о нас. Но, оказывается я ошибся, – он замолчал, хитро блестя глазами.

Чиркудай вопросительно смотрел на него.

– Ты знаешь, куда они ушли? – тихо хихикнул Субудей. – Нукеры, которых они увели, проболтались перед уходом, – один тысячник направился к Ван‑хану, другой к меркитам, а третий – к Джамухе… Тебе это ничего не напоминает?

– Нет, – пробормотал Чиркудай, стараясь угадать, что узнал Субудей.

– А помнишь, ты мне рассказывал о том, что вам говорил про разведку Ляо Шу, в то время, когда я ездил за нашими. В самом начале?

Чиркудай задумался на минуту и спросил:

– Ты думаешь, что Темуджин договорился с тысячниками и отослал их как разведчиков к нашим будущим врагам?

Субудей молча кивнул головой. Поковырявшись в котле, он хитро посмотрел на Чиркудая и с завистью сказал:

– Если это так, то я мальчишка против Темуджина. Он во сто крат хитрее меня.

Чиркудай помолчал, недовольно мотнул головой и произнес:

– Значит, они станут там ругать Темуджина и жаловаться на него. Потом расскажут, где будут его войска во время нападения…

– Нет, – Субудей отрицательно повертел головой. – Скорее всего, дело в другом. Нам ещё рано думать о войне. Да и не нужна она никому в Степи. Нам нужны минимальные потери. Нам нужны нукеры, а не мёртвые тела. Мне кажется, что они успокоят Ван‑хана, меркитов и Джамуху. Скажут, что Темуджин, никуда не годный. Отведут от нас глаза. Зато теперь Темуджин будет знать, что готовят его соперники.

– Да, – согласился Чиркудай, – я тоже не верю, чтобы после всего, что с нами было, эти тысячники предали Темуджина. Да, он часто их ругал. Но они могли уйти раньше, а не ждать, пока он их выгонит. Они ушли непонятно…

– Вот, вот, – подтвердил Субудей, помотав костью с мясом в воздухе. – Да я их знаю. Неплохие ребята. Только последний месяц стали вдруг лениться и пьянствовать.

– Значит скоро, – начал Чиркудай: – Скоро будет сабантуй.

– Будет, – согласился Субудей, раскрывая шахматную доску.