Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Сияющая броня





(Пер. Галины Соловьевой)

 

Приближался восход. Над скальным массивом на западном горизонте разлилось серебристое сияние. Тому, что сторона света, где вставало солнце, не называлась востоком, имелась всего одна причина: планета, если ориентироваться на галактический север, вращалась в сторону, противоположную Земле. Поэтому солнце здесь вставало с запада. И на расстоянии множества световых лет люди крепко держались за фартук старого мира.

Старик был занят упражнениями.

Мальчик не понимал, зачем тратить на упражнения столько времени. Со стороны движения казались простыми, хотя, когда мальчик пытался подражать, старик смеялся до слез. Для упражнений старик использовал меч – не настоящий, без заточки, впрочем, мягкий алюминий и невозможно было заточить. И держал он свой меч‑палку смешно, не всей рукой, а только указательным и средним пальцем, а иногда – только мизинцем и безымянным. Обе его руки, с разведенными попарно пальцами, походили на крабьи клешни.

А вот, наконец, и окончание разминки: старик пронзал своей палкой воздух вокруг себя. Теперь у мальчика появилось дело. Выждав, он выскочил из‑за ржавых металлических обломков с корзиной плодов. Понятно, подгнивших, таких, которые не продать на рынке. Кто стал бы портить овощи или фрукты, годные на продажу?

Мальчик расставил плоды: кабачок на западе, ананас на востоке, дуриан на севере и большой сочный арбуз на юге. Каждый плод на квадратике рисовой бумаги. Он не забыл убрать опустевшую корзину. Затем, пока старик заканчивал последнее движение, обратись лицом к вспыхнувшему в небесах солнцу, мальчик бросился к полускрытому уступу, который старик называл брустверным скатом старого корабля, и развернул Настоящий Меч.

Настоящий Меч был выше самого мальчика. Тот был научен разворачивать его осторожно. Старик пояснил, почему, уронив на лезвие игральную карту. Карта остановилась, когда добрых полсантиметра лезвия вошли в край.

Старик поклонился солнцу – зачем? разве солнце поклонится в ответ? – подошел к мечу, сухо кивнул мальчику и поднял оружие. Он выполнил несколько выпадов и блоков, прыгая взад вперед по песку. Это зрелище было куда занимательней: теперь он двигался быстро и с мечом из упругой стали. Затем он застыл почти неподвижно, занеся меч над головой. Он как всегда, встал точно посередине площадки, обозначенной плодами. Иногда их бывало пять штук, иногда шесть или семь.

Меч вознесся и упал: раз, два, три, четыре раза. После каждого удара старик разворачивался на пятках. Четыре раза прозвучал негромкий треск, но не было ни искр, ни лязга.

Наконец старик снова застыл, приготовившись вложить меч в несуществующие ножны. Ножны пропали много лет назад, никто не знал, куда они делись, и никто не сумел уговорить старика потратить деньги на новые.

Мальчик подошел осмотреть фрукты. Все четыре плода распались надвое, так что теперь насчитывалось восемь кусков. Все четыре удара чисто рассекли плоды, и ни один не повредил подстилку из рисовой бумаги. Кое‑где меч старика вырезал из фруктов подгнившие части. Мальчик собрал хорошие куски на завтрак.

Гнилые он выбросил в пустыню.

 

Когда они подходили к деревне, прозвучал сигнал общей тревоги. Мальчик знал, что случилось что‑то очень плохое, потому что по расписанию сегодня не полагалось проводить учебную тревогу.

Общая тревога могла означать, что какой‑то мальчик вроде него сдуру свалился в лавовую дыру, и вся деревня пошла искать его останки. Или что начался паводок, и каждый домовладелец должен мчаться на север и закрывать шлюзы на краю участка, а потом мчаться обратно и задраивать все люки. Или тревога могла означать, что сообщили о вспышке, и все, кроме Сумасшедшего Фермера Боба, который продолжал копать свои канавы в любую погоду, презирая рак кожи и радиационную алопею, прячутся под землю до отбоя. Но когда они подошли к деревне, стало ясно, что тревога предупреждала о другом. Персональный транспортер на Общинной площади мигал зелеными огоньками, сообщая, что переведен в автоматический режим. Кто‑то кабелем привязал к нему три длинных влажных куска мяса, рассмотреть которые мальчику помешали взрослые. Протащить врага за транспортером было «гадко‑прегадко», и в другой раз все мальчишки сбежались бы полюбоваться на такое редкостное зрелище. Но когда за транспортером проволокли – возможно еще живыми – мистера д'Сузу, большого добродушного мистера д'Сузу, который держал трех мохнатых ирландских сеттеров, и мистера Бамигбоя, который рассказывал неприличные анекдоты о голых дамах, и даже мистера Чанди, который гонял ребят от своего участка, – это оказалось совсем не так увлекательно.

Мистер д'Суза, мистер Бамигбой и мистер Чанди были членами деревенского совета, и они отправились в Большой Город спорить с властями насчет открытия рудника. Пока там не было ничего, кроме нескольких пятен краски на скалах и старательских транспортеров, но мальчик знал, что люди из Большого Города нашли выше по реке камни, которые назывались «радиоактивными». И отец мальчика сказал, что они в Большом Городе слишком ленивы, чтобы копать руду лопатами «в поте лица своего». Вместо этого они собрались построить промывочную фабрику на реке, ниже деревни, и заложить заряды, тоже сделанные из радиоактивных материалов, в реголиты выше по течению. Тогда к промывочной станции потечет целый поток радиоактивных, но для деревенских вода станет ядом. Всем деревенским предложили так называемую «щедрую компенсацию», чтобы они перебрались в Большой Город, но совет решил остаться. По слухам, люди из Большого Города наняли лучших консультантов по убеждению. Теперь слухи, кажется, подтверждались.

– Надо взять несколько ружей и разобраться с этими городскими, – сказал старый папаша Магнуссон, полагавший, будто никто не знает, что он заказал по почте из Большого Города секс‑фермоны и нелегальное программное обеспечение. Но тетушка Райза знала, и теперь ни одна женщина не зашла бы к нему и не позвонила бы по видеофону.

– Да сколько у нас ружей! И то мелкокалиберные, отгонять бродяг, а бронебойных вовсе нет. Тех боссов будут защищать люди в броне десяти футов высотой с магнитными акселераторами. Пух‑пух‑пух – и они всадят в тебя миллион пуль, а ты и одной не успеешь выпустить. Ты крайне безумен.

Это вмешалась старая матушка Фо. Несмотря на ее оскорбительную манеру выражаться, многие на площади согласно закивали.

– Не смеши, – возразила матушка Мардо. – Магнитные акселераторы вне закона.

– Все незаконное законно, когда некому следить за соблюдением законов. Ты что, давно в Городе не была? Уж сколько месяцев, как рудопромышленники организовали собственную милицию. Раз они взялись производить собственные механизмы и чеканить свою монету, ясно, следующим шагом будет производство оружия.

– Но ведь все мы – члены Человеческого Сообщества, – сказал папаша Магнуссон, выпрямляясь в полный рост – на все сто тридцать три сантиметра. – И нападение на нас приравнивается к нападению на Сообщество.

– Фу! Сообщество даже кораблей для сбора налогов уже не присылает! – фыркнула матушка Фо. – А если правительство не собирает налогов, можешь быть уверен – с ним что‑то не так.

В толпе торжественно закивали головами. Большинство в душе радовалось, что корабли налоговой инспекции не появлялись столько лет, но теперь всех тревожило, что без защиты государства, присылавшего те корабли, деревне грозит гибель.

– Ну, как бы там ни было, – твердил папаша Магнуссон, – если они явятся сюда и посмеют кого‑нибудь уволочь, Государство мигом с ними покончит.

Мамашу Фо это не убедило.

– Страж не двигался с места уже шестьдесят добрых старых стандартных лет. С последнего вторжения варваров.

Папаша Магнуссон со вкусом причмокнул губами.

– Я еще помню, – протянул он, – как он тогда двигался. И как эффективно действовал. Корабли варваров заполонили небо, словно саранча, но Страж с ними разделался.

Мамаша Фо глянула в небо, где силуэт Стража отрезал солидный кусок восхода.

– Папаша, кроме тебя и, может, еще двоих‑троих, никто не помнит, чтобы Страж двигался. А ведь он – машина. Машины ржавеют, коррозируют, биодеградируют.

– Страж был построен на века.

– Но и Стражу нужен оператор. А наш где?

Старик взял мальчика за плечо и увел за дома, пока страсти не накалились.

 

– В деревне чужаки, – сказала мать мальчика, тщательнейшим образом складывая скатерть. – Люди из рудопромышленной компании. Они расспрашивают о Хане, и ты, старик, знаешь, зачем.

Старик спрятал меч в узкую нишу в корпусе атмосферного детоксикатора.

– Хан сумеет сам о себе позаботиться.

– Все говорят, что они вооружены, и ты знаешь, что он не сумеет, – мать водит утюгом по простыне. – Хан толстый и медлительный, он давно разучился драться. Нечего его в это втягивать. – Она подняла взгляд на старика. – Надо самим что‑то делать.

Старик отвел глаза.

– Они слышали имя Хана и знают, что он – оператор нашего Стража. Может, они и задумали дурное. Я радирую Хану, чтобы занимался ремонтом водопровода и не возвращался домой, пока они не уйдут. Они, конечно, подслушают. И узнают, что искать тут нечего. Тогда они, может быть, уберутся.

– Или станут искать его в водопроводных тоннелях.

– Хан знает схему тоннелей, и не так беспомощен, как ты думаешь. Они его не найдут.

– Хан уже не молод. Ночь будет холодная. Тебе все кажется, если кто‑то не так стар, как ты, значит он – способный на все юнец.

– Я ничего подобного не думаю, женщина. А теперь вскипяти воды. У меня есть бодрящий чай для fin‑de‑siecle ennui[42]матушки Мардо.

Мать собрала стопку выглаженного белья и выбралась из кухни мимо ремонтного робота.

– Сам вскипяти себе воду и свари в ней свои подштанники!

Желая предотвратить семейную ссору, мальчик прошел через кухню и сам включил кипятильник. Но встречаться взглядом со стариком ему не хотелось. Как‑никак, Хан – его отец.

 

На следующее утро под металлической ногой Стража собралась стайка молодежи. Парни препирались:

– Я спасу деревню!

– А вот и нет. Я!

– Нет, я!

Мальчик, бежавший с фляжкой чая к матушке Мардо, увидел, как матушка Фо лупит всех подряд своей ореховой тростью.

– Дурни! Болтуны! На что вы годитесь, даже если вас пустят в рубку? – Она пластмассовой указкой ткнула в трап, который вел вверх, обвивая правую ногу Стража, к крошечному люку под мостиком, на котором размещалось тело оператора. Однажды мальчик на пари взобрался по всем пролетам трапа и коснулся рукой люка – после чего отец стянул его вниз и велел не соваться к имуществу Сообщества. Тогда у отца еще были волосы, и даже почти все темные.

– Если бы меня пустили, – похвастался самый храбрый, – я бы прошагал до Большого Города и растоптал бы здание Компании железной ногой. – Он послал воздушный поцелуй компании заневестившихся девчонок, стоявших поодаль.

– Если бы тебя пустили! – передразнила старая ведьма и на удивление крепкими пальцами ухватила его за нос. – Да кто тебя пустит?! Ключ есть только у оператора, ключ синхронизирован с его генетическим кодом. Ты бы так и сидел, уставившись Стражу в железную задницу, пока не примерз бы к трапу!

– Оу. Бсе лучше, чеб позболить им нас отрабить! – промычал схваченный за нос юнец. Матушка Фо выпустила его и вытерла пальцы о свою шаль.

– Наш оператор защитит нас, когда будет готов.

Из толпы кто‑то выкрикнул:

– Наш оператор – слабак!

Мальчик отступил за ряд тепловых аккумуляторов, пряча лицо.

– Он правду говорит! – подхватил другой голос. – Убийцы из Компании перевернули вверх дном все питейное заведение мистера Ву – искали Хана. Грозились перестрелять всех посетителей, если Хана им не выдадут. Мистер Ву перепугался за своих клиентов и навел их на другого Хана – Хана‑могильщика. И они убили того на месте! У него язык свисал изо рта, как мороженая селедка. Когда люди Компании найдут и убьют настоящего Хана, его даже похоронить как положено некому будет.

– В деревне люди с ружьями? – переспросил юнец и вытащил большие пальцы из‑за пояса. На лице его отразился ужас.

– Ха! – фыркнула матушка Фо. – Наш храбрец испугался за свою шкуру?

Мальчик поставил на землю фляжку и бросился к дому.

 

Попасть домой оказалось сложнее, чем обычно. Мальчик выбрал тропинку, которой бегали деревенские дети – не по улицам, а напрямик, между опорами домов. Если бы в здешней атмосфере могли летать птицы, не задыхаясь после нескольких судорожных взмахов крыльями, можно было бы сказать, что эта тропинка прямая, как полет птицы.

Но была одна трудность. Небольшая компания мальчишек собралась под домом матушки Фо и оглушительно «перешептывалась», воображая себя Невидимыми Соглядатаями. Впрочем, мальчишек он не боялся – во всяком случае, не так сильно, как мужчин, равнодушных к Соглядатаям, на улице.

В последнее время дети редко играли на улицах. Матери не выпускали их из дома. Была надежда, что убийцы из Агентства по убеждению не осознают своей ошибки и удовлетворятся тем, что сократят (на сто процентов) возможности деревни хоронить умерших.

Однако Консультанты, очевидно, не удовлетворились смертью Хана‑могильщика. Они стояли у его дома, и над ними колебался на ветру голографический ангел. Словно им было мало непогребенного трупа, они перевернули вверх дном его похоронную контору, разбросав ее содержимое по улице. Они чуть ли не с микроскопом разглядывали все мрачные инструменты его ремесла, а вдова вопила и осыпала их самыми грязными ругательствами, какие знала. Мальчик заключил, что голографический ангел обладает большой ценностью.

– Они ищут ключ доступа нашего оператора, – прошипел один из зрителей так громко, что его шепот достиг ушей мальчика.

– Ключ есть только у оператора, – сказал другой. – Разве Хан был оператором?

– Нет, – ответил третий. – По‑моему, это Хан‑фермер.

– Хан – воин?! Да он просто толстый торговец фруктами!

– Оператора не за силу выбирают, – свысока объяснил третий мальчик. Силу дают сервомеханизмы Стража. Оператора выбирают за особую точность движений. Говорят, оператор Стража ворот Города Правительства на Земле двигался с такой точностью, что мог схватить лапами Стража обычную кисть и написать на асфальте «Права и обязанности гражданина» буквами всего трех метров высотой.

Мальчик нырнул под корпус ближайшего дома и на четвереньках стал продвигаться к югу, пока кто‑нибудь из Консультантов по убеждению не завязал с ним беседу.

 

Горел закат. Солнце садилось на востоке.

Старик дремал сидя, притворяясь, будто углубился в медитацию. Мальчик подошел и нарочито шумно опустил корзину на корпус ближайшей боевой машины Варваров. Старик подскочил, будто на него прыгнул тигр, но мальчик как будто не заметил его испуга.

– Я все принес, – сказал он. – Отца еще ищут. Говорят, убийцы гонятся за ним по северному водоводу.

Старик кивнул и недовольно цыкнул зубом.

– Ты принес оружие из‑под раздвижной плиты гаража?

Мальчик кивнул.

– Его незачем прятать, – фыркнул он. – Законом такие не запрещены, и продать их нельзя.

Старик погладил вынутый из корзины лук и усмехнулся.

– Под той плитой еще лежал портрет твоей бабушки, – сказал он. – За него тоже много не дадут.

– Я совсем не знал бабушку, – заметил мальчик.

– Тебе повезло, – ворчливо отозвался старик, – что я ее знал. – Он наложил на тетиву стрелу – единственную – попытался натянуть лук и недовольно посмотрел на свои задрожавшие руки.

– СТАРИК, – прогремел голос. – БРОСАЙ ИГРАТЬ В СОЛДАТИКОВ. ГОВОРИ, ГДЕ ХАН.

Лук разогнулся. Стрела уткнулась в землю. Старик обернулся. Со стороны деревни, между обломков боевых машин, шагали трое молодых мужчин, с мускулами, накачанными рытьем канав и тасканием корзин. У мальчика сжалось сердце, когда он понял, что его выследили.

– Мой отец, – заговорил вожак, – говорит, что Хан – оператор нашего Стража.

Старик кивнул.

– Так и есть.

– Тогда почему он сбежал из деревни, словно вор? – Мужчина выбросил руку к горизонту. – Мало того, что среди нас убийцы. К нашим дверям подступает армия. Компания наняла людей из Агентства по убеждению. Они выдвинули ультиматум: если щедрое предложение Компании не будет принято к завтрашнему утру, они эвакуируют деревню с применением минимальной силы. – Парень нервно облизнул губы. – Консультанты сообщили, что в их понимании «минимальная сила» включает применение осколочных мин и самонаводящихся снарядов.

Лицо старика покрылось сетью морщин.

– Хан, – объявил он, – вовсе не прячется. Кто сказал, что Хан прячется? – И, хотя он был вооружен только бамбуковым луком и единственной стрелой, никто из молодых не встретил его взгляд.

– Отец, мы питаем глубокое почтение к твоим летам, и никто из нас не посмеет ударить слабого беззащитного старика. Мы всего лишь хотим знать, когда наш оператор исполнит свой долг, и намерен ли он его исполнить?

Мальчик вспомнил, что говорившего звали Локман.

Старик кивнул.

– Слабый и беззащитный, значит?

Он швырнул лук. Тот свистнул в воздухе и ударил Локмана в челюсть. Локман потер щеку, крепко высказался, но воспитание все же не позволило ему броситься с кулаками на старшего.

– Подними лук, – приказал старик, выдернул из земли стрелу и бросил ее Локману. – Теперь приложи стрелу и согни лук, сколько сумеешь. – Старик все еще сидел.

Локман изо всех сил натянул тетиву. Даже для него это оказалось нелегким делом. Лук сгибался не с большей охотой, чем потолочная балка.

– Нацель на меня, – с усмешкой велел старик. – Ты, жидкий кошачий экскремент!

У Локмана уже дрожали руки. Наконечник стрелы уставился на старика.

– А теперь стреляй! – сказал старик. – Я сказал, стреляй, ты, негодное исчадье клерка Компании…

– Нет, не… – начал мальчик.

Тетива сорвалась. Мальчик не увидел движения стрелы. Не увидел он и движения старика. Но когда размытое пятно обрело четкость, стрела оказалась в руке. Схваченной, а не пронзившей.

Локман на мгновение застыл, уставившись на старика, но тут же фыркнул.

– Отличный трюк, – сказал он. – А со снарядом сумеешь повторить?

Он бросил лук на землю и зашагал прочь.

– Хан трус, боится драки, – бросил он через плечо. – Да он бы все равно не добрался до Стража. Убийцы поставили охрану у трапа. Собирайся и уходи, старик. Советники уходят. Мы все уходим! С деревней покончено.

Старик проводил гостей взглядом. Потом запустил руку в корзину, где вместе со снимком бабушки мальчика лежала продолговатый потертый прямоугольник из черного пластика на цепочке. На нем было выгравировано: «ХАН 63007248».

– Хорошо, – сказал старик. – Ты принес все, что нужно Хану.

Старик повесил пластинку на шею, и убедился, что она не видна под одеждой.

– Когда, они сказали, истекает срок ультиматума?

– На восходе, – ответил мальчик.

– Хорошо, – кивнул старик. – Время есть. Отнеси теперь все это в деревню и скорей возвращайся. Проводишь меня, когда я доставлю этим нарушителям спокойствия наш собственный ультиматум.

– Зачем тебе я? – спросил мальчик.

– Затем, что никто не станет стрелять в старика, – ответил старик, – разве что очень злой человек. Но даже злой человек не выстрелит в старика с маленьким мальчиком – если, конечно, он не конченый злодей. – Он усмехнулся, показав в улыбке больше дыр, чем зубов. – Это, должен признать, единственный изъян в моем плане.

После чего он вернулся к медитации, как будто ничего не случилось и не должно случиться. Мальчик подозревал, что старик попросту уснул.

 

Солнце село, и реголиты лишились свойственных им тысяч оттенков хаки. Мир словно погрузился в глубину вод, где для всего был общий, сумеречно‑синий цвет.

Мальчик нерешительно следовал за стариком к группе Консультантов по убеждению, собравшихся вокруг спиртовой горелки. Даже пламя горелки было синим, словно подобранным в тон ночи. Консультанты заметили старика раньше, чем тот принялся подпрыгивать и размахивать руками, привлекая их внимание, но, как заметил мальчик, только с этого момента они расслабились и приступили к многосложному занятию: начали устанавливать оружие на предохранители.

– Эй! Уроды! Отведите меня к главному уроду!

Никто из Консультантов не ответил. Видимо, никто не желал признавать себя уродом.

– Как хотите, внешне непривлекательные личности, но имейте в виду, у меня известие от Хана.

Консультанты зашевелились активнее. Наконец один заговорил:

– Если ты связан с Ханом, ты обязан предоставить сведения о его местонахождении, гражданин, или тебе придется плохо.

Старик фыркнул. Мальчик сомневался, благоразумно ли фыркать, стоя перед таким количеством огнестрельного оружия.

– Вам все еще неизвестно местонахождение Хана? А ведь он прямо под носом у вас и у ваших сложных механических шпионов в хаки? Как не стыдно! Хан желает вам сообщить: вы должны покинуть окрестности деревни, иначе оператор Стража вынужден будет применить к вам основные силы.

Тот, что заговорил первым, скрестил руки на прикладе.

– Ваш оператор Стража незаконно вмешивается в сугубо гражданское дело, гражданин. Это не военная операция. Поэтому компания «Бочеф и Гризнез инкорпорейтед», действуя от лица своих клиентов, с сожалением вынуждена будет принять меры для устранения нарушившего закон оператора, и меры будут приниматься до тех пор, пока сам он не покинет деревню. Одновременно мы производим предварительную сейсмическую разведку для закладки заряда под основание Стража и уничтожения питающего его подземного источника энергии. «Бочеф и Гризнез», разумеются, сожалеют, что избранная стратегия нанесет ущерб имуществу Сообщества, но вина лежит на соответствующем операторе. Вот наше сообщение, которое ты можешь передать Хану.

Старик несколько секунд молча разглядывал строй Консультантов.

– Ну что ж, – сказал он. – Хоть вы и ведете себя как варвары, но продолжаете называть себя гражданами Сообщества, и потому заслуживаете законного предупреждения. Вы его получили. За последствия Хан не отвечает.

Больше он ничего не сказал, и повернул в сторону деревни. Его провожали смешки вооруженных людей.

 

Мать мальчика разбудила его задолго до рассвета. Она уже собрала необходимые вещи и еду, которая в это утро прошла антирадиационную обработку. Ее хватит на месяц. Мальчика от нее тошнило. Такое они едят в Городе.

– Разве мы не останемся защищать деревню?

Вместо ответа он получил подзатыльник. Мать была не в настроении вести разговоры. Она тихонько плакала, обходя комнаты, что‑то подбирая, что‑то роняя. Мальчик вдруг осознал, что она решает, какую часть своей жизни взять с собой, а какую оставить навсегда. Он обнял мать и не получил в ответ шлепка.

– Иди, приведи старого, – велела она. – Где он там? Я подготовила транспортер. Надо уезжать.

Мальчик ответил, что старик пошел делать свои упражнения, и сегодня, почему‑то, не взял его с собой.

Мать в ужасе округлила глаза и бросилась к окну, за которым виднелась пыльная улица, засыпаемая мелким песком.

Мгновенье она стояла, словно окаменев. Потом схватила мальчика за руку.

– Идем.

Они вышли на край деревни. Деревня была маленькая, и долго идти не пришлось. На самом краю солнечной фермы, за гектаром, застеленным черным слоем солнечных батарей, ржавели в песках боевые машины варваров.

– Кто такие варвары? – как‑то спросил мальчик учителя. Ответ был коротким и ясным. Ну, конечно, те, кто не принадлежит к Сообществу. Все, кто не принадлежит к Сообществу.

Машины уже шестьдесят лет покрывали пустыню вокруг Стража в радиусе его огневой мощи. Старика нигде не было видно.

– Старый дурак, – пробормотала мать и снова потащила мальчика по деревенской улице. Она, кажется, знала, куда идти. Всего два ряда сверкающих алюминием домов, и они увидели старика. Он стоял на площадке возле ноги Стража и спорил о чем‑то с двумя Консультантами, вооруженными ружьями, мгновенно улавливающими электрические колебания человеческого сердца даже в темноте или под стальной пластиной. У старика в руках был меч.

– Я всегда здесь разминаюсь, – доказывал старик. Мальчик знал, что это неправда.

– Ты вооружен, дед, – мягко проговорил один из Консультантов. – И я вынужден расценивать это как потенциальную угрозу, несмотря на твой почтенный возраст.

Старик осмотрел свои руки, потом вытянул вперед меч, словно только сейчас его заметил.

– Это? Да ведь это просто полоса алюминия. Ее даже заточить нельзя.

– Все равно, – убедительно проговорил Консультант, – учитывая напряженность ситуации, будет безопаснее…

– Эй!

Крик разорвал сдержанную тишину площади. Пять голов обратились в сторону восхода. На фоне солнца, показавшегося из‑за западного горизонта, спотыкаясь в вязком песке пустыни, шел человек. Он махнул рукой.

– Эй! Это я, Хан. Хан, которого вы ищете. Поймайте меня, если сумеете.

Ружья мгновенно взлетели к плечам. Хан нырнул в укрытие. Преимущество этого маневра осталось под вопросом, поскольку очередь прошила стену ближайшего дома с легкостью, с которой палец протыкает фольгу. Когда ружья замолчали, на месте одного дома стояли два, друг на друге, из стен тек фреон радиаторов, искрила проводка. Оставалось надеяться, что жильцы все же успели сняться с места. Люди из Агентства уже окружали дом, намереваясь обойти жертву с флангов, если вдруг она уцелела после первой атаки. Мать мальчика в ужасе смотрела вверх.

Мальчик проследил за ее взглядом.

И увидел старика на внутренней ноге Стража. Тот, медленно полз по винтовой лестнице к люку.

У мальчика отвисла челюсть.

Тем временем охрана Стража была занята Ханом и все свое внимание сосредоточила на нем. Но вот один все же вспомнил о своих обязанностях и махнул второму, приказывая вернуться на площадку, потом вытащил из кармана передатчик, открыл, произнес несколько слов и снова спрятал.

– Пусть, – сказал он своему напарнику, – другие бегают.

Старик на трапе продолжал двигаться. Со скоростью эволюции. Со скоростью, с которой течет застывшее стекло. Со скоростью, с какой от метки до метки на косяке растут дети. Он не добрался даже до колена Стража. Наверняка, пока старый дурак доберется доверху, кто‑нибудь его да заметит. И что он собирается делать, даже если окажется наверху?

Двое Консультантов вернулись к ноге Стража. Они стояли на бетонной площадке, углубленной в реголиты до скального основания – на опорной площадке машины. Они оглядывались по сторонам, готовые пустить кровь тому, кто осмелиться приблизиться. Один из них даже взглянул на брошенный в песке меч старика и заметил, что стрельба, должно быть, спугнула старого дурня. Мальчик же, притворяясь, что протирает глаза от песка, видел, как высоко наверху этот старый дурень вытянул из‑под рубахи черную пластинку и вложил ее в щель, которую мальчик заметил, когда год назад взбирался на Стража. Щель была точно в размер пластинки. Еще на люке краской из баллончика было написано: «Укрупненная пехотная единица МК73 (1 вып.)». Об этой надписи знали только члены избранного клуба мальчиков, осмелившихся взобраться к люку.

На тусклом, оцарапанном песчинками корпусе Стража что‑то сверкнуло, словно клинок: старик коснулся сияния пальцами, и мальчик увидел кровь, быстро исчезнувшую, словно всосанную вампиром.

Ключ настроен на генетический код оператора. Машине нужна частица его тела, чтобы распознать код.

Люк бесшумно утонул в корпусе. Старик протиснулся в открывавшееся отверстие. Механизм работал совершенно беззвучно, однако старика теперь не было рядом, чтобы помешать матери мальчика, задрав голову, разинуть рот, словно птенцу, ожидающему червяка. К счастью для старика, охранники тоже несколько секунд изображали птенцов, и только потом вспомнили, что у них есть оружие, и им полагается его использовать. Люк скользнул на место раньше, чем они успели прицелиться и выстрелить. Они не привыкли стрелять из такой позиции, и отдача развернула стрелков на месте, как пневматический бур. Мальчик увидел, как на шкуре Стража вспыхнули звезды. Он не знал, пробили выстрелы шкуру или нет: от вспышек у него на сетчатке расплывались радужные круги.

Впрочем, охранники явно добились не слишком многого, поскольку не стали продолжать стрельбу и отступили, разглядывая присевшего на корточки колосса.

Долгую минуту ничего не происходило. Командир Консультантов тихо, но поспешно бормотал в передатчик, сообщая кому‑то, что не может понять: зашкалило индикатор дерьма на уровне ноздрей, или еще нет.

Потом песок под левой лапой Стража завизжал, словно человек, попавший под пресс. Мальчик увидел, как колышется и выгибается телескопическая нога Укрупненной Пехотной Единицы. Казалось, она гнется под ветром. Мальчик знал, что Стражи настолько тяжелы, что при падении расплющиваются под собственной тяжестью. Но даже в засушливый сезон, когда ветер с гор завывал как пикирующий баньши, Страж не сдвигался ни на миллиметр.

Сейчас Страж двигался сам!

Огромная рука, длинная как пролет моста, протянулась над головой мальчика. Коленный сустав, годный служить поворотным кругом для локомотива, разогнулся с ревматичным скрипом. И с этого момента мальчик уже не сомневался, кто управляет Стражем.

Колоссальное тысячетонное орудие проделывало утренние упражнения старика. Оно двигалось поначалу медленно, свободно раскачивая руками и ногами, осторожно сгибая и разгибая древние суставы. Иные из этих суставов скрипели от самых простых движений. Мальчик вдруг точно понял, что имел в виду старик, говоря о ревматизме, артрите и ишиасе.

Утренняя разминка старика подходила для ревматичных суставов, которые приходится смазывать по утрам. Подходила она и для автомата величиной с деревню, не двигавшегося с места шестьдесят стандартных лет.

Люди, приставленные охранять Стража, пятились. Между тем кто‑то вздумал обстрелять машину с дальнего края деревни. Цветные огоньки взлетели с земли и разбились о броню металлической горы. Дом, задетый этими огоньками, разлетелся на куски. Страж равнодушно продолжал разминку.

Восемь минут на растяжку ног, восемь минут на махи руками, восемь минут на подъем невидимой штанги.

Мальчик отступил и потянул мать за рукав. Он знал, что будет дальше.

Из домов выбегали люди с бронебойными ружьями. У некоторых не было прикладов, и стрелки спешно выясняли, можно ли применять их для зенитного огня. Другие палили в упор по лапам‑опорам Стража, оставляя на них черные пятна. Но на лапах у Стража была самая толстая броня. Это знали все деревенские. Они были покрыты толстой броней, и их предназначением было давить пехоту.

Страж склонил массивную голову, чтобы оценить ситуацию на поверхности. Мальчик знал, что оператор скрывается в главном шасси, и движением головы управляет системой распознавания целей. Этого легкого наклона головы хватило, чтобы Консультанты попятились и разбежались.

Один из них, соображавший быстрее своих коллег, схватил мать мальчика и дрожащей рукой приставил к ее виску пистолет. С тем же успехом он мог бы угрожать горе.

Страж развернул голову и взглянул прямо на него.

– Падай! – завопил матери мальчик.

Рука Стража обрушилась, как Красное море на египтян. Или как меч на дыню. Конечность не походила на человеческую руку, на ней было всего три пальца, точнее сказать, когтя. Как если бы человек сжал вместе указательный и средний палец, безымянный и мизинец. С неба рухнула стальная крыша. Мальчик почувствовал, как на спину ему брызнула теплая кровь. Потом на песок снова упал солнечный свет, только песок теперь был не бурый, а красный, и на него оседало безголовое тело. Рядом дрожала живая и невредимая мать. Взглянув на подол ее юбки, мальчик понял, что она обмочилась.

Тяжелые ступни Стража поднялись в воздух и с воем пронеслись у него над головой. Левая подошва зачем‑то была подписана: «Левая нога», а на второй была надпись: «Правая нога». Пули и снаряды с визгом рикошетили от корпуса. Страж их игнорировал. Он выдвигался на восток от деревни, в сторону, где за околицей разбила лагерь армия Компании. Вскоре он ушел из‑под обстрела, но стрельба не прекращалась. Очереди сменились одиночными выстрелами! «Деревенские жители откопали свое древнее оружие и защищают свои дома», – с гордостью подумал мальчик.

Мать, словно не замечая подмокшей юбки, поднялась на ноги и проворчала:

– Старый дурак. Что он о себе воображает? В его‑то годы!

Мальчик взлетел на трап водонапорной башни. Страж шагал на восток, подобно стихийной силе, в ореоле взрывов. Мальчик увидел, что он поднял что‑то с земли и метнул, подобно диску. «Что‑то» оказалось легким броневиком. На лету из броневика вываливались люди. Служащие компании столпились у большой машины, видимо, считая ее своим главным орудием. По всей вероятности, ее и пригнали специально на тот случай, если деревенские смогут пробудить своего Стража. Выглядела она как миномет, и мины были ужасно большими. Наводчики вращали турель, наводя миномет на приближающуюся громаду, а остальные отодвинулись от опасной зоны выхлопа.

Страж остановился. Он держал согнутые в локтях руки перед собой, выставив их в сторону миномета. Будь он человеком, можно было бы решить, что он принял защитную стойку.

Мальчик моргнул.

Нет. Не может…

Мина вырвалась из крепления и стала невидимой, и рука Стража вместе с ней превратилась в расплывчатое пятно. А вот ракета уже кувыркается в воздухе, гироскопы тщетно стремятся вернуть ее на прежний курс, а Страж стоит точно в той же позиции. Ракетный выхлоп лизнул ему предплечье и вычернил пальцы.

Страж отбил ракету в полете так легко, что ее боеголовка не сдетонировала.

Минометчики Компании замерли, разинув рты, словно их собственные операторы покинули их, выбравшись через нижний люк. Правда, мальчик подозревал, что через их нижние люки утекает совсем другое. Страж, скрипнув, сделал еще шаг, и люди бросились врассыпную. К тому времени, когда Страж добрался до миномета и уничтожил его, внутри, конечно, никого не осталось. К востоку от деревни послышался ужасающий грохот разорвавшегося бронебойного снаряда.

А потом в пустыне остались лишь бегущие люди, дымящийся металл и гигантская фигура Стража, отбрасывающая длинную‑длинную рассветную тень.

 

Старик слезал вниз медленно, с обычной для его движений болезненной точностью. Одолев последний виток и спустившись в круг восторженно орущих детей, он основательно запыхался.

– Я так и знала, что Хан не подведет, – сказала матушка Фо.

– Хан‑старший – никудышный фермер, – заметил папаша Магнуссон. – Зато как оператор не имеет себе равных.

– У его апельсинов шкурка грубая, а мякоть сухая, – согласилась матушка Дингисвайо.

– Все равно, я не сомневалась, – высказалась мамаша Джайарман, – что в конце концов от него будет толк.

Старик с притворным гневом погрозил кулаком отцу мальчика.

– Хан‑младший! Что за дурость – так подставляться! Ты что, решил оставить семью без отца?

Хан ухмыльнулся.

– Прости, отец. Сам не знаю, что на меня нашло.

– Должно быть, наследственность сказалась, – буркнула мать мальчика.

– Ну, – признал старик, – все оказалось к лучшему. Если бы ты тогда не выскочил, я мог и не успеть добраться до трапа. Иной бы решил, что ты так и задумал.

– Я прошу прощения, если поступил плохо, – сказал Хан. – Я ведь просто фермер.

Старик прошел через площадь к тачке, которую подкатил один из мальчишек. В приступе патриотической гордости за Сообщество, папаша Магнуссон пожертвовал для праздника сто кило картошки, и ее теперь складывали кучей возле печи.

Старик выбрал сырой клубень и откусил от него.

– Никогда не извиняйся за то, что ты фермер, – сказал он, и прожевал кусок на удивление бойко, если учесть, как мало зубов у него осталось. – В конце концов, оружие защитит твою семью всего раз в жизни. А картошка, – в доказательство он взмахнул клубнем, – спасает каждый день.

 

Карл Шредер{9}

ГЕРОЙ

(Пер. Галины Соловьевой)

 

– Все готовы? – выкрикнул капитан Эммен. Во всяком случае, так понял его Джесси – нечего было и думать расслышать что‑нибудь за воем, заполнившем небо, заставляющем вибрировать позвоночник.

Джесси кашлянул, прикрыв рот рукой. В невесомом воздухе капли крови сворачиваются в блестящие шарики и видны всем. А если их увидят, его выставят из команды.

За десять миль жужжание большого жука было монотонным гулом. В двух милях от него оно превратилось в сводящий с ума оглушающий рев. Еще ближе оборонительный механизм жука станет смертелен для человека, не снабженного средствами защиты.

Джесси сидел верхом на своем байке рядом со спасательным кораблем «Мистелл». На самом деле «Мистелл» считался бы кораблем‑старьевщиком, если бы не самолюбие капитана Эммена. Дальше выстроились в ряд еще восемь бесстрашных или безмозглых добровольцев, и каждый сжимал руль бескрылого реактивного байка. «Под седлом» (на той стороне, куда протянулись ноги Джесси) был укреплен десятифутовый снаряд, купленный на черном рынке. Команда добровольцев должна была подобраться к большому жуку достаточно близко, чтобы нацелить снаряды в его шумовые глотки. Цели были крупные – органические трубы в сотни футов длиной, – но их было много, и сам жук длиной не в одну милю.

Джесси ни разу не слыхал, чтобы кто‑нибудь пробрался во внутренности живого большого жука. Капитан Эммен задумал попытаться, потому что рассказывали, будто бы несколько десятков лет назад в этого жука врезался батетринианский корабль с сокровищами. Говорили, что его можно увидеть, когда солнечные лучи проникают в отверстия на правом боку жука. И говорили, что корабль остался цел.

Джесси оказался здесь не ради сокровищ. Он слышал о том же жуке кое‑что другое.

Эммен рубанул рукой воздух, и остальные байки рванулись вперед. Ослабевший и не слишком ясно соображавший Джесси на секунду запоздал со стартом, но быстро стал догонять. Ребята впереди походили на мух, бодро оседлавших гороховые стручки. Их с двух сторон освещали солнца: одно далекое, красное, другое – желтое, поближе, милях в двухстах. Квадранты неба, не освещенные солнцами, казались черными безднами, уходящими в бесконечность: вверх, вниз, во все стороны.

«Мистелл» превратился в веретенце из дерева и металла, хвостовые дюзы растопырились за ним, как пальцы руки. Большой жук впереди уже вырос так, что его не охватить было взглядом; перед Джесси проплывали разные ландшафты: отвесный бок за кучевым облаком, широкая равнина спины, светившаяся янтарем под дальним солнцем. Воздух между ним и жуком полон был облаками, земляными глыбами и стаями стремительных птиц, почему‑то нечувствительных к шуму. Он прибавил скорость. Мимо проносились водяные шары: то величиной с его голову, то в сотню футов в поперечнике. Здесь и там в небе темнели огромные шары жучиного помета.

Байк оглушительно грохотал, но его не слышно было за ревом жука. На Джесси был защитный костюм, в ушах затычки, на глазах толстые защитные очки, но он слышал рев всем телом, чувствовал, как вибрирует его сердце, как сотрясается кровавая каша, в которую превратились его легкие. Вот‑вот подступит кашель, а тогда с ним уже не справиться.

«Вот и хорошо, – угрюмо подумал он, – может, выкашляю всю эту дрянь».

Шум стал чистой болью. У него сводило мышцы, трудно было дышать. Перед глазами все расплывалось от вибрации, однако он увидел, как один из парней впереди вдруг скрючился вдвое и свалился со своего байка. Торпеда метнулась прочь и чуть не врезалась в кого‑то еще. А вот и кашель…

Слишком силен был шум, он не мог кашлять. Нервные окончания онемели, он совсем перестал дышать. Джесси понял, что жить ему остается несколько секунд. Едва он подумал об этом, как облака, сквозь которые со скоростью в сотни миль проносился байк, раздались, и прямо перед ним выросла башня четвертого рога жука.

Двигатель захлебнулся и встал. Правое стекло защитных очков лопнуло, рулевая стойка готова была сорваться с крепления, перед глазами вставала серая пелена. Справа от него расцвел ракетный выхлоп, и он сообразил, что смотрит прямо в жерло рога. Большим пальцем он ткнул в пусковую кнопку, и на него плеснуло огнем и дымом выхлопа. Прежде, чем потерять сознание, он еще успел выпустить руль байка, чтобы не переломать кости, падая вместе с ним.

Яростный вой смолк. Джесси набрал полную грудь воздуха, и стал кашлять. В воздухе расходилось кровавое облако. Хрипло отдышиваясь, он взглянул вперед и увидел, что его несет к одному из множества бугорков на спине жука. Каждый бугорок был величиной с дом. Обломленные дымящиеся рога торчали, как фантастически выветренные статуи, каждая в сотню футов. Он с испугом заметил, что один рог продолжает трубить, но сам по себе он не имел убойной силы.

Далекий «Мистелл» выпустил облако реактивного выхлопа и начал увеличиваться в размерах. «Я это сделал», – подумал Джесси. Потом серая пелена затянула все мысли и чувства, и он закрыл глаза.

 

Пена переливалась через край ванны. Под действием гравитации, создаваемой вращением Айтлина, пузыри, мерцая, уплывали вбок, подчиняясь кориолисовой силе, и в то же время плавно опускались. Джесси, как завороженный, следил за ними – не то, чтобы он прежде не видел мыльных пузырей, но он впервые видел, как они падают.

Они оба провинились, и теперь вместе со старшим братом Камроном отстирывали костюмы всей труппы. Джесси был только рад: ему никогда не выпадало случая поговорить с Камроном, если не считать отрывистых команд на репетиции или при выступлении. Брат был десятью годами старше, и держался особняком от семьи.

– Так и наш мир, знаешь ли, – небрежно бросил Камрон. Джесси озадаченно уставился на него. – Пузырь, – пояснил Камрон, кивая на переливчатые шары. – Весь мир – пузырь, вроде этих.

– А вот и не‑ет!

Камрон вздохнул.

– Может, отец и пожалел денег на твое образование, Джесси, но меня‑то он посылал в школу. Три раза. Мир Вирги – полый воздушный пузырь пяти тысяч миль в диаметре.

Один большой пузырь почти коснулся пола. Солнечный свет косо падал в окно: золотой луч далекого Кандеса, застывшего в небе над вращающимся деревянным колесом городка. Через несколько секунд луч ушел в сторону, оставив комнату в жемчужном сиянии облачных отблесков.

– Весь мир – пузырь, – повторил Камрон, – и все наши солнца сделаны людьми.

Джесси знал, что малые солнца, освещавшие сферы в несколько сотен миль, были искусственными: они как‑то полетали мимо одного ночью, и он видел, что это механизм из стекла и металла. Отец назвал его «термоядерным генератором». Но величайшее из солнц, такое горячее и яркое, что ни один корабль не мог к нему приблизиться, конечно же…

– Только не Кандес, – сказал Джесси. – Только не солнце солнц.

Камрон самоуверенно кивнул.

– Даже Кандес. Только для Кандеса те, кто его построил, сделали сколько‑то ключей – а мы их все потеряли. – Новый столб ослепительного сияния ворвался в прачечную. – Кандес сделали люди, но выключить его никто не может.

Пузырь в нескольких дюймах над полом вспыхивал пурпуром, зеленью, золотом.

– Глупости, – фыркнул Джесси. – Если бы весь мир был просто пузырем, получалось бы, что он…

Пузырь коснулся пола и исчез.

– Смертен, – закончил Камрон. Он встретил взгляд Джесси, и в глазах его не было смеха.

 

Джесси вздрогнул и вытер рот. На губах запеклась кровь. В груди все болело, сердце колотилось, он чувствовал такую слабость и тошноту, что вряд ли устоял бы на ногах, существуй здесь гравитация.

Он невесомо висел в странном лесу, словно порожденном горячечным бредом. Бледно‑розовые древесные стволы разворачивали не листья, а сливались в единую плоскость, в которой здесь и там открывались большие круглые или овальные отверстия. В них виднелось небо. Деревья не коренились в комьях почвы или в камнях, как обычные рощи невесомости. Их переплетенные корни сами образовывали сплошную равнину в сотне ярдов от крон.

Свет, косо падавший сквозь дыры, освещал самую странную коллекцию живых существ, какую Джесси приходилось видеть. Мохнатые твари, похожие формой на пышки, медленно ползали вверх и вниз по стволам «деревьев», зеркальные птицы вспыхивали, попадая в солнечный луч. То, что он принял за недалекое облако, оказалось стайкой медуз. Медузы часто встречались в воздухе Вирги, но здесь они были гигантские.

Все здесь воняло, острый запах напомнил Джесси банки с консервированными органами животных, которые он видел в школе, где проучился несколько дней.

Он находился прямо под кожей большого жука. Вызвавшиеся в команду добровольцев по очереди разглядывали его в телескоп «Мистелла», дивясь на те части громадного тела, какие попадали в их поле зрения. Джесси вспомнился удивительный спинной панцирь: в нем были дыры.

Сквозь эти дыры они и разглядели нечто, что приняли за корпус потерпевшего крушение корабля. Пелена боли и слабости отступила, и Джесси, собравшись с мыслями, догадался, что корабль должен быть где‑то рядом. Но где же остальные?

Он извернулся в воздухе и ухватился за какой‑то корешок или лиану. Подтягиваясь вдоль тонкого жгута (под ладонями ощущалось что‑то, неуютно похожее на кожу) он добрался до одного из стволов. Впрочем, на гигантском теле большого жука они были, скорее, ворсинками. Оттолкнувшись ногами от ствола, он долетел до следующего, и тем же способом стал пробираться между деревьями в сторону светлого пятна. Он так сосредоточился на движении, что не услышал пронзительного треска байка, пока тот не оказался совсем рядом.

– Джесси! Ты живой! – смех оборвался, когда размытая фигура пронеслась мимо.

Это была Чирк, ее канареечный жилет бросался в глаза среди приглушенных тонов жука. Она развернулась назад, и тогда Джесси осознал, что все равно почти не слышит ее байка: слух еще не вернулся к нему.

Чирк была на добрых десять лет старше Джесси, и оказалась единственной женщиной в команде стрелков. Может быть, дело было в том, что Джесси казался ей еще более неприспособленным, чем она сама, но, так или иначе, она привязалась к нему с первого его дня на корабле. Он ее терпел – а месяца три назад был бы польщен и радовался бы новой дружбе. Но кровь после кашля приходилось скрывать даже от нее – и их отношения оставались в официальных рамках.

– Ну как? – она зависла в воздухе в десяти футов от него и протянула руку. – Позволишь даме тебя подвезти?

Джесси замялся.

– Они нашли корабль?

– Да! – чуть ли не заорала она. – Ну, давай же! Они нас обгонят: чертов «Мистелл» тоже пробивает дыру в жучиной спине, чтобы встать рядом.

Джесси смотрел на нее и кусал губы.

– Мне не то нужно.

Он откинулся назад, покрепче прицепившись к стеблю, за который держался. Жук медлительно разворачивался, и луч дальнего солнца скользил по изумленному лицу Чирк. Она все протягивала ему руку.

– Что ты мелешь? Это же оно! Сокровище! Богатство на всю жизнь – только не тяни!

– Мне не сокровище нужно. – Чувствуя, что придется объясняться, Джесси разозлился. – Ты ступай, Чирк, ты его заслужила. Бери и мою долю, если хочешь.

Она опустила руку, заморгала.

– Что такое? Джесси, ты в порядке?

У него на глазах выступили слезы.

– Нет, я не в порядке, Чирк. Я умираю. – Он сунул палец в рот и вынул, показав ей покрасневшую подушечку. – Это уже не первый месяц. Началось еще до того, как я завербовался к Эммену. Так что, сама видишь, сокровище мне ни к чему.

Она с ужасом уставилась на него. Джесси вымученно улыбнулся.

– Вот хорошо бы, ты нашла мой байк, если видела, куда он подевался.

Она снова молча потянулась к нему. На этот раз Джесси принял ее руку. Она включила двигатель, и они рванулись в ту сторону, откуда пришел Джесси.

Когда они вырвались на простор, она повернулась в седле и хмуро взглянула на него.

– Ты пришел сюда умирать, да?

Джесси замотал головой.

– Нет еще. Надеюсь, что нет. – Он потер грудь, ощутил боль в глубине, нарастающую слабость. – Мне здесь надо кое с кем поговорить.

Чирк чуть не врезалась в один из розовых стволов.

– Кое с кем здесь?! Джесс, ты же сейчас был с нами. Ты слышал эту… песню. Ты знаешь, что здесь никто не может выжить. Потому никто и не добрался до разбитого корабля.

Он покивал.

– Не… – он кашлянул. – Не с человеком, не… – Кашель прервал его. Он переждал, сплюнул кровь. Теперь боль стояла и за глазами. Когда ему полегчало, он увидел, что они уже висят рядом с его байком, выбившим вмятину в огромной шершавой стене, перегородившей розовый лес.

Он с трудом дотянулся до рукояти руля. Прежде чем перебраться в седло, оглянулся. Чирк огромными глазами смотрела на него и явно не знала, что делать.

Он сдержал смешок, боясь снова закашляться.

– Здесь глубинный крылан. Я случайно узнал, когда моя семья выступала в Батеране. Там это попало в газеты: «Замечен крылан, проникший в большого жука!».

– Глубин… глубинный крылан? – Она словно пробовала слова на вкус. – Подожди‑подожди, ты о тех, из глубин миров? О тех драконах, что таятся у края мира, подстерегая путников?

Он покачал головой, поудобней устроился на байке.

– Защитник мира. Не человек. Может, тот, что в прошлом году взорвал королевский дворец в Слипстриме. Уж об этом‑то ты слышала?

– Я слышала о монстре. Это был крылан? – Обычно до нее доходило быстрее, но Джесси, учитывая обстоятельства, готов был ее простить.

Она, как видно, не спешила к честно заработанному сокровищу, поэтому Джесси рассказал ей то, что слышал сам: как адмирал Чайсон Фаннинг уничтожил флот вторжения силой в сотни крейсеров, сам потеряв всего семь кораблей. Фалконцы захватили его и пытали, выведывая, как ему это удалось, но он бежал и вернулся в Слипстрим, где сверг Пайлота, наследного монарха Слипстрима.

– Никто не знает, как он остановил флот вторжения, – сказала Чирк. – Это было невозможно.

– Верно, – кивнул Джесси, – но я узнал.

Теперь она просто должна была услышать рассказ, но Джесси не хотелось рассказывать. Он никому не рассказывал, потому что никому не доверял: не настолько, чтобы открыть величайшую тайну мира. Чирк он доверял – у нее теперь есть собственное сокровище – но рассказывать все же не хотел, потому что пришлось бы признаться, что он плакал, забившись в темный уголок Амфитеатра Райнсока, когда в него вдруг начали сходиться люди.

Джесси не один месяц слышал разговоры о Райнсоке: братьев так радовала перспектива выступать там. Джесси был младшим, и не слишком хорошим акробатом – он каждый раз видел это в глазах отца, когда промахивался мимо подхвата и уплывал в невесомом воздухе, чтобы постыдно запутаться в страховочной сетке. Джесси уже и не надеялся угодить родным, и ему, оторванному от труппы и ее интересов, становилось все более одиноко. Когда появился кашель, он пытался скрыть его, но в маленьком передвижном доме невозможно было что‑нибудь утаить.

Отец, узнав, был разочарован – только и всего. Разочарован, что младший сын вздумал заболеть, а может и умереть. И Джесси изгнали из труппы – и, хотя вслух об этом никто не говорил, из труппы значило – из семьи.

Вот он и плакал в амфитеатре, где ему не суждено выступать, когда туда стали собираться одетые в черное мужчины и женщины. Открыв рот, чтобы озвучить отказ, Джесси неожиданно для себя выплеснул все, что было, как бы это ни было унизительно для него.

– Эти люди, они были ужасные, Чирк. Как съезд убийц, каждый из таких, с которыми не захочешь встретиться темной ночью. А потом самый страшный вылетел на середину и заговорил.

Мир под угрозой – вот что он сказал. Только он, и его братья и сестры, могли бы спасти его, затем и назначена эта встреча Внутренней Стражи Вирги. Джесси всегда учили, что эта стража – миф. И он всю жизнь слышал рассказы о них, о том, как они охраняют стены мира от ужасающих чудовищ и чужаков, пытающихся прокрасться извне.

– Но они были на самом деле, – рассказывал он Чирк. – И их главный напомнил, что нечто и сейчас стремится пробраться внутрь, и единственное, что сдерживает его – это Кандес. Солнце солнц излучает… он сказал «поле», которое не впускает чудовищ. Но то же поле не позволяет нам создать мощное технологическое оружие для борьбы с монстрами, если они попадут внутрь. Такое, как радар. И, имей в виду:

– Это радар позволил адмиралу Чайсону Фаннингу прорвать кольца вокруг флота формации Фалкон. Потому что Фаннинг нашел ключ к Кандесу и проник в него, чтобы на один день отключить поле.

Чирк скрестила руки на груди и недоверчиво улыбнулась.

– Верится с трудом, – сказала она.

Джесси пожал плечами.

– Верь не верь, – сказал он, – а это правда. Он отдал ключ глубинному крылану, который помог ему свергнуть Пайлота, и тот улетел… внутренняя стража не знала, куда. А я знаю.

– А! – усмехнулась она. – Вот мы и добрались до газетной статьи.

– Туда, где его никто бы не потревожил, – горячо закончил Джесси.

– И как ты собираешься… Что, сразишься с ним за ключ? – хмыкнула она. – Сдается мне, ты не в той форме, чтобы убивать драконов, Джесси. Идем со мной. По крайней мере, постараемся разбогатеть, прежде чем… – она отвела взгляд. – Ты сможешь заплатить лучшим врачам, знаешь, они…

Он покачал головой и крутанул педаль стартера.

– Этот крылан не знает о том, что я подслушал в амфитеатре. Что стены мира уже не защищают его. Что щита Кандеса не достаточно. Нам нужен ключ, чтобы отключить поле и разработать средства, способные остановить то, что рвется извне. Этот крылан прячется здесь, но он не знает, Чирк.

Байк взревел, заводясь.

– Я не могу убить дракона, Чирк! – прокричал Джесси. – Но я хотя бы передам ему известие.

Он открыл дроссель и умчался, не дав ей ответить.

 

Они одевались героями. Отец был в коже и золоте, ребята в огненно‑красном. Мама становилась самым сказочным созданием, какое случалось видеть Джесси, он каждый раз заново влюблялся в нее. Она надевала наряд из прозрачной голубой кисеи, с перьями в четыре фута длиной, и при подходящей гравитации могла по‑настоящему летать. Ее захватывали в плен дети – алые дьяволята – а отец спасал. Они выступали по всем княжествам, на фоне огромных стен вращающихся колес городов, зеленых шаров‑парков и мельтешащей в воздухе толпы. В сотнях миль от них пейзаж изгибался, обходя пылающий Кандес. Чтобы затмить такое зрелище, нужно было ослеплять. И они ослепляли.

Но, сколько Джесси себя помнил, бывали часы тишины. Вечера, когда дети знали, что шуметь нельзя. Они сидели над книжками с картинками, или играли возле дома, или просто уходили на время. Молчание расходилось от мамы с папой, и понять это было невозможно. Джесси не замечал, как оно нарастало, но пришло время, когда музыка в их жизни звучала только во время выступления. Даже репетиции стали напряженными. А потом, однажды, мамы не стало.

Они перебирались из цирка в цирк, из княжеств в отдаленные владения, где от солнца до солнца были сотни миль, а ледяная тьма между ним называлась «зимой».

Джесси запомнил ночь, освещенную далекими молниями шаровидного грозового облака. Они остановились в поселке‑колесе. Он даже название его забыл – просто вращающийся деревянный обруч в сорок футов шириной и в милю в поперечнике, спицы из натянутых канатов и дома для сотни‑другой фермерских семей. Мамы не было уже четыре дня. Джесси вышел из гостиницы, где они остановились, и увидел, как папа, щурясь против потока встречного ветра, держась за растяжку сильной рукой, бормочет:

Куда же она ушла?

Больше он ни слова не сказал по этому поводу, да и тогда обращался не к сыновьям.

После этого они не бывали героями. С того дня они одевались солдатами, и номер их представлял сражение.

 

Большой жук был полым. Это понятно само собой, такой большой предмет не мог бы двигаться собственной силой, не будь он полым. Удивило Джесси другое: как мало было у него внутри. Продырявленная спина жука пропускала солнечный свет, и в его лучах он увидел огромное округлое пространство, больше всех стадионов, на каких ему приходилось жонглировать. Бока и дно овального зала выстилал ковер деревьев, а еще пять или шесть деревьев висели в невесомости в центре, сплетясь корнями и разбросав в стороны стволы и ветви. Между ними шныряли стайки блестящих как зеркало рыбок с длинными плавниками, и на них охотились безногие алые и желтые птицы. На глазах у Джесси стайка рыб сумела пробиться в тридцатифутовый водяной шар. Миг спустя погнавшиеся за ними птицы разбили вздрогнувший шар на маленькие круглые капли. Все это происходило в полной тишине, не слышалось ни звука, хотя в воздухе, кроме крупных живых существ, полно было насекомых.

Понятно, ничто не может своим голосом заглушить рев большого жука. Потому, решил Джесси, никто и не пытается.

В воздухе стоял густой запах цветов, растений и распада. Джесси провел байк по широкой дуге вдоль стен, и на долгую минуту забыл обо всем, кроме удивления: он все‑таки попал сюда! Затем, возвратившись к исходной точке, он заметил разбитый корабль и «Мистелл» Они были далеко наверху, в чем‑то вроде галереи, тянувшейся по «верху» зала, под дырчатой крышей. Оба корабля казались крошечными в этом просторе, но Джесси явственно различал огоньки байков, круживших вокруг кораблей. От горестной боли в груди он едва не раскашлялся снова. Всего несколько секунд, и он был бы с ними. Хоть посмотрел бы на праздник в честь сокровища, которое и он помогал добыть.

А что дальше? Даже если они осыплют его самоцветами, жизнь на них не купишь. В лучшем случае можно повертеть на свету эти пузыри, полюбоваться немного, а потом умереть, одиноким и забытым.

Он развернул байк и отправился на разведку в дебрях жучиных внутренностей.

Джесси довелось повидать очень немного мест, где бы не было людей. На Вирге земельные участки приходилось создавать так же, как гравитацию и солнечный свет. Безлюдных мест просто не существовало, если не считать редких лесов, сцепившихся корнями и ветвями и на мили растянувшихся сплошным ковром. Он видел такой лес на границе одного княжества, где свет Кандеса был бледно‑розоватым, а небо всегда отливало персиком. Та спутанная масса зелени казалась бредовым видением, вторгшимся в здравый порядок мира. Но она была ничем в сравнении с безлюдными зарослями большого жука.

Жуки были редкостью: одновременно в мире могло быть не больше нескольких дюжин. Они никогда не подлетали слишком близко к солнцу солнц, поэтому в княжествах их никогда не видели. Они жили в неустойчивом промежутке между цивилизацией и зимой, где не было постоянных солнц, где не собирались народы. И, конечно, приблизиться к ним было невозможно, поэтому, надо думать, никто еще не пролетал по такому собору со стенами из гигантских цветов, между этими неохватными древесными стволами с каплями росы величиной с дом. Несмотря на боль и усталость, Джесси понемногу впал в задумчивое спокойствие, которое для него связывалось с мгновением перед прыжком – или в воздухе, за миг до того, как отец поймает тебя за руку.

Этот душевный покой был оглушительнее всех его прежних чувств, быть может, потому что он был о чем‑то, о смерти, а прежде ни одно его чувство не имело подобной основы.

Он попал в места, где из кожи большого жука вырастали гигантские соляные кристаллы, длинные геометрические тела с внутренними гранями, отливающими пурпуром и темной зеленью. И над ними дробили и преломляли свет капли росы.

Между двумя шестидесятифутовыми стеблями травы распростерлась человеческая фигура.

Джесси отключил тягу и уцепился за лиану, чтобы остановиться. Перед ним была паутина: паук, который ее сплел, был, пожалуй, больше Джесси. Но некто, или нечто, превратил паутину в произведение искусства, развесив на скрещениях нитей водяные капли размером с кулак, а то и с голову, и выложив ими фигуру человека в гордой позе, раскинувшего руки, словно собиравшегося что‑то поймать.

Джесси выпучил глаза, и не сразу вспомнил, что паук может быть где‑то рядом. На всякий случай выждав минуту, он продвинул байк чуть вперед, обходя паутину. Впереди были новые сети, иные футов двадцати или даже больше в поперечнике, и на каждой жидкими самоцветами выткана фигура. Несколько человеческих, птицы, цветы – и все изумительно хороши. Джесси пришло в голову, что, когда большой жук поет в полный голос, сети и капли вибрируют, очертания фигур расплываются, и они кажутся сотканными из света.

Воздушные гобелены! Он рассмеялся от удивления.

Потом он увидел то, что поднималось в шестидесяти футах впереди, и сердце у него будто споткнулось. Создание смутно напоминало человека, изваянного из ржавого метала и поросших мхом камней. Гигантские развернутые крылья нависли над верхушками травяных стеблей.

Головой служил покрытый шрамами металлический шар.

– ТЕБЕ ЗДЕСЬ НЕ МЕСТО!

Слова ударили в уши полуоглохшему Джесси, как встречный ветер на ободе города‑колеса. Таким голосом мог бы заговорить камень. Будь здесь ребята с «Мистелла», только бы их и видели. Пожалуй, они услышали этот голос и у корабля с сокровищами.

Джесси нагнулся и демонстративно выключил двигатель.

– Я пришел поговорить с тобой, – сказал он.

– ТЫ НЕ ДОСТАВИЛ ПРИКАЗОВ, – возразил глубинный крылан. И начал отступать обратно в полость, в которой прятался, свернувшись.

– Я доставил известие! – Джесси заранее отрепетировал свою речь, снова и снова воображая себе циркового импресарио, его жесты, протяжные гласные, от которых голос становился приятным и звучным. – Насчет ключа к Кандесу!

Крылан остановился. Теперь, когда он застыл без движения, стало видно, что он весь топорщится оружием: пальцы‑кинжалы, из запястий торчат стволы ружей. Крылан был боевой машиной: наполовину плоть, наполовину артиллерийская батарея.

– УТОЧНИ.

Джесси перевел дыхание и сразу закашлялся. Он с отчаянием увидел, как кровяные шарики облачком полетели в сторону крылана. Тот склонил голову, но промолчал.

Справившись со спазмом, Джесси пересказал чудовищу подслушанное в амфитеатре.

– Их главный имел в виду – то есть, мне так кажется, – что стратегия, основанная на защите Кандеса, больше не работает. Эти, извне, пробирались внутрь не меньше двух раз за последние два года. Они нашли способ.

– Мы уничтожим всех, кто войдет. – Теперь голос крылана не так оглушал, а может быть, Джесси просто оглох.

– Прошу прощения, – сказал Джесси, – но они оба раза проскользнули мимо вас. Может, кого‑то вы и ловите, но не всех.

Последовала долгая пауза.

– Возможно, – наконец произнес крылан.

Джесси усмехнулся, потому что одно это слово, в котором скользнула тень сомнения, превратила его из мифического дракона в старого солдата, которому, в конце концов, может понадобиться помощь.

– Я пришел от лица человечества, чтобы просить у тебя ключ к Кандесу, – продекламировал он, вспомнив свою речь. – Мы не можем полагаться на милость солнца солнц и тех, кто снаружи. Нам пора самим выбирать свой курс, потому что прежние средства не действуют. Внутренняя стража не знала, где ты, и все равно они не стали бы меня слушать, поэтому я пришел сам.

– Внутренней страже нельзя доверять, – сказал крылан.

Джесси удивленно моргнул. Но и в самом деле, в истории адмирала Фаннинга и ключа, крылан в конце не отдал его страже, хотя и мог бы.

Крылан шевельнулся, чуть склонился вперед.

– Ты хочешь получить ключ? – спросил он.

– Я не смогу им воспользоваться. – Джесси мог бы объяснить, почему, но не хотел.

– Ты умираешь, – сказал крылан.

Это было как удар под дых.

Date: 2015-09-05; view: 302; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.006 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию