ЯА БС ОЛ ЮТ НОВ ЕР Ю ВМ АР КС ИЗ М 4 page

отряды из Матансаса и Сьенфуэгоса, они тоже сражались

храбро; все это были в своем большинстве трудящиеся.

Иными словами, главная сила революции, становой хребет

ее —это рабочий класс.

Какие же теперь силы совместно с рабочим классом поддерживают

революцию? Мы еще не говорили, но следует отметить, что

среди сельскохозяйственных рабочих —сельскохозяйственные рабочие

бывших сахарных латифундий сегодня являются членами

сахарных кооперативов —была прежде группа, которая, до того

как вступила в кооперативы, относилась к рабочему классу и, как

таковую, ее следует причислить к рабочему классу, ее поддерживали

крестьяне, крестьяне Сьерра-Маэстры, крестьяне зоны Бара-

коа, крестьяне Эскамбрая; да, ибо лучшее доказательство наших

слов состоит в следующем: несмотря па то что в той зоне появилась

группа элементов, абсолютно ничего общего не имевших с

революцией, группа этих ≪комевакас≫ 1, давайте все же хорошенько

рассмотрим ту роль, которую сыграли там Второй фронт Эскамбрая

и Революционный директорат. Там получилось так, что

к омевак ас (и сп) —буквально ≪поедающие коров≫. Так называет

Фидель Кастро шайки грабителей, выдававших себя за партизан и притеснявших

крестьянское население.

эта группа комевакас практически вытеснила с гор Эскамбрая

наиболее революционные элементы, ведь Фронт-то открыли не

Менойо, вовсе не те люди, Фронт открыли товарищи из Директората;

однако эта группа, которая развернула здесь свою деятельность,— группа, возглавляемая Менойо и другими,—в конце концов

вытеснила товарищей из Директората в одной из зон. Среди

них наиболее революционные элементы были уже фактически

оттеснены. Такова была обстановка в Лас-Вильяс, когда туда прибыл

товарищ Гевара.

Тем людям удалось создать там шайки, и вот настал определенный

момент, когда они принялись действовать по-своему, стали

вести там варварскую политику. О некоторых фактах, например,

следует вспомнить. Так, только один из этих господ, господ

из Второго фронта, Менойо, убил 33 человека. В течение всей войны,

даже в самые трудпые времена, если взять все наши силы

во всей Сьерра-Маэстре, не паберется и десяти казненных пами

человек; в течение войны, длившейся более двух лет, мы оказались

перед необходимостью применить суровый приговор и казнить

всего десять человек. А там только один человек, один, убил

33 крестьянина. И самое ужасное в том, что эта группа комевакас

орудовала там, роскошествуя и мародерствуя.

В ЭСКАМБРАЕ НЕ РОДИЛИСЬ РЕВОЛЮЦИОННЫЕ

ТРАДИЦИИ, КАК В СЬЕРРА-МАЭСТРЕ

В Эскамбрае не родились революционные традиции,

как это было в Сьерра-Маэстре. Та форма, в какую вылилось развитие

этой группы так называемого Второго фронта, отрицательно

повлияла на всю зону Эскамбрая. Когда закончилась война, они

поделили между собой все должности в алькальдии Сьенфуэгоса,

Тринидада, Топес-де-Кольянтеса, на предприятиях Анабанильи,

во всех тех местах. Затем они остались там, занимаясь политиканством

всюду, где только могли. Это способствовало тому, что в

зоне Эскамбрая возникло контрреволюционное движение, организованное

ими.

Однако, хотя эта контрреволюционная группа пустпла там

свои корни, хотя они насчитывали 200, 300, 400, а может, даже

500 человек, они не представляли весь Эскамбрай, это был не весь

Эскамбрай, хотя в Эскамбрае жило много деклассированных элементов,

которые осели здесь; контрреволюционная группа представляла

не всех, то была лишь небольшая группа, оказавшаяся в

Эскамбрае. В то же время силы, преследовавшие контрреволюционеров

в Эскамбрае, насчитывали 3 тысячи местных крестьян.

Иными словами, революционная милиция Эскамбрая располагала

3 тысячами человек, в то время как у контрреволюциоперов в тот

момент не было и ста человек; это яркое свидетельство того, что

мелкий сельскохозяйственный производитель, которому аграрная

реформа предоставила блага, которого революция избавила от

уплаты ренты, дала учителя, врача, кредиты, в то время когда еще

политика революции была едва ли понятна крестьянам, ибо в некоторых

случаях ее развитие шло значительно медленнее, чем в

других местах, несмотря на то, именно несмотря на то, что эти

шайки вели там активную контрреволюционную работу, сказавшуюся

отрицательно,—несмотря на это им удалось привлечь к

себе в Эскамбрае незначительное, самое ничтожное число людей.

А революция имела там на своей стороне тысячи милисианос, и

сейчас она располагает там тысячами милисианос.

Впоследствии, после ≪чистки≫ Эскамбрая, революционного

мероприятия, которое было осуществлено там, в Эскамбрае было

создано огромное число комитетов защиты революции, милисианос;

кампания по ликвидации неграмотности заканчивается там

9 декабря; более 20 тысяч человек в Эскамбрае стали грамотными.

Эскамбрай сегодня —резерв революции, и бесспорно, что мелкое

крестьянство, крестьянская беднота, мелкие сельскохозяйственные

производители, этот многочисленный слой населения, теперь бесповоротно

на стороне революции, хотя в культурном отношении

эта категория населения насчитывала наибольшее число неграмотных;

в Камагуэе не имелось организованного рабочего движения,

его население не обладало такой степенью политической культуры,

как рабочие, как пролетариат. Теперь население Камагуэя — вместе с революцией.

На стороне революции и студенчество. 100 тысяч брнгадистов,

участвующих в ликвидации неграмотности,—разве это не лучшее

доказательство того, что студенчество находится на стороне революции?

А студенчество, например, в Венесуэле, Каракасе выходит

на улицы, протестуя против репрессий, выступая против империализма,

против фашистских мероприятий господина Ромуло

Бетанкура. В то время как по всей Латинской Америке развертывается

мощное студенческое движение, выступающее против

империализма, в нашей стране 100 тысяч студентов отправляются

в деревню для ликвидации неграмотности. И интеллигенция в

своем подавляющем большинстве также находится на стороне революции,

честные интеллигенты идут вместе с революцией; огромный,

многочисленный слой национальной мелкой буржуазии

также с революцией. Этого нельзя отрицать. Крупная буржуазия,

контрреволюция стремятся этот социальный слой перетянуть на

свою сторону, в то время как революция стремится и добивается

привлечения на свою сторону лучших представителей этого социального

слоя. Как ты видишь, Лионель, происхождение из среды

мелкой буржуазии не оценивается отрицательно. Такова истина.

РАБОЧИЙ КЛАСС ВМЕСТЕ С РЕВОЛЮЦИЕЙ

Я думаю, что наш народ прекрасно понимает эти вещи,

так как они очевидны. Когда он видит конгресс, на котором присутствуют

10 тысяч рабочих-делегатов, видит многотысячные

митинги, видит сотни тысяч мплисианос, то понимает, что рабочий

класс вместе с революцией; когда он видит 100 тысяч брига-

дистов по ликвидации неграмотности, то понимает, что студенчество

идет вместе с революцией; когда он видит крестьянские

митинги, десятки тысяч крестьян-милисианос, то понимает, что

крестьяне идут вместе с революцией, он понимает также, что и

интеллигенция вместе с революцией, с нею самые честные интеллигенты.

Об этом говорят факты.

Именно это и означает союз —общие усилия всех революционных

слоев общества, объединенных в одной революционной организации.

Теперь возникает другой вопрос: сколько революций пришлось

бы совершать трем различным организациям? Иначе говоря,

должны ли были организации, которые представляли различные

революционные слои общества, осуществить три революции

или одну революцию?

Я думаю, что это важный пункт. Говоря о единой партии революции,

необходимо прежде всего добиться, чтобы народ увидел

исторические корни революционного процесса и союза организаций,

чтобы каждый отдал себе отчет в том, что имеются такие позиции

или точки зрения, которые относятся к чисто утопическим,

иллюзорпым, идеалистическим, фальшивым.

Мы вспоминаем, что во время допроса наемников вышел

один тип и стал говорить о третьей позиции, а также о целом ряде

других глупостей.

Прежде всего я должен сказать одно: в ходе нашей революции

мы в первую очередь приобрели огромный опыт; в ходе революции

мы и становились революционерами. В процессе развития революции

мы становились с каждым днем все более революционными.

Было ли такое время, когда мы не были еще революционерами?

Да, было такое время, когда я еще вовсе не был революционером,

но разве я тогда был реакционером, бандитом, взяточником?

Нет, конечно, нет. Было время, когда политически меня

можно было считать совершенно неграмотным, и это был результат

моего классового происхождения.

Но 20 лет назад знал ли я больше о революции, чем Мари-

нельо, Карлос Рафаэль, Анибаль, Блас? Нет, сеньоры. 20 лет

назад многие из нас не знали о революции ничего. В частности,

кем были многие из нас 20 лет назад... Мне кажется, что, например,

Рауль1 20 лет назад только что научился читать и писать;

мы были еще детьми.

Дело даже не в том, что мы были еще детьми, многие из нас

вышли из социальных слоев, которые не принадлежат к рабочей

1 Рауль Кастро —брат Фиделя Кастро, майор Повстапческой армии,

ныне второй секретарь ЦК Компартии Кубы, первый заместитель Председателя

Госсовета и Совета Министров Кубы, министр Революционных вооруженных

сил.,

среде, и я это очень ощущаю; я понимаю также, насколько классовое

происхождение должно было влиять на мышление каждого

из нас. И, попимая это, я чувствовал необходимость развить

в себе ясное, последовательное и чистое революционное

мышление, чистое от всего, что могло остаться от взглядов, не

имеющих ничего общего с развитым сознанием и волей людей;

многие из нас, даже когда мы уже учились в средних учебных заведениях,

были еще политически неграмотными. Я был политически

неграмотен даже тогда, когда уже окончил школу и получил

аттестат зрелости.

Должен ли я стыдиться, признавая это? Нет, паоборот. Когда

я получил среднее образование, я еще ничего не знал пи о политике,

ни о революции; зато я очень доволен, что сегодня я уже

кое-что знаю. Свидетельство этому то, что я немножко уже продвинулся

вперед.

Вы пе думайте, что, говоря об этом, мпе просто хочется рассказать

о себе, я говорю о том, что, как мне кажется, мне известно

лучше, чем другим, и что может нам пригодиться... Ибо мы

сегодня очень довольны тем, что учащиеся Национальной школы

революционного образования присутствуют здесь, поэтому я затратил

некоторое время на то, чтобы изложить им кое-какие идеи,

могущие им пригодиться. Так вот, по-видимому, упомянутый мною

случай похож на многие другие.

Какой класс является наиболее революционным? Без всякого

сомнения, рабочий класс. Почему? Потому что социальпые условия,

в каких он существует, делают рабочий класс революционным.

И напротив, какие классы являются реакционными? Богатые

классы. Их положение эксплуататоров делает их сознание и

мышление реакционными.

Но имеется и много случаев, когда товарищи, происходящие из

нетрудовых слоев, участвуют в революции и становятся революционерами.

Что произошло в некоторых странах в результате наличия

многочисленных групп из средних слоев в рабочем движении?

Они внесли в рабочее движение мышление мелкой буржуазии

и средних слоев. Это факт, но мы должны добиваться того,

чтобы у нас этого не произошло; поэтому мы должны решительно

бороться за революционное воспитание. Для чего? Для того чтобы

наличие значительного числа таких элементов не повлекло

распространения идей, свойственных колеблющемуся социальному

классу, классу, который не понимает необходимости дисциплины,

легко переходит к отчаянию, имеет множество всяких недостатков,— и я это не выдумываю, но говорю, осповываясь на опыте

истории революционного движения, начиная с середины прошлого

столетия и до сегодняшнего дня.

Но означает ли это, что стойкий революциоиер не может быть

выходцем из этих слоев? Нет! Из них могут выйти п прекрасные

революционеры; даже великие теоретики революционного мышления

принадлежали к этому слою. Чем это объясняется? Тем, что,

получив возможность посещать школы, обучаться в университетах,

они смогли разобраться в законах развития общества.

Какой-нибудь рабочии-текстилыццк в Англии, едва закончивший

один или два класса, не мог заняться изучением истории, социологии,

естественных наук, физики —ему не под силу была бы

разработка революционной теории, как бы глубоко этот человек в

силу режима эксплуатации ни воспринимал всякую революционную

идею, да и логично, что его класс эту идею так воспринимал.

Эксплуатируемый рабочий не имел доступа в университет;

туда имели доступ представители средних слоев населения, многие

теоретики, и наиболее крупные теоретики, вышли именпо из

этого слоя, ведь они имели доступ в университеты, они-то и выработали

революционную теорию; подобно тому как ученые открыли

законы природы, так и они открыли законы развития общества,

законы исторического развития. Одни открыли общие законы

развития природы, другие открыли законы развития таких наук,

как химия, физика. Это были люди, наделенные талантом, гениальностью,

они и развивались как большие таланты, гении;

чтобы стать открывателем физического закона природы, нужно

обладать большим талантом, однако это не значит, что такой человек

может стать выразителем великих общественных чаяний.

МАРКС, ЭНГЕЛЬС И ЛЕНИН

ПОСВЯТИЛИ СЕБЯ ОРГАНИЗАЦИИ И РАЗВИТИЮ

РАБОЧЕГО ДВИЖЕНИЯ

Несомненно, что интеллигент, гений, творивший во имя

освобождения рабочего класса, являлся человеком, который прежде

всего чувствовал страдания этого класса, его бедствия, видел

его эксплуатацию. И те, кто открыли законы развития общества,

были не простыми открывателями их, ибо Маркс, Энгельс и Ленин

не только открыли эти законы, но и отдали всю свою жизнь делу

организации рабочего движения, организации и развитию революционного

движения.

И надо, чтобы мы знали это; мы должны сделать особый упор

па воспитание рабочего класса, на политическое развитие наиболее

передовых групп рабочего класса, на повышение до самого высокого

уровня политического воспитания рабочего класса; на закалке

революционного сознания крестьян, средних слоев, идущих

вместе с революцией, воспитании студенчества и всех революционно

настроенных слоев населения страны и тем максимально

расширить базу революционного движения. Я уже говорил это,

говорил, что все мы это прошли... Что прежде всего сделало пас

революционерами? Нас сделало революционерами, во-первых,

наше революционное призвание; когда человек происходит из социального

класса, не являющегося революционным, обычно он не

становится революционером; нас же сделало революционерами

революционное призвание. Во-вторых,—мне хотелось бы воспользоваться

таким словом —кристальная честность; есть люди, которые

если верят во что-то, то верят по-настоящему; если они верят

во что-то другое, то верят в это искренне; когда они считают, что

отыскали истину, то крепко за нее держатся.

Я пришел сюда вовсе не для того, чтобы рассказывать автобиографию,

отнюдь нет; и не для того также, чтобы анализировать,

как я стал революционером. Если когда-нибудь у меня будет время,

а сейчас у меня его нет, я что-нибудь напишу об этом; я хочу

сказать и могу сказать вот что: я всегда стоял на своем, как это

бывало со многими, с теми, кто открывал что-то новое. Мое первое

знакомство в университете... даже с буржуазной политэкономией;

я всегда вспоминаю, что уже тогда у меня стали возникать противоречия,

я начал впитывать некоторые революционные идеи, изучая

еще только буржуазную политическую экономию.

Затем, естественно,—это было в университете —мы начали

впервые знакомиться с ≪Манифестом Коммунистической партии≫,

с произведениями Маркса, Энгельса, Ленина. Это определило

наше развитие. И я могу сказать, признаться честно, что многое

из того, что мы совершили в ходе революции, отнюдь не было

изобретено нами.

Когда же мы закончили университет, говоря, в частности, о

себе, я уже находился под большим влиянием этой теории —не

скажу, что был уже марксистом-ленинцем, вовсе нет... Возможно,

что у меня было еще 2 миллиона мелкобуржуазных предубеждений

и еще какие-то идейки, от которых, к моей большой радости,

я уже сегодня освободился, а главное... вполне возможно, что,

если бы у меня не было всех этих предубеждений, я не был бы

в состоянии сделать свой вклад в революцию, которую мы совершили.

Ну ладно, будем говорить так, как было.

Я хотел сказать, что если бы я был в положении Карлоса Рафаэля,

то, возможно, оказавшись в горах, мы были бы там

в намного более трудном положении. В конечном счете некоторые

обстоятельства нам благоприятствовали; наше революционное

мышление уже находилось под сильным влиянием марксизма, от

этого все пошло... Я вспоминаю, что когда мы знакомились с историей

борьбы за независимость Латинской Америки, то даже из

классических трудов по истории, из книг, написанных, разумеется,

буржуазными историками, явствовало, что влияние французской

Декларации прав человека и гражданина было фактором,

оказавшим огромное влияние на мышление латиноамериканских

освободителей. Идеи, конечно, всегда распространяются и завоевывают

сторонников.

Бесспорно одно,—впрочем, об этом я буду говорить несколько

позже —эти идеи во многом сформировали наше революционное

сознание, хотя мы и не можем утверждать, что уже тогда были

законченными революционерами. Даже сегодня мы, честно говоря,

не могли бы еще сказать, что являемся законченными революционерами.

Почему? Потому что сами себе отдаем отчет в том, что

наша любовь к делу революции, наша приверженность революции

есть нечто увеличивающееся изо дня в день, что наша революционная

стойкость растет; сегодня, возможно, мы думаем, что являемся

уже законченными революционерами, а через пять лет

откроем, что в данный момент были еще большими невеждами.

ВСЕ МЫ ДОЛЖНЫ МНОГО УЧИТЬСЯ

Я думаю, что все мы должны много учиться. Убежденный

ли я революционер? Да, я убежденный революционер, это так.

Некоторые иногда спрашивали... меня спрашивали некоторые

люди о том, мыслил ли я так же во время нападения на крепость

Монкада, как сегодня. Я им говорил: ≪Мои мысли были очень

близки к тому, что я думаю сегодня≫. И это правда.

Любой, кто прочитает то, что мы писали по этому случаю,

увидит, что многие основные положения революции отражены в

этом документе1. Этот документ, помимо всего, написан осторожно.

Он написан с достаточной осторожностью, дабы изложить ряд

главных пунктов и в то же время не допустить, чтобы наше иоле

действия в рамках революции было ограничено, не допустить,

чтобы этот документ сузил наши силы; этот документ должен был

бы не допустить, чтобы движение, которое, как мы полагали,

могло привести к свержению Батисты, осталось ограниченным и

весьма небольшим по размерам. Иными словами, надо было стремиться

к тому, чтобы это движение по возможности приняло наиболее

широкие размеры.

Если бы мы не написали этот документ с осторожностью, если

бы он представлял собой более радикальную программу —хотя,

конечно, здесь многие люди несколько скептически отнеслись к

программам и во многих случаях не оказали им большого внимания,— то, разумеется, революционное движение, борьба против

Батисты не приобрела бы тогда того размаха, какой она приобрела,

сделав возможной победу. Любой, кто прочитает этот манифест,

речь по указанному мною случаю, увидит, в чем заключались

его фундаментальные идеи.

Были некоторые положения, некоторые задачи, которые мы

тогда поставили, например задача увеличения той части сахара,

которая причиталась колонам, и йотом, конечно, на некоторых

собраниях колонов меня цитировали и говорили: ≪Хорошо, а разве

не вы говорили об увеличении?≫ Я им отвечал: ≪Да, но в то

время мы не могли говорить о том, о чем говорим сегодня, то есть

о превращении колонов в собственников земли, а это намного

больше того, чем увеличение им сахарной квоты≫.

1 Имеется в виду речь Фиделя Кастро во время суда над участниками

нападения на крепость Монкада, известная под пазванпем ≪История меня

оправдает≫.

Некоторые задачи были тогда поставлены именно с осторожностью,

с тем чтобы не нанести ущерба развитию революционного

движения. Я вспоминаю, что тогда полиция забрала у нас книги,

которые у нас были обнаружены, и эти книги оказались произведениями

Ленина. Тогда один из адвокатов во время суда по поводу

нападения на крепость Монкада спросил: ≪А эта книга, чья это

книга?≫ —≪Эта книга наша≫,—ответил я. А так как я был несколько

раздражен, то добавил: ≪Да, это наша книга, а тот, кто не

читает такие книги, является, конечно, невеждой!≫

Итак, к тому времени наше революционное мышление в основном

уже определилось. Но мы не были еще, однако, законченными

революционерами; в нас было намного больше революционности,

когда мы пришли к власти. Мы теперь убежденные

революционеры. Я это говорю со всей искренностью, с какой и

полагается говорить, ибо я думаю, что эти лекции по должны

превратиться в теоретические рассуждепия... есть печто, что может

больше помочь формированию политического мышления

народа, и этим нечто является полная откровенность, надо говорить

со всей ясностью и совершенно честно.

Я считаю себя сегодня еще более убежденным революционером,

чем 1 января 1. Был ли я тогда революционером? Да, я думаю, что

1 января я был революционером. Ведь все идеи, которых я придерживаюсь

сегодня, были у меня уже 1 января.

Но можно ли в данный момент считать мепя человеком, который

глубоко овладел всей политической философией революции,

всей историей? Нет, я не изучил еще их столь глубоко. Конечно,

я абсолютно убежденный революционер и намереваюсь —такое

намерение должно быть у всех —учиться.

Я АБСОЛЮТНО ВЕРЮ В МАРКСИЗМ!

В студенческие годы я изучал ≪Манифест Коммунистической

партии≫, избранные произведения Маркса, Энгельса и Ленина.

Разумеется, те произведения, которые я читал тогда, будет

интересно прочитать и теперь. Итак, верю ли я в марксизм? Я абсолютно

верю в марксизм!.. Верил ли я в него 1 января? Я верил

в него и 1 января! Верил ли я в пего 26 июля? Да, я верил в него

и 26 июля! Понимал ли я его тогда так, как понимаю сегодня,

после почти десяти лет борьбы? Нет, я его не понимал тогда так,

как понимаю теперь. Если сравнить мое понимание марксизма

тогда и теперь, то можно обнаружить огромную разницу в этом

понимании. Были ли у меня предубеждения? Да, конечно; да, они

у меня были, когда мы подняли восстание 26 июля. Мог ли я считать

себя вполне сформировавшимся революционером, когда мы

подняли восстание 26 июля? Нет, я не мог считать себя таковым.

Мог ли я считать себя законченным революционером 1 января?

1 1959 г од а.

Нет, я но мог считать себя тогда вполис сформировавшимся революционером.

Могу ли я считать себя таковым сегодня? Это означало

бы, что я вполне удовлетворен своими познаниями, а это не

так, разумеется. Имеются ли у меня какие-то сомнения в марксизме,

считаю ли я, что какие-то положения марксизма ошибочны,

что их следует пересмотреть? У меня нет ни малейших сом-

пений в марксизме!

Напротив, то, что со мной происходит, свидетельствует о совершенно

противоположном: чем большему нас учит опыт жизни,

чем больше мы познаем сущность империализма —и не на словах,

а на собственной спине, на спине нашего народа, на крови

нашего народа,—чем большей становится необходимость противостоять

этому империализму, чем более мы познаем эту империалистическую

политику, осуществляемую во всем мире —в Южном

Вьетнаме, в Конго, в Алжире, в Корее, во всех уголках земного

шара,—чем больше мы познаем все это, тем явственнее

выступают кровавые лапы империализма, жестокая эксплуатация,

преступления, которые он совершает в мире, преступления против

человечества... и тем в большей степени становимся мы марксистами

в помыслах и чувствах наших, тем более становится нам

ясна, открывается вся та правда, которая заложена в марксистском

учении. Чем более мы сталкиваемся с революционной действительностью,

с классовой борьбой, тем более понимаем, что представляет

собой классовая борьба в условиях победившей революции,

тем более мы убеждаемся в истине, раскрытой Марксом и

Энгельсом, в правоте подлинно гениальных положений научного

социализма, открытие которых принадлежит Ленину.

Чем больше мы читаем их труды сегодня, чем более мы обогащаемся

изложенным в них, тем более мы убеждаемся в гениальном

предвидении, в проницательности, которыми обладали

их авторы.

Есть нечто большее, однако, чем слова того или иного революционного

вождя, для объяснения того, почему марксизм пробил

себе дорогу в истории. Достаточно прочитать историю жизни

Маркса, биографию Маркса, чтобы понять это,—эту книгу, я думаю,

весь народ должен прочитать, как только кубинское издательство

выпустит ее в свет (я говорю о биографии Маркса, написанной

Мерингом).

Кем же был Маркс? В чем значение его жизни, его труда, его

самопожертвования? Как он учился? Вы узнаете, что Маркс был

малоизвестеп при жизни; он был третируем значительной частью

интеллигентов, многими псевдореволюционерами. Его произведения

были известны лишь небольшому числу людей. В его время

имелось много других ппсателей-социалистов, которые пользовались

большей известностью и даже популярностью, чем Маркс,

они были известны более, чем Маркс. Вся эта группа писателей,

писавших о социализме, была социалистами в той мере, в какой

можно считать социалистом кубинца, скажем, в 1917 году,

который представлял себе мир как нечто идеальное, как мир более

справедливый, без рабов п эксплуататоров. Это были социалисты-

утописты, социалисты-идеалисты. Так вот, многие из этих людей

затратили немало усилий на создание утопической программы,

описывая государство-утопию, выразив свои революционные чувства

на идеалистической, а не на научной основе. Однако многие

из этих писателей таким путем получили известность, а взгляды

этих мыслителей проникли даже в широкие слои пролетариата

в Европе —Франции, Италии, Германии, Бельгии, Англии. Маркс

пишет свой научный труд, подлинно научный труд, описывая не

то, что ему хотелось бы представить себе, но реальность, факты,

которые он наблюдал, которые являлись следствием развития человеческого

общества; он пишет, изучая историю, изучая экономику,

и делает на этом основании ряд выводов. Произведения

Маркса сами открыли себе путь в историю; сами произведения

его, истина, которая в них заключалась, были настолько глубоки,

имели под собой столь прочную базу, что их нельзя было сравнивать

с произведениями других писателей, с произведениями со-

циалистов-утоиистов, и трудящиеся, для которых он их писал,— ибо он писал для трудящихся и знал, что его произведения трудящиеся

должны понять,—оценили их. Он глубоко верил в то, что

эти революционные произведения, эти идеи станут понятны рабочим

и, поскольку они возвещали истину, они станут господствующими