Шесть измерений пространства 4 page

– Теперь вы меня понимаете? – спросил он на безукоризненном монгольском.

От удивления я чуть не лишилась дара речи.

К этому времени я успела немного свыкнуться с его выбритой головой и бледностью, и теперь могла разглядеть те черты, которые прежде не замечала. У него было лицо утонченного, доброго и образованного человека. Прежде ни один мужчина не возбуждал во мне сексуального интереса, и не могу сказать, что меня влекло к нашему «гостю». Но в его глазах читалась глубокая тоска по дому, свидетельствующая о том, сколь долго он не видел семью и друзей (у меня никогда не было ни того, не другого, но я вполне могу понять его чувства), и я осознала, что хочу помочь ему.

– Ты знаешь наш язык, – наконец произнесла я, словно это уже не было доказано.

– Он не такой уж и сложный. Как вас зовут? Мне послышалось нечто вроде «грязной псины», но это вряд ли может быть правдой.

– Я пыталась говорить по‑арабски. И, что очевидно, не справилась. Меня называют Желтой Собакой. Это прозвище, оперативный псевдоним.

– Но не настоящее имя.

– Ариуна, – тихо представилась я. – Иногда использую и это. Но здесь все называют меня Желтой Собакой.

– Муханнад, – сказал мужчина, касаясь своей груди.

– Муханнад, – повторила я, прежде чем продолжить. – Если ты понял мое имя – или хотя бы подумал, что понял, – почему же не отвечал, пока я не заговорила по‑монгольски? Не думаю, что мой арабский настолько уж плох.

– Ты говоришь на арабском как человек, услышавший его в шепоте. Отдельные слова казались мне знакомыми, но они были лишь крупицами золота в бурном потоке, – он одарил меня улыбкой, словно ему было неприятно критиковать. – Твое старание заслуживает похвалы. Но я говорю не на той разновидности арабского, которую изучала ты.

– А что, их много?

– Честно говоря, куда больше, чем ты можешь себе представить, – он помедлил. – Полагаю, теперь я догадался, где нахожусь. Монгольская Экспансия. Мой мир шел по тому же пути вплоть до шестьсот пятьдесят девятого, если оценивать по нашему календарю.

– У вас другой календарь?

– Вы ведете отсчет от дня гибели божественного воителя; мы – от бегства Пророка из Мекки. По меркам Халифата сейчас идет тысяча шестьсот четвертый год; у вас – девятьсот девяносто девятый, а Объединенные Нации отметили две тысячи двести двадцать шестой. Если по‑хорошему, нас разделяют всего‑то какие‑то века. Календарь Смеющихся куда древней, что и логично. А если…

Я остановила его.

– Что ты мелешь? Ты же просто эмиссар прежде неизвестной исламистской группировки, только и всего. Каким‑то образом вам удавалось избегать внимания центральных властей на протяжении всех пятисот лет Монгольской Экспансии, и вы сумели основать колонию, или даже несколько где‑то на самом краю Инфраструктуры…

– Заблуждаешься, Ариуна. Все совсем не так. – Внезапно он сел чуть прямее, словно неожиданно припомнил нечто очень срочное. – Скажи, как я сюда попал? Мне не поручали собирать информацию о монголах. Во всяком случае, не в этот раз.

– Лемуры, – ответила я. – Мы нашли тебя на их корабле.

Я заметила, как Муханнад вздрогнул, словно лишь сейчас вспомнил нечто ужасное.

– Полагаю, это означает, что я был их пленником, – он посмотрел на меня с неожиданным любопытством. – Ариуна, твои вопросы озадачили меня. Сведения, собранные нами на монголов, никогда не славились высокой надежностью, но мы принимали как данность, что вы все понимаете.

– Понимаем что?

– Сложную природу вещей, – сказал он.

Вагончик фуникулера сорвался с края погрузочного ангара и устремился к подножию огромной шагающей платформы. Вскоре мы неожиданно резко остановились, и пол под моими ногами закачался. Квилиан поднял свой бинокль и принялся рассматривать что‑то подвешенное между огромными, медленно переступающими стальными лапами.

– Держи, – вдруг сказал он, протягивая устройство мне.

Я взяла бинокль трясущимися руками. Люди Квилиана потащили меня к фуникулеру в тот самый момент, когда я уже собиралась отправиться на очередную бесплодную, но далеко не неприятную встречу с Муханнадом.

– И на что я смотрю?

– Пошевели рычажком сбоку.

Я повиновалась. Мощные гироскопы пришли в движение, направляя бинокль, выслеживая цель и приближая изображение. Теперь я увидела нечто, болтающееся под брюхом платформы, точно грузило на строительном отвесе. Мне сразу вспомнилось, как Квилиан, впервые совершая со мной прогулку на фуникулере, точно так же разглядывал что‑то. Тогда мне показалось, что он смотрит на щуп, или буровую установку. Но теперь я поняла, как ошибалась.

Мне не требовалось видеть лицо, чтобы понять, что передо мной Муханнад. Его запихали в примитивный скафандр, почерневший от того, что слишком часто подвергался воздействию чудовищной жары и едких веществ. Араба подвесили за ноги, головой вниз. Сейчас его медленно опускали в одно из многочисленных, дышащих ядовитыми испарениями ущелий луны Квингшуй.

– Вы не можете так поступить, – сказала я.

– Эх, если бы только был другой способ, – спокойным и рассудительным голосом отозвался Квилиан. – Но такового, очевидно, не существует. Он слишком медлит, отказывается сотрудничать. Вначале он даже заговорил, когда слишком доверился тебе, а потом предпочел молчать. Думаю, вполне логично, что мы не можем ему этого позволить, – главнокомандующий открыл дверцу сделанного из орехового дерева шкафчика и извлек оттуда микрофон. Включив его, Квилиан несколько раз постукал по своему колену, прежде чем заговорить. – Ты слышишь меня, Муханнад? Надеюсь, ты наслаждаешься видом не меньше нашего. Я сейчас сижу в вагоне, который ты можешь заметить, если посмотришь направо. Сейчас мы находимся примерно на одной высоте, хотя очень скоро тебе предстоит опуститься значительно ниже.

– Нет, – сказала я.

Квилиан поднял руку в успокоительном жесте. Он даже не приказал привязать меня к креслу.

– Слышал, Муханнад? У тебя все еще есть заступник, – затем главнокомандующий добавил: – Пожалуйста, стравите трос. Пусть опустится примерно на половину текущей высоты.

– Неужели вы не понимаете, что он уже сказал все что знает? – крикнула я, бросая бинокль на пол.

– Он сказал ровно столько, сколько посчитал необходимым, чтобы отделаться от нас, – ответил Квилиан, прикрывая рукой микрофон и приглушая свой голос. – Конечно, мы могли бы повозиться и допросить его при помощи законных методов, но лично я нахожу этот способ более эффективным.

– Но от живого нам больше пользы, чем от мертвого.

Квилиан бросил на меня осуждающий взгляд.

– Думаешь, я сам этого не понимаю? Само собой, никто не собирается его убивать. Но в очень скором времени – если только ему не придет в голову заговорить – он сам захочет сдохнуть.

Муханнад стремительно пролетел примерно пятнадцать или двадцать альдов, зависнув там, где облака газа только‑только начинали рассеиваться.

– Я вас слышал, – раздался голос в динамиках вагона. – Но вы уже и так узнали от меня все, что я был готов рассказать. Что бы вы ни делали со мной, это ничего не изменит.

– Никогда не помешает проверить, верно? – сказал Квилиан. Затем он прошептал мне: – Уже сейчас он испытывает серьезный дискомфорт. Нам‑то с тобой здесь неплохо, но нас защищает система жизнеобеспечения. А его скафандр поврежден. Сейчас главной проблемой Муханнада является невыносимый холод, но это ненадолго. Еще немного приблизиться к расщелине, и его начнет мучить жара.

– Вы не могли бы передать той женщине – Ариуне – что я очень сожалею, что мне пришлось утаить от нее часть информации? – произнес Муханнад. – Я очень благодарен ей за доброту. Похоже, она здесь единственный человек, обладающий сердцем.

– Мне незачем передавать ей это, – ответил Квилиан. – Она и так все слышит. Не правда ли, Желтая Собака? – К моему удивлению, главнокомандующий протянул мне микрофон. – Поговори с ним. Можешь воззвать к голосу разума своего возлюбленного пленника, если веришь, что это поможет.

– Муханнад, – сказала я, – послушай меня. Мне незачем лгать тебе. Квилиан действительно готов сделать все, что говорит. Он заставит тебя пройти через ад, если это поможет выжать из тебя нужные сведения. Мне уже приходилось видеть, как он убивает людей, чтобы докопаться до правды.

– Я, правда, ценю твою заботу, – произнес араб с удивительной искренностью, пронзившей меня до самых костей.

– Опустить его на пять альдов, – приказал Квилиан.

Обязательно ли документировать все те пытки, которым подвергся Муханнад? Думаю – нет; достаточно сказать, что со временем боль стала невыносимой, и он начал рассказывать Квилиану все, о чем мой хозяин желал услышать.

В результате мы узнали следующее: Муханнад был пилотом; человеком, чье тело было хирургически преобразовано таким образом, чтобы он мог с предельной точностью управлять сверхскоростным судном. Найденные нами имплантаты представляли собой часть интерфейса, позволявшего контролировать корабль. Народ Муханнада обнаружил разрыв Инфраструктуры за несколько десятков лет до того, как мы обратили внимание на фантомы. Только в отличие от нас они не стали делать вид, будто проблемы не существует, не стали и полагаться на одиночных агентов вроде меня. Вместо этого весь их государственный аппарат старался найти решение. Представьте себе исследовательский проект Квилиана, помноженный на тысячу. Бесчисленная армия таких же, как Муханнад, отважных ангелов получила задание нанести на карты все слабые места и разрывы в Инфраструктуре, а так же собрать сведения по империям, чьи представители порой просачивались в их мир. Им удалось много узнать о свойствах этих «протечек»; во всяком случае, достаточно, чтобы пролететь сквозь разрыв, произвести разведку и вернуться домой. Но пока что потери среди личного состава не были редкостью. Муханнад оказался преступником, осужденным за прегрешения, которые в нашем социуме сочли бы незначительными, но у него дома за них обычно приговаривали к смертной казни. Ему же предложили возможность искупить вину, став пилотом.

Арабы знали о нашем существовании. Вот уже несколько лет они перехватывали «заблудившиеся» передачи и даже сумели найти пару кораблей с живым экипажем. Так они и выучили монгольский. Им было известно многое о десятках других империй, включая лемуров.

– Они поймали меня, – сказал Муханнад. – Как ловят и любого беспечного путешественника. Их следует опасаться.

– А выглядят весьма безобидно, – отозвался Квилиан.

– И все же безмерно опасны. Их общество напоминает улей, и отдельные личности практически не осознают себя. Те мертвецы, которых вы нашли, пожертвовали собой, чтобы предохранить груз от повреждений. Вот только сделали они это далеко не из сочувствия ко мне. Но существуют твари и похуже лемуров. Есть еще те, кого мы называем Смеющимися. Рано или поздно вы и сами встретитесь с ними. Они освоили космос миллионы лет назад, и уровень их технологий сравним разве что с их жаждой до плоти таких как вы, или я.

– Расскажи нам о своей империи, – Квилиан постарался сменить тему.

– Мы называем ее Блистательным Халифатом. Наши владения простираются на семь тысяч звездных систем, включают двадцать тысяч колоний, половина из которых расположена на объектах планетарного класса, или как минимум крупных лунах. В трети из этих миров полностью завершена терраформация.

– Ты лжешь. Существуй и в самом деле империя подобных размеров, мы бы давно ее заметили.

– Вы просто не там искали. Блистательный Халифат пребывает здесь и сейчас, прямо вокруг вас. Мы заселили практически ту же территорию, что и вы. Более того, у нас общий столичный мир. Вы называете его Великой Монголией. Мы – Землей.

– Чушь!

Но я чувствовала, что Муханнад не врет нам. Полагаю, и Квилиан это понимал. Главнокомандующий был жестоким человеком, но далеко не тупицей и не слепцом. Просто ему трудно было смириться со своей ролью во вселенной, как ее описал наш пленник. В нашем мире Квилиан обладал могуществом, и если бы мы разложили на столе карту империи, его личные владения не смогла бы закрыть ладонь. Но если Муханнад говорил правду, то даже вся эта карта оказалась бы лишь не заслуживающей внимания страничкой в обширном атласе, где каждый лист представлял бы один из доминионов, среди которых наша цивилизация не была ни самой сильной, ни самой древней. В сравнении с такими масштабами владения Квилиана были практически незаметны. И для человека его склада это было неприемлемо.

Хотя, возможно, я приписываю ему слишком много ума и прозорливости, и он просто не мог осознать всего того, о чем рассказывал Муханнад?

Но вот что он точно не мог не осознать, так это то, какие возможности открывались перед ним.

Я была с ним, когда пленного пилота привели в комнату, где уже стояла особая кушетка. Мне доводилось слышать о ее существовании, но увидела я ее впервые. Даже зная о подлинной функции этого ложа, я не могла относиться к ней иначе, как к очередному приспособлению для пыток. И, судя по тому, как Муханнад задергался, пытаясь вырваться из рук конвоиров, он воспринимал кушетку так же. Позади охранников столпились медики в белых халатах и инженеры. Был среди них и славянин, вырезавший мой имплантат.

– Никто не собирается причинять тебе вред, – предельно дружелюбным тоном произнес Квилиан. – Мы хотим помочь.

Кушетка представляла собой металлический белый каркас с подушками, а так же ремнями и зажимами, застегивавшимися на пациенте.

– Я не понимаю, – произнес Муханнад, хотя скорее всего обо всем уже догадался.

– Мы изучили твои имплантаты и сумели кое‑то выяснить о принципах, на которых они работают, – сказал Квилиан. – Конечно, мы знаем далеко не все, но достаточно, чтобы ты мог управлять одним из наших кораблей так же, как тем, на котором летал раньше.

– Не пойдет.

– Никто не говорит, что все будет просто. Но в твоих же собственных интересах помочь нам добиться успеха. Научи нас навигации в Инфраструктуре – покажи, как летать, как находить разрывы, как проходить сквозь них. Сделаешь это, и мы позволим тебе вернуться домой.

– Я вам не верю.

– У тебя нет такого выбора: верить или нет. Не захочешь помогать, так я просто решу, что ты перестал быть полезен. А если учесть, какие неприятности мне грозят, узнай в Верхнем Новом Каракоруме о твоем существовании, думаю, я просто избавлюсь от тебя.

– Он говорит правду, – с нажимом добавила я. – Покажи нам, как вы летаете, Муханнад. Что бы ни произошло потом, это лучше, чем оставаться здесь.

Пилот бросил на меня такой взгляд, словно я была единственным человеком во всей вселенной, кому он готов довериться. Учитывая все то, через что ему довелось пройти, покинув родной мир, я нисколько этому не удивилась.

– Пристегните его, – приказал Квилиан инженерам. – И не слишком церемоньтесь.

Корабль назывался «Река Волга». Примерно половина ли в длину, носовые стабилизаторы, изгибающиеся подобно манкам рыбы‑удильщика – когда‑то это было торговое судно, впоследствии перестроенное для сбора останков фантомов. Теперь же его усилили и оснастили оружием, готовя к разведывательной операции. Нас было шесть человек: я, Муханнад, Квилиан, Ууган и еще два человека из технического персонала – их звали Юра и Батбаяр. Рядом разместился «Мандат Небес» – почти идентичный нашему кораблю. Единственное действительно значимое отличие заключалось в том, что «Рекой Волгой» управлял Муханнад, а «Мандату Небес» предписывалось сопровождать нас, повторяя курс с отклонением не более чем в альд. Навигационные и рулевые системы обоих звездолетов переделали, приспосабливая для высокоточного маневрирования, включая движение задним ходом, скольжение вдоль поверхности стен и расчет оптимального курса к порталу. Не знаю сколько в точности стоило снарядить наши корабли, или откуда черпались эти средства, но догадываюсь, что гражданам Кучлука в ближайшее время придется потуже затянуть пояса.

Прежде чем отправиться в путешествие по Парванскому тракту, мы в течение пяти дней проводили испытания, рассекая по системе на предельных скоростях и уклоняясь от столкновений с планетами и лунами. Муханнад постепенно свыкался с управлением, беря под свой непосредственный контроль все больше и больше бортовых систем, пока, наконец, не заявил, что готов провести «Реку Волгу» по Инфраструктуре.

– Уверен? – спросила я.

– Да, Ариуна. Этот корабль стал таким же продолжением меня, как и тот, на котором я летал в Блистательном Халифате.

– Но наши технологии неописуемо отстают.

– Не хотелось бы оскорблять ваши чувства. К тому же, учитывая имеющиеся ресурсы, вы справились не так уж и плохо.

Полет по тракту оказался до отвращения спокойным. Только с «Мандата Небес» вначале докладывали о незначительной тряске, но и она прекратилась, как только в протоколы связи между двумя кораблями были внесены небольшие корректировки. Нам совершенно нечего было делать кроме как ждать, пока Муханнад не найдет подходящую слабину, где мы, сменив курс, могли бы перейти из одной версии Инфраструктуры в другую.

Верила ли я, что Квилиан сдержит свое обещание и отпустит Муханнада домой? Нет, конечно. Разве что моему хозяину захотелось бы заключить с Блистательным Халифатом какое‑нибудь соглашение, которое можно было бы использовать в качестве рычага давления на власти Нового Верхнего Каракорума. Впрочем, если такова была его задумка, я крайне сомневаюсь, что у него бы что‑то получилось. Арабы имели все основания недолюбливать нас, а нам – учитывая их явное превосходство и в технологиях, и в разведке – нечего было им предложить, кроме как проявить рабскую покорность и трястись в страхе перед наказанием за тот холокост, который мы устроили их культуре почти тысячу лет назад.

Нет, не думаю, что у Муханнада были высокие шансы вернуться домой. Возможно, он и сам это понимал. Но куда безопаснее было притворяться, что он верит обещаниям Квилиана, чем подвергать свое и без того измученное тело новым пыткам на Квингшуй. Во всяком случае, пока пилот приносит главнокомандующему вполне материальную пользу, тот будет считать его слишком ценным и не причинит вреда.

Поиски слабины в геометрии туннеля, как объяснил Муханнад, непростая задача, учитывая ограниченную чувствительность нашего устаревшего оборудования. Халифат давно составил подробные карты, но ни одна из них не уцелела во время встречи с лемурами, а данных было слишком много, чтобы кто‑то мог выучить их наизусть. Пилот припоминал, что на участке Инфраструктуры, который мы называли Парванским трактом, было обнаружено четыре таких точки, но при этом он не мог точно указать ни их точные характеристики, ни расположение.

Но это неважно; у Муханнада имелись веские основания постараться справиться с задачей. Мы проскочили мимо первого из разрывов, но эта неудача позволила арабу внести определенные коррективы в анализирование поступающей со сканеров информации, и он был уверен, что не допустит одну и ту же ошибку дважды. Мы решили не возвращаться, и продолжали мчаться вперед, пока не приблизились ко второй слабине. Ее мы нашли по прошествии двух дней, на полпути к системе Гансу. На сей раз Муханнад заметил незначительные изменения в свойствах туннеля как раз вовремя, чтобы резко сбросить скорость. «Мандат Небес», следовавший сразу за нами, мгновенно повторил тот же маневр.

Нас заранее предупредили, что проход через разрыв будет не из приятных, и это было мягко сказано. К счастью, мы все успели пристегнуться и подготовиться. У нас было целых две минуты до этого момента. Но не смотря ни на что, корабль, казалось, вот‑вот развалится; корпус застонал словно раненная лошадь, переборки пели подобно струнам под рукой музыканта. Несколько маневровых двигателей сорвало при попытке выровнять курс, но «Река Волга» была перестроена так, чтобы уцелеть после повреждений, погубивших бы обычное судно; в тот же миг бронепластины, защищающие борт, отошли в сторону, высвобождая сменные турбины. «Мандат Небес», неотступно следующий за нами, получил чуть меньшие повреждения; Муханнад успел послать его системам управления незначительные поправки к курсу, проведя судно не столь опасным путем.

Вдруг, мы вновь очутились в туннеле, и трясти перестало. Все вокруг выглядело в точности так, как если бы ничего и не было. Мы, по‑прежнему, находились на Парванском тракте.

– Теперь фантом – это мы, – сообщил Муханнад. – Это чья‑то еще Инфраструктура.

Квилиан склонился над кушеткой управления, где лежал наш пилот, пребывавший в состоянии частичного паралича. Его нервная система была настолько глубоко связана с бортовыми системами, что собственного тела он почти не ощущал. Вся аппаратура, расположенная на мостике, указывала, что полет проходит в нормальном режиме.

– Где мы сейчас?

– Эти сенсоры не позволяют сказать точно. Во всяком случае, не до тех пор, пока мы не выйдем из туннеля.

– В системе Гансу?

– Да, – ответил Муханнад. – Хотя они могли назвать ее иначе. Существует определенный риск; вы не часто могли бы увидеть фантом, выходящий из Инфраструктуры в вашу звездную систему, только потому, что обычно они сразу же стараются нырнуть в следующую слабину.

– Почему?

Араб говорил таким тоном, словно ответ должен быть очевиден.

– Если только речь не идет о пилоте вроде меня, которому поручена разведывательная миссия, корабли стараются не приближаться к густонаселенным узлам. Совершая переходы, «фантомы» стараются найти микроскопические отличия в геометрии туннеля, которые указывали бы, что они вернулись домой.

– Микроскопические отличия, которые нам не обнаружить, – произнесла я.

– Я постараюсь доработать системы анализа сенсорных данных. Думаю, у меня получится решить эту проблему. Но расчеты займут некоторое время.

– Хорошо, рискнем заглянуть в Гансу, – произнес Квилиан.

Насколько понимаю, существовала небольшая, но вовсе не невероятная возможность того, что, пройдя через слабину, мы возвратились в собственную версию тракта – но это легко было бы узнать, поскольку, покинув Инфраструктуру, я бы сразу же увидела рекламу пони Соркан‑Шира. Однако Муханнад заверил нас, что такое бывает очень и очень редко. Чтобы вернуться домой после первого прыжка, мы должны были раз за разом пытать счастья, пока на вселенских игральных костях не выпадет наше особое число.

И все же, когда мы выскочили в систему Гансу, мне вначале подумалось, что Муханнад ошибался. Каким‑то чудом нам удалось перехитрить весь мир и остаться в родном пространстве. Когда распахнулся люк, пропуская нас внутрь полой луны, я увидела ровно то же самое стремительно растущее благоденствие: город, полностью покрывший собой центральное ядро; сияющие рекламные плакаты на девяносто девяти золотых иглах; космос, наполненный сверкающими подобно бриллиантам кораблями и кричащей раскраски челноками, похожими на рои мотыльков; здесь шла бойкая торговля между десятками тысяч миров.

Только приглядевшись внимательнее, я поняла, что заблуждалась.

Передо мной предстала вовсе не частица Монгольской Экспансии. Корабли были не такими; не такими были и челноки: они выглядели более неуклюжими и примитивными, чем даже самые древние наши суда. Застройка города под нами производила впечатление хаотичного нагромождения уродливых прямоугольников зданий. Надписи на шпилях были выполнены угловатыми письменами домонгольской цивилизации – латинян. Были это рекламные плакаты, новостные сводки, или политические лозунги – не знаю.

Мы снизили скорость и относительно неподвижно замерли над полностью застроенным ядром. «Мандат Небес» как раз прошел сквозь портал, и люк все еще оставался открыт. Полагаю, какая‑то автоматика не позволяла ему закрываться, когда так близко находился корабль.

Квилиан являл собой образец спокойствия, хотя и по своим стандартам, конечно. Он дал Муханнаду несколько минут на оценку сведений, поступающих с сенсоров «Реки Волги».

– Ну, так что, пилот? – спросил он, когда время истекло. – Узнаешь эти места?

– Да, – откликнулся Муханнад. – Узнаю. И мы должны немедленно убираться отсюда.

– С чего такая спешка? Я вижу их звездолеты. По мне, так они выглядят куда как более жалкими и хрупкими, чем наши корабли могли показаться тебе.

– Так и есть. Вот только не существует понятия «безобидная межзвездная цивилизация». Их племя осваивает космос лишь несколько веков, а Инфраструктуру они обнаружили всего‑то сто пятьдесят лет назад, но оружия у них все равно хватает. Хуже того, перед нами цивилизация‑агрессор.

– Кто они? – прошептала я.

– Я упоминал эту культуру еще на Квингшуй: те самые люди, у которых сейчас идет двадцать третий век. Полагаю, вы называете их христианами.

– Несториане? – спросил Квилиан, прищуривая глаза.

– Другое ответвление того же культа, хотя и мало разницы между половинками одного волоса. В большинстве своем они на самом деле уже утратили религиозность. Более того, среди них есть и некоторое число мусульман, но те мало чем напоминают людей Блистательного Халифата.

– Быть может, удастся наладить с ними отношения? – пробормотал Квилиан.

– Сомневаюсь. Они найдут вашу культуру отталкивающей и возненавидят за то, как вы поступили с ними в вашей собственной истории.

С тем же успехом Муханнад мог промолчать. Когда речь заходила о торговле, Квилиан не слышал никого, кроме себя.

– Подведи нас к ядру, – сказал главнокомандующий. – Не зря же мы понавешали на «Волгу» столько брони.

Поскольку Муханнад медлил подчиниться приказу, его постигло «дисциплинарное взыскание» в виде электрического сигнала, пропущенного по проводам, ведущим непосредственно к нервной системе. Пилот задергался в своих путах, а после – очевидно решив, что смерть от рук христиан ничуть не хуже монгольских пыток, – отвел судно от портала.

– Прости, – прошептала я. – Ты хотел как лучше, я понимаю.

– Ты тоже прости, – ответил он, когда Квилиан не мог нас слышать. – Прости, что я столь слаб и подчиняюсь ему даже когда понимаю, как он ошибается.

– За это тебя нельзя винить, – ответила я.

Мы прошли порядка пятисот ли, не привлекая к своим кораблям какого бы то ни было видимого внимания. «Мандат Небес» и «Река Волга» шли сквозь полую сферу луны так, словно направлялись по своим обычным делам. Я даже увидела несколько звездолетов, спокойно пролетающих вдалеке, входящих в Инфраструктуру и покидающих ее. Но внезапно все переменилось. Казалось, будто огромный косяк рыбы неожиданно в самой своей середине заметил двух проворных, голодных хищников. Повсюду вокруг нас корабли разнообразных форм и расцветок разом сменили направление полета и бросились врассыпную. Одни исчезали в порталах, другие спешили затеряться в лесу золотых игл, третьи искали защиты у поверхности ядра.

Меня охватило напряжение. На наше вторжение явно готовились дать какой‑то ответ.

Долго ждать не пришлось. Среди гражданских кораблей, старавшихся убраться как можно дальше, появились три судна, идущих курсом на сближение с нами. Мы видели их при сильном увеличении на одном из обзорных экранов, установленных на мостике «Реки Волги». Каждое судно формой напоминало стрелу, и было раскрашено черными и белыми полосами, дополненными странными письменами христиан. Крылья, кажущиеся острыми точно лезвие бритвы, были усеяны выступами сенсоров, топливозаправочных модулей и вооружения.

– Мы получаем сигнал, – произнес Муханнад со своей кушетки. – Полагаю, я смогу расшифровать его. Хотите увидеть?

– Показывай, – приказал Квилиан.

На экране возникло изображение женщины, облаченной в тяжелую черную униформу, поблескивающую точно вощеная кожа. Она сидела, откинувшись на спинку огромного мягкого кресла. Я нисколько не сомневалась, что перед нами предстала пилот одного из кораблей, отправленных на перехват. Большую часть ее лица закрывал круглый черный шлем с опущенным на глаза, багрово мерцающим щитком. На лобовой части шлема был нарисован любопытный герб – крошечное изображение Земли, расчерченной линиями долготы и широты, в обрамлении двух лавровых листов. Женщина что‑то говорила в микрофон, и ее голос лился из наших динамиков. В этот миг я пожалела, что в академии не придавала должного значения мертвым языкам. Впрочем, учитывая мой провал с арабским, я все равно вряд ли смогла бы понять ее латынь.

Но и не зная смысла слов, легко было понять, что пилот при виде нас вовсе не испытывает радости; ее голос становился все более резким. Наконец, она произнесла короткую фразу таким тоном, что говори она по‑монгольски, это прозвучало бы примерно как пожелание катиться в ад.

– Возможно, нам и в самом деле следует повернуть назад, – произнес Квилиан, или, что скорее, начал говорить. В эту секунду все три корабля христиан выстрелили по нам ракетами; каждый выпустил по четыре, и те сбились в два облачка по шесть штук. Одно из них устремилось к нам, второе – к «Мандату Небес».

Муханнаду не надо было повторять дважды. Со всей возможной скоростью он развернул судно и нагрузил двигатели «Реки Волги» на полную мощность. Корпус вновь протестующе заскрипел. Одновременно наш пилот задействовал и оружие, установленное в магнитных креплениях, открывая огонь по стремительно приближающимся ракетам. Учитывая расстояние и эффективность разработанного нами лучевого оружия, ему ничего не стоило бы испепелить все три вражеских звездолета. Но он старался избежать дальнейших осложнений, сбивая только выпущенные по нам снаряды. Как посол Великой Монголии я должна была бы испытать некоторую благодарность. Вот только полагаю, на этот момент судьба империи была мне уже безразлична.

Date: 2015-09-05; view: 306; Нарушение авторских прав