Быстрые и медленные

Одним из самых больших дисбалансов власти на земле в на­стоящее время является разделение стран на богатых и бедных. Это неравномерное распределение власти, которое влияет на жиз­ни миллиардов из нас, скоро будет трансформировано по мере распространения новой системы создания благосостояния.

С конца Второй мировой войны мир был разбит на капитали­стический и коммунистический, Север и Юг. В наши дни, по­скольку значение этого старого разделения ослабевает, возникает новое.

Ибо отныне мир будет разделен на быстрых и медленных.

Быть быстрым или медленным — это не просто метафора. Целые экономические системы принадлежат или к быстрым, или к медленным. Примитивные организмы имеют медленно функци­онирующие нервные системы. Более развитая нервная система человека обрабатывает сигналы быстрее. То же верно о примитив­ных и о развитых экономических системах. С исторической точки зрения, власть перешла от медленных к быстрым — говорим ли мы о видах или странах.

В быстрых экономиках прогрессивная технология ускоряет производство, но не только. Их скорость определяется скоростью сделок, временем, необходимым для принятия решений (особен­но о вложениях), скоростью, с которой новые идеи создаются в лабораториях, скоростью, с которой они выбрасываются на ры­нок, обращением капитала и прежде всего скоростью, с которой данные, информация и знания пульсируют через экономическую си­стему. Быстрые экономики порождают благосостояние — и власть — быстрее, чем медленные.

Напротив, в крестьянских обществах экономические процес­сы движутся чрезвычайно медленно. Традиции, ритуалы и невеже­ство ограничивают социально приемлемый выбор. Прежде чем рыночная система появилась как инструмент для выбора капита­ловложений, традиция руководила технологическими решениями. Традиция, в свою очередь, опиралась на «правила или табу для

сохранения производственных приемов, которые доказали свою работоспособность в течение медленного хода биологической и культурной эволюции», согласно экономисту Дону Лавойю¹.

В условиях, когда большинство людей существуют на грани выживания, эксперимент был опасен, новаторство подавлялось и прогресс в методах создания благосостояния происходил так мед­ленно, что его едва было заметно от одного поколения к другому. За моментами нововведений следовали столетия стагнации.

Исторический взрыв, который мы теперь называем промыш­ленной революцией, ускорил экономический метаболизм. Улуч­шились дороги и средства связи. Предприниматели в поисках при­были активно внедряли новое. Были внедрены технологии грубой силы. У общества появился более высокий доход, что позволило сократить социальный риск от экспериментов. «Так как теперь техническое экспериментирование намного удешевилось, — ука­зывает Лавой, — производственные методы смогли изменяться гораздо быстрее».

Все это, однако, просто подготовило сцену для сегодняшней сверхскоростной символической экономики².

Штрихкод на пачке «Мальборо», компьютер в грузовике Фе­дерал Экспресс, сканер за прилавком Сейфуэй, банковский ав­тоответчик, распространение сверхумных сетей данных по всей планете, роботы с дистанционным управлением, информацио­нализация капитала — все это первые шаги в формировании экономики XXI в., которая будет работать почти со скоростью реального времени.

В должное время весь цикл создания благосостояния будет отслеживаться, по мере того как он происходит.

Постоянная обратная связь будет исходить от сенсорных ус­тройств, встроенных в умную технику, от оптических сканеров в магазинах и от передатчиков в грузовиках, самолетах и кораб­лях, которые посылают сигналы на спутники, так что менедже­ры могут проследить за перемещением каждой машины в любой момент. Эта информация будет объединяться с результатами постоянных опросов населения и информацией из тысячи дру­гих источников.

Эффект ускорения, делая каждую единицу сэкономленного времени более ценной, чем предыдущая единица, тем самым со-

здает контур положительной обратной связи, которая ускоряет ус­корение.

Последствия этого, в свою очередь, будут не просто эволюци­онными, а революционными, потому что работа, менеджмент и финансы в режиме реального времени будут радикально отличать­ся даже от сегодняшних наиболее прогрессивных методов. Однако даже теперь, задолго до того, как начинают осуществлять опера­ции в реальном времени, само время становится все более важным фактором производства. В результате знания используются для сужения временных интервалов.

Это ускорение нервных импульсов экономики в странах с вы­сокой технологией имеет еще не замеченные последствия для стран с низкой технологией или вообще с неразвитой технологией.

Ибо чем ценнее становится время, тем больше обесценива­ются такие традиционные факторы производства, как сырье и труд. То есть именно то, что эти страны, в большинстве случаев, продают.

Как мы отметим в следующей части, эффект ускорения изме­нит все имеющиеся в настоящее время стратегии экономического развития.