Служебные отношения

Ржавую защёлку сторож сноровисто отбил молотком, навалившись всем телом, с трудом отвалил тяжёлую калитку на заскорузлых, отчаянно скрипящих петлях. В огромном заброшенном депо гулко прокатилось эхо неожиданного вторжения.

– Давайте смотрите, а я здесь постою, на солнышке, – сказал сторож, отступая в сторону. Четыре человека, инстинктивно пригибаясь, вошли внутрь через проржавевшие ворота. Здесь царил полумрак: пробивавшиеся сквозь проломы в выгнутой крыше солнечные лучи разжижали густую, как высохший мазут, и столь же чёрную темноту, тут и там материализующуюся в угловатые силуэты старинной железнодорожной техники. Устоявшийся дух солярки, смолы и дёгтя за десятки лет утратил свою обычную крепость и остроту, позволяя обонянию ощущать сопутствующие любой заброшенности запахи пыли, тлена и упадка.

– Посвети влево, – попросил Ломов, и Малков направил в указанном направлении луч тяжёлого аккумуляторного фонаря.

Обычный довоенный паровоз «ФД» – реликвия, какие люди современного поколения видели только на картинках да в исторических фильмах. За его тендером впритык стояли такие же древние вагоны: пассажирские с узкими окошками и товарные с покоробленными деревянными стенками. Казалось, старинный состав сформирован для очередного рейса и только ждёт команды, чтобы вырваться на российские просторы. Справа неуклюже протянул поперёк путей свою длинную руку путеукладчик, за ним стояла механическая дрезина и открытая грузовая платформа, гружённая шпалами. Захлопали крылья, из‑под ног Малкова всполошённо взлетели к высокому потолку то ли птицы, то ли души поставленной на вечный прикол техники. Он шарахнулся в сторону, обо что‑то споткнулся и чуть не упал.

– Осторожно, тут можно искалечиться! – предупредил он идущих сзади местных оперативников ФСБ. Один был действующим и обслуживал железнодорожный транспорт, а второй – ветеран‑пенсионер, который в своё время курировал БЖРК первого поколения.

Второй фонарь был в руках действующего сотрудника, и направляемый им жёлтый луч сноровисто перебегал с покорёженного вагона на цистерну, с цистерны на паровоз, с паровоза на состав пожарного поезда.

– Не вижу ничего интересного. Может, разобрали его или порезали на металлолом?

– Исключено! Он никуда деться не мог, – подал голос ветеран. – Стоит где‑нибудь в уголке, уже и не ждёт, что о нём вспомнят… А раньше‑то что вокруг него поднималось: ого‑го!

В голосе проскользнули грустные нотки. В давно прошедшие времена и сам отставник был ещё ого‑го, а теперь о нём вспоминают лишь по праздникам, да вот выдался случай…

Светя фонариками, четыре человека прошли между путями из конца в конец, перешли на другую линию и двинулись обратно, осматривая стоящие на рельсах локомотивы, вагоны и другую технику. Иногда на пути попадалась жёсткая, с хрустом лопающаяся паутина, иногда приходилось озабоченно переступать через окаменевшее дерьмо, из‑под некоторых вагонов с писком вылетали летучие мыши.

– Перемажемся, как черти, – сказал молодой оперативник.

– Это точно, – буркнул Малков.

Близнецы на этот раз были одеты не в пижонские пиджаки, а в повседневные костюмы, но жалели, что не надели рабочие комбинезоны.

– Подождите, вон он, кажется, – сказал ветеран, останавливаясь. – Посвети сюда… Да, точно…

Два фонарных луча скрестились на самом обычном грузовом вагоне, почти не отличающемся от тех, что десятками стояли вокруг.

– Вы не ошибаетесь, отец? – спросил Малков.

– Конечно, нет! – возмутился ветеран. – Это вспомогательный вагон БЖРК!

– Ну, давайте посмотрим…

Малков поднялся по тонкой лестничке, прошёлся по открытому тамбуру и заглянул внутрь. Обычный товарняк, только изнутри укреплённый листовой сталью и разбитый на отсеки шириной в два‑три пассажирских купе. Похоже, на грубых деревянных столах раньше стояла какая‑то аппаратура. Да ещё небольшие прорези в стенках, напоминающие бойницы.

Капитан вылез обратно и мелом нарисовал на борту вагона большой крест.

– Мы его забираем. Подготовьте к транспортировке и отправьте на Тиходонск‑товарную.

– Будет сделано, я прослежу! – отозвался молодой оперативник.

– Ещё что‑нибудь от него осталось? – спросил Ломов у ветерана.

Тот уверенно кивнул.

– По‑другому и быть не может! Всё должно быть здесь, все пять вагонов и локомотив! Не знаю, почему они порознь стоят!

Но вопреки уверенности старого контрразведчика, больше никаких частей БЖРК обнаружить не удалось. Выйдя на свет божий, четверо оперативников как могли отчистили одежду от пыли, следов ржавчины и паутины и распрощались. Гордый своей полезностью ветеран пошёл домой, молодой опер поехал на службу докладываться начальству, а сотрудники отдела «Зет», как для конспирации называлась вновь созданная служба по обеспечению безопасности БЖРК, отправились на вокзал и выехали обратно в Москву.

– Может, мы и действительно идиоты? – спросил капитан Малков капитана Ломова, когда они наполовину распили бутылку водки в купе «СВ» и уже испытывали друг к другу приязнь и полное доверие, но ещё не ощущали неприятных последствий опьянения.

– Да нет, – воспротивился тот. – Мы‑то при чём, что все эти поезда порастерялись? Бардак в стране, а тут столько лет прошло!

Они уже три недели искали боевые поезда первого поколения – и все безуспешно. Обнаружить исходные документы им не удалось: БЖРК находились в ведении Министерства обороны и курировались военной контрразведкой, сейчас и военные, и особисты в ответ на все запросы только разводили руками: дескать, двенадцать лет прошло, объекты давно списаны, а все бумаги уничтожены… К тому же предположительно один поезд остался в Белоруссии, второй – на Украине, следы третьего затерялись в Казахстане… Ракеты с них, естественно, были сняты, а судьба самих спецсоставов никого особенно не интересовала. Тем более что бывшие покладистые советские республики, превратившись в самостоятельные государства, стали чрезвычайно важными и неуступчивыми, задавать им вопрос о судьбе БЖРК не имело никакого смысла.

Поиски на российской территории тоже не принесли успеха. По слабым следам, оставшимся во второстепенных документах: графиках прохождения литерных поездов, ремонтных нарядах, ведомостях на выдачу зарплаты, Близнецы колесили по всей стране, осматривая территорию частей железнодорожных войск, заброшенные и действующие депо, запасные рельсовые ветки ракетных подразделений и даже музеи железнодорожного транспорта. Сегодняшняя находка в заброшенном депо на одной из узловых станций Свердловской области стала их самым большим достижением.

– Я не про поезд, – поморщился Малков. – Я вообще. Мезенцев нас за что драл? За то, что Фалькова взять не смогли, Курта прозевали. Может, он и прав?

Ломов удивлённо вытаращил глаза.

– Чем же он прав? План задержания Фалькова кто утверждал? Скажи мне – кто?

Малков задумчиво покрутил в руках пустой стакан.

– Он же и утверждал.

– Вот именно! Зачем было лезть к нему домой через стальную дверь? Пришли бы на работу, гада бы вызвали в отдел кадров, там бы мы его спокойненько и свинтили! Или на входе, или на выходе, или внезапно на улице! Главное, чтобы был элемент неожиданности! И тогда он бы никуда не делся! Не так, что ли?

– Так, – кивнул Малков. – Наливай.

– Подожди. А за Курта в чём наша вина? Или за Маринку? Нас же там не было, мы их не охраняли! Вот с Черепом, тут да, но тут вопрос принципа! Ты мне, Влад, честно скажи: у тебя ведь с Маринкой шуры‑муры были? Иначе ведь ты б его стрелять не стал?

Малков поднял на товарища тяжёлый взгляд.

– Что ты думаешь, я тебе отвечу? Наливай давай!

Они допили водку, закусили сырокопчёной нарезкой и сыром.

– А когда нас в Чечню посылали, мы идиотами не были? – спросил Ломов. – Зачем туда идиотов посылать? А помнишь, на что нас пустили? Мы же группа захвата особо опасных преступников, вот они и бросили нас под автоматный огонь в Первомайском: там ведь особо опасные преступники, вот вы их и захватывайте! А там не захват, там бой, общевойсковая операция, другая тактика, другие силы и средства, другое взаимодействие! Сколько ребят полегло, тебе за малым голову не отрубило! А кто нас посылал? Тот же Мезенцев! Так, может, это он и есть идиот?

– Скорей всего! – согласился Малков.

– Тогда теперь ты посылай его в задницу и больше о нём не вспоминай! А я тебе вот что скажу: надо нам поискать старый БЖРК через ветеранов‑отставников! Ведь если бы сегодня с нами старикана не было, хрен бы мы этот вагон нашли!

– Точно, – кивнул Влад.

– Вот и надо разослать телеграмму по Управлениям, чтобы порасспрашивали ветеранов, которые пятнадцать лет назад работали по линии железнодорожного транспорта! Кто‑нибудь чего‑нибудь обязательно вспомнит!

Влад снова кивнул.

– Молодец, Толян! Голова у тебя варит! А теперь давай отдохнём!

Расположившись на удобных мягких полках, Близнецы расслабились и закрыли глаза. Монотонный стук колёс быстро их усыпил.

***

На северо‑западе Тиходонского края, в трёхстах восьмидесяти километрах от краевого центра, располагается небольшой рабочий посёлок Кротово. Пятнадцать тысяч жителей, мукомольный комбинат, овощеконсервный завод, железнодорожная станция. Глухая провинция, чахлый очажок жизни в тиходонских степях.

В двух километрах от Кротова издавна располагалась часть железнодорожных войск, с которой жители имели плотное и разностороннее общение. Кто‑то устраивался в вольнонаёмный персонал, молодые парни, отслужившие в армии и не нашедшие себя на овощной и мукомольной ниве, поступали на сверхсрочную. Большинство контактов носило неофициальный характер: перебравшись через хлипкий забор, крали то, что плохо лежит, но может пригодиться в хозяйстве, меняли на самогон у солдат и старшин мазут и уголь для печей, доски и краску для ремонта квартир, ношеное и новое обмундирование. Так продолжалось до начала девяностых. Под влиянием реформ все кротовское хозяйство благополучно приходило в упадок: консервный завод остановился, на мукомолке не платили зарплату, воинская часть тоже агонизировала и в конце концов была расформирована. Ленивые часовые делали вид, что охраняют остатки государственного добра, а на самом деле по мере сил способствовали охватившему страну процессу приватизации.

Потом начался сельский ренессанс: деловые люди из Тиходонска купили и овощной завод, и мукомольный комбинат, и уже ходили присматриваться к бесхозному военному городку, когда где‑то наверху провернулись могучие механизмы и у остатков гарнизона появились новые хозяева. Они взялись за дело ещё круче, чем городские «новые русские»: укрепили забор, обнесли подходы колючей проволокой, по слухам, даже установили мины. Вокруг периметра зашагали злые патрули с собаками, прилегающую местность объявили запретной зоной и натыкали тут и там парные и одиночные секреты. Внутри городка тоже развернулось масштабное строительство, но что и для чего строили, никто из кротовцев не знал, ибо местных ни на какие работы не брали.

Через год часть наполнилась солдатами и офицерами, членами их семей, детишки стали ходить в местную школу, но прежние братские отношения между армией и народом уже не восстановились, потому что теперь невозможно стало даже подойти к высоченному бетонному забору, не то чтобы что‑нибудь стырить или, на крайний случай, сменять. К большому удивлению местных, и юные солдатики не бегали в самоволку, не искали самогонку, а если военные с петлицами железнодорожных войск и выходили в посёлок по какой‑то надобности, то это были сплошь взрослые прапорщики и офицеры, которые в контакты с поселковыми жителями не вступали. По ночам в часть приходили какие‑то поезда и по ночам же уходили, но случалось это нечасто. Сельчане видели и обычные для железнодорожных войск товарняки, дрезину, дорожный кран, цистерны, видели даже нехарактерный для армии пассажирский состав, хотя был ли это один поезд или разные – тоже никто наверняка сказать не мог.

Новая воинская часть по военной классификации была отдельным дивизионом, а разместилась на обширной базе дивизии. Поэтому квартирный вопрос был решён полностью. Два давно пришедших в негодность общежития и офицерская «малосемейка» оказались невостребованными, оставшись стоять в своём первозданном виде, без ремонта. За годы безвластия из них вытащили рамы, сорвали полы, электропроводку и всё, что можно, полковник Булатов давно собирался их снести, а пока разрушающиеся здания обречённо смотрели чёрными глазницами на действующий гарнизонный городок.

Жилой сектор находился в восточной части двухсотгектаровой территории и состоял из пяти слегка отреставрированных, но все равно убогих панельных пятиэтажек, стоящих в ряд, как вагоны почтово‑пассажирского поезда. Заселение шло по ранжиру: в первом доме размещались полковники, во втором – подполковники и майоры, в третьем – младшие офицеры, в четвёртом и пятом – прапорщики с семьями. Для холостых прапорщиков чуть в стороне стояло общежитие, столь же гнусного вида, как и любое здание, приспособленное для группового проживания. Его зеркальным отражением являлось стоящее напротив общежитие для незамужнего женского персонала.

Выщербленные асфальтовые дорожки, обязательная клумба в центре, грубые скамейки, выкрашенные традиционной зелёной краской, места для курения вокруг бочки с песком, баня, почта и переговорный пункт – всё было как в тысячах других военных городков, разбросанных по всей России. Так же сушилось на балконах и на верёвках между домами бельё, так же хлопали крышки мусорных баков, так же громко переговаривались женщины в бигудях, домашних халатах и шлёпанцах на босу ногу.

Правда, здесь действовал особый режим секретности: отправленная корреспонденция перлюстрировалась и подвергалась цензуре, телефонные разговоры прослушивались и записывались на магнитную ленту, о чём сразу предупреждались все обитатели городка. Специальные электромагнитные поля блокировали работу мобильных телефонов, проводная связь имелась только в первом и втором доме, да и то действовала через коммутатор.

Должность командира отдельного дивизиона стратегического назначения по табели о рангах имела генеральский «потолок», и, хотя Булатов ещё ходил в полковниках, для него в глубине территории строился отдельный коттедж, огороженный забором и охраняемый часовыми. Ухоженный дворик резко отличался от остального пространства части, как отличается всё генеральское от просто военного, но Булатов не собирался переселяться в генеральское жильё, пока официально не получит шитые золотом погоны.

В западной части территории, за забором из колючей проволоки располагались служебные и технические сооружения: вертолётная площадка, ангар со скоростным немецким «Стрижом», штаб, узел связи, служба радиопомех, начальник станционной службы и жилой дом для «чёрных автоматчиков». Ещё дальше находились депо со вспомогательными локомотивами, платформами, товарными вагонами, цистернами, шпалоукладчиками, кранами и другой железнодорожной техникой, склады, подземные резервуары для топлива.

Ближе к северу находился главный сектор воинской части: сектор БЖРК. Отдельное депо, отдельный бункер для боевого вагона, маневровый дизель, медпункт предрейсового обследования… Весь сектор, включая отдельную железнодорожную ветку, был окружён несколькими рядами колючей проволоки: и обычной «колючкой», и режущей «егозой». Как и внешний периметр, особый сектор был окружён минами, правда, сигнальными, не способными разорвать нарушителя на куски, зато гарантирующими сильнейший шок, возможно, ожоги и уж точно – самое пристальное внимание близлежащих патрулей.

БЖРК был главным объектом отдельного дивизиона стратегического назначения, вся жизнь гарнизона крутилась вокруг него и была ему посвящена. Непосредственно на атомном поезде, сменяясь, работали два экипажа, по шестьдесят человек в каждом. Ещё один экипаж был резервным: на случай внезапных подмен, болезней и отпусков. БЖРК почти всё время находился в рейсе, и каждый рейс был ответственным боевым дежурством. Рейсы длились от двух до четырёх недель, инструкция советских времён предусматривала возможность замены экипажей в промежуточных пунктах, но уже давно денег на массовые перелёты или даже переезды не выделялось, поэтому и замены экипажей остались в прошлом. Как следствие, возрастала психическая нагрузка, но эту проблему решили очень просто и экономно, в духе времени: изменили нормативы, продлив допустимое время боевого дежурства для всех членов экипажа, включая и группу запуска.

Уход БЖРК на боевое дежурство и возвращение на базу были для всех обитателей военного городка большим событием, его провожали и встречали как торговое судно, рыболовный сейнер или, что более правильно, военный корабль. Гарнизон готовился к встрече: подметались асфальтовые дорожки, проводилось торжественное построение, жены стирали бельё и готовили вкусные обеды. Впрочем, из этого правила бывали и исключения.

БЖРК прибывал в Кротово в пять утра. Несмотря на неподходящий, располагающий ко сну час, почти всё население городка выстроилось вдоль ограждающей полотно «колючки». Офицеры делали это по обязанности, многочисленные женщины – по велению души и сердца. Дети тоже всегда просились встречать папочек, поэтому здесь было немало детей, причём самых разных возрастов. Долгое ожидание наконец было вознаграждено: вдали послышался характерный звук идущего поезда, который в ночной тишине разносился на несколько километров. Ярко блеснул приближающийся луч прожектора.

Раздался натужный скрип. В заборе периметра распахнулись сервоприводами тяжёлые стальные ворота, сдвинулась в сторону перекрывающая пути бетонная плита, и на территорию медленно вплыл чёрный локомотив, натруженно тащивший за собой семь специальных вагонов. Когда он поравнялся с встречающими, ничего не изменилось: не открылись двери и окна, никто не выглядывал, не улыбался и не выискивал взглядом своих близких. Официальные встречающие тоже не проявляли эмоций, только женщины и дети радостно махали руками, а детишки ещё и кричали:

– Папа, ты где? Папочка!

Тёмный неулыбчивый поезд со слепыми декоративными окнами на бронированной обшивке постепенно замедлял ход и, наконец, остановился. Именно на том уровне, на котором положено: у белой отметки на импровизированном перроне. Благодаря этому штабной вагон замер как раз напротив группы встречающих во главе с полковником Булатовым.

Послышался шум стравливаемого воздуха, когда внутреннее давление сравнялось с внешним, дверь штабного вагона раскрылась и наружу молодцевато, как и следует при начальстве, выпрыгнул подполковник Ефимов.

– Товарищ полковник! – чётко и торжественно начал он доклад. – Боевой ракетный железнодорожный комплекс с боевого дежурства прибыл. За время дежурства произошло одно происшествие, не связанное с личным составом, о котором вам докладывалось ранее. Никаких других происшествий не было! Начальник БЖРК подполковник Ефимов!

– Вольно! Благодарю за службу!

Булатов пожал подполковнику руку.

– Строить личный состав, товарищ полковник? – уважительно спросил Ефимов. – Вообще‑то рейс был долгий, люди устали…

Булатов кивнул.

– Пусть отдыхают.

Ефимов поднял руку. Тут же двери всех вагонов распахнулись, и атомный поезд стал отрыгивать не переваренных им до конца людей. Свободные от дежурства офицеры и прапорщики прыгали на перрон, жадно выискивая глазами своих близких в толпе стоящих по ту сторону колючей проволоки людей. Дежурным предстояло ещё сдать по описи имущество сменному экипажу, и для них встреча с родственниками откладывалась на несколько часов.

Колючей проволокой встреча БЖРК отличалась от встречи в порту вернувшегося сухогруза или линкора. Да ещё тем, что в небольших чемоданах и тощих вещмешках сменившегося экипажа не было никаких подарков, только грязное перепревшее бельё. Выпрыгнув на твёрдую землю, люди с непривычки пошатывались, жадно и глубоко вдыхали живой воздух, от этого кружилась голова, и надо было тщательно контролировать каждый шаг, чтобы не упасть.

Пройдя КПП, экипаж вышел к семьям, началась родственная встреча: слезы, объятия, поцелуи… Обнимая жён, члены экипажа спешили домой – к вкусной еде, уюту и постельным утехам. Практика показывала, что большинство, оказавшись в квартире, не станет ни есть, ни пить, ни ласкать жён, а просто повалится на непривычно устойчивую и необыкновенно мягкую постель и провалится в глубокий сон на добрые сутки. Атомный поезд высасывал их силы, надсаживал нервы, по крупицам отбирал здоровье. Такова была плата за повышенные оклады и льготный стаж службы.

Военврач Булатова осторожно спустилась по ступенькам. В руках она тоже держала маленький чемоданчик, но поскольку в рейсе Наталья Игоревна стирала сама себе, то бельё в нём было чистым и свежим. Полковник Булатов пожал жене руку и чуть заметно улыбнулся. При подчинённых он никогда не выказывал военврачу каких‑либо внеслужебных чувств.

Практически все члены экипажа, кроме холостых, расходились парами. И только начальник смены Белов, долго оглядываясь по сторонам, так и не нашёл свою супругу и, выругавшись про себя, отправился домой в одиночестве.

А военврач Булатова приняла душ – ночью вода шла нормально – и, замотавшись в полотенце, вышла к своему супругу. Но он спал. Так и не раздевшись, прямо в кресле, словно внезапно отключившийся робот. Она не стала его будить и одна прошла в супружескую спальню. И тоже отрубилась, едва коснулась подушки.

Утром Наталью Игоревну вызвали к телефону.

– Нам надо протестировать кандидата на службу, – сказал Уполномоченный Минобороны Кандалин. – Завтра жду к одиннадцати у себя. Надеюсь, полковник Булатов выделит вам машину…

Машину командир части выделил, военврачу показалось, что он сделал это с облегчением. Выехав из Кротова в пять утра, она прибыла в Тиходонск без четверти одиннадцать и ровно в назначенное время зашла в кабинет к Кандалину. Олег Станиславович приветливо поздоровался и выложил из сейфа на стол ещё тонкое личное дело:

– Ознакомьтесь, кандидат сейчас появится.

Наталья откинула обложку и обомлела! С фотокарточки на неё смотрел Саша Ветров: первая юношеская любовь – давняя, но незабываемая. Не может быть! Конечно, не может… Чудес на свете не бывает. Выпускник Ракетного училища Кудасов. Кандидата тоже звали Сашей, и это совпадение показалось ей многозначительным.

***

На следующий день после происшествия в «Золотом круге» курсанты Смык, Глушак и Кудасов писали объяснения: начальнику училища, начальнику факультета, особисту, кому‑то ещё… Несколько раз приходилось их редактировать и переписывать, чтобы излагаемые факты укладывались в некую продуманную начальством схему.

На доске объявлений висел приказ об отчислении за аморальное поведение курсанта Короткова. По училищу ходили глухие слухи, что Андрея уволили за гомосексуализм. Даже участники событий думали, что судьбу товарища определил злосчастный поцелуй трансвестита.

– Но как они узнали? Прошло минут десять, а они уже оказались в «Золотом круге», – недоумевал Коля Смык.

– Может, позвонил кто… Или там были осведомители Котельникова, – размышлял вслух Боря Глушак.

– Там были только мы четверо. И никто не выходил, – уточнил Кудасов. – Откуда среди гражданских осведомители?

– Но факт‑то налицо!

От кабинета начальника училища шла женщина с красными заплаканными глазами и помятым лицом. Это была мать Андрея. Никого не узнавая, она прошла мимо.

– Да, повеселились, – вздохнул Смык. – Какого чёрта мы попёрлись в этот притон с переодетыми педерастами!

– Вспомни, сам Андрей и предложил, – сказал Боря Глушак.

Александр молчал. Он вспомнил Оксану. Она тоже сказала, что «Золотой круг» – это притон, в котором приличной девушке не место. А он, вместо того чтобы поблагодарить за предупреждение, наорал на неё и бросил трубку…

– Курсант Кудасов, ко мне! – раздался сзади голос подполковника Волкова.

Чётко развернувшись и подойдя строевым шагом, Кудасов бросил руку к виску:

– Товарищ подполковник, курсант Кудасов по вашему приказанию прибыл!

– Вас вызывает начальник факультета. Следуйте за мной!

Опять, что ли? Сколько можно? И почему его одного?

Удивлённый Александр пошёл за курсовым офицером. За всю учёбу его никогда не вызывал к себе полковник Ерохин. Только Коротков удостаивался чести бывать в его кабинете.

Но сейчас вместо Ерохина в кабинете находился незнакомый майор – стройный, светловолосый и голубоглазый.

– Здравствуйте, Александр Олегович, – не по‑уставному поздоровался он и с доброжелательной улыбкой протянул крепкую ладонь.

Майор располагал к себе и внешним видом, и осанкой, всей манерой держаться и говорить. Но кто это и что ему надо? Неужели особист из округа? Или самой Москвы?

– Курсант Кудасов, это майор Маслов, он хочет с вами побеседовать. Характер и содержание беседы разглашению не подлежит, – официальным тоном сказал Волков. – Вам всё ясно?

– Так точно, – растерянно ответил курсант.

Волков тут же вышел, оставив его наедине с незнакомцем.

– Присаживайтесь, – пригласил тот, указав на кресло возле журнального столика, и сам сел напротив, создавая неофициальную и непринуждённую обстановку.

– Я представляю командование Ракетных войск стратегического назначения, – сказал майор. – Причиной нашей беседы явился рапорт майора Попова из Красноярского полка МБР. В нём вы охарактеризованы исключительно положительно. Поэтому я уполномочен провести с вами подготовительную работу и в случае положительного результата предложить очень ответственную и перспективную должность. Что вы на это скажете?

– Я готов! – чётко ответил Кудасов. Сердце у него заколотилось. Ясно, что после такого предисловия его позовут не в бункер МБР шахтного базирования.

Майор Маслов разговаривал с ним около тридцати минут. О семье, об учёбе в школе, о спортивных интересах, об учёбе в училище, об интересах, о преддипломной практике… Вчерашний случай он не упомянул вообще, похоже, что он вообще ничего не слышал.

– А о какой работе идёт речь? – улучив момент, спросил Александр. Он изнывал от любопытства.

– Пока я не могу говорить о работе. Скажу только об условиях. Первое – полковничья должность. Сразу при зачислении на неё вам будет присвоено внеочередное звание…

Кудасов даже рот раскрыл от изумления.

– Второе – двойной оклад, третье – льготная выслуга: год за полтора…

Такого просто не бывает! Никто никогда не слышал о таких царских условиях службы… Но тут же Александр насторожился. Может, речь о ядерном полигоне на Новой Земле? Полярные ночи, остаточная радиация, поливитамины вместо овощей и фруктов, выезды на материк раз в три года. Тогда большое спасибо…

– Четвёртое: через пять лет вы сможете, при наличии желания, конечно, поехать на учёбу в Академию Ракетных войск. Это, как вы знаете, открывает дорогу к высшим командным должностям. Вопросы есть?

Кудасов невесело усмехнулся. Без подвоха здесь не обойдётся.

– А место службы? Небось Новая Земля?

Майор покачал головой.

– Место службы – город Тиходонск. Точнее, Тиходонский край. Род занятий – по вашей непосредственной специальности. Будете делать то, чему вы обучались на протяжении четырёх лет в ракетном училище. С некоторой спецификой.

Майор понизил голос.

– Работа секретная, связанная с обеспечением военной безопасности страны. Она требует хорошей психологической устойчивости, выносливости, искренности. Поэтому, если вы согласны, вам придётся пройти ряд психологических исследований. Что скажете, Александр Олегович? Если надо, подумайте до завтра.

Кудасов улыбнулся.

– Тут и думать нечего: я согласен!

На следующий день в одиннадцать часов утра, возле Управления железной дороги Кудасов встретился с Масловым. На этот раз майор был в штатском: брюках и кремовой шведке с распахнутым воротом. Он проводил курсанта внутрь, в просторный прохладный вестибюль, по мраморной лестнице, со стёртыми за сто лет ступенями, они поднялись на второй этаж, и Маслов набрал код на обитой железом двери без опознавательных знаков. Мимо вскочившего и вытянувшегося в струнку рядового они прошли по коридору и зашли в какую‑то комнату.

– Здравствуйте, Александр Олегович! – невзрачное помещение будто заиграло яркими красками радуги, которая исходила от женщины в белом халате, сидящей за видавшим виды столом. У неё было красивое лицо, замечательные глаза и обворожительная улыбка. Перед ней на обшарпанной поверхности стола стоял открытый ноутбук и ещё какой‑то прибор, от которого отходили провода.

– Здравствуйте…

– Можете называть меня Наталья Игоревна, – сказала женщина. – Или товарищ майор, как вам удобней.

– Здравствуйте, Наталья Игоревна, – с трудом выговорил курсант. И чтобы прийти в себя, огляделся по сторонам. Офис был достаточно скромным, как по размерам, так и по обстановке. Квадратное помещение, общей площадью метров шестнадцать, с единственным окном во внутренний замкнутый дворик. Два видавших виды стола, три стула и один компактный диванчик у окна. На этот самый диванчик сразу плюхнулся майор Маслов, вольготно развалился, закинул ногу за ногу и сцепил руки на колени. После чего нахально уставился на женщину в халате. Волосы, как обычно, идеально уложены с зачёсом назад, лицо гладко выбрито. Герой‑любовник, победительный и неотразимый. Почему‑то Саша почувствовал к нему антипатию.

За вторым столом сидел ещё один мужчина: средних лет толстячок с большой плешью, тщательно маскируемой зачёсанными справа налево редкими волосами. Маскировка получилась плохой, лысина все равно проглядывала. При виде Кудасова он встал, подошёл ближе, любезно подставил стул.

– Меня зовут Василий Васильевич. Фамилия моя Михеев, – представился он.

Речь у него была невнятная, с пришепётыванием. Маленькие зелёные глазки нервозно бегали из стороны в сторону, будто надеялись ухватить какую‑то незаметную обычному человеку, но важную деталь. Он сразу испортил впечатление, радуга исчезла, комната поблекла и превратилась в обычную казённую заштатную контору.

– Ну что ж, давайте начнём тест, – прошепелявил Михеев, пытаясь изобразить на бледных губах некое подобие улыбки. – Садитесь поудобней.

Он сноровисто привинтил на стул никелированный подголовник с двумя выгнутыми дисками для поддержки затылка. Когда‑то такие встречались в зубоврачебных кабинетах, но Саша видел их только в кино.

– Расслабьтесь, – толстяк перетянул грудь Кудасова лентой на застёжках‑залипах. Впереди лента заканчивалась разрезанным поперёк стальным цилиндром, половинки соединялись пружиной, создававшей необходимое натяжение. В спецкурсе «Обеспечение государственной тайны» курсанты изучали полиграф, хотя и довольно поверхностно. Александр понял, что лента позволяет контролировать частоту и интенсивность дыхания.

Наталья Игоревна тоже подошла и поправила ленту.

– Процедура абсолютно безболезненна и не причиняет ни малейшего вреда, – ласково сказала она. – Теперь давайте пальчики…

Саша на миг ощутил тепло женской ладони. И тут же хищные, как крокодильи челюсти, защёлки вцепились в безымянный и указательный пальцы его левой руки. Очевидно, этот детектор измеряет кровенаполнение и частоту пульса.

– Теперь другую руку, – проворковала женщина, и Кудасов понял, что готов слушать её голос всю жизнь.

Хищная защёлка обхватила средний палец правой руки. Похоже, это датчик потоотделения.

– Вот и все, – Наталья Игоревна улыбнулась своей замечательной улыбкой.

Проводки от датчиков тянулись к чёрному блоку размером с большую толстую книгу, тот в свою очередь соединялся с компьютером. Перед монитором, плюхнувшись на нагретый телом Натальи Игоревны стул, устроился неприятный толстяк. Женщина и майор Маслов незаметно вышли из комнаты. Наступила томительная тишина.

– Сейчас вы запишете любую цифру от ноля до десяти и покажете её мне, – невнятно сказал Михеев. – Вот картонка и ручка, прямо у вас под рукой. Давайте. Любую.

Отставив палец с присоской, Кудасов вывел кривоватую пятёрку и повернул картонку в сторону оператора.

– Хорошо. А теперь я буду называть цифры подряд, но вы не признавайтесь, какую написали. Короче – врите!

Кудасов кивнул. Ерунда какая‑то. Он знает, что я загадал, какой смысл отказываться?

– Начали. Итак, вы загадали ноль?

– Нет.

– Единицу?

– Нет.

На мониторе жили своей жизнью три линии – белая, голубая и зелёная, они то поднимались вверх, то опускались вниз, то перекрещивались, то сливались в одну.

– Двойку?

– Нет.

– Тройку.

– Нет.

«Контрольный тест, – вспомнил вдруг Кудасов, когда они дошли до десятки. – Какие реакции соответствуют заведомой лжи…»

– Продолжаем. Теперь я буду задавать вопросы, а вы коротко отвечать: да, нет, не знаю. Вопросы не ставят целью унизить ваше человеческое достоинство, обидеть или оскорбить. Вам всё ясно?

– Ясно.

– Вы живёте со своими настоящими родителями?

– Да.

– Вы родились в Тиходонске?

– Да.

– Вы жили в других городах?

– Нет.

– Вы служили срочную службу?

– Нет.

– У вас есть родственники за границей?

– Нет.

– Кто‑либо из ваших родственников имеет судимость?

– Нет.

– Вы девственник?

– Нет.

Вопросы сыпались как из рога изобилия. Кудасов отвечал без запинки, он был вполне искренен. Какой смысл ему врать? Хотя некоторые вопросы показались весьма странными.

– Вы болели венерическими заболеваниями?

– Нет.

– Вступали в гомосексуальные связи?

– Нет.

– Употребляли наркотики?

– Нет.

– Задерживались милицией?

– Нет.

– У вас есть знакомые иностранцы?

– Нет.

– У вас есть постоянный половой партнёр?

– Да.

– Это мужчина?

– Нет.

– У вас бывают головные боли?

– Нет.

– Галлюцинации?

– Нет.

– Обмороки?

– Нет.

– Вы выполните любой приказ командования?

– …Да.

Голубая линия показала неискренность. Две другие подтвердили правдивость ответа. Вместе с тем аппаратура отметила двухсекундную заминку.

– Вы способны произвести боевой пуск МБР?

– …Думаю, да.

Теперь белая и зелёная линии выразили сомнения. И опять заминка.

– Вы боитесь замкнутого пространства?

– Нет.

– Вы рассказывали кому‑нибудь о служебных делах?

– …Нет.

Все три линии показали ложь. И снова заминка.

Опрос продолжался ещё около двадцати минут, наконец толстяк встал, освободил курсанта от датчиков и молча вышел из комнаты. Александр опустился на диванчик у окна, переводя дух. Он весь вспотел от напряжения. Странно: обычные вопросы, обычные ответы. Ему ведь нечего скрывать… Наверное, оттого, что слишком многое поставлено на карту. Предложенная работа привлекает его, и мысль о том, что от дурацких вопросов и бездушной машины зависит, получит он её или нет, вызывает напряжение. Саша чувствовал, что его судьба решается именно сейчас, в эту минуту!

Действительно, в кабинете Кандалина шло небольшое совещание.

– В целом никаких особых отклонений не выявлено, – докладывал Михеев. – Но на вопросы о выполнении любого приказа и о способности произвести боевой запуск чёткие ответы не получены. К тому же они даны с задержкой…

– Это вполне нормально, – прокомментировала Наталья Игоревна. – Речь идёт о предположительных действиях. Он сам не знает, как поступит в этих ситуациях. Такова реакция девяноста процентов тестируемых.

– Так, может, надо ориентироваться на остальные десять процентов? – спросил Михеев. Уполномоченный и его помощник молчали.

– Как правило, это люди, не обладающие критическим мышлением, – спокойно пояснила Булатова. – Они более уверены в себе и думают, что выполнят любую задачу. Однако при учебно‑боевых запусках процент срывов одинаков как для первой группы, так и для второй. Потому что думать о том, что ты сделаешь, и сделать – это совершенно разные вещи. А стартовый ступор – это серьёзная нервно‑психологическая проблема!

– И он соврал на вопрос о том, рассказывал ли кому‑нибудь о служебных делах, – тоном ябедника прошепелявил Михеев.

– Вот как? – насторожился Кандалин.

Но Наталья Игоревна махнула рукой.

– Это просто характеризует его как совестливого и ответственного человека. О служебных делах рассказывают практически все, только в разной степени. О новом назначении, перемещении по службе, какой‑либо проблеме… Все. Сто процентов. Главное, не выдавать секретных данных. А с этой стороны он не замечен, у него прекрасное личное дело.

Михеев пожал плечами, то ли соглашаясь, то ли, наоборот, возражая. Кандалин ненадолго задумался.

– Скажите, Василий Васильевич, есть ли идеальные кандидаты, которые проходят испытание без сучка и задоринки?

– Нет, – с некоторым сожалением ответил Михеев. – А если такое произойдёт, то это очень тревожный сигнал: скорее всего, испытуемый проходил специальную подготовку. Сами понимаете, что это значит.

Уполномоченный пристукнул рукой по столу.

– Тогда и не надо наводить тень на плетень. Наталья Игоревна, проведите психофизиологическое тестирование. Если всё пройдёт хорошо, приглашайте его ко мне на беседу.

Военврач вернулась в комнату, кандидат поднял на неё ждущий взгляд.

– Полиграф вы прошли успешно, – ободряюще улыбнулась она. – Осталось тестирование по изучению свойств вашей личности. Вот это вопросник…

Булатова передала парню довольно пухлую брошюру.

– А это варианты ответов. Видите, номер вопроса совпадает с номером ответа. Вам остаётся только подчеркнуть: «Да» или «Нет». Отвечать надо искренне, потому что вопросы перепроверяют ваши ответы. Чтобы не запутаться, надо быть честным. И ещё надо уложиться в тридцать минут. Вам всё ясно?

Кудасов пожал плечами.

– Вроде все…

– Тогда приступайте!

Вопросы были дурацкими: «Любите ли вы цветы?», «Любите ли животных?», «Бывают ли у вас расстройства желудка?», «Любите ли охоту?», «Любите ли вы рвать цветы?» и так далее.

Александру показалось, что кое‑что он понял. Расстройства желудка бывают у всех, хотя признаваться в этом неудобно. Если ответил положительно, значит, проявил честность, ответил отрицательно – соврал. Если любишь цветы и любишь их рвать, значит, в натуре заложено противоречие, точно так же с любовью к животным и охоте. Но можно любить уже собранные цветы, а охотиться только на птиц… Тогда никакого противоречия нет.

А этот вопрос: «Просыпаетесь ли вы ночью?» Или этот: «Снятся ли вам сны?» Они‑то что проясняют?

Но, размышляя о содержании вопросника, Кудасов не останавливался и бойко отмечал в большом, разграфлённом на 400 клеточек листе свои ответы. Он уложился в двадцать минут.

– Молодец, хорошее время, – сказала Наталья Игоревна. Александру показалось, что она смотрит на него с симпатией. – Теперь посидите, я это расшифрую.

Он снова остался один, но теперь волнения не было. Пришла уверенность, что всё будет хорошо. Так и получилось. Через двадцать минут Наталья Игоревна вернулась.

– Поздравляю, Саша, тесты вы прошли успешно. Возможно, нам с вами придётся работать вместе, – она в очередной раз улыбнулась.

Потом в комнату зашёл Маслов и пригласил его к шефу. В большом кабинете с массой телефонов и огромной картой железных дорог на стене сидел приземистый худощавый человек. У него были большие некрасивые уши, огромные залысины и лицо усталой обезьянки. Если бы не полковничья форма и не окружающая обстановка, его можно было принять за обычного работягу – сантехника, грузчика или монтёра пути.

– Здравствуйте, Александр Олегович! – полковник привстал и протянул через стол цепкую руку. – Я Уполномоченный Минобороны по Южному округу Олег Станиславович Кандалин.

– Курсант Кудасов, – представился Саша. – Правда, я уже выпускаюсь.

– Вы знаете, что такое БЖРК, товарищ курсант?

Вопрос прозвучал так неожиданно, что Александр на мгновение растерялся. «Работяга» пристально и испытующе смотрел ему в глаза. Кудасов взял себя в руки и приосанился.

– Слышал, – ответил он. – Нам преподавали курс «Структура РВСН». Это боевой ракетный железнодорожный комплекс. Один из видов мобильных ракетных установок.

– Правильно, – кивнул полковник.

– Когда‑то БЖРК играли важную роль в обороне СССР, – продолжил Кудасов, вспоминая сведения, не имевшие практического значения. – Их было несколько штук, по‑моему четыре или пять. Потом их расформировали, и сейчас это только история развития вида вооружённых сил…

– Вот тут вы ошибаетесь, Александр Олегович, – перебил его Кандалин. – Год назад БЖРК снова был поставлен на боевое дежурство. В новой, модернизированной модификации. С самой современной ракетой. Пока только один поезд, но он уже сейчас играет роль первой скрипки в обороне нашей страны. Поезд полностью автономен, он пересекает Россию из конца в конец, он всё время в движении. Остановки допускаются лишь в самых крайних случаях, да и то на основании распоряжения или согласия штаба. Всё, что связано с этим поездом, является совершенно секретным. Это следует иметь в виду.

– Конечно, – кивнул Кудасов.

– Вам предлагается служба на борту БЖРК, – сказал наконец Кандалин то, чего Саша уже давно ждал.

– Я готов. Но… В качестве кого?

Кандалин и Маслов переглянулись.

– Сейчас мы вас удивим, – усмехнулся полковник. – Но давайте по порядку. Начальник БЖРК командует им в мирных условиях. Порядок службы, соблюдение графика движения, дисциплина личного состава, обеспечение топливом и продовольствием, бесперебойное функционирование систем и механизмов – всё это входит в компетенцию начальника комплекса. Но!

Кандалин многозначительно поднял палец.

– Как только поступает боевой приказ, командование переходит к начальнику смены запуска. Он начинает выполнять функции командира пуска, ибо главная боевая задача БЖРК – произвести пуск ракеты с ядерной боеголовкой… Это очень важная и ответственная должность, ключевая на БЖРК. Пожалуй, более важная, чем должность командира комплекса.

До сих пор Кудасову всё было ясно. Теперь он перестал понимать, к чему клонит Уполномоченный. Олег Станиславович широко улыбнулся.

– Вам предлагается пройти стажировку на должность начальника смены запуска. В боевых условиях – командира пуска. Что скажете?

Саша потерял дар речи. Мысли слегка путались, и требовалось какое‑то время, чтобы привести их в порядок. Нельзя сказать, что он не осознал важности предложения. Напротив, это предложение было трудно переоценить. Перспектива подземных дежурств в глухой тайге таяла на глазах. А вероятность женитьбы на Оксанке, наоборот, резко увеличивалась. Но если бы ему предложили работу дежурного оператора, это одно, а стажироваться на роль второго или даже первого лица стратегического ракетного комплекса – для зелёного курсанта это всё равно что сесть в кресло командира полка. Страшно!

– Разве такое может быть?! Я, курсант, и сразу после выпуска…

– Может, – не дослушал его подполковник. – По одной простой причине: сложность запуска! БЖРК постоянно перемещается, поэтому в полётное задание не введена координата старта. Понимаете, насколько это усложняет расчёты?

– Да, это очень затрудняет работу, – задумчиво произнёс Кудасов.

Олег Станиславович кивнул.

– Вот именно! Мы не смогли подобрать расчётчика такого уровня. По существу, вы единственная подходящая кандидатура.

Саша был польщён.

– Ну, если так…

Но внезапно в голову пришла ещё одна мысль.

– А кто сейчас занимает эту должность?

– Полковник Белов Евгений Романович. Под его началом вы и будете стажироваться.

– Но это получится…

– Ничего не получится! – перебил его Кандалин. – Белову пятьдесят пять лет, это верхний возрастной предел службы. И он пойдёт на пенсию, с вами или без вас. Просто, если его место займёте вы, страна будет в большей безопасности, чем если в кресло командира пуска сядет случайный человек!

– Но опыт! Я просто не созрел до такой должности! – почти закричал Кудасов. – Ведь положено начинать со стажёра оператора, потом работать оператором, потом старшим оператором, потом заместителем начальника смены…

Кандалин раздражённо взмахнул рукой.

– Молодой человек, я хорошо знаю иерархию должностей! Поверьте, гораздо лучше вас! Вы все говорите правильно. Но обстоятельства конкретной ситуации заставляют нас сделать вам конкретное предложение! И оно резко отличается от стандартных ситуаций и стандартных предложений. Такие предложения делаются один раз в жизни! И основано оно исключительно на ваших высоких личностных и профессиональных качествах!

Слышал бы это Олег Иванович! Он бы оказался на седьмом небе от счастья. И утвердился в мысли, что справедливость все равно берёт верх, что бы там ни говорили.

Кандалин и Маслов в упор рассматривали курсанта. В глазах их застыло странное выражение. Похоже, что они ждали отказа.

Саша подумал, что бедный Коротков до рокового поцелуя, не задумываясь, принял бы столь перспективное предложение. И те сомнения, которые мучают его самого, Андрею даже в голову не могли прийти! «Глупо отказываться от того, что само идёт в руки!» – неоднократно говорил Коротков. Вспомнилась и ещё одна мудрость генеральского сына: «В жизни реже дают, чем отбирают. Поэтому свой шанс упускать нельзя!» Правда, все эти премудрости не пошли ему на пользу.

– Что ж, давайте попробуем, – наконец сказал Кудасов. – Я согласен!

Олег Станиславович встал и протянул ему руку.

– Поздравляю с правильным и ответственным решением. Будем работать вместе. Предупреждаю: необходима строгая конспирация! За секретами БЖРК охотятся разведки всего мира!

Курсант улыбнулся.

– А между тем ваш штаб не очень‑то защищён!

Полковник помолчал, пожевал губами.

– Мы только координаторы. Никаких особо секретных документов здесь нет, наши инструменты – карта и связь.

– Но вы сами – секретоносители высшей категории, – не унимался настырный курсант. – Охрана могла бы быть посерьёзней!

Когда Кудасов ушёл, Кандалин с досадой сказал помощнику:

– А у парня голова работает! Я много раз ставил вопрос об усилении охраны, но ответ один – нет средств! Если шпионы или террористы выйдут на нас, дело может кончиться плохо. Ты носишь оружие?

Маслов качнул головой.

– Как правило, нет.

– А надо!

– Не сгущайте краски, Олег Станиславович! – вежливо улыбнулся майор. – До сих пор всё шло нормально и дальше будет так же.