Гибкая фирма

Познакомьтесь с некоторыми сегодняшними героями бизне­са, людьми вроде Серджио Росси. Росси — не важничающий бю­рократ или магнат, устроившийся в небоскребе из затемненного стекла. Напротив, он ведет дела из своего дома в Валь Вибрата на востоке Италии, и трое его работников используют высокотехно-

логичные машины, чтобы выпускать кошельки и записные книж­ки для продажи в универмагах Нью-Йорка.

Неподалеку находим Марио Д'Эустакио, который возглавляет Euroflex, фирму в 200 работников, производящую чемоданы для Мэйси. Euroflex — совместное усилие. Пиа Д'Эустакио, жена г-на Э., отвечает за продажи; Тито, его сын, защищает финансы; Тици­ана, дочь, проектирует чемоданы; а племянник, Паоло, руководит производственной стороной дела. Это, как сообщает «The Christian Science Monitor», только 2 из 1650 мелких фирм в долине, в каж­дой из них в среднем 15 рабочих, но вместе они ежегодно выбра­сывают на рынок на миллиард долларов одежды, изделий из кожи и мебели. А Валь Вибрата — только один маленький регион, часть того, что теперь известно как Третья Италия.

Италией номер один был сельскохозяйственный юг. Италией номер два — индустриальный север. Италия номер три состоит из сельских и полусельских областей, вроде Валь Вибрата, использу­ющих высокие технологии и мелкие предприятия, обычно на ос­нове семьи, чтобы способствовать тому, что называют «итальян­ским чудом»¹.

Подобную модель видим в маленьких городках. Например, предмет гордости Модены — 16 тысяч рабочих мест в производ­стве трикотажа. В то время как численность рабочих в фирмах, где занято более 50 человек, с 1971 г. падает, занятость в фир­мах с 5 и менее работниками выросла. Многие из них управля­ются семьей.

Достоинства семейного бизнеса проявляются и в других мес­тах. Так, в Соединенных Штатах, пишет «Nation's Business», «его годами считали маловажным, теперь семейный бизнес силен». Франсуа М. де Вишер из финансовой фирмы Smith Barney гово­рит, что он хочет, чтобы его компания стала «первым инвестици­онным банкиром семейного бизнеса», а каждый из консультантов по менеджменту при адвокате по вопросам брака ускорял продажу услуг тому, что можно назвать «сектор семейных фирм»².

В самых мелких из этих семейных фирм немного документа­ции и формальностей; более крупные сочетают неофициальность между членами семьи наверху с формальностями и бюрократичес­кой организацией внизу.

Легко предположить, что мелкая фирма — это всегда прекрас­но или что передовая экономика может функционировать без очень крупных предприятий, особенно когда глобальная экономика ста­новится более интегрированной. Например, итальянские эконо­мисты обеспокоены тем, что итальянские динамичные мелкие фирмы могут не войти в интегрированный европейский рынок, а Европейское Сообщество, давний защитник величины, благопри­ятствует крупным объединениям и вынуждает мелкие фирмы об­разовывать альянсы и консорциумы³. Но хотя консорциумы могут иметь смысл, слепое увлечение ЕС масштабностью может оказать­ся недальновидным, так как эти страны не понимают императивы сверхсимволической экономики.

Так, все более очевидно, что гигантские фирмы, костяк эко­номики «фабричных труб», слишком медлительны и плохо при­способлены к сегодняшнему высокоскоростному миру бизнеса. Мелкий бизнес не только предоставил американской экономике большую часть из 20 млн. рабочих мест, добавившихся с 1977 г., он предоставил и большую часть инноваций. Еще хуже то, что гиганты все больше тускнеют, поскольку прибыли уменьшаются, как отмечает исследование тысячи крупнейших фирм, проведен­ное «Business Week». «Самые большие компании, — говорится в нем, — являются самыми прибыльными, на основе чистой сто­имости выручки, только в четырех из 67 отраслей промышленнос­ти... Более чем в половине случаев самые крупные корпоративные игроки не могут приблизиться даже к среднему по отрасли возвра­ту вложенных средств»⁴. Во многих областях накопления, которые существенный размер когда-то сделал возможными, исчезают, когда новые технологии делают изменения дешевыми, материально-про­изводственные запасы небольшими и потребности в капиталах низ­кими. По словам Дональда Поувейсила, бывшего вице-президента по корпоративному планированию в Вестингаузе, «многие класси­ческие оправдания большого размера, как оказалось, имеют ми­нимальную цену, или антипродуктивны, или ошибочны»⁵.

Сегодня мелкие фирмы могут получить доступ к огромным средствам Уолл-стрит. Они имеют легкий доступ к информации. И им легче ее использовать, так как они по своему характеру могут быть менее бюрократическими.

«He-экономики по масштабу» нагоняют многих обрюзгших гигантов. Кроме того, ясно, что в экономике завтрашнего дня ог­ромные фирмы станут более зависимыми, чем в прошлом, от об­ширной подструктуры мелких, но мощных и гибких поставщиков. И многими из них будут управлять семьи. Сегодняшнее воскреше­ние малого бизнеса и семейной фирмы приводит с собой идеоло­гию, этику и информационную систему, которые глубинно анти­бюрократичны.

В семье все понятно. Бюрократия, напротив, основана на пред­посылке, что ничего не понятно. (Следовательно, все нужно под­робно объяснить в оперативном руководстве, а работники должны работать «по книге».) Чем больше вещей понятны, тем меньше надо вербализовать или сообщать в меморандуме. Чем больше об­щих знаний или информации, тем меньше «теплых местечек» и «каналов» нужно в организации.

В бюрократической компании положение и оплата с виду оп­ределяется тем, «что вы знаете», как будто «кого вы знаете» не имеет значения. Однако реальность такова, что то, «кого вы знае­те», является важным, и значимость этого растет по мере того, как человек в мире движется вверх. «Кого вы знаете» определяет дос­туп к знаниям, имеющим решающее значение, а именно инфор­мации о том, кто кому покровительствует и кому следует доверять (а это, в свою очередь, означает, чья информация достоверна).

В семейной фирме никто никого не обманывает. Слишком много известно всем обо всех, а помочь сыну или дочери преус­петь, используя «протекцию», — естественно. В бюрократической фирме такую протекцию называют непотизмом и считают нару­шением системы заслуг, которая, как подразумевается, превалиру­ет. В семье субъективность, интуиция и страсть управляют и лю­бовью, и конфликтом. В бюрократии предполагается, что решение безлично и объективно, хотя, как мы видели, важные решения детерминирует скорее междоусобная борьба за власть, чем холод­ная, ясная рациональность, описанная в учебниках. Наконец, в бюрократии часто трудно узнать, кто имеет власть, несмотря на официальную иерархию и звания. В семейном предприятии каж­дый знает, что звания и формальности не заслуживают внимания. Власть держит патриарх или иногда матриархиня. А когда он (или

она) сходит со сцены, власть обычно передается тщательно вы­бранному родственнику.

Короче говоря, там, где семейные отношения играют роль в бизнесе, бюрократические ценности и правила ниспровергают­ся, а вместе с ними ниспровергается и властная структура бю­рократии.

Это важно, потому что сегодняшнее возрождение семейного бизнеса — не просто преходящее явление. Мы вступаем в «пост­бюрократическую эру», в которой семейная фирма — лишь одна из многих альтернатив бюрократии и власти, которую она олицет­воряет.