Маскулинность и глобальный гендерный порядок

В основе традиционного образа «настоящего мужчины» лежит идея гегемонной маскулинности или маскулинная идеология, утверждающая радикальное отличие мужчин от женщин и право «настоящих» мужчин властвовать над женщинами и над подчиненными, «ненастоящими» мужчинами. Эта идеология имеет глубокие биоэволюционные корни (доминирующий самец имеет репродуктивные преимущества перед более слабыми и зависимыми). Она господствует в любых спонтанных мальчишеских сообществах, в которых формируется мужская идентичность. Тем не менее она часто оказывается социально и психологически вредной, дисфункциональной.

«Кризис маскулинности», о котором много говорят и пишут, начиная с последней трети ХХ века, - прежде всего кризис привычного гендерного порядка и традиционной маскулинной идеологии, которая перестала соответствовать изменившимся социально-экономическим условиям и создает социально-психологические трудности как дляженщин, так и для самих мужчин. По всем трем главным макросоциальным осям - общественное разделение труда, политическая власть и гендерная сегрегация – позиционные, социально-ролевые различия между мужчинами и женщинам резко уменьшились в пользу женщин.

В доиндустриальном и индустриальном обществе «война полов» шла на индивидуальном уровне, но социальные рамки этого соперничества были жестко фиксированы. Мужчины и женщины должны были «покорять» и «завоевывать» друг друга, используя для этого веками отработанные гендерно-специфические приемы и методы, но сравнительно редко конкурировали друг с другом на макросоциальном уровне. Соперником мужчины был другой мужчина, а соперницей женщины – другая женщина.

Сегодня в широком спектре общественных отношений и деятельностей мужчины и женщины открыто конкурируют друг с другом.

В сфере трудовой деятельности и производственных отношений происходит постепенное, но ускоряющееся разрушение традиционной системы гендерного разделения труда, ослабление дихотомизации и поляризации мужских и женских социально-производственных ролей, занятий и сфер деятельности.

Женщины сравниваются с мужчинами, а то и превосходят их, по уровню образования, от которого во многом зависит будущая профессиональная карьера и социальные возможности. Мужчины утрачивают монополию на политическую власть. Всеобщее избирательное право, принцип гражданского равноправия, увеличение номинального и реального представительства женщин во властных структурах – общие тенденции нашего времени.

В том же направлении, но с еще большим хронологическим отставанием и количеством этнокультурных вариаций, эволюционируют брачно-семейные отношения. В современном браке гораздо больше равенства, понятие отцовской власти все чаще заменяется понятием родительского авторитета, а «справедливое распределение домашних обязанностей» становится одним из важнейших условий семейного благополучия. Психологизация и интимизация супружеских и родительских отношений, с акцентом на взаимопонимание, несовместима с жесткой дихотомизацией мужского и женского.

Изменения в содержании и структуре гендерных ролей преломляются в социокультурных стереотипах маскулинности и фемининности, представлениях мужчин и женщин друг о друге и о самих себе. Хотя массовому сознанию нормативные мужские и женские свойства часто по-прежнему кажутся альтернативными и взаимодополнительными, принцип «или / или» уже не является безраздельно господствующим. Многие социально-значимые черты и свойства личности считаются гендерно-нейтральными или допускающими существенные социально-групповые и индивидуальные вариации.

Ломка традиционного гендерного порядка закономерна и необратима. Ее причиной является не феминизм, а новые технологии, которые делают природные половые различия менее значимыми, чем раньше. Она порождает многочисленные социально-психологические проблемы и трудности, причем мужчины и женщины испытывают давление в противоположных направления х. Вовлеченные в общественное производство и политику женщины вынуждены развивать в себе необходимые для конкурентной борьбы «мужские» качества (настойчивость, энергию, силу воли), а мужчины, утратив свое некогда бесспорное господство, вырабатывать традиционные «женские» качества – способность к компромиссу, эмпатию, умение ставить себя на место другого.

То же самое происходит в сфере межнациональных и межгосударственных отношений, где принцип господства и подчинения постепенно уступает место отношениям осознанной взаимозависимости. Тем не менее на почве нормативной неопределенности часто возникают конфликты, которые могут быть практически решены лишь на микроуровне межличностных отношений.

Результаты многочисленных массовых опросов и иных социологических исследований в странах Западной Европы показывают, что ни единого мужского стиля жизни, ни единого канона маскулинности здесь сегодня не существует. Несмотря на противоречивость своих ценностей и взглядов, западноевропейские мужчины во все большей степени ориентируются на принцип гендерного равенства. И хотя для многих из них этот выбор – вынужденный, а некоторые конкретные проблемы остаются спорными и решений не имеют, какой-либо ущербности своего гендерного статуса мужчины не ощущают. Тем более, что по многим существенным параметрам мужской статус все еще остается привилегированным.

Направление трансформации маскулинности и связанные с нею проблемы в России принципиально те же, что в странах Запада. Однако российское гендерное сознание, как мужское, так и женское, значительно более консервативно; принцип гендерного равенства оно чаще принимает на словах, чем на деле, нередко он вызывает откровенный скепсис; расхождение мужских и женских социальных ожиданий и предъявляемых друг другу требований здесь больше, чем на Западе; системное недопонимание социального характера гендерных проблем сочетается с сильной переоценкой возможностей государственной власти в их решении.

В ходе социальных трансформаций последних двух десятилетий в российском каноне маскулинности сформировались две противоположные тенденции: с одной стороны, признание своей мужской несостоятельности («несостоявшаяся маскулинность», выученная беспомощность и т.д.), а с другой – усиление агрессивной маскулинной идеологии, чему способствует поддерживаемое в обществе состояние моральной паники и идеализация исторического прошлого.

Изменения гендерного порядка и канона маскулинности тесно взаимодействуют с психологическими свойствами мужчин. По мере прогресса научных исследований, выявляется все больше половых и гендерных различий, но эти различия а) часто статистически невелики, б) их влияние на социальное поведение мужчин и женщин неясно или проблематично, в) их формирование и проявление зависят не только от нашего эволюционного наследия, но и от социокультурных условий и характера деятельности индивида, г) индивидуальные различия между мужчинами и женщинами, как правило, больше, чем групповые различия между полами. Современное сближение характера деятельности мужчин и женщин делает поляризацию их психических черт и способностей, по принципу или/или, значительно более проблематичной, чем когда-либо раньше.

Повышенная агрессивность и соревновательность мужчин – одна из самых заметных и устойчивых транскультурных и кроссвидовых констант маскулинности, обусловленная также и гормонально. Но и тут приходится говорить не столько о количественных, сколько о качественных различиях. Проявление агрессии – не просто эмоциональная разрядка, а определенная поведенческая стратегия. Сравнительное изучение агрессивного поведения человека и приматов выявило наличие сложного взаимодействия целой совокупности межгрупповых, внутригрупповых и индивидуальных факторов. Это верно и относительно таких традиционно маскулинных черт как соревновательность и любовь к новизне и риску.

Нормативный канон маскулинности как элемент культуры не имеет ничего общего с индивидуальными свойствами, тем не менее он молчаливо подразумевает определенный психофизиологический тип. Преимущественная ориентация на ценности гегемонной маскулинности ставит в неравное положение индивидов, обладающих и не обладающих соответствующими задатками. Напротив, нормативный плюрализм благоприятствует самореализации мужчин, имеющих склонность к разным формам жизнедеятельности, разным способам решения конфликтов и т.п. Нормативная переориентация непосредственно связана с пересмотром общих критериев социальной успешности, сравнительной ценности физической силы и интеллекта и т.д., что выходит далеко за пределы гендерной проблематики.

Самые большие биологически обусловленные гендерные различия существуют в сфере сексуальности. Несмотря на все сдвиги, принесенные сексуальной и гендерной революцией ХХ в., мужская сексуальность остается значительно более экстенсивной, безличной и инструментальной, нежели женская. «Сексуальная сила», и то, с чем она ассоциируется, остаются главными мужскими фетишами. Однако и здесь происходят изменения. Многие эмансипированные женщины успешно осваивают «мужские» сексуальные стратегии и стили поведения, тогда как мужчинам, которые уже не могут просто «завоевывать» или покупать женщин, приходится учиться тонким коммуникативным навыкам и эмпатии.

Все личностные психологические проблемы замыкаются на самоуважении. Однако о самоуважении взрослых мужчин и женщин крайне мало достоверных научных данных. По большинству критериев, как частные самооценки, так и общее, глобальное самоуважение у мужчин выше, чем у женщин, что дает мужчинам определенные социальные преимущества. Но полезная уверенность в себе часто оборачивается у мужчин и мальчиков необоснованной самоуверенностью, завышенной самооценкой, а то и просто средством психологической самозащиты.

Мужчина живет не сам по себе и не только для себя. Одна из главных мужских идентичности и ипостасей – отцовство. Недаром любой разговор о кризисе маскулинности завершается диспутом о кризисе отцовства. По законам эволюционной биологии, мужской родительский вклад значительно меньше женского. Традиционный нормативный канон отцовства подразумевал не столько физический уход и заботу о детях (эти занятия всюду считаются женскими), сколько вертикаль власти в социуме и в семье. Социальное расстояние между отцом и детьми нередко поддерживалось с помощью специальных ритуалов, правил избегания, передачи детей на воспитание в чужие семьи и т.д. Однако жесткие социальные нормы не исключали многообразия реальных отцовских практик, обусловленных индивидуальными особенностями конкретного мужчины и его микросреды.

Содержание и соотношение социально-педагогических функций отца - персонификация власти, кормилец, дисциплинатор, пример для подражания и непосредственный наставник сыновей в общественно-трудовой деятельности - изменялись вместе с историческими условиями и структурой семьи. Это очень длительный и противоречивый процесс. В Новое время под влиянием ускорения темпов социального обновления и автономизации внесемейных институтов социализации властные функции отца ослабевают, а отцовско-детские отношения индивидуализируются и психологизируются. У отца становится меньше прав и больше обязанностей. Изменяются и образы отцов в художественной литературе.

Постиндустриальное общество продолжило это линию развития. Демократизация общества, вовлечение женщин во внесемейный труд, признание прав ребенка, осуждение телесных наказаний и т.п. сделали авторитарное отцовство морально и психологически неприемлемым. На первый план вышли новые требования. Во второй половине ХХ в. западный отец перестал быть единственным кормильцем семьи, зато от него ждут, чтобы он проводил с детьми больше времени, был заботлив, нежен и т.д.

Многие «новые мужчины» принимают это требование, но оно плохо совместимо с социально-экономическими реалиями. Хотя в среднем американские и европейские отцы проводят со своими детьми больше времени и уделяют им больше внимания, чем в недавнем прошлом, на макросоциальном уровне эти внутрисемейные достижения перечеркиваются ростом числа разводов и количества детей, живущих отдельно от отцов (материнские семьи, незарегистрированные сожительства и союзы и т.п.).

Растет количество холостяков, у многих мужчин и женщин заметно снизилась потребность в детях, нестабильность брака увеличивает социальную безотцовщину, а желание отцов материально обеспечить семью уменьшает время, проводимое ими с детьми. Многие из этих вопросов не имеют простых решений и вызывают серьезную социальную озабоченность.