Медовый месяц ракетчика

Триста восемьдесят километров по трассе Вильнюс – Клайпеда, по «Дороге Солнца» Ницца – Париж или по автобану Дюссельдорф – Берлин – это одно. Триста восемьдесят километров по шоссе местного значения Тиходонск – Кротово – это совсем другое. Разбитая, в многочисленных выбоинах дорога, подлежащий списанию по возрасту автобус, теснота, духота, устойчивый запах пота… Основную часть пассажиров составляли селяне, которые посетили по какой‑либо надобности Тиходонск и возвращались в родные места. Кто‑то ездил за правдой в государственные или судебные органы, кто‑то проведывал обучающихся в тиходонских институтах детей, кто‑то выбирался за покупками. Для сельской глубинки Тиходонск был тем, чем для самого Тиходонска являлась Москва: столицей, центром власти, очагом культуры, городом изобилия, конечной инстанцией в судебных тяжбах и блистательной перспективой для будущей жизни детей и внуков.

Автобус натужно тащился по выбоинам и ухабам, то и дело останавливался в райцентрах и приткнувшихся к шоссе населённых пунктах, изрыгая изжёванных и потных пассажиров. В салоне становилось просторнее, появились свободные места, потом освободилась половина автобуса. Молодой лейтенант и красивая девушка с капризным выражением лица сидели справа от прохода в задней части салона. Саша снял лейтенантский китель, оставшись в форменной рубашке с погонами, закатал рукава и расстегнул несколько пуговиц. Спёртый воздух был пропитан миазмами, он попытался открыть окно, но оно было заколочено наглухо.

– Так что это за Степан Григорьевич? – как бы невзначай вернулся он к теме, которую уже неоднократно затрагивал. – Почему он вёл себя как хозяин? Почему взял на себя такие расходы? Почему ты его поцеловала?

– Ой, ну сколько можно говорить об одном и том же? – Оксана подняла глаза. – Я тебе уже всё рассказала. Человек устроил нам праздник, я чмокнула его в щёку, что с того? Ты же не тиходонский Отелло в лейтенантском мундире? И вообще, не приставай ко мне с всякими глупостями!

Как опытный разведчик или неоднократно судимый уголовник, она избегала конкретизации и уточнений, ограничиваясь самыми общими и неопределёнными словами. Причём этому её никто не учил, она сама интуитивно определила тактику, максимально затрудняющую выявление лжи.

Многочасовая тряска в душном междугороднем автобусе не могла поднять настроение Оксане. Кудасов всю дорогу предпринимал отчаянные попытки растормошить свою молодую супругу и отвлечь её от мрачных мыслей, но у него ничего не получалось.

– Оксанка, рассказать анекдот? – приступил он к очередной попытке. – Приходит генерал домой, а там…

– У меня нет настроения для анекдотов, – отрезала Оксана.

Разувшись и забравшись с ногами на сиденье, девушка больше смотрела в окно, чем на расположившегося слева Александра. Мимо проплывали убогие пейзажи российской глубинки, которые она расценивала как печальных предвестников её будущего. Солнце припекало через толстое стекло, занавески на окне не было, Оксана изнывала от жары. Она пыталась заснуть, но и это ей сделать не удалось.

– Я думаю, что это твоё Кротово ещё хуже, чем я предполагала, – раздражённо произнесла новобрачная. – И это называется медовый месяц! Честно скажу тебе, Саша, я представляла его себе несколько иначе.

– Да, это не медовый месяц, – Саша ласково погладил нежные девичьи ступни. – Это трудовые будни. Прости, но когда мне предложили эту работу, отказаться от неё или попросить отсрочки на месяц было бы по меньшей мере неразумно. Я бы даже сказал, глупо.

– У тебя всё получается глупо, радость моя, – язвительно ответила девушка, продолжая созерцать унылые ландшафты за окном автобуса и не поворачивая головы к мужу. – Зачем было срывать меня с места? Что я буду делать в этой дыре? Коров доить?

Александр невольно рассмеялся, хотя и понимал, что смех вызовет ещё большее раздражение.

– Почему коров? – он попытался обнять Оксану за плечи и прижать её к себе, но супруга строптиво высвободилась. – Кротово – не деревня, это военный городок, коров там нет. К тому же ты можешь не работать, у меня достаточная зарплата. И потом, через несколько лет я поеду в Академию на учёбу и мы будем жить в Москве…

– Саша, перестань нести чушь, – девушка непроизвольно повысила голос, не замечая, что на них уже начинают оглядываться другие пассажиры. – Всё, о чём ты говоришь, это вилами на воде писано. Ты фантазёр и романтик, но я‑то смотрю на вещи более здраво. Мне не нравится начало твоей карьеры. Эта ужасная поездка как бы модель нашей будущей жизни. Вонь, тряска, духота… Я жутко устала. У меня сейчас нет сил даже на то, чтобы спорить с тобой. Я мечтаю принять прохладный душ. А ещё лучше ванну. С пеной.

– Скоро мы доберёмся, и ты примешь ванну, – заверил супругу Александр, хотя вовсе не был уверен, что именно так все и будет. – Мне это пообещали серьёзные люди. У нас будет квартира со всеми удобствами.

Оксана ничего не ответила. Она вновь сомкнула глаза, пытаясь всё‑таки задремать. Александр не стал её беспокоить. Всю оставшуюся часть пути молодые супруги молчали, хотя Оксане так и не удалось уснуть. Когда девушка вышла из автобуса, она буквально валилась с ног от усталости. Кудасов огляделся.

Они попали в сонное царство. Тишь, лень, безвременье… Пыльная, окружённая колючими акациями площадь, голая потрескавшаяся клумба вокруг гипсового памятника Ленину, небольшой продовольственный магазин в маленьком саманном домишке с двускатной крышей и крохотными оконцами, спящая на обочине собака, медленно катящаяся за гнедой кобылой телега, набитая свежескошенной травой. Наискосок через площадь нетвёрдой походкой шли два неопределённого возраста человека в военных галифе, заправленных в сапоги, и синих линялых майках. Эта картина могла с равной степенью достоверности относиться и к девяностым, и к шестидесятым, и даже к сороковым годам прошлого века.

Людей на площади было немного, только у магазина царило некоторое оживление. Попутчики куда‑то исчезли. По дороге автобус регулярно останавливался и отрыгивал измятых и потных пассажиров, до Кротова доехали человек шесть, и все они как‑то сразу и незаметно рассосались. Кудасов поставил объёмистую спортивную сумку и чемодан на землю и догнал пожилого мужчину с усталым морщинистым лицом.

– Здравствуйте. Подскажите, где здесь воинская часть?

Селянин осмотрел лейтенанта с ног до головы, особо скользнул взглядом по знакам различия. В целях конспирации перекрещенные пушки ракетчика у него были заменены на эмблему железнодорожных войск.

– А‑а‑а, так ты из этих… Там твои, – он неопределённо ткнул пальцем куда‑то за акации. – Километра два или чуть поболе.

– А как туда добраться?

Мужчина зажал заскорузлым пальцем одну ноздрю и привычно сморкнулся.

– А никак. Пеши иди.

– Как пеши? У меня ж вещи… И жена устала. Такси у вас здесь есть?

– Какое там такси! – собеседник махнул рукой на проезжающую телегу. – Вот наше такси, останавливай. За бутылек Гришка, может, и довезёт.

Кудасов бросился наперерез гужевому транспорту. Возница – молодой парень с голым, загорелым дочерна торсом тоже был одет в галифе, только вместо сапог носил резиновые галоши. Он сидел на прибитой к передку доске и придерживал вожжи расслабленными руками.

– До воинской части довезёшь?

Гришка отрицательно покачал головой. Глаза у него были сонные и самопроизвольно закрывались.

– Почему?!

– Там эта… Запретная зона. Стреляют без предупреждения. На кой мне это сдалось?

Телега продолжала катиться, Кудасов шёл рядом, держась за плохо оструганную доску, и снизу вверх смотрел на Гришку. При этом представлял, как эта сцена выглядит со стороны, и чувствовал себя полным идиотом.

– Не бойся, со мной стрелять не будут. Я заплачу!

Возница начал просыпаться.

– А ты военный, что ли?

– Конечно! Не видишь, я же в форме!

– Мало ли кто в форме. А сколько заплотишь?

– Сколько надо?

Гришка проснулся окончательно, резко натянул вожжи, остановив телегу, и сосредоточенно зашевелил губами.

– Четвертак. Если у бабы Любы брать, то четвертак.

– Договорились. Сдай назад, к чемоданам…

– Да как я сдам‑то? У кобылы заднего хода нет!

Кудасов чертыхнулся.

– Ну ладно, стой здесь.

Пока он принёс вещи и привёл Оксану, телега отъехала ещё метров на пятьдесят. От травы пахло зелёным соком и пылью. Александр забросил вещи, потом провёл рукой по траве. На ладони остались грязные полосы. Он отряхнул перепачканную ладонь, с сомнением посмотрел на красный Оксанин сарафан, потом отстегнул притороченную к сумке скатку, раскинул поверх травы плащ‑накидку, подсадил супругу и забрался сам. Телега тронулась в путь.

Лежать на мягком брезенте было приятно, но Саша не мог наслаждаться моментом: он думал о том, как его встретят в части, каков его новый командир и каковы новые сослуживцы. Оксана с интересом смотрела по сторонам.

– Слушай, а тут совсем нет машин, только мотоциклы! – поделилась она с мужем результатом наблюдений.

– Почему нет? – обиделся Гришка. – У Панина «Москвич», у Витюхи «Жигуль»… Мотоциклов, конечно, больше. Они ведь дешевле…

Минут через двадцать они приблизились к высокому забору с «колючкой» поверху и острозубой «егозой» внизу.

– А правда, что у вас там мины напиханы? – спросил Гришка.

– Не знаю, – пожал плечами Александр.

– Понятно. Военная тайна, значит…

Телега подъехала к КПП, бойкий старший сержант с автоматом выглянул наружу. Кудасов протянул предписание и военный билет, но сержант больше разглядывал Оксану. Ещё два солдатика таращились на нового лейтенанта и его супругу через стекло.

– Проходите, товарищ лейтенант, мы вас ждём, – мельком заглянув в документы, улыбнулся начальник караула. – Сам Николай Тимофеевич Кравинский распорядился вас встречать!

Кудасов расплатился с Гришкой, и тот поспешно уехал. Саше хотелось спросить, кто такой Кравинский, но он решил, что лучше не выдавать своей неосведомлённости.

– Показывайте, куда идти! – строго и официально сказал Александр. Именно так должен разговаривать офицер с рядовым и сержантским составом.

– Товарища лейтенанта велено отвести в особый отдел, к Николаю Тимофеевичу, а жену – прямо в квартиру. Вас во втором доме расселили! – со значением подчеркнул сержант.

– Что это значит? – не удержался Кудасов.

– Этот дом только для майоров и подполковников, – объяснил старший сержант. – А вас сразу туда!

Кудасов с гордостью посмотрел на жену. Но на Оксану это не произвело особого впечатления.

Откуда‑то появившийся солдат взял вещи, ворота распахнулись, и лейтенант Кудасов с молодой женой зашли на территорию базы постоянного базирования БЖРК. За то, чтобы узнать местонахождение этой базы, офицеры ЦРУ США были готовы отдать всё что угодно.

***

Минувшей ночью атомный поезд ушёл в очередной рейс со вторым сменным экипажем. Вопреки традиции, Белов провожать поезд не ходил, да и вообще сменившийся экипаж предпочитал отсыпаться, поэтому в последнее время БЖРК провожали только официальные лица части и родственники дежурного экипажа.

Белов встал поздно, около полудня, он выспался и хорошо себя чувствовал, прошла беспокоящая последнюю неделю дрожь пальцев, настроение заметно улучшилось.

– Ирина! Ириш!

В ответ – тишина. Любимая и благоверная супруга будто испарилась. Куда она отправилась с раннего утра и зачем, по каким таким делам, Евгений Романович не знал. Ирина никогда не ставила его об этом в известность. Считала ниже своего аристократического достоинства.

Белов проворно, как в молодости, облачился в гражданскую рубашку и брюки. Босиком прошагал на кухню и поставил на плиту чайник. Подхватил с холодильника пачку сигарет, присел на краешек обеденного стола. Закурил. Долго сидел в одной позе без движений, мрачно созерцая некую воображаемую точку прямо перед собой. Словно отметку цели на экране радара. Это была своеобразная медитация. Полковник будто погрузился в иное измерение, стараясь пронзить взглядом окружающее пространство и отчётливо увидеть цель, в которую должна попасть ракета. Когда‑то это ему удавалось. И будет удаваться впредь!

Старенький, допотопный чайник с насаженным на носик свистком известил о закипании воды. Евгений Романович сполоснул фарфоровый чайничек кипятком, затем в разогретое нутро насыпал заварки. Выждав, пока чайные листики расправятся, он снова залил кипяток. Наверху образовалась коричневая пена. Значит, он все выполнил правильно. Потом Белов полез в холодильник, достал несколько яиц для глазуньи. Одно яйцо выскользнуло, хряско шлёпнулось на пол и растеклось небольшой жёлто‑белой лужицей. Полковник выругался. Он осторожно положил яйца на стол, сходил в ванную, намочил тряпку и аккуратно убрал получившееся безобразие. Потом отнёс тряпку на место, вымыл руки и вернулся к оставшимся яйцам.

Но здесь начавшееся копиться раздражение вырвалось наружу. Яйцо полетело вперёд, гранатой врезалось в кафельную стенку над мойкой и расплескалось бесформенным пятном, некрасиво стекающим вниз. Если бы Ирина Александровна попала под горячую руку, то это пятно стекало бы по её физиономии!

Да… твою мать! Неужели нельзя приготовить мужу завтрак, когда он пришёл из рейса! Неужели недостаточно две или три недели подряд плевать в потолок и подыхать от безделья, пока муж сжигает свои нервные клетки в замкнутой стальной коробке! Куда и за каким хером можно сдёргивать из дома с раннего утра, оставляя мужа голодным!

От хорошего настроения ничего не осталось.

Тут раздался звонок, кроме жены звонить было некому.

Заявилась, голубушка, легка на помине! Евгений Романович, как атакующий носорог, устремился в прихожую. Резко распахнул дверь.

На пороге квартиры, заложив обе руки в карманы светлых брюк, отчего пиджак нелепо топорщился, стоял загорелый Игорь Шульгин. Свет, падавший на лестничную площадку через маленькое окошко под потолком, отражался в его тёмных очках. Шульгин нервно оглянулся через плечо.

– Хватит дёргаться, – сразу осадил его Белов. – У тебя врождённая мания преследования. Никому ты на хрен не нужен. Никто за тобой не следит. Проходи.

Евгений Романович отступил в сторону, пропуская гостя, тот поспешно переступил порог квартиры. Полковник закрыл дверь. Шульгин был оператором его смены, его конфидентом – доверенным лицом, на которое можно положиться. Месяц назад он списался в отпуск, и его заменял лейтенант Тельнов из резервного экипажа.

– Ну, как отдых? – мрачно спросил Белов.

– Как всегда – лучше, чем работа, – ответил Шульгин. Не в пример шефу, он пребывал в отличном настроении. – Между прочим, Евгений Романович, – Шульгин снял песочного цвета пиджак и повесил на вешалку, – моя осторожность более чем оправданна. Кравинский – весьма опасный человек, как бы наплевательски вы к нему ни относились…

– Я не отношусь к нему наплевательски, Игорь, – возразил полковник.

– Нет, относитесь! – настаивал Шульгин. – Я случайно узнал, что они собирают информацию даже о курении в рейсе! Как вам это нравится?

Они прошли на кухню, и Белов принялся отмывать с кафеля разбитое яйцо.

– Ерунда. Пусть собирают.

– А внеслужебные контакты не приветствуются, более того, между лицами, находящимися в прямом подчинении, они прямо запрещены!

– Да, конечно. Расскажи это Булатову. И расспроси, какие у него контакты с военврачом.

– Во‑первых, между ними нет прямого подчинения. Наталья Игоревна напрямую подчинена подполковнику Ефимову.

– А во‑вторых?

– А во вторых… как это яйцо оказалось на стене?

– Я его бросил. Что «во‑вторых»?

Шульгин улыбнулся.

– Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку!

– Это я бык, что ли?

– «Бык» – это символическая фигура, – дипломатично ответил Шульгин. Он умел собирать информацию обо всём, что происходит в поезде, и добросовестно передавал её начальнику смены. Сейчас Белова посетила неприятная мысль, что так же добросовестно Игорь может сдавать информацию и о самом начальнике смены.

– Есть будешь? Или чай?

– Нет, спасибо, – Шульгин покачал головой.

Белов ложечкой разбил одно яйцо, посолил, выпил и заел хлебом с маслом. Потом так же поступил ещё с двумя. После этого налил себе чаю.

Шульгин прохаживался по кухне, с интересом наблюдая за происходящим.

– А чего так, всырую? – аккуратно спросил он.

– Лень готовить, а супруга куда‑то завеялась.

Шульгин сделал нейтральное лицо.

– Ирина Александровна поехала в Кротово, в магазин. Вместе с этой прапорщицей, как её…

– Прапорщиком! – рявкнул Белов. – Не прапорщицей, а прапорщиком! Сколько можно вам говорить?!

Но тут же успокоился.

– Чего ей в магазине?

– Говорят, хотели вина купить…

Вот дура! В городке все друг о друге знают, какого чёрта болтать? Предупреждал же!

Игорь замер напротив, молча наблюдая за тем, как полковник старательно размешивает ложечкой сахар в стакане.

– Вряд ли вина, – наконец нарушил молчание Белов. – Ира совсем не пьёт.

Если Шульгин докладывает командиру или особистам, пусть осветит позицию супруга нарушительницы.

– Я её просил варенья сварить. Видно, решила магазинным отделаться.

– Конечно, – беззаботно согласился Игорь. – Мало ли что бабы болтают!

Белов допил чай.

– Ещё какие новости? – по привычке спросил он. – Ты только вчера вернулся, а небось уже больше меня всё знаешь?

Шульгин кивнул.

– Новый лейтенант прибыл, с женой. Такая фифа… Накрашенная, прикинутая, с педикюром! Их во второй дом поселили!

– Как во второй? Не может быть! Он же для старших офицеров…

– В чём и загадка. И принял его сразу Кравинский, а потом Булатов.

Евгений Романович задумался.

– Странно… А в какой экипаж?

– Похоже, в наш, – с нажимом произнёс Шульгин. – Вроде стажёром.

Белов поднял на него обеспокоенный взгляд.

– И на какую должность он будет стажироваться?

– Не знаю, – Игорь отвёл глаза. – Только окончил Тиходонское ракетное.

Евгений Романович задумчиво пожевал губами. Общевойсковик или десантник мог бы идти на взвод охраны. А ракетчик, да ещё принятый с таким почётом и почестями, может примеряться только на одну должность. Должность начальника смены. Неужели они нашли подходящую замену?

Белов ощутил лёгкое покалывание в левой стороне груди. Рука машинально потянулась к сердцу, но замерла в воздухе, так и не преодолев намеченную траекторию.

– И где он сейчас? – спросил Евгений Романович.

– Надо полагать, беседует с командиром, – Шульгин пожал плечами. – Во всяком случае, из штаба он ещё не выходил. Может, когда я зашёл к вам…

В это время раздался зуммер внутреннего телефона. Предчувствуя, что звонок напрямую связан с рассказом Шульгина, Белов поднял тяжёлую эбонитовую трубку.

– Белов слушает!

– Здравствуйте, Евгений Романович. Зайдите ко мне в штаб, – мягко распорядился полковник Булатов.

– Есть, – упавшим голосом ответил Белов и положил трубку.

Шульгин смотрел выжидающе.

– Командир вызывает, – пояснил полковник. – Я переоденусь… Хотя надо ещё побриться…

– Ладно, я к вечеру заскочу, – Шульгин мгновенно испарился. Хлопнула дверь в прихожей.

Через десять минут одетый по форме начальник смены доложился командиру части. У Булатова был довольно просторный кабинет, обставленный хорошей мебелью, но без излишеств и претензий. Никаких новомодных офисных столов за шестьдесят тысяч, кожаных кресел и диванов, дорогих светильников. Все самое необходимое: обычный письменный стол с приставным столиком, книжный и платяной шкафы, в стороне длинный стол для совещаний, самые обыкновенные стулья. На одном из них за приставным столиком сидел начальник отдела контрразведки Кравинский, на другом, напротив, – незнакомый, совсем молодой лейтенант, напряжённый и явно чувствующий себя не в своей тарелке. Командир занимал своё место, создавалось впечатление, что все трое вели оживлённую дружескую беседу, которую прервал своим появлением полковник Белов.

– Познакомьтесь, Евгений Романович, – поздоровавшись, сказал Булатов. – Это наш новый сотрудник Александр Кудасов. Он будет проходить стажировку в вашей смене. Александр успешно окончил наше ракетное училище, у него высокие баллы по специальным дисциплинам и по практике в войсках. Особо отмечаются его способности в расчётах боевых траекторий. Так что прошу ввести в курс дела, проявить отеческое внимание и оказать необходимую помощь. Через три‑четыре месяца он должен быть достаточно подготовлен как руководитель смены и ваша правая рука. Вы меня поняли?

– Так точно! – ответил Белов. Сесть ему никто не предложил, приходилось стоять, как наказанному.

– Александр Олегович, а это ваш непосредственный начальник – полковник Белов. Евгений Романович. Начальник смены, а в боевой обстановке – командир пуска. Я уже рассказывал вам о нём.

Лейтенант встал, обозначил стойку «смирно», резко наклонил голову.

– Лейтенант Кудасов!

Последняя фраза командира в немалой степени озаботила Белова. Что же, интересно, такого мог рассказывать о нём полковник Булатов только что прибывшему стажёру? Что он – старый пень, которому давно пора в отставку? Что он допустил промах на контрольном тестировании? Что его жена не выходит встречать мужа после рейса, а всё свободное время проводит с молодыми прапорщицами? Тьфу, прапорщиками? Что служба пожилого неудачника подходит к концу и скоро он сможет занять его место? Все эти мысли при психоанализе выдавали крайнюю закомплексованность личности, повышенную тревожность и мнительность, фрустрационный синдром и неуверенность в себе. Но, общаясь с психологами, Евгений Романович тщательно скрывал свои переживания, да и сейчас разоблачающие его мысли вихрем пронеслись в голове, заклубились и осели, вызывая нескомпенсированную перегрузку нервной системы, но никак не проявляя себя вовне.

Белов заставил себя улыбнуться и даже протянул руку лейтенанту:

– С прибытием, лейтенант. Надеюсь, мы сработаемся.

Полковник думал, что ничем не выдал своей неприязни к стажёру, однако все присутствующие заметили и принуждённость улыбки, и холодность голоса, и отчуждённое выражение лица.

– С моей стороны будет сделано для этого всё возможное, товарищ полковник, – Александр приосанился и гордо вскинул голову.

Булатов и Кравинский переглянулись. Этот мальчик имеет самолюбие и знает себе цену!

– А пока что, Евгений Романович, подготовьте стажёра к очередному рейсу. Пусть изучит необходимые приказы и инструкции, познакомится с руководящим составом экипажа, теоретически ознакомится с материальной частью поезда. Когда поезд вернётся, покажите ему материальную часть в натуре. Ну и, конечно, беседы с Ефимовым, Волобуевым, Сомовым. У каждого пусть получит необходимый инструктаж. Вопросы есть?

– Никак нет, товарищ полковник! – чётко ответил лейтенант Кудасов.

– Никак нет, – повторил полковник Белов.

Когда офицеры вышли, Булатов испытующе посмотрел на Кравинского.

– Что скажете, Николай Тимофеевич?

– Парень мне понравился. И по анкетам, и лично. К тому же он очень непрост: вон как отбрил Романыча!

Булатов согласно кивнул.

– У меня тоже складывается положительное мнение. Пусть входит в курс дела. Думаю, ошибки тут нет, он вполне потянет должность начальника смены запуска.

– А что будем делать с Беловым? – поинтересовался особист. – Вы ознакомились с нашими материалами?

Командир помолчал.

– Пусть отдохнёт до следующего рейса. За это время Наталья Игоревна проведёт с ним психофизиологическое тестирование, а я приму у него зачёт по расчётам траекторий. Если результаты будут нормальными – пусть пока работает и готовит себе замену. Если нет – будем думать.

Думать особенно было не над чем. В резервном экипаже начальника смены запуска нет. Заменять Белова сегодня некем. Оставалось надеяться, что, отдохнув, он вернётся в хорошую форму.

Выйдя из штаба, Белов распрощался с лейтенантом.

– Сегодня отдыхайте, завтра приступим к занятиям. Я живу вон в том, первом доме, а вы, я слышал, в следующем.

– Когда вы успели услышать? – удивился Александр. – Я только приехал и ещё сам не знаю, где живу!

Белов криво улыбнулся.

– Здесь новости разносятся со скоростью гиперзвуковой ракеты…

Полковник осёкся. Слово, которое он произнёс, относилось к государственной тайне, и его не следовало произносить всуе. Даже если собеседник имеет такой же допуск к секретной работе, как и он сам.

– Со скоростью звука, – поправился он. – И новости, и сплетни. Поэтому не всегда им можно верить. Имейте в виду оба эти обстоятельства.

Не прощаясь, Белов зашагал к своему дому. И хотя идти им следовало в одном направлении, он предпочёл проделать этот путь в одиночку. Даже малоопытный в хитросплетениях служебных отношений Кудасов понял, что это означает.

Отпустив полковника на сотню метров, он неторопливо двинулся следом, с любопытством оглядываясь по сторонам, поглощая и переваривая новую информацию и делая определённые выводы. Асфальтовая дорожка была в достаточно хорошем состоянии, трава между деревьями подстрижена, встречные солдаты и прапорщики исправно отдавали честь. Справа виднелся выкрашенный защитной краской ангар, откуда‑то доносился шум, характерный для железной дороги. Между служебным и жилым секторами имелся забор из колючей проволоки, проход осуществлялся через КПП, на котором несли службу двое вооружённых автоматами часовых. Кудасов предъявил только что выписанный Кравинским пропуск и беспрепятственно прошёл в жилую зону.

Кое‑какие выводы у него уже появились. В части поддерживаются порядок, дисциплина, высокий уровень режима секретности и повышенная боеготовность. Ибо в любом подразделении на внутренних постах часовые вооружаются только штык‑ножами. Не считая, конечно, оружейных арсеналов и складов ГСМ. Здесь есть своя авиация, скорей всего вертолёт или легкомоторный самолёт. Неподалёку располагается и место стоянки БЖРК. Саша уже столько слышал про поезд, как его запросто здесь называли, что ему не терпелось увидеть его воочию.

Возле жилых домов сидели на скамейках женщины, бегали детишки, сохло на специальных верёвках бельё. В курилках сидели мужчины в форме и штатском, очевидно, сменившиеся с дежурства или свободные сегодня от службы. Все обитатели городка провожали лейтенанта взглядами.

Первый и второй дом отличались от остальных: они были выкрашены свежей краской, вокруг разбиты газоны. У подъезда второго дома сидели пышная блондинка лет сорока и молодая, коротко стриженная девушка. В ногах у них стояла объёмистая сумка. Они смотрели на лейтенанта и улыбались.

– Извините, я только сегодня прибыл и ещё не знаю свою квартиру… – начал объяснять Кудасов, но объяснения не требовались.

– Двенадцатая квартира, – перебила его блондинка. – С приездом в страну чудес…

– Почему чудес? – спросил Саша.

– Скоро узнаете, – хихикнула девушка.

Когда Кудасов вошёл в подъезд, то услышал за спиной приглушённое:

– А он симпатичный!

Но не разобрал, кто из женщин это сказал.

Подъезд был чистым, на ступеньках нарисована красная дорожка. Поднявшись на четвёртый этаж, Александр позвонил. Оксана сразу же открыла дверь, и он вошёл в первое в своей жизни собственное жильё.

– Как дела? – спросил он у молодой жены.

Она улыбалась. Улыбка, как и домашний халатик, была ей к лицу.

– Все не так плохо, как могло быть. В нашем доме вода идёт круглосуточно, а в остальных – по часам.

– Вот видишь! Подожди, откуда ты это узнала?

– К нам заходила такая милая женщина… Симпатичная приветливая блондинка.

– Такая пухленькая? Она сидит внизу. С какой‑то девушкой.

– Возможно, но заходила одна. Она жена какого‑то начальника, но держится очень просто.

– Как её фамилия?

– Зовут Ирина Александровна, а фамилия, по‑моему, Белова… Да, точно, Белова.

Кудасов присвистнул.

– Вот так штука! Значит, её муж – мой непосредственный начальник! Причём он мне не показался ни милым, ни приветливым. Скорей напротив: надулся на меня, как сыч. Хотя его можно понять…

– Ничего, ты разберёшься… Пойдём, покажу квартиру.

Две просторные комнаты, немаленькая кухня, удовлетворительное состояние, телефон. Есть необходимая мебель: шифоньер, стол, стулья, видавший виды телевизор, шкафчик с посудой на кухне, на кровати лежит комплект белья, в ванной – чистые полотенца.

– Ну что ж, жить можно! – удовлетворённо выдохнул Кудасов. Он знал, что далеко не во всех частях встречают так неоперившегося лейтенанта.

– Я хочу поспать, – Оксана потёрла глаза. – А потом можно выйти и осмотреться.

– Давай поспим, – согласился Кудасов. – Сегодня я выходной.

Оксана стала стелить постель, молодой муж с удовольствием наблюдал. Когда она нагнулась, халатик задрался, и он обнаружил, что нижнего белья на ней нет. Это изменило их планы. Заснули молодожёны только через час.