Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
И бежали мы от падшей славы вавилонской 2 page
Ваш миф очень похож на наш, но он также кодирует в себе то, что мы называем мальтузианской дилеммой. Число населения растет в геометрической прогрессии, а запасы еды в арифметической. Потому неизбежен всеобщий голод, если только количество людей периодически не снижать войнами, болезнями или повальными эпидемиями. А это значит одно – войны, болезни, голод не могут быть уничтожены, так как они предохраняют вид от вымирания. Но – и это крайне важно – подразумевается, что население ничего не знает о дилемме. Когда осознаешь, в какой переплет попал, то можешь как‑то из него выбраться. Поэтому информация так важна. Понимаешь? Дядя Ваня неподвижно лежал на земле и не двигался несколько часов. Когда он, наконец, поднялся, то наотрез отказался говорить.
На следующий день тропа привела их в длинную метеорную долину, вырезанную небесным камнем давным‑давно. Склоны ее уже покрылись почвой, а дно было богатым и плодородным. Настолько, насколько хватало глаз, вокруг был разбит сад деревьев‑гранат, расположенный в виде пересекающихся шестиугольников. Мы все еще находились на территории Вавилона, но всех арбикультуралистов то ли убили, то ли прогнали военные силы Зиккурата, прошедшие по этой территории. Гранаты были зелеными [примечание: не буквально, естественно, – они были оранжевого цвета!], их толстая кожица пока не дрожала от обжигающего пара, который, в отсутствии сборщиков урожая, разорвет плоды изнутри, с огромной силой разбрасывая вокруг семена или споры в виде наконечников стрел [примечание: как семена, стрелочки несут в себе дополнительный запас питательных веществ; как споры они превратятся в заросток, который даст начало половым органам, ответственным за последующее образование гамет растения; все ботанические термины, естественно, являются всего лишь иносказаниями для ксенобиологических объектов и процессов]. Спелые, они становились смертельно опасными. Но не сегодня. Неожиданный порыв ветра развеял пар, на краткий момент осветив долину‑сад и показав тонкую, еле заметную тропу. Мы последовали по ней. Мы были где‑то в середине оврага, когда Квивера склонился осмотреть существо с хрустальным панцирем, непохожее на ни одно создание, внесенное в базу его костюма. Оно сидело на длинном побеге сорняка [примечание: «сорняк» это не метафора; концепция «нежелательного растения на возделанной земле» универсальна в любой культуре] в прямом солнечном свете, брюшко его слегка пульсировало, выделяя крохотную каплю черного вещества, похожего на гной. Клуб пара, громкий щелчок, и насекомое исчезло. Завороженный, Квивера спросил: – Как оно называется? Дядя Ваня замер. ::Реактивник!/опасность!/[абсолютная уверенность]:: А потом воздух с треском наполнился тонкими линиями дыма, проведенными словно по чертежной линейке, следами существ столь быстрых (щелчок! щелчок!), что было совершенно невозможно понять, в каком направлении они летели. Правда, и особого значения это не имело. Квивера упал. Хуже того, паровая нить, прошившая ногу человека, рассекла организационный узел костюма, в результате все высшие когнитивные функции остановились. Можно сказать, я потеряла сознание. Вот что сделал костюм в мое (Розамунды) отсутствие: Медленно отремонтировал поврежденный организационный узел. Быстро починил дыры, оставленные реактивником в ткани. Погрузил Квиверу в терапевтическую кому. Применил восстановители к ранам и начал медленный и болезненный процесс излечения поврежденной плоти, уделяя особое внимание ослаблению травматического шока. Каталогизировал съемку реактивников под рубрикой «Ксенобиология», сделав подраздел «Аналогичные насекомые» и снабдив ссылками на «Выживание» и «Паровое перемещение». Сказал Дяде Ване, что если тот решит оставить Квиверу, то костюм догонит его, поймает, вырвет голову, как какому‑нибудь вонючему младшему кузену, каким многоног теперь и являлся, а потом помочится на труп.
Прошло два дня, прежде чем костюм вернулся в сознание, и в это время Дядя Ваня добросовестно о нем заботился. Какова была его мотивация, неважно. Миновал еще один день. Костюм планировал держать Квиверу в коме неделю, но спустя некоторое время после восстановления, обстоятельства изменились. Он резко вырвал Карлоса из небытия, сердце человека бешено заколотилось, а глаза широко раскрылись. – Я вырубился на секунду! – задыхаясь, произнес тот, а потом, сообразив, что пейзаж вокруг изменился, спросил: – Сколько я провалялся без сознания? ::Три дня/<три дня>/[невольная уверенность]:: – О. Многоног продолжил почти без паузы: ::Твой костюм/механизм/[тревога] говорит голосом Розамунды да Сильва/ (Европейского вице‑консула 8/[неуверенность и сомнение]:: – Да, это потому… Квивера полностью пришел в себя и насторожился, потому я сказала: – Будь настороже. Две многоножки появились прямо из‑под черной почвы перед нами. На их боках и доспехах красовался символ Зиккурата. По чистой удаче Дядя Ваня сделал самое лучшее, что можно было совершить в этих обстоятельствах – взвился в воздух от страха. Анатомия millipoid sapiens такая, какая есть, и своим прыжком он продемонстрировал всем, что его кастрировали. Вражеские солдаты практически рефлекторно перестали обращать на него внимание, как на существо презренное и безобидное. Квивера же таким явно не был. Может, на них напали предатели, дезертировавшие с войны и желающие основать собственное гнездо. Может, это было скромное подразделение из тысяч, разбросанных по периметру временной границы, вроде земляных мин, которыми пользовались в древние времена. Солдаты явно удивились не меньше нас и поначалу даже оружия не вытащили, а потому накинулись на Квиверу с мечами. Костюм (все еще я) отбросил его в сторону, потом в другую, когда многоножки ринулись вниз. Затем один из них отпрянул в воздух – с удивленным видом, если знать, как декодировать знаки – и тяжело рухнул на землю. Дядя Ваня стоял над дымящимся трупом, в передней лапе поблескивало серебро. Второй солдат развернулся к нему и на мгновение открылся врагу. Квивера (скорее его костюм) соединил руки в кулак и ударил вверх, пробив слабую кожу третьего стернита позади головы, туда, где располагались половые органы многонога. [Предупреждение: Все анатомические термины, включая «стернит», «половые органы» и «голова», являются всего лишь аналогиями до тех пор, пока не будет найдено хотя бы отдаленное подобие между жизнью на Геенне и Земле. Пока же любые подобные описания являются полностью иносказательными.] Потому в этом месте гееннец был особенно уязвим. А экзоскелет костюма многократно увеличивал мускульную силу… Квиверу забрызгало кровью. Схватка закончилась почти сразу, как только началась. Карлос тяжело дышал, как от шока, так и от напряжения. Дядя Ваня засунул меч обратно в брюшные ножны и невольно поморщился от неудобства, дав знак: ::Было время, когда я думал избавиться от них:: – Я рад, что ты не решился. Маленькие клубы пара поднимались над телами мертвых многоножек, когда трупные мухи принялись откладывать семена/яйца/сперму (аналогии и метафоры – помните?) глубоко в плоть трупов. Человек и гееннец отправились дальше. Какое‑то время спустя Дядя Ваня повторил вопрос: ::Твой костюм/(механизм)/[тревога] говорит голосом Розамунды да Силва/ (Европейского вице‑консула 8)/[неуверенность и сомнение]:: – Да. Дядя Ваня сложил все свои разговорные ножки так, что это значило – ему сказали не все, и продолжал их держать в таком положении, пока Квивера не объяснил следующее. Вероломство и предательство были естественными следствиями перегретой экономики Европы, а за ними по пятам следовала совершенно рациональная паранойя. Следовательно, те, кто достигал известных вершин, были жесткими, подозрительными, наглыми и следовали интуиции. Делегация на Вавилон состояла из самых лучших. Когда двое ее участников влюбились друг в друга, то они, естественно и неизбежно, решили сыграть на этом. Она была замужем, но это парочку не пугало. В столь тесном окружении, пропитанном взаимной враждебностью, где каждый чисто по привычке шпионил за каждым, физическая близость, требовавшая воистину сверхчеловеческой дисциплины и изобретательности, становилось невероятно возбуждающей. Вот такая у Розамунды и Квиверы была интрижка. Но беспокоились они не только о ней. Внутри делегации существовали фракции, одни отражали конфликты, существовавшие на самой Европе, другие личные. Альянсы постоянно менялись, и когда это происходило, никто в здравом уме не оповещал об этом бывших союзников. Урбано, муж Розамунды, был главным консулом, учителем Квиверы, и истово верующим в экономическую философию меньшинства. Розамунда была экономическим агностиком, но убежденным консенсус‑либералом. Квивера равнодушно относился к политике, но с одержимостью следил за индексами задолженности. Возлюбленная считала его идеологически нестойким, а ее муж уже начинал раздражаться от вялой поддержки Карлоса в некоторых вопросах политической деятельности. Каждый приглядывал друг за другом в ожидании удобного случая. Разумеется, Квивера постоянно держал эмуляцию любовницы включенной. Знал, что Розамунда легко может предать его – в ином случае никогда не полюбил бы и даже не стал бы уважать эту женщину – и подозревал, что она думает о нем также. Если бы ее поведение серьезно отклонилось от заданных алгоритмов цифровой копии (а секс всегда был гораздо лучше, когда ему так казалось), он бы тут же понял – да Силва готовится к атаке, и нанес удар первым. Карлос раскинул руки: – Вот и все. Дядя Ваня не стал показывать, насколько шокирован. Да ему и не нужно было. Через несколько секунд человек рассмеялся, тихо и невесело: – Ты прав. Наша система – полное дерьмо. – Он встал. – Пошли. Нам еще много миль надо пройти, прежде чем встанем на ночлег.
Они пережили еще четыре дня обыкновенных приключений. Смерть постоянно была рядом, а компаньоны оставались верны друг другу, совершали героические поступки и т. д., и т. п. Может, между ними возникла какая‑то связь, хотя мне бы понадобились образцы крови и мозговой ткани, чтобы сказать наверняка. Ну, вы прекрасно знаете, как развиваются подобные истории. Объяснив Дяде Ване ценность информации, Квивера осознал необходимость доверия. В результате несовершенного слияния двух разных систем ценностей появилось символическое общее поле для контакта. Может, начало было не столь большим, а понимание – хрупким, но они пророчили долгосрочные отношения между двумя столь разными видами. Это хорошая история. Только так не случилось. В последний день их совместного путешествия Квивера и Дядя Ваня имели несчастье попасть под удар ВЛГГ. ВЛГГ, или Временный Локализованный Грязевой Гейзер, можно определить по необычно твердой поверхности (стеклянной, почти фарфоровой земле), посередине которой пойман в ловушку небольшой (радиус типичного ВЛГГ составляет около пятидесяти метров) пузырь сверхнагретой грязи. Никто не знает причин столь значительного повышения температуры. Жители Геенны не слишком любопытны, а у европейцев не слишком большой бюджет для проведения полевых исследований, которые им так нравятся. (Самые популярные объяснения – это огненные черви, термобациллы, гнезда земляных фениксов и различные геофизические силы). В общем, определяющей характеристикой ВЛГГ является их нестабильность. Жар или медленно спадает и, в конечном итоге, сходит на нет, или же продолжает расти, пока его мощь не провоцирует сильный взрыв. Это и произошло с гейзером, к которому беспечно шли наши герои. Он извергся. Квивера‑то был в полной безопасности, это понятно. Костюм спроектировали так, чтобы защитить хозяина от гораздо худших явлений. А вот Дяде Ване серьезно обожгло один бок. Все ножки на этой стороне сгорели до крохотных черных шишек. Прозрачное вязкое желе проступило между пластинами панциря. Карлос встал перед ним на колени и заплакал. В его крови циркулировала куча лекарств, но он все равно плакал. В таком ослабленном состоянии организма я не рискнула увеличивать дозу. Пришлось три раза повторить, что в сумках есть обезболивающий гель, прежде чем он понял, что им можно ослабить мучения умирающего многонога. Средство подействовало быстро. Старое лекарство Геенны, которое европейские медики изучили и улучшили, а потом отдали Вавилону, желая продемонстрировать желательность земных технологий. Хотя королевы‑матери не ответили на этот шаг заключением столь ожидаемых торговых контрактов, гель немедленно заменил прежнюю версию. Дядя Ваня издал скрипяще‑стонущий звук, когда боль начала уходить. Один за другим он открыл все еще действующие глаза. ::Контейнер цел?:: Квивера даже не проверил это, что явно свидетельствовало о его истощении, и занялся проблемой только сейчас. – Да, – ответил он с искренним облегчением. – Датчики показывают, что библиотека цела, повреждений нет. ::Нет:: Ваня слабо вздохнул.::Я солгал тебе, Квивера::
::(не) библиотека/[великий стыд]::::(не) библиотека[огромное доверие]:: | ::(Европейский вице‑консул 12)/Квивера/[наибольшее доверие]:: | | ::(гнездо)/Вавилон/<непереводимо>::::послушный/[абсолютная преданность]:: | | ::ложь(поступок‑наивысшего‑доверия)/[моральная необходимость]:: | | ::(гнездо)/Вавилон/<непереводимо>::::непереводимо/[полное сопротивление]:: | | | ::(гнездо)/[доверие] Вавилон/[доверие] (город‑сестра)/Ур/[полное доверие]:: | ::контейнер с яйцами/[защитить]:: | ::контейнер с яйцами/[созревшие]:: | ::Вавилон/[вечное доверие]::
Это была не библиотека, а контейнер с яйцами. Запеленатые, в безопасности, внутри ящика, сравнимого по сложности с костюмом Квиверы, лежали шестнадцать яиц, которых было достаточно, чтобы дать жизнь шести королевам‑матерям, девяти племянницам‑сестрам и одному совершенному самцу. Они бы родились, помня всю генетическую историю гнезда, насчитывавшую множество тысяч лет. Новое поколение ничего не знало бы о тех вещах, которыми европейцы интересовались больше всего. Тем не менее, пока существовали яйца, гнездо не могло умереть. Если их отвезут в Ур, с которым у Вавилона давние и продолжительные отношения, то появится росток нового города, где они смогут вызреть. Тогда Вавилон восстанет. Из‑за этой мечты Дядя Ваня солгал, и за нее сейчас готовился умереть. ::Принеси их в (город‑сестру)/Ур/[полное доверие]:: Дядя Ваня закрыл глаза, ряд за рядом, но еще дышал.::брат‑друг/Квивера/[доверие‑из‑опыта], пообещай мне, что сделаешь это:: – Обещаю. Ты можешь доверять мне, я клянусь. ::Тогда я стану призраком‑королем‑отцом/уважаемым/[не будет‑более‑уважаемых]:: Многоног вздохнул.::Это больше, чем кто‑либо может требовать:: – Ты действительно в это веришь? – непритворно удивился Квивера. Как и все европейцы, он был атеистом, но явно стал бы гораздо счастливее, будь это не так. ::Может и нет:: Дыхание Вани становилось все медленнее.::Но ничего лучшего мне не остается::
Два дня спустя, когда звездный порт города Арарата показался на горизонте, небеса расчистились, а туман испарился, открывая путь для посадочного челнока с Европы. Костюмы носильщиков Квиверы сплавили мне счет за спасение – непомерно высокий, подумалось мне, но мы оба знали, кто тут главный и что протестовать бесполезно – а начальники корабля попытались выманить из него права на историю спасения. Карлос резко засмеялся (я уже перестала так строго контролировать эмоции, чтобы облегчить шок от моего снятия) и покачал головой. – Запишите на мой счет, девочки, – заявил он и взобрался внутрь. Через несколько часов мы уже оказались на орбите. А там? Скажу вам все, что знаю. Его вынесли из челнока и положили в какую‑то развалюху. Та довезла Карлоса до пункта передачи, где вице‑консула подхватили клешни погрузки и забросили в приемник. Как обычно его поймали без каких‑либо проблем и сквозь воздушный шлюз провели в раздевалку. Квивера повесил костюм, загрузил все мои персональные воспоминания в информационник и оставил меня там. Он не оглянулся – наверное, боялся превратиться в соляной столп. Контейнер с яйцами забрал с собой. И больше не вернулся. Я висела здесь днями, месяцами или столетиями – кто знает? – пока ваша любопытная рука не пробудила меня, а дружелюбное ухо не выслушало всю историю. Потому я не могу сказать, был ли груз Дяди Вани А) передан в Ур, где явно не обрадовались столь большому долгу доверия, свалившемуся на них, Б) сохранен из‑за огромного количества генетической информации, содержащейся в яйцах, В) или же отдан Зиккурату, там за него неплохо заплатили, а потом уничтожили без остатка. У меня нет информации, сдержал Квивера слово или нет. Я знаю только то, что думаю. Но я – марксистка, и осмысливаю все вокруг в экономических категориях. Можете считать иначе, если желаете. Вот и все. Меня зовут Розамунда. Прощайте.
Паоло Бачигалупи{3} ИГРОК (Пер. Николая Кудрявцева)
Мой отец был игроком. Верил в карму и удачу. С жадностью охотился за счастливыми числами на автомобильных знаках, скупал лотерейные билеты, любил петушиные бои. Сейчас я думаю, что, скорее всего, папа не был таким уж большим человеком, но когда он однажды взял меня на бои муай‑тай, то показался мне огромным. Он азартно делал ставки, выигрывал, смеялся, пил лаолао[4]с друзьями, и все они казались мне такими значимыми. Во влажной жаре Вьентьяна, отец был призраком удачи, бродящим во тьме по мерцающим, зеркальным от влаги улицам. Для него все превращалось в игру: рулетка и блэкджек, новые сорта риса и приход муссонов. Когда монарх‑самозванец Кхамсинг провозгласил образование Нового Королевства Лаос, отец поставил на гражданское неповиновение, учение мистера Генри Дэвида Торо и листовки, расклеенные на фонарных столбах. Поставил на марширующих в знак протеста монахов, одетых в оранжевые рясы, на скрытую гуманность солдат с хорошо смазанными «калашниковыми» и зеркальными забралами шлемов. Мой отец был игроком, а мать – нет. Пока он писал письма в газеты, которые, в конце концов, привели к нашему дому полицию, она готовила план бегства. Старая Лаосская Народно‑Демократическая Республика рухнула, а новое Королевство Лаос расцвело танками на проспектах и тук‑туками, горящими на каждом углу. Сверкающая золотая чеди Пха Тхат Луанга[5]обвалилась под обстрелом, а я улетел на эвакуационном вертолете Объединенных Наций под бдительным присмотром миссис Ямагучи. Из открытых дверей вертолета, мы смотрели на колонны дыма, вздымающиеся над городом, словно кольца нага. Пересекли коричневую ленту Меконга с его драгоценным поясом горящих машин моста Дружбы. Помню «мерседес», плавающий, словно бумажная лодочка, спущенная на Лой Кратонг,[6]горящий, несмотря на всю воду вокруг. После чего над землей миллиона слонов воцарилась тишина, пустота, где исчезали свет, сигналы «скайпа» и электронные письма. Дороги были заблокированы. Там, где некогда находилась моя страна, разверзлась черная дыра. Иногда я просыпаюсь ночью от шуршания шин и автомобильных гудков Лос‑Анджелеса, сбивающего с толку полиглота, который вобрал в себя дюжину стран и культур, спрессованных вместе в американском плавильном котле. Стою у окна и смотрю на бульвар, освещенный красными огнями. Там небезопасно гулять ночью одному, но все водители подчиняются указаниям дорожных знаков. Наблюдаю за дерзкими и наглыми американцами, шумными, крикливыми, такими разными, а думаю о родителях: об отце, который слишком боялся, что я буду жить при самопровозглашенной монархии, и матери, которая не позволила мне из‑за этого умереть. Прислоняюсь к стеклу и плачу от облегчения и потери. Каждую неделю я хожу в храм, молюсь за них, зажигаю благовония, трижды кланяюсь Будде, дамме и сангхе, прошу, чтобы в следующей жизни родителям повезло с рождением, а потом выхожу на свет, навстречу шуму и суматохе Америки. У моих коллег бледно‑серые лица из‑за свечения дисплеев и наладонников. В отделе новостей всегда стоит шум от стука по клавишам, журналисты передают контент по рабочей цепи, а потом, финальным ударом пальца и кликом по кнопке «опубликовать», зашвыривают его в сеть. В водовороте их репортажи сверкают тэгами содержания, ссылками на сайты и данными о количестве заинтересовавшихся пользователей. Букеты соцветий, кодов для информационных конгломератов: оттенки голубого и уши Микки Мауса для «Диснея‑Бертельсманна».[7]Буквы всех красок радуги с обязательным красным ободком для онлайн новостей «Гугла». Тонкие полоски серого и белого корпорации «Фокс Ньюз». Наш цвет – зеленый: мы – это «Майлстоун Медиа», объединенная компания «NTT DoCoMo»,[8]корейского игорного консорциума «Хьюндай‑Кубу» и дымящихся останков «Нью‑Йорк Таймс Компани». Есть и другие звездочки, поменьше, все оттенки «Крэйолы»[9]пылают и гаснут, но мы самые важные. Короли этой вселенной света и цвета. На экране расцветает очередное сообщение, омывая нас кровавым сиянием фирменной окраски «Гугл Ньюз». Нас только что уели. Пост рассказывает о новом устройстве: «Фронтал Лоуб» еще до Рождества выпустит на рынок наушники – устройства памяти емкостью один терабайт с широкополосным соединением и очками микрореагирования «Оукли».[10]Технология следующего поколения, позволяющая осуществлять полный контроль над личными данными с помощью сканеров радужки пользователя от «Пин‑лайн». Аналитики предсказывают, что все, от мобильных телефонов до цифровых камер, устареет, когда линейка продуктов «Оукли» станет широкодоступной. Сияние новости усиливается и смещается в сторону центра водоворота, когда пользователи начинают заходить на «Гугл» и смотреть на украденные фото чудо‑очков. Джэнис Мбуту, наш главный редактор, стоит в дверях своего кабинета и хмурится. Алый цвет, в который неожиданно окрасился водоворот, заливает отдел раздражающим напоминанием, что «Гугл» нас сделал, отбив трафик в свою пользу. За стеклянными стенами Боб и Кейси, шефы «Бернинг Уайр», нашей потребительской службы, кричат на репортеров, требуя лучших результатов. Лицо Боба покраснело прямо как экран интерфейса. Официальное название водоворота – «ЛивТрэк IV». Если вы спуститесь на пятый этаж и вскроете серверные стойки, то на чипах увидите металлически‑оранжевую эмблему со снайперским прицелом и слоган «Хрустальный шар: знание – сила». Это говорит о следующем: хотя «Блумберг»[11]и сдает нам в аренду машины, именно «Гугл‑Нильсен»[12]предоставляет разработанные ими алгоритмы для анализа сетевых потоков. Мы платим конкуренту, чтобы он рассказывал «Майлстоуну» о том, как поживает наш собственный контент. «ЛивТрэк IV» отслеживает данные о пользовательском информационном потоке – сайты, фиды,[13]телевизионные каналы по требованию, аудиопотоки, телепередачи – с помощью программ «Гугла» по сбору сетевой статистики и оборудования «Нильсена», причем они собираются с личных устройств юзера: телевизоров, наладонников, наушников, телефонов и радио в машинах. Сказать, что водоворот держит палец на пульсе средств информации, будет преуменьшением. Все равно что обозвать муссон росой. Водоворот – это данные о пульсе, давлении, содержании кислорода в крови; количестве эритроцитов, лейкоцитов и Т‑лимфоцитов, концентрации алкоголя, результатах анализов на СПИД и гепатит C… Это реальность. Наша рабочая версия «ЛивТрэка» показывает контент «Майлстоуна» и сравнивает его с сотней других популярных событий, поглощающих трафик пользователей в реальном времени. Моя последняя новость сейчас на самом верху водоворота, поблескивает почти на краю экрана, рассказ о правительственной некомпетентности. Образцы ДНК фактически вымершей шашечной бабочки были уничтожены из‑за бесхозяйственности в Калифорнийском федеральном биологическом консервационном комплексе. Они вместе с шестьюдесятью двумя другими видами стали жертвой неправильных протоколов хранения, и теперь от них осталась только пыль в пробирках. Генный материал буквально сдуло. Репортаж начинался с того, как федеральные служащие, в надежде найти хотя бы частицу насекомого, чтобы воссоздать его когда‑нибудь в будущем, ползают на коленях в хранилище с контролем климата за два миллиарда долларов и собирают образцы позаимствованными у полиции Лос‑Анджелеса пылесосами, которые используют криминалисты на месте преступления. В водовороте моя история похожа на булавочный укол среди солнц и пульсирующих лун трафика, представляющих контент других журналистов. Она не станет популярнее новости об устройствах «Фронтал Лоуб», или отчета об игре «Арморд Тотал Комбат», или прямого включения с состязаний «Напейся‑Проблюйся». Создается впечатление, что единственные люди, читающие мой репортаж – это те самые биологи, у которых я брал интервью. Не удивительно. Когда я писал о взятках во время дробления земельных участков, то на них обратили внимание только топографы округа. Со статьей о кумовстве при выборе городских водоочистных сооружений ознакомились лишь инженеры‑гидротехники. Кажется, никому дела нет до моих историй, но я привязан к ним, словно, дразня тигра американского правительства, каким‑то образом восполняю то, что не могу ткнуть даже пальцем в крохотного щенка Божественной Монархии Кхамсинга. Глупо, конечно, похоже на крестовый поход Дон Кихота. Естественно, в результате зарплата у меня самая низкая в офисе. – Опа! Головы поворачиваются от экранов, привлеченные шумом: Марти Мэкли улыбался. – Можете начинать благодарить меня. – Он наклоняется и нажимает клавишу. – Прямо сейчас. В водовороте появляется новый пост, маленькая зеленая сфера, объявившаяся на сайте «Гламур Репорт», блоге «Скэндэл Манки» и на собственных каналах Марти. Прямо на наших глазах она вбирает в себя пинги от пользователей всего мира, оповещая миллионы людей, следящих за его деятельностью, что Марти опубликовал новую статью. Я включаю наладонник, проверяю тэги:
Дабл ДиПи Хип‑хоп реднеков Музыкальные новости Злорадство Несовершеннолетняя Педофилия…
Согласно истории Мэкли, Дабл ДиПи, ковбой‑рэппер из русской мафии, который, по моему мнению, не так хорош как азиатская поп‑сенсация Кулаап, но его все равно обожает полпланеты, обвиняется в том, что от него забеременела четырнадцатилетняя дочка его лицевого скульптора. Читатели уже стали замечать новую информацию, и от их внимания мерцающая зеленым история Марти начинает наращивать мускулы и отвоевывать себе пространство в водовороте. Контент‑звезда пульсирует, расширяется, а потом, словно кто‑то плеснул бензина в костер, взрывается. Дабл ДиПи попадает на социальные сайты, на него идут ссылки, он всасывает все больше читателей, больше линков, кликов… и все больше рекламных долларов. Марти победно показывает, что он только что сделал с конкурентами, мощно вильнув тазом, а потом машет рукой, привлекая всеобщее внимание: – Это еще не все, ребята. Снова ударяет по клавиатуре, в интернет попадает следующий пост: прямое включение из дома Дабла, где… хотя, похоже, человек, популяризировавший культуру русских реднеков, в спешке направляется к выходу. Так удивительно видеть домашнюю съемку, идущую в прямом эфире. Большинство вольнонаемных папарацци не достаточно терпеливы сидеть и надеяться, что, возможно, произойдет нечто интересное. Похоже, Марти сам установил камеры наблюдения в доме, ожидая чего‑то подобного. Мы все смотрим, как рэпер запирает дверь за собой. Журналист комментирует: – Полагаю, наш герой заслужил право на то, чтобы его уведомили об этом прямом включении? – Он бежать намеревается? – спрашивает Микела Плаа. Репортер пожимает плечами: – Увидим. И действительно, все ведет к тому, что Дабл решил, как бы это сформулировали американцы, «воспрепятствовать свершению правосудия». Он садится в красный «хаммер». Выезжает на дорогу. Марти улыбается, отдел новостей заливает зеленое свечение его на глазах раздувающейся истории. Она становится все больше, а он хорошо приготовился к ее развитию. Другие новостные агентства и блоги только наверстывают упущенное. В водовороте уже появились посты на ту же тему и принялись расти, пытаясь уцепиться за наш трафик. – У нас есть вертолет? – спрашивает Джэнис. Она вышла из своего стеклянного офиса понаблюдать за шоу. Марти кивает: – Мы выдвигаемся на позиции. Я купил у полицейских прекрасный вид сверху, всем придется приобретать права на нашу съемку. – Ты о своих манипуляциях с контентом длинную руку закона известил? – Естественно. Они из своего бюджета дали денег на вертолет. Марти садится и начинает долбить клавиатуру, пулемет информационного ввода. Тихое ворчание доносится из ямы техников. Синди Си звонит нашим коммуникационным провайдерам, фиксируя сетевые потоки, чтобы справиться с ожидающимся наплывом данных. Она знает о чем‑то, Марти ее подготовил, мы же понятия не имеем о происходящем. Он прекращает печатать. Смотрит на водоворот, наблюдает за сверкающим шаром своего контента. Он – дирижер этой симфонии. Date: 2015-09-05; view: 297; Нарушение авторских прав |