Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Торжество
Который год подряд первый тонкий, но уже прочный зимний снег лег на землю в канун служкинского дня рождения, и Служкин, проснувшись, вместе с диваном поплыл в иглистое белое свечение, такое яркое и неожиданное после темных и тяжелых красок поздней осени. Прямо с утра началась подготовка к празднеству. Надя сердито застучала на кухне ножом. Служкин на четвереньках ползал под кроватью с пылесосом. Пуджик, раздувшись огромным шаром, сидел в прихожей на полке для шапок и шипел на пылесосный шланг. Тата за письменным столом старательно черкала в альбоме цветными карандашами. Потом Служкин носился из кухни в комнату с тарелками. Пуджик, напевая, в своем углу пожирал обильные селедочные обрезки, а Тата пыталась повязать ему на хвост свой бантик. -- Не понимаю, зачем каждый год устраивать такой кутеж? -- недовольно ворчала Надя, шинкуя морковь. -- Ладно бы еще -- дата была круглая!... А так?... Лишь бы нажраться. -- Встреча с друзьями -- это способ выжить, а не выжрать. -- Нашел друзей! Ладно -- Будкин, он все равно припрется. А зачем с ним Рунева? Невежливо тащить с собой подругу, пока она не стала женой. И Колесниковых тоже зачем позвал? Они разве звали тебя на свои дни рождения? Ветке главное напиться, а муж ее вообще дурак, куда он нужен? Тем более они с сыном придут... -- Ну, не ругайся хоть сегодня, -- примирительно попросил Служкин. -- Я вообще могу молчать весь день! -- раздраженно крикнула Надя. К трем часам они поссорились еще раз, но праздничный стол был готов. Надя и Тата поздравили именинника: Надя осторожно поцеловала и вручила набор из одеколона, дезодоранта и крема для бритья, а Тата подарила папе аппликацию -- домик с трубой в окружении елочек. Служкин поднял Тату на руки и поцеловал в обе щеки. В половине четвертого звонок затрещал, и явился Будкин. -- Хе-хе, плешивый мерин, -- сказал он. -- Поздравляю. Теперь на год скорее сдохнешь... Это тебе. -- И он вручил Служкину цветастый двухтомник. -- Знаешь, что купить, сучье вымя!... -- посмотрев на обложку, сдавленно промычал Служкин и двинул Будкина в грудь кулаком. Затем в дверь стеснительно звякнула Саша Рунева. Она подарила Служкину рубашку в целлофановой упаковке и извинилась: -- Мне показалось, что тебе подойдет... Она робко поцеловала его и вытерла помаду платочком. -- Ну зачем же!... -- обескураженно завопил Служкин, хватаясь за щеку, будто у него стрельнуло в зуб. Последними прибыли Колесниковы. Ветка, визжа, повисла на Служкине, а потом перецеловала всех -- и Сашеньку, с которой была едва знакома, и Надю, про которую знала, что та ее недолюбливает, и Будкина, который для такого дела охотно выбежал из сортира. Колесников потряс всем руки и протянул Наде толстую бутылку -- свой подарок. Надя несколько театрально улыбалась гостям. Шуруп вышел из-за родительских ног и солидно пробасил: -- Дядя Витя, я тебя тоже проздравляю. -- Вот, знакомьтесь, -- предложил Служкин Колесникову. -- Вы еще не встречались, хотя я всем все про всех рассказывал. Вовка, это Саша Рунева. Сашенька, это Вовка, муж Ветки. Сашенька и Колесников странно переглянулись. -- Ну что? -- спросил Служкин. -- Метнемся к станкам? -- Он царственным жестом указал на стол. Празднество началось. Пока звучали традиционные тосты -- за именинника, за родителей, за жену и дочку, за гостей, -- Служкин еще сдерживался в речах и поступках, но затем развернулся во всю прыть. Он исхитрялся быть сразу во всех местах, подливал в каждую рюмку, разговаривал со всеми одновременно и в то же время вроде бы сидел на своем месте, не отлучаясь ни на миг, принимал положенные чествования, однако на нем уже похрустывала подаренная рубашка, рядом с локтем скромно притулилась уже на треть початая бутылка Колесниковых, которую Надя спрятала в холодильник, а в двухтомнике, лежащем на телевизоре, очутилась закладка из конфетного фантика на середине второго тома. Первым захмелел Колесников. Он рассказывал Сашеньке людоедские истории о своей службе в милиции. Покраснев и расстегнув воротник, он раздвинул посуду в разные стороны и на свободном пространстве стола ладонями изображал различные положения. -- Мы вот тут, в кустах сидим, а с этой стороны у нас вторая засада. Они приезжают, все на "джипах", все шкафы, в коже, со стволами под мышками. Сходятся на разборку. А мы внезапно по мегафону: "Не двигаться! Бросить оружие!" Куприянов своим кричит: "Атас, засада!" -- и Залымову пулю в грудь! Ну, тут мы... Сашенька слушала невнимательно, крутила в пальцах рюмку, куда со словами "Где Петрушка, там пирушка!" -- то и дело подливал вино именинник. Сашенька механически пила и глядела на Будкина, который учил Тату есть колбасу с помощью ножа и вилки. Тата, пыхтя и высоко задирая локотки, неумело мочалила колбасный кружок, а Будкин брал отрезанные кусочки пальцами и клал себе в рот, всякий раз ехидно подмигивая Наде. Надя, смеясь, возмущалась этим хамством и путано рассказывала Ветке рецепт нового торта. Ветка карандашом для глаз поспешно записывала рецепт на салфетке и рвала грифелем бумагу. Пользуясь свободой, Шуруп покинул компанию и возле кровати безуспешно усаживал Таточкину куклу на спину Пуджика, что лежал в позе сфинкса и невозмутимо дремал. -- Вовка, кончай Сашеньке уши компостировать!... -- кричал Служкин. Через некоторое время он выбежал из-за стола, включил магнитофон и начал отплясывать, как павиан в брачный период. Но его пример никого не воспламенил. Тогда Служкин задернул шторы, погасил люстру и переменил кассету. Медляки сыграли свою роль, и теперь никто не остался сидеть. Колесников приклеился к Саше, Будкин облапил Надю, а Служкину досталась Ветка. -- Что-то твой благоверный предпочтение отдает новым знакомым, -- прошептал ей Служкин. -- А-а, плевать, фиг с ним, -- беспечно отозвалась Ветка, прижимаясь к нему грудью и жарко дыша в ухо. -- Нам же лучше, да, Витька? Я сейчас такая пьяная, мне крутой порнухи хочется... Давай его накачаем, чтобы он у вас заночевал, а потом ты пойдешь меня домой проводить, там и оторвемся... -- Женщина -- лучший подарок, -- ответил Служкин. В дальнем углу, в темноте, Колесников умело и жадно мял Сашеньку, не переставая бубнить: -- На операцию втроем поехали: я и еще двое, омоновцы... Когда Служкин повел Надю, Надя сказала, что ему хватит пить. -- Но долго буду тем любезен я народу, -- доверительно пояснил ей Служкин, -- что чувства добрые я литрой пробуждал... В доказательство после танца он озорно опрокинул еще рюмку. Колесников пошел в туалет, и Саша наконец перепала Служкину. -- Витенька, я так рада нашей дружбе, -- прошептала она, положив голову Служкину на грудь. -- Это не дружба, -- тотчас поправил ее Служкин. -- Это несостоявшаяся любовь. -- Помнишь, я тебе говорила, что у меня ухажер появился?... Ты не думай ничего такого... Ну, цветы дарит, гулять зовет, с работы встречает, и все. С ним легко, ни о чем думать не надо, -- он дурак. Знаешь, кто это? Это Колесников. -- Ну и ну! -- удивился Служкин. -- Ай да Виктор Сергеевич, старая толстая сводня!... Значит, тут все мужики -- твои поклонники? -- Одного я терплю, другого люблю, а без третьего жить не могу... Сашенька потянулась к Служкину губами, и они долго поцеловались. -- А что Будкин? -- напомнил потом Служкин Сашеньке. -- Я не уверена, что он вообще заметил мое присутствие... На кухне, где они курили, Будкин, хехекая, заявил: -- Врет она все, Витус. Она уже напросилась ко мне сегодня на ночь. Вот там и замечу ее присутствие. Просто ей пожаловаться охота больше, чем потрахаться. Давай задушевничай с ней -- тебе же нравится. В дверь неожиданно позвонили, и открыл Колесников. -- В чем дело? -- услышал Служкин его милицейские интонации. -- Кто вы такие? Кого надо? По какому делу? -- Видимо, в паузах звучали и ответы, не доносящиеся до кухни. Колесников подумал и крикнул: -- Виктор, тут к тебе какие-то малолетние преступники пришли.
Отцы
Служкин выбежал в прихожую и увидел в коридоре Деменева, Тютина, Бармина, Овечкина и Чебыкина с гитарой. -- А мы вас поздравить пришли, -- улыбаясь, сказал Чебыкин. -- Джастен момент! -- крикнул Служкин, вернулся в кухню, схватил колесниковскую бутылку, металлические стопки и помчался обратно. Со школьниками он поднялся по лестнице вверх на два марша, и там все расселись на ступеньках. Служкин разлил. -- Ну, с днем рождения вас, -- солидно сказал Бармин и пригубил вино. Все, кроме Овечкина, выпили. -- Овчину хорошо, -- завистливо сказал Тютин, вытирая ладонью рот. -- Ему пить нельзя. Он на одной площадке с Розой Борисовной живет, и мамаша его с ней дружит... -- Чего там сегодня новенького в школе? -- спросил Служкин. -- Сушку довели. Она деньги считала, а мы украли с ее стола стольник. Она целый урок выясняла, кто украл. Так и не нашла. -- На фиг? Чего на сто рублей купишь? -- Да просто так, на спор. Еще сегодня мы химичке в ящик стола дохлую мышь бросили. Только она ящик на уроке не открывала, а то бы мы поржали, как она визжит. -- Мы не так над учителями прикалывались, -- пренебрежительно заявил Служкин, снова разливая вино. -- Вот, помню, ходила у нас по классу записка: "Это твой носок висит на люстре?" Каждый прочитает и сразу на потолок посмотрит. Наша классная по кличке Чекушка записку отняла, прочитала и сама глазами вверх зырк. Тут мы все и рухнули. Служкин захохотал над собственным воспоминанием. -- Давайте еще клюкнем, и я вам расскажу, -- распорядился он, и все клюкнули. -- Тоже, помню, был какой-то съезд, и у нас в комсомольском уголке повесили ящик с надписью: "Твои вопросы съезду". Через месяц его сняли, а там один-единственный листочек: "А когда в нашей школе откроется мужской туалет на втором этаже?" Отсмеявшись, все снова приняли по рюмке. -- Ну что, Виктор Сергеевич, в поход-то в мае месяце идем? -- спросил Деменев и подмигнул. -- Отцы, блин! -- возмутился Служкин. -- Еще полгода до мая, а вы мне уже плешь проели! Сказал "идем" -- значит, идем. -- У нас уже половина девятых с вами собирается. -- Я столько не подниму, вы чего? Не агитируйте зря. Только из вашего класса. Остальные пусть вон физрука просят. -- Не-е, все хотят с вами, потому что вы учитель клевый. -- Раздолбай я клевый, а учитель из меня -- как из колбасы телескоп, -- опять разливая вино, честно сообщил Служкин. -- У вас на уроках зыко: и побазарить можно, и приколоться... А на других уроках -- только дернись. Вас и доводить-то неохота... -- Ну да. Вон Градусов как через силу старается -- пот градом. -- Градусов -- фигня. Зато к вам на урок, наоборот, двоечники идут, а отличники не хотят. Это потому что вы какой-то особенный учитель, не брынза, как Сушка или там немка... -- Вы Киру Валерьевну не трогайте, -- обиделся Служкин. -- Не доводите ее, она мне нравится. -- А мы видели, как вы с ней гуляли. -- Видели -- так помалкивайте. Лучше вон про Градусова говорите... Отцы понимающе заржали. -- Градусов пообещал вашего кота повесить за то, что вы ему двойку за первую четверть вывели. -- Пятерки, бывает, я ставлю зря, а двойки -- нет. Пусть учит географию, дурак. Я, конечно, понимаю, что никому из вас эта география никуда не упирается, да и устаревает моментально... Однако надо. А Градусова я и сам повешу за... Ну, узнает, когда повешу. -- Он, Виктор Сергеевич, про вас песню сочинил. Ругательную. -- Ну-ка, отцы, давайте, наяривайте. Чебыкин перетащил гитару со спины на живот, заиграл и запел на мотив старого шлягера "Миллион роз": Жил-был Географ один, Карту имел и глобус. Но он детей не любил, Тех, что не метили в вуз. Он их чуханил всегда, Ставил им двойки за все, Был потому что глиста, Старый, вонючий козел... Служкин хохотал так, что чуть не упал с лестницы. -- А вы, говорят, Виктор Сергеевич, тоже песни сочиняете? -- Кто говорит? -- Машка Большакова из "А" класса, -- сознался Овечкин. -- Спойте нам песню, -- жалобно попросил Тютин. -- За мах, -- согласился Служкин. -- Я пьяный, мне по фиг. Он взял у Чебыкина гитару, забренчал без складу и ладу и надрывно завопил на весь подъезд: Когда к нам в Россию поляки пришли, Крестьяне, конечно, спужались. Нашелся предатель всей Русской земли, Ивашкой Сусаниным звали. За литр самогону продался врагу И тут же нажрался халявы. Решил провести иноземцев в Москву И лесом повел глухоманным. Идут супостаты, не видно ни зги, И жрать захотелось до боли. И видят: Сусанин им пудрит мозги, Дорогу забыл алкоголик. От литра Сусанин совсем окосел. Поляки совсем осерчали, Схватились за сабли и с криком "Пся крев!" На части его порубали. Но выйти из леса уже не могли, Обратно дорога забыта. И, прокляв предателя Русской земли, Откинули дружно копыта. От служкинских воплей в подъезд вышла Надя. -- Ты что, с ума сошел? -- спросила она. -- Молодые люди, как вам не стыдно пьянствовать с ним? Ладно -- он, он ни трезвый, ни пьяный не соображает, что можно, а чего нельзя учителю. Но вы-то должны понимать, что можно, а чего нельзя ученикам!... -- Все-все, Надя, -- торопливо поднялся Служкин. -- Дома разберемся... -- Он пошел вниз, оглянулся и подмигнул: -- Спасибо, что поздравили, отцы. А сейчас мне задницу на британский флаг порвут. Пока! -- Нашел с кем дружить! -- с невыразимым презрением сказала Надя в прихожей, запирая дверь. -- Бог, когда людей создавал, тоже не выбирал материала, -- мрачно отозвался Служкин.
|