Глава VI. За окном текла жизнь, мир по-прежнему жил своей жизнью, а мы небрежно разбросанные по квартире видели сны

За окном текла жизнь, мир по-прежнему жил своей жизнью, а мы небрежно разбросанные по квартире видели сны. Решили создавать идеальную парадигму, а сами подверглись тривиально замученному сценарию деградации. Мечта и цель, лишь дуалистические понятия того, что может нас сподвигнуть к действию. Чего в нас больше станет позже, то и определит наше движение вдоль коридоров будущего. И так для каждого.

Утро. Больная голова. Душа, лишившаяся томившейся энергии. И это все что нас встретило.

- Зачем я тебе на самом деле? – Спросил я, - ведь у тебя есть сторонники, деньги, идея, а ты нянчишься со мной, будто это и правда имеет значение. И будто это оправдывает средства.

- Ты мой приемник, - коротко ответил Гимлер.

- Я? Боже нет!

- Послушай, я сам прошел через это и так же отказывался, считал абсурдом, но, тем не менее, я был и остаюсь продолжателем, по сей день.

- Я не умею управлять толпой. И вообще, не хочу этого, - отпирался я.

- Ты просто не помнишь ничего, поэтому протестуешь. А между тем она ждет тебя, она должна тебе все рассказать, не я. Ты сам так хотел.

- Что? Ты совсем рехнулся? А?

- Наука шагнула далеко вперед известной обществу грани. В 1993 году был придуман красный препарат, который, мог, попадая в организм, обработать память человека и сделать копию. Однако ученые столкнулись с серьезной проблемой, вытащить препарат из организма было невозможно без вреда для человека. Прошли годы, шли исследования. Препарат научились извлекать, но при этом часть данных терялась; можно было записать поведение, реакции, эмоции, идеи и другое, но информация не приживалась в новом человеке. Решение было таковым: создавали доработанный препарат, который после введения в организм, генерировал сенсорную депривацию, затем брал подсознание с сознанием и создавал диалог. В результате смешения двух, человек впадал в кому, затем вел диалог с сущностью из прошлой жизни. Некоторые были в этом мире впервые и потому иной раз видели монстров, которые их убивали. Это их прошлая сущность и раз они умирали, то это было заслужено.

- Зачем ты мне это рассказываешь? Я же сказал, что мне это не интересно!

- Вчера, я подсыпал тебе этот препарат и если ввести второй, ты отключишься, после достигнешь диалога с собой. Решать тебе. Хочешь ли ты что-то действительно изменить в жизни или для тебя это балтовня? Все в твоих руках.

- Я …

- Лишь действия и поступки определяют людей, болтать мы можем что угодно. У многих дрожат коленки. Я видел многое, и если ты откажешься, ты об это забудешь, и не будет ни меня, ни твоей памяти, в которой что-то было связанное со мной. Решать тебе. Думай, это серьезный шаг. Назад пути не будет.

Сначала мне казалось, что я сплю, но щипать себя было бесполезно больно, я не просыпался. Жить, как раньше теперь уже казалось скучным. Пробовать диалог с собой, опасным. Перепутье. Наверно, Гимлер знал, что верх одержит любопытство, к тому же было и правда интересно поговорить с собой.

- Что же, я согласен.

- Нет. Прежде ты должен кое с кем увидеться и только после дать ответ. То, что ты решил сейчас не имеет значения, тобой правит банальное любопытство. А то, что ты увидишь и услышишь, если скажешь уверенное да, может многое изменить. Ты уверен, что готов к этому?

- Да, уверен!

- Ну, тогда пойдем.

Как порой томительно время. То оно тянется, то стоит на месте. В этот момент я внутренне согласился с Гимлером, - «В мире мы не для счастья, а для совершенствования».

Мы выехали за город. Шум стих. Повсюду слышался стрекот кузнечиков, в окно задувало жаркий запах травы, вперемешку чувствовался одеколон Гимлера. Ехали мы минут тридцать. Пейзаж особо не менялся. Редеющий лес, смешанный лес, поле, дорога, причем не всегда хорошая, что вполне типично для России; летний асфальт обычно тает вместе со снегом. Все-таки широка душа русского человека именно благодаря огромным пространствам, думал я.

Только в машине я понял, что прощаюсь с прошлым. Оно скоро станет другим для меня, хотя и не изменит событий, людей, той музыки, которой один утешался. Наверно, оно и к лучшему, счастлив ли я, имея его? Нет, не очень. Просто несколько счастливых моментов, немного радости, крупица доброты от незнакомых людей, и это все что осталось в моей памяти, кроме еще одного. Юли. Я любил ее, я любил быть под ее взглядом, мне было теплее находиться в ее руках и сейчас ее ладони я выпускаю. Все что я сейчас чувствую, это опустошенность и то, что у меня крутит живот.

- Мы скоро уже приедем, - произнес Гимлер.

От этих слов мое сердце дрогнуло. Затем нам пришлось остановиться, от волнения меня стошнило. Теплый ветер меня немного успокоил, и мы продолжили путь.

- Ты нервничаешь, потому что боишься, а бояться в этом мире нечего, - добродушно произнес Гимлер.

- Просто живот крутит, ничего страшного, - ответил я.

- Человек – это книга и я тебя читаю. Врать ты не умеешь, так что перестань лгать и себе и мне.

- Зачем мне это?

- Защитный механизм. Животно-человеческое. Ты не контролируешь это.

На этих словах мы снова замолчали. Текла дорога под колесами, целый мир окружал нас, а я этого не видел, пытался надышаться, как преступник перед казнью. У меня словно забирали воздух, затем мрак. В отсутствие сознания я снова увидел ту девушку, она хранила легкую улыбку на лице, кажется, была довольной всем. Так беспечно я относился к жизни, так уж вышло, я это понял.

- Мне предпочтительней грязь чистоте, - произнесла она, - по крайней мере, грязи есть к чему стремиться.

- Кто ты? – Озадаченно спросил я.

- С чего ты взяла, что чистота не может стремиться стать грязью? – Произнес голос за спиной. Я обернулся и увидел себя, от испуга отпрыгнул и снова мрак.

- Просыпайся, слышишь? Проснись! – Воскликнул Гимлер.

- А! Что? – Испуганный воскликнул я.

- Приехали, дальше пойдем налегке.

В горле першило, на теле проступали соленые капельки пота, я чувствовал себя проспавшим целую неделю. Дороги до места не было, и мы шли пешком по полю, затем по лесу, пока не вышли к небольшому озеру; по берегу, мы добрались до дома. Уставшие и изнуренные душной прогулкой мы развалились на диване.

- Ну что, давай, что ты там хотел, - сказал Гимлеру я, - надеюсь это того стоит.

- Завтра, - ответил он, - сегодня отдохнем.

Вечером я вышел проводить солнце, оно падало закатом. Было немного грустно, и некоторая печаль одолевала изнутри. В руке я сжимал песок, который мерно высыпался сквозь пальцы.

- А этот мир все-таки красив, черт побери! – Произнес Гимлер.

Теперь мы уже вместе сидели босые, рассматривая уходящий красный диск. Так мало спокойствия в наших днях, ведь у нас нет времени хотя бы иногда провожать солнце. Вечная спешка, расписание, глупые планы, мы спешим что-то сделать, но не обращаем внимания на смысл действий. Субъективные выводы и не больше.

- Не бойся ждать, бойся проснуться и понять, что ожидать больше нечего, - продолжил говорить Гимлер, после того как солнце пропало с горизонта.

- Я слышал иную версию.

- Это глупости, людей стремятся лишить мечты, а человек без мечты пленник чьих-то идей. Не думаю, что ты хочешь пропасть в паутине иллюзий.

- А что сейчас не иллюзия?

- То, что жизнь нельзя назвать однобокой. Человеку необходимо ждать своего совершенствования, стремиться к совершенству, а не достигать его чьими-то уроками и объяснениями. Именно собственная победа имеет смысл.

- А семья?

- А что с ней?

- Как на счет семьи?

- Семья это как раз таки то, что готовит к совершенству. Нужно выбирать того человека, с которым ты хочешь быть душой, а не телом.

- И это говоришь мне ты? Человек, у которого нет семьи?

- Да, я. Лучше быть одному, чем с кем попало. Я не настолько жалок, чтобы стремиться к совершенству идя в противоположном направлении. Если меня ни к кому не тянет, это не значит, что я не буду совершенным, это значит, что я должен достигнуть совершенства один. Если человека тянет к одному человеку, а идет он к другому, по любой причине, он теряет себя и уже не достигает совершенства.

- Тянет, в смысле любовь?

- Да нет же! Тянет, в смысле хочется заботиться, помогать, просто говорить с человеком внутренне таким же, как и ты. Но это не любовь, это созвучность. Когда любишь, сходишь с ума, срывает крышу просто, а это далеко не то чувство, которое нужно. Два ребенка не смогут воспитать третьего.

- Говоришь ты складно, но в голове это не укладывается.

- Уложится, - уходя с улыбкой, произнес Гимлер. Напоследок махая рукой, он напевал какую-то песню.

Алый закат прогнала темнота. Теплый ветер теперь был прохладным, а я все смотрел вдаль, ожидая чего-то нового, но ничего не происходило. На что стоит рассчитывать, я не знал, и не совсем было ясно, зачем Гимлер так тянет со встречей; что он имел в виду, когда произнес, - «я сам этого хотел». Опять неизвестность. Остается только ждать нового дня, и я решил этим вечером, что если он и на следующий день не раскроет все карты, я уйду, теперь уже, правда, навсегда.