Жизни. Он хотел единства человека и художника, сцены и

Жизни. Уже в то время Товстоногов боялся своей профессиональной

Хватки, понимая, что она может увести в сторону от

Художественной истины, если не будет строго проверена логикой

Пьесы.

С завидной ясностью он проанализировал тот неверный ход,

По которому подчас идет режиссерское мышление, уверовавшее

в свою профессиональную оснащенность. ≪Иной раз,—отмечал

Товстоногов,—постановщики слишком быстро отдаются во

Власть своих первых режиссерских ассоциаций, мгновенно возникающих

Зрительных образов и, сами о том не подозревая,

Уходят в сторону и от самой пьесы, и от воплощаемой ею темы.

С такого рода опасностью столкнулся и я при постановке пьесы

Ш. Дадиани ≪Из искры...≫.

Опасность заключалась в том, что первый зрительный образ

Спектакля возник из тех жизненных наблюдений, которые имелись

У уроженца юга, хорошо знавшего приморские города

Грузии. Так в его режиссерском воображении возник Батум, где

Происходит действие пьесы, город синего неба и моря, вечнозеленых

Пальм. Образ был точным, опирался на собственные

Наблюдения, но в спектакле не было ничего от этого синего Батума,

А была суровая, дымная атмосфера порта, небо, налитое

Зноем, нестерпимым для грузчиков. Был в спектакле тот Батум,

В котором созревали гроздья народного гнева.

Режиссер подошел к пьесе как к реально исторической, в которой

Все герои были историческими персонажами, и прежде

Всего историческим персонажем был народ. Сцена народной демонстрации

Потому и производила впечатление на всех, кто

Видел спектакль, что это была демонстрация людей, которых

Мы успели узнать и полюбить. Создав по ходу спектакля психологически

Конкретные характеры, режиссер имел право на образное

Воспроизведение народной массы, показав в единичных