Отлично. Еще одно унижение, которое придется терпеть. Что ж, Ирман присел, пытаясь как можно меньше тревожить спину, кое-как обулся и спустился со сцены вслед за Садисом

Идти было тяжело, но он должен был выдержать это последнее испытание. В карцере хотя бы можно будет расслабиться и полностью отдаться собственной боли. Но, спустившись с лестницы, он увидел бесчувственное тело Амиса, которого перевернули на спину и держали под голову, чтобы он не захлебнулся собственной кровью.

- Блядь, что с ним опять такое? - прохрипел Ирман, делая шаг в ту сторону.

- Гердер, вам мало сорока семи ударов? Я могу добавить от себя, если что. - Зло бросил Садис. - Вам сказали идти в карцер, вот и идите молча. - Но...

- Гердер, я вас предупреждаю, не искушайте судьбу!

Ну, вот, теперь и за этого ублюдка переживай!

- Учитель, что с ним?! - Настаивал парень.

- Перенапряжение, стресс, не каждый выдержит смотреть на то, как избивают любимого человека. Хотя, любовь в вашем возрасте еще так смешна и наивна. Не отставайте, Гердер!

***

Проснулся. Голова нещадно болела, и первые несколько минут Амис не мог сообразить, где он находится. Но потом нахлынувшие воспоминания и слабый запах лекарств поставили все на свои места. Он в лазарете. Отец неоднократно говорил, что ему нельзя сильно нервничать и долгое время Амису это удавалось. Но не в этот раз. Грудь сдавило так, что дышать было невозможно. Из-за него, это все только из-за него. Ирмана подвергли публичному и очень унизительному наказанию только из-за того, что Амис слишком далеко зашел в своих играх.

- Блядь!

Парень болезненно застонал, когда попытался подняться и сесть на кровати. С первой попытки это довольно простое действие не получилось, и Амис упал на подушки, тяжело дыша, словно после многокилометровой пробежки. А когда сердечный ритм немного выровнялся, парень попробовал еще раз подняться. Получилось. Хреново, конечно, но все же вышло. Он сидел на жестком матрасе, уперев локти в колени, а ладонями сжимая раскалывающуюся от дикой пульсации крови в висках голову, и старался унять подступающую к горлу тошноту. Чтобы более или менее прийти в чувства понадобилось несколько минут и Амис уже начал проклинать эту гребаную природу, наградившую его таким слабым здоровьем. Зато с длинным языком не поскупилась. Сука!

Он еще никогда в жизни так не сожалел об этой своей особенности, доводить всех и вся до сумасшествия только одними словами, но сейчас... Сейчас он бы отдал все на свете, только бы переиграть, изменить все, что произошло. И невозможность этого сделать ржавым гвоздем была забита в сердце.

Парень тяжело поднялся, и его сразу повело в сторону. Схватившись рукой за спинку кровати, он чудом избежал падения и все же остался стоять на безумно ослабевших, трясущихся ногах. Сделал несколько глубоких резких вдохов, избавляясь от вновь подкатившего к горлу комка, и почувствовал во рту мерзкий привкус желчи. «Так тебе и надо ебанат хуев!» - Вопило сознание вновь и вновь воскрешая в памяти, как металлический прут рассекает кожу Ирмана.

Что сейчас с ним? Ему сейчас чертовски больно. И это только его Амиса вина. Хотелось выть. Хотелось скулить, поджав хвост и забиться куда-нибудь в темный угол. Может залезть под кровать? Амис посмотрел на свою койку. Да. Именно так. Залезть под кровать и ждать пока школьный доктор найдет его там. Скулящего, подвывающего, свернувшегося в клубочек и полностью голого. Почему голого? Да потому что так будет достовернее. И тогда его отправят лечиться в их семейную психушку.

"Сожалею, но у вашего сына сильнейшее раздвоение личности. Он считает себя умным, совершенно вменяемым человеком, когда на самом деле является хуйлом и педиком дегенератом в одном флаконе" - скажет доктор. Отец ему, конечно, не поверит, но на то он и отец, чтобы из-за сильных родительских чувств не верить профессионалу, который, между прочим, говорит истинную правду.

Но все же, после долгих увещеваний и соответствующего поставленному диагнозу поведению самого Амиса, отец тяжело вздохнет, и смириться с жестокой реальностью. Заперев единственного и безгранично любимого сына в очень уютной палате для буйнопомешаных с розовыми шторками на окнах, с решетками усыпанными стразами и пайетками, блики которых, в яркий солнечный день будут отвлекать Амиса от тяжелых дум и самокопания.

Ебануться, весело!

Что же тебе тогда не смеется, гандон ты штопанный колючей проволокой, а? Почему же от каждого воспоминания о вскриках Ирмана на глаза наворачиваются слезы? А от кровавых полос на его спине, всплывающих перед глазами, стоит только опустить веки, хочется пойти и вздернуться на ближайшем крюку или люстре?

Амис сделал глубокий вдох и потянулся к небольшой занавеске, отделяющей его кровать от остального помещения лазарета. Отдернул ее и нетвердой походкой направился к тускло светящемуся ночнику, стоящему на письменном столе доктора. Перед глазами плыло, пол так и норовил убежать из-под ног, но парень сделал над собой усилие и почти не шатаясь, подошел к сидящему и что-то пишущему в большой тетради мужчине.

- Доброй ночи, мистер Мюррей. - Хрипло поздоровался Амис с доктором. Мужчина поднял на него усталый взгляд.

- Ну, - протянул он, скривив губы в насмешливой ухмылке, - вижу, во времени и пространстве ты ориентируешься. Память тоже не отшибло, что является хорошим знаком. - И оглядев пациента, добавил: - Как чувствуешь себя Сеттон?

- Неплохо. - Нагло соврал Амис, но оставаться в лазарете желания не было. Да и не только в лазарете.

- Знаешь, - вновь хмыкнул мужчина, - ты мой самый преданный поклонник. Чуть ли не каждый день, под разными предлогами и по различным причинам попадаешь в мою обитель. Неужто ты в меня влюбился? Тогда к чему эти недомолвки и тайны? Переезжай сюда. Я выделю тебе огромную кровать.

- Простите. - Потупившись, сказал Амис, понимая, что доктор переживал за него и теперь ничего более подходящего, чем злой сарказм, произнести не может.

Но он ошибся. Мистер Мюррей гневно посмотрел на него и процедил:

- Не у того человека прощения просишь, маленький засранец. Я Гердеру несколько швов наложил. Не говоря уже о просто открытых ранах. Эйгерт беспощаден в действиях, а директор, мастер на выдумки. Нашел, кого злить! - Доктор сделал глубокий вдох и, выдохнув, проговорил уже более миролюбиво: - Задумайся, Сеттон. Просто задумайся. Ты же не идиот, в отличие от половины здесь учащихся. А теперь, если чувствуешь, что тебе лучше и ты больше не нуждаешься в моей помощи, проваливай. И сделай одно одолжение, не попадайся мне на глаза хотя бы месяц. Все равно тебя, долбоёба, на большее не хватит.