Личное и служебное

– Почему ты не вышла к поезду? Почему из всего экипажа только меня никто не встречал?! Хотя именно мне это, может быть, важнее, чем всем остальным! – кричал Белов, быстро расхаживая по комнате.

– Господи, как ты любишь всё драматизировать! – Ирина Александровна закатила глаза. – Я же тебе объяснила – я просто не слышала будильника. Почему бы тебе не оставить меня в покое?

– Оставить в покое? – Белов резко остановился, будто наткнулся на стенку. – Как раз сейчас мне очень нужна поддержка в семье. У меня большие проблемы!

Ирина нахмурилась, глядя на его отражение в зеркале, а затем перестала расчёсывать густые белокурые волосы и повернулась лицом к супругу.

Она была моложе своего мужа лет на пять, но сохранилась очень хорошо. Слегка полноватая, невысокого роста и в целом далеко не красавица, Ирина Александровна до сих пор производила неизгладимое впечатление на представителей противоположного пола своим внушительным, вызывающе торчащим бюстом и вельможными манерами потомственной аристократки. И то и другое было ненатуральным. На пластику груди Евгений пожертвовал деньги, скоплённые на машину, а происхождения жена полковника была самого пролетарского – родители всю жизнь проработали на свиноводческом комплексе, хотя и сумели дать дочери высшее образование.

– И что у тебя случилось такого чрезвычайного? – растягивая слова, поинтересовалась она.

– Да то, что я достиг пенсионного возраста…

– Разве это новость? – аккуратно, со знанием дела выщипанная бровь Ирины рельефно изогнулась, что, как по опыту знал её муж, выражало крайнюю степень недоумения. – И разве это повод устраивать мне скандалы и так орать? Я, к твоему сведению, дорогой, две недели просидела здесь, в этой квартире. Безвылазно. Как запертая в клетке птица… Разве я заслужила такой тон? Ведь я отдала тебе лучшие годы жизни, а что получила взамен?

– Не преувеличивай, пожалуйста, – Белов недовольно поморщился и подошёл вплотную. – Все знают, что ты целые дни тусуешься с полуграмотными телефонистками, сплетничаешь с ними, приводишь домой пить кофе… Ты жена полковника, хоть бы соблюдала субординацию! На что же ты жалуешься?

– На одиночество, Женя, – Ирина забросила ногу на ногу, выставляя на обозрение мужа свою розовую широкую стопу с несвежим педикюром на пальцах. Впрочем, в гарнизоне вообще никто не делал педикюр. Кроме майора Булатовой. – На отсутствие свободы. Неужели ты сам не понимаешь? Если мне не изменяет память, я уже не раз говорила тебе об этом, но, кажется, ты пропускаешь все мои душевные откровения мимо ушей. А Катя и Валя меня понимают, у них широкие души, хотя по званию они прапорщицы…

– Прапорщики! – рыкнул Евгений Романович. – Не прапорщицы, а прапорщики!

– Ну какая разница! – Ирина вновь подняла глаза. Она сидела на низком пуфике, и полковник видел высоко открытые ноги и крепкую большую грудь. Белов облизал враз пересохшие губы, но тут же постарался прогнать нарастающее желание. Даже в моменты крайнего раздражения и неудовольствия жизнью Ирина притягивала его, как магнит. Вот только жаль, что он её не притягивал. Может быть, тогда взаимопонимание было бы достигнуто…

– Ты столько ездишь по стране, хоть бы раз привёз мне подарок, – упрекнула жена. – В Москве столько хороших товаров, купил бы духи, колготки, сумочку…

– Ты что, с ума сошла? Мы же нигде не останавливаемся! Даже носа не высовываем!

– Зачем же вы тогда ездите столько времени?

Белов оставил вопрос без ответа. Он полез в шифоньер и достал полбутылки дагестанского коньяка, купленного в посёлке, а возможно, там и произведённого. В военном городке действовал «сухой закон», поэтому приходилось быть крайне осмотрительным.

– Выпьешь со мной?

Ирина с интересом посмотрела на бутылку.

– Давай.

Он до половины наполнил стаканы.

– Будем здоровы! – Белов резко опрокинул свой стакан. Тёплая противноватая жидкость прокатилась по пищеводу и согрела желудок. Ирина, отставив мизинец, сделала несколько мелких глотков, потом, облизнувшись, отставила стакан в сторону.

– Купи мне вина про запас, – капризно попросила она. – Будем хоть с подружками выпивать со скуки.

– Ладно, – кивнул Евгений Романович. – Только смотри, не попадись! Дружи лучше с офицерскими жёнами, а не с этими девчонками!

Пил он редко, и коньяк подействовал почти сразу. Настроение улучшилось, в голове слегка зашумело.

– Так послушай мою проблему, – вернулся он к прерванному разговору. – Мало того, что я достиг предельного возраста, так я ещё стал допускать ошибки при расчётах! Если это обнаружится, то меня… В общем, сама понимаешь…

Ирина с досадой допила свой коньяк.

– Что я понимаю? Я ничего не понимаю! Ты притащил меня из столицы в этот богом забытый угол, обещал золотые горы, шикарное жильё, материальное благополучие. И где это всё? Монотонная невыносимая жизнь, рутина… С ума сойти можно… И теперь ты подготовил мне сюрприз. Не надо загадок, лучше скажи всё честно. Тебя собираются выпихнуть со службы? Под зад коленом? Такой будет финал?

Белов кивнул.

– Ну, в общем, к этому идёт… Мне надо отдохнуть. Давай возьмём отпуск и поедем в санаторий. За три недели я опять войду в норму!

Ирина повернулась к зеркалу, снова взяла щётку и принялась тщательно расчёсывать свои густые волосы.

– Ты знаешь, я что‑то не хочу в санаторий. Там такая же скучища, как здесь. Одни старые пердуны и больные старушки, которые надеются вылечиться и прожить сто лет.

– Но если ничего не делать, то меня забракуют при ближайшем тестировании! – почти выкрикнул Евгений Романович.

– О! – Ирина вскинула щётку и победительно посмотрела на супруга. – Не бойся, милый. У тебя же есть жена. Я тебе помогу!

– Что?!

– Ты блестяще пройдёшь тестирование, вот что!

– Каким образом? – полковник допил остатки коньяка.

– Очень простым, – возбуждённо жестикулировала она. – Валечка замечательная подруга. Она учится на психологическом факультете и помогает Булатовой. У неё есть книжка, где указаны правильные ответы на вопросы тестов. Валечка принесёт её мне, а ты выучишь наизусть. Вот и всё! Пусть тестируют тебя хоть каждый день!

А ведь это выход! В опьянённом сознании Белова мелькнула мысль, что теперь все беды останутся позади.

– Какая ты умница, Ириша. Я хочу тебя, – Белов вылез из кресла, шагнул вперёд и запустил обе руки в вырез сарафана супруги. Отреставрированная грудь была плотной и приятной на ощупь.

– Сядь на место, Женя! – чуть ли не выкрикнула Ирина и резким движением вырвала руки мужа из‑за пазухи. – Не смей ко мне приставать. Тем более когда я веду с тобой речь о серьёзных вещах. Сядь, я сказала! У тебя манеры солдафона!

Порыв прошёл. Евгений Романович послушно вернулся в кресло и попытался выжать из бутылки последние капли. Внутри всё клокотало от гнева и полного бессилия, но Евгений Романович благоразумно сдерживал эмоции. Перечить Ирине – означало нажить на свою голову дополнительные неприятности. А у полковника и так их хватало сверх меры. Он чувствовал себя опустошённым и разбитым.

***

Майор Сомов закончил доклад, и теперь начальник отдела ВКР[6]отдельного дивизиона стратегического назначения Николай Тимофеевич Кравинский внимательно просматривал собранные материалы. Сомов доложил и сделал своё дело, а вся ответственность за правильно и своевременно принятое решение ложилась на подполковника Кравинского.

Он и так был в опале. Ещё недавно он работал в Центральном аппарате и жил в Москве, как вдруг новое назначение в эту дыру. Скорей всего сыграло роль то обстоятельство, что Николай Тимофеевич имел опыт оперативного обслуживания первого БЖРК, курсировавшего по железным дорогам Советского Союза ещё в 1988 году. А может, это просто предлог, а на самом деле он пал жертвой борьбы между «коренными» и «варягами».

Такое противостояние постоянно идёт во всех центральных ведомствах. То на ключевые посты ставят хорошо знакомых и проверенных москвичей, то вдруг приходит другая волна, и аппарат начинают забивать шустрыми выходцами из провинции. Как бы то ни было, а после столицы оказаться в диком степном краю – этого никому не пожелаешь!

В задачи Кравинского входило бдительное наблюдение за личным составом всех трёх экипажей поезда, обслуживающим персоналом, охраной и строжайшим соблюдением государственной тайны. При любой утечке информации или злостном нарушении устава кем‑либо из сотрудников спрос будет непосредственно с Николая Тимофеевича. И спрос нешуточный. Понятное дело, что все это не добавляло Кравинскому жизненного оптимизма и не избавляло от душевной горечи, связанной с переездом из столицы в отдалённую глубинку. Но в целом он смирился. А его благоверная супруга Алла Петровна всё ещё продолжала бунтовать – и против богом забытого Кротова, и против вечной занятости мужа, и против драконовских порядков военного городка. Разрушительная сила этих бунтов обрушивалась на одного человека: самого Николая Тимофеевича. И дополнительно угнетала его нервную систему. Правда, недавно ему удалось пристроить Аллу Петровну Председателем женсовета, так что теперь её энергия получит полезный выход.

– Что будем делать, товарищ подполковник? – озабоченно спросил Сомов.

– Иди доложи Булатову. Пусть будет в курсе.

Николай Тимофеевич сдёрнул квадратные очки со своего мясистого большого носа, растёр пальцами переносицу и водрузил их на прежнее место. В это время раздался телефонный звонок. Трезвонил дальний белый телефон специальной связи. Звонки по нему, как правило, никогда не приносили ничего хорошего.

Кравинский потянулся и нехотя снял трубку.

– Кравинский слушает.

– На боевом посту, Николай Тимофеевич?

Голос звучал весьма тихо и отдалённо, но это один из недостатков закрытой для прослушивания линии. Кравинский без труда узнал Кандалина. Уполномоченный хренов! Кто его и куда уполномочил? Сидит себе в Тиходонске и названивает во все концы: там стрелку не вовремя перевели, там цистерну солярки не выставили. Завхоз, вот он кто! А пытался подмять под себя отдел ВКР во главе с ним, Кравинским! Дескать, Уполномоченный главнее… Правда, хрен у него вышло что‑нибудь из этой затеи! Катался бы сам в спецпоезде и проверял себе на здоровье. Однако все эти мысли метались только в голове Николая Тимофеевича, и ни одна из них не выскочила через ротовое отверстие.

– Я всегда на боевом посту, Олег Станиславович, – отрапортовал Кравинский, откидываясь на спинку стула и машинально ослабляя тугой узел галстука, давившего на кадык. – Чем могу быть полезен?

Всё‑таки с Уполномоченным Министерства обороны лучше жить в мире и согласии.

– Да вот решил узнать, как обстоят у вас там дела, – небрежно молвил Кандалин.

«Я так и думал, – поморщился Николай Тимофеевич. – Когда коту делать нечего, он яйца лижет». Сравнение понравилось Кравинскому, и он даже улыбнулся, представив, как Олег Станиславович, изогнувшись на диване и задрав ногу выше головы, вылизывает собственную промежность. Кандалин и внешне‑то напоминал старого ленивого кота, предпочитавшего большую часть времени проводить перед телевизором, чтобы заимствовать бредовые выдумки голливудских режиссёров для реального БЖРК. Взял из фантастического фильма дурацкую сетку и поставил её на поезд… Дурдом какой‑то!

– Пока не жалуемся, Олег Станиславович.

– Это хорошо, – Кандалин по извечной своей привычке причмокнул губами. – А у меня для вас хорошая новость, Николай Тимофеевич.

– Что за новость? – Кравинский откровенно насторожился. Ведь самые лучшие новости – это отсутствие всяких новостей.

– Если всё пройдёт гладко и так, как мы запланировали на настоящий момент, в ближайшие две недели направим к вам на поезд стажёра.

– Стажёра? – переспросил начальник особого отдела. – И на кого он будет стажироваться?

– На начальника смены запуска, командира пуска, – бодро ответил Уполномоченный.

Кравинский опешил.

– Вы как в воду смотрите, Олег Станиславович, – он даже забыл о жене и других личных проблемах. – У меня на столе как раз компрматериалы на Белова! Только… Кто он, этот стажёр?

– Выпускник Тиходонского ракетного училища. Очень способный парень. Кудасов его фамилия. Лейтенант. Мы его сразу к старшему представим.

– Как выпускник?! Вчерашнего курсанта сажать «на кнопку»?!

– Сажать «на кнопку» надо того, кто сможет рассчитать траекторию с «плавающей» координатой старта. Таких людей очень мало. Мы нашли только Кудасова. Если у вас есть лучшая кандидатура – пожалуйста, представляйте её.

В голосе Уполномоченного чувствовалась лёгкая издёвка. Он прекрасно знал, что среди опытных ракетчиков, проходящих службу в частях РВСН, таких кандидатур нет. Опытного спеца никто не отдаст, да и когда человек в возрасте, он вряд ли станет шарахаться с места на место. Да и вряд ли согласится на столь беспокойный и сложный объект, как БЖРК.

Начальник отдела ВКР несколько секунд помолчал. Конечно, никаких кандидатов у него не было. Оставалось только красиво прийти к компромиссу.

– Да я не возражаю против молодёжи… Только ведь дело очень серьёзное. Потянет?

– Потянет, не сомневайтесь. Вам в обязанность вменяется оказать содействие молодому сотруднику, а Евгения Романовича тактично подготовить к выходу в отставку. Вы меня понимаете?

– Понимаю, – Кравинский многозначительно выпятил нижнюю губу. – Чего ж тут непонятного!

Положив трубку, он некоторое время сидел, уставившись в одну точку перед собой. Проблема Белова была близка к разрешению. Особый отдел собрал о нём всю информацию и доложил командованию. Начальнику смены подобрана замена. Как справится с делом зелёный курсант – его, Кравинского, не касается. Главное, что контрразведка вовремя отреагировала.

Николай Тимофеевич встал, прошёлся по кабинету и довольно потянулся. Время близилось к обеду.

***

Семья Моначковых готовилась отходить ко сну. Оксана, как обычно, выполняла вечерний ритуал: надев жемчужный комплект, крутилась перед зеркалом в чём мать родила. Внезапно распахнулась дверь и на пороге появилась Ирина Владимировна.

– Тебе звонил какой‑то взрослый мужчина…

Она осеклась, брови недоуменно поползли вверх.

– Что это?!

Оксана чувствовала себя как воровка, задержанная с поличным.

– Это? Бижутерия. Купила по случаю окончания учёбы.

Ирина Владимировна подошла поближе.

– Бижутерия, говоришь…

Рабочие пальцы перебрали матовые шарики.

– Да нет, милочка… На эти цацки наших с отцом зарплат за целый год не хватит. Теперь мне всё ясно…

Мать тяжело опустилась на стул. Оксана быстро накинула халат и сняла украшения.

– И что тебе ясно?

– Все! Тебе звонит твой любовник. Взрослый любовник. Он содержит тебя последнее время, покупает вещи, драгоценности, водит по ресторанам. Потому ты стала отказываться от ужинов… Ты содержанка?!

– Ох, мама, перестань драматизировать! Сейчас многие так живут. В конце концов, что тут плохого? Если я встречаюсь с Кудасовым и… в общем, всё понятно, но он мне ничего не дарит, то это хорошо. А если есть человек, который обо мне заботится, – то это плохо! Где логика?

Мать провела натруженными руками по лицу.

– Сколько ему лет?

– Боже, ну какая разница?

– Неужели… сорок?

– Какое это имеет значение? Хоть… пятьдесят!

– Неужели пятьдесят? Так он старше твоего отца?

– Это я просто так сказала. Нет никакой разницы, сколько ему лет. Главное, он любит меня и обо мне заботится. Ведь ты желаешь счастья своей дочери?

– Желаю, желаю… Только… А как же Саша?

– Он и о Саше позаботится! Сашу распределили в лес на подземные дежурства, а он пообещал устроить его в Тиходонске!

– Значит, это ты с ним ездила… А я ещё подумала: поехала в Сибирь без тёплых вещей, а вернулась смуглая, как с морей.

– Надеюсь, ты ни о чём не проболтаешься, – сказала Оксана. – Ни отцу, ни… В общем, никому! В конце концов, ты моя мать, а не Сашина!

Мать встала. Она превращалась в невольную сообщницу и явно не знала, как себя вести.

– Я этому, твоему… сказала, что ты уже спишь.

– И правильно. Пусть звонит в дневное время.

После происшествия на речной прогулке Оксана стала бояться Сурена и всячески избегала его. Он несколько раз звонил и вот теперь нарвался на мать. А ведь он так просто не отстанет!

Ему ничего не стоит заявиться прямо домой или прислать своего мордоворота…

В прихожей тренькнул звонок. Сердце Оксаны оборвалось. Она выбежала в прихожую и, словно бросаясь в омут, распахнула дверь.

– Привет, Оксанка! – Александр с букетом чайных роз и радостно сияющим лицом замер на пороге. – Прости, что так поздно. Но у меня для тебя потрясающая новость. Надеюсь, ты уже не сердишься? – молодой человек обезоруживающе улыбнулся.

– Да нет. Все нормально, – девушка перевела дух и отбросила со лба прядь волос. – Проходи, Саша.

Сзади появилась Ирина Владимировна.

– Здравствуй, Сашенька! Сколько лет, сколько зим! Давненько тебя у нас не было…

– Так учёба всё… Теперь вот распределение, завтра выпуск.

– И куда тебя отправляют? Далеко? – спросила Ирина Владимировна.

– Туда, где круглый год тридцатиградусный мороз! – не удержалась, чтобы не съязвить, Оксана.

Саша торжествующе засмеялся.

– Отставить! Этот вариант уже отменён! Я остаюсь в Тиходонске и на очень перспективной должности!

Мать и дочь многозначительно переглянулись.

– На какой же? – дрогнувшим голосом спросила Оксана.

– Полковничья должность, через месяц я получу старшего лейтенанта! Двойной оклад, льготная выслуга лет, через пять лет пошлют в Академию! А там и до генерала недалеко!

«Какой всё‑таки молодец Суренчик, – с благодарностью подумала Оксана. – А что вспыльчивый, так это с каждым может случиться…»

– Да ты проходи, проходи, а то что мы стоим в коридоре! – засуетилась Ирина Владимировна. – Оксанка, накрывай чай, такое дело нужно отметить. Сейчас я отца подниму…

– Ни в коем случае! – возразил Саша. – Давайте пока сами посидим. У меня важное дело!

Мать и дочь снова обменялись взглядами. Ясно было, о каком предложении идёт речь. Ирина Владимировна незаметно ущипнула дочку за тугой бок. Это означало: не будь дурой и не упусти свой шанс.

– Тогда я пойду принаряжусь, – покладисто сказала Оксана.

– Ага. Только цветы поставь в воду. Это тебе.

Александр наконец вручил ей букет. Розы были так себе.

Сурен дарил совсем другие – голландские, на длинных стеблях, с крепкими плотными бутонами. И тщательно подбирал цвет. Уже не говоря о том, что мастерски обставлял всю процедуру. А Кудасов все делал крайне неловко и неуклюже. Он абсолютно не умел ухаживать за девушками. Может, вследствие отсутствия опыта. И вообще, скорей всего, до неё был девственником. Оксану это несколько забавляло. Но Саша никогда не вышвырнет её за борт. И на него можно положиться, он надёжен и никогда не подведёт. Такие ребята – огромная редкость в нынешней жизни. К тому же у него прекрасная фигура, молодое тело, гладкая упругая кожа…

– Спасибо.

Оксана взяла розы, передала их матери и скрылась в своей комнате. Ирина Владимировна, увлекая за собой Сашу, двинулась на кухню. Кудасова распирала уверенность и гордость, он развернул плечи и старательно выпрямил спину. В строю положено видеть грудь четвёртого человека. Сейчас выпяченную грудь курсанта Кудасова могли бы видеть даже право– и левофланговые. Ведь теперь у него есть что предложить будущей жене в качестве залога счастливой семейной жизни. Это тебе не таёжные края, милая!

Ирина Владимировна принялась привычно хлопотать по хозяйству: вскипятила чайник, разложила по вазочкам варенье. Она почему‑то чувствовала себя виноватой и, наверное, поэтому тараторила, не умолкая.

– Это моё варенье, фрукты из нашего сада, они такие свежие, что от запаха голова кругом идёт! А у вас есть сад?

– Нет. В свободное время родители любят гулять. А фрукты покупают на рынке.

– Ну что ты! Разве свои с рыночными сравнишь?

Так они болтали ни о чём, Саша то и дело поглядывал в сторону Оксаниной комнаты.

Она вернулась минут через пятнадцать. На ней было красивое платье с вызывающим декольте и оголёнными плечами. На ногах новые босоножки на шпильках. Волосы полностью распущены. В ушах жемчужные серьги, на высокой шее такое же колье, на пальце тоже крупная жемчужина. Александр невольно залюбовался ею.

– Ты просто красавица! А что это за украшения?

– Родители подарили! – Оксана незаметно подмигнула матери. – В честь окончания института.

Лицо Ирины Владимировны окаменело. Она повернулась к Кудасову спиной и стала остервенело тереть старое пятно в раковине.

– Так что у тебя за важное дело? – нетерпеливо спросила Оксана.

Самые опытные знатоки оперативной психологии не смогли бы выбрать более удобного момента для легализации драгоценностей. Оксана, безусловно, заслуживала отличной оценки по этому предмету. Но она никогда его не изучала и действовала по собственному наитию.

– Хочешь стать женой генерала? – загадочно прищурился Александр.

– Ты уступишь меня генералу? – сыронизировала девушка. – Но, во‑первых, ни один генерал ко мне не сватался, а во‑вторых, они все такие… взрослые.

С некоторых пор она избегала слов «пожилой» или «старый».

Кудасов рассмеялся.

– Нет. Карты судьбы выпали так, что я сам вполне могу стать генералом!

– Ты как будто в лотерею выиграл! Весь сияешь. Я тебя давно таким не видела.

Оксана пристально смотрела на молодого человека, невольно сравнивая его с Суреном Гаригиновичем. Память вновь и вновь возвращалась к неприятной сцене между ними. Каждый раз её передёргивало.

– Ты меня никогда таким не видела, – сказал Александр и встал. – Я предлагаю тебе выйти за меня замуж.

Фраза прозвучала торжественно. Мать перестала драить раковину. Кудасов повернулся к ней.

– Ирина Владимировна, я прошу у вас руки вашей дочери!

На тесной кухоньке наступила тишина. Оксана порозовела. Хотя она и ждала этого, но внезапно разволновалась. Ей предстояло сделать выбор. Прямо сейчас.

– Но почему такая срочность? – спросила она. – И кем ты будешь работать? Где?

– Оксана, – он накрыл её руку своей тяжёлой увесистой ладонью и проникновенно заглянул в зелёные, как два изумруда, глаза. – Я рассказал тебе в общих чертах о моих перспективах. Большего я рассказывать не могу. Тем более что и сам‑то я знаю не так уж много. Скажу тебе одно: жить мы будем в нескольких километрах от Тиходонска. И ты сможешь навещать родителей хоть каждую неделю.

– Чего ты пристала к парню! – вступила в разговор Ирина Владимировна. – Он же военный, у них секреты всякие, тайны. Чего ты туда лезешь? Человек тебя замуж зовёт, вот и отвечай! А будешь капризничать – я тебе про свою подругу рассказывала…

– Нам сразу дадут квартиру. Двухкомнатную, со всеми удобствами, – Кудасов бросил на чашу весов последний аргумент, очень весомый в условиях российского бесквартирья.

– Вот видишь! – мать в сердцах швырнула губку. – Чего тебе ещё надо?

Оксана улыбнулась.

– Ничего. Я согласна.

– Ну и слава богу! – Ирина Владимировна всплеснула руками. – За это надо выпить, у меня бутылочка кагора припасена для гостей! Оксана, буди отца!

– Зачем? Ему все по барабану. Только бухтеть будет. Завтра скажем.

Втроём они выпили по крохотной рюмочке сладкого вина, потом ещё по одной.

– Живите, дети, долго и счастливо, – Ирина Владимировна протёрла взмокшие глаза. – А я буду приезжать, деток нянчить.

– А далеко ехать‑то? – Оксана облизнула сладкие губы. Глаза её блестели, щёки горели румянцем.

– В Кротово.

Девушка поставила рюмку.

– Ничего себе! Это же чёрт знает где! Как же я смогу приезжать к родителям, когда захочу?!

– Это всего триста километров, – как бы оправдываясь, сказал Кудасов. И округлил расстояние в меньшую сторону, потому что в действительности выходило почти четыреста. – Три часа на машине.

– А у тебя есть машина?

– Не бойся, найдём!

– Ну ладно, гулять так гулять! Наливай!

Оксана пила кагор, улыбалась, участвовала в разговоре, но в голове носился целый рой мыслей.

Что ж, замуж выходить всё равно надо. Кротово – не сибирская тайга. Не понравится – вернётся! Попытка – не пытка… А может, всё и сложится. Если служба заладится, то в отдалённой дыре они не задержатся… А уже через месяц она будет женой старшего лейтенанта! То‑то Ленка Карташова обзавидуется! Да и другие девчонки с ума сойдут. И Сурен… Может, он тоже пожалеет, что так с ней разговаривал…

Несмотря на размер рюмок, бутылка все равно закончилась.

– Давайте, детки, за ваше будущее! – Ирина Владимировна тоже раскраснелась. – За скорую свадьбу!

В кухню заглянул взлохмаченный Федор Степанович.

– Ну, чего расшумелись, полуночники? – не здороваясь, пробурчал он и прошёл дальше. Заливисто прогудел унитаз.

– Уже поздно, я пойду, – счастливый жених встал и по привычке щёлкнул каблуками. Босоножки не давали такой чёткости звука, как сапоги.

***

Зато на следующий день на плацу училища сапоги грохотали на славу.

– И – раз! И – раз! – задавал ритм Коля Смык. «Коробки» офицеров‑выпускников одна за другой проходили мимо трибуны, на которой стояло всё руководство училища и представители городских властей. Блестят в солнечных лучах генеральские и полковничьи погоны, празднично отсверкивают на серых парадных кителях ордена и медали, прижаты к лакированным козырькам привычные офицерские пальцы, отутюжены штатские пиджаки. Выпуск – большой праздник. Но для руководства это очередной праздник в череде таких же, а для выпускников – единственный, один из самых главных в жизни. Потому, не жалея ног, рубит шаг один выпускной взвод за другим, что молодые люди в непривычных золотых погонах понимают – это первое офицерское прохождение, но на училищном плацу оно последнее. Впереди новая жизнь, новые плацы, а где‑то впереди ждёт такая же трибуна, с которой можно смотреть сверху вниз на проходящие строевым шагом колонны.

– И – раз! И – раз!

Лейтенант Александр Кудасов шагает во второй шеренге. Распаренной кожей головы он чувствует плотно насаженную фуражку. Это опасный предмет во время прохождения. Все по много раз проинструктированы: если у кого слетит головной убор – не поднимать, иначе сломается строй, и не обходить – иначе сломается строй, и не отфутболивать – иначе тоже сломается строй! Идти, как шли, растопчете фуражку – и ладно, новую купите! А то был случай, выпускной взвод перед самим генералом Хромовым опозорился…

– И – раз! И – раз!

Чтобы шеренги были ровными, каждый лейтенант локтем прижимается к локтю соседа. Сейчас неважно, какие у тебя были оценки, списал ты на экзамене или сам решил задачу, – всё это уже в прошлом. И преподаватели, и начальники курсов, и начальник факультета, да что там – даже сам всемогущий начальник училища генерал Панков утратили власть над свежеиспечёнными офицерами. Теперь они сами хозяева своей судьбы, да их новые отцы‑командиры. А чтобы судьба была милостивой, чтобы в службе везло, каждый зажимает в потных пальцах одну, две или три монетки. «Коробка» поравнялась с трибуной.

– И – раз!

Это уже не просто метроном ритма. Это команда. Взвод принимает положение: «Смирно, равнение направо!» Руки прижаты к туловищу, головы повёрнуты к трибуне, только ноги выпрямляются и ещё сильнее молотят по асфальту. Офицеры на трибуне улыбаются, рассматривая напряжённые молодые лица. Через пять‑десять лет именно они будут «делать погоду» в ракетных войсках, а те, кто сейчас на трибуне, пойдут на пенсию и будут вспоминать с гордостью: «А ведь генерал имярек, он‑то у меня учился!» Может, к кому‑то придётся и обратиться со скромной ветеранской просьбой… Сейчас старшие офицеры отчётливо об этом не думают, хотя в затаённом уголке сознания такие мыслишки шевелятся…

– И – раз!

Это тоже команда, но особая. Десятки рук подбрасывают нагретые монеты в воздух. На счастье, на удачу, на везение, на хорошую службу! Летят, крутятся, отблескивают на солнце серебристые диски, набирают свой потолок высоты и устремляются вниз, щедро осыпая юных офицеров, падают на фуражки, на погоны, звякают об асфальт, раскатываются в стороны… Уставом такое не предусмотрено, в принципе это нарушение порядка, монета может попасть под сапог и сломать строй, но такова традиция! Все выпускники военно‑учебных заведений России устраивают себе дождь из серебряных монет, и начальство смотрит на это сквозь пальцы, потому что нельзя убивать в молодых людях мечту о счастливом будущем.

Прохождение закончилось. Звучит последняя в училище команда: «Вольно, разойтись!» Ломаются шеренги, парадные лейтенантские мундиры смешиваются с гражданскими одеждами: родители, друзья, невесты дождались своего часа. Обнимаются, целуются, фотографируются на память – такой день ведь больше не повторится! Малышня шныряет по плацу, собирает монетки, им тоже радость – купить мороженое на счастливые офицерские деньги.

Долго длится эта сумятица, лейтенанты обмениваются адресами, обсуждают, когда теперь придётся встретиться…

– А где Андрей Коротков, кто знает? – спросил вдруг Боря Глушак.

Никто не знает.

– Да, угораздило его с этим пидором! – покачал головой Коля Смык. – А ведь нам ещё повезло, и мы могли загреметь под фанфары!

– Мы же никого в задницу не целовали, – возразил Глушак. – И его никто не заставлял. Но Андрюху жалко. Давайте его завтра проведаем!

– Вряд ли захочет, – сказал Кудасов. – Он же нас жизни учил, генералом грозился стать, а тут такой облом. Но на свадьбу мы с Оксанкой его пригласим.

Саша погладил невесте руку. Оксана стояла как картинка: открытое платье, модные босоножки, жемчужный гарнитур… Хоть на обложку журнала фотографируй!

– Конечно, – кивнула она. – И вы, мальчики, тоже приходите!

Кудасов довольно улыбался. Первый раз она прилюдно подтвердила свои намерения. Значит, это не сон: скоро они заживут вместе! И будут жить долго и счастливо.

***

– …согласны ли вы, Александр Олегович, взять в жёны Оксану Федоровну и быть ей верным и любящим мужем?

Последнюю неделю перед свадьбой Александр и Оксана практически не виделись. Всё свободное время отнимали многочисленные приготовления. Костюм, платье, кольца, приглашения для друзей и родственников, документы. Все заботы легли в основном на жениха и его родителей. Правда, столь важный вопрос, как свадебный стол, взялись уладить сваты. Оксана сказала, что родственник отца уже заказал ресторан и жениху не придётся платить за него ни копейки. Это было очень кстати, так как денежные ресурсы семьи Кудасовых подходили к концу.

Из бывших курсантов на свадьбу пришли только Боря Глушак и Коротков, остальные разъехались – кто навестить родных, кто – отдохнуть и устроить личные дела перед отъездом к месту службы. Все считали, что выпускник Кудасов убывает по распределению в Красноярский полк МБР. Оттуда действительно придёт в училище сообщение о прибытии молодого лейтенанта. На самом деле ему предстояло в течение двух‑трёх дней после свадьбы отправиться с молодой женой в Кротово. Но пока он об этом не думал.

Сегодня лейтенант Александр Кудасов стоял в новом недорогом костюме перед регистратором городского загса и счастливо улыбался.

– Да, конечно, согласен!

Гостей пригласили не очень много: только родственников и ближайших друзей. Свидетелем со стороны Кудасова выступал Боря Глушак. Он был навеселе и заигрывал со свидетельницей невесты Леной Карташовой. Коротков держался в стороне, он был мрачен и напряжён. Против обыкновения он даже не обращал внимания на подруг Оксаны, которые радостно щебетали вокруг невесты.

– Согласны ли вы, Оксана, – регистратор, хрупкая рыжеволосая женщина лет тридцати семи, повернула голову к Моначковой, – отдать руку и сердце Александру и быть ему верной и любящей женой?

Девушка немного замешкалась.

– Да.

Саша слегка наклонился к ней и ободряюще пожал руку. Оксана благодарно перехватила его пальцы и улыбнулась. Как бы там ни было, а это её законная свадьба. Прежде ничего подобного она не переживала и сейчас, к своему удивлению, заметно волновалась. Голос рыжеволосой доносился будто из какого‑то другого, нереального измерения.

– …именем Российской Федерации объявляю вас мужем и женой, – прозвучала наконец решающая фраза. – Примите поздравления родных и близких.

«Вот и всё, – счастливо подумал Кудасов, проворно поворачиваясь то в одну, то в другую сторону и отвечая на многочисленные поцелуи и рукопожатия гостей. – Я законный супруг Оксаны Моначковой». Оксана теперь принадлежала ему по праву, хотя и сохранила девичью фамилию. Эта мелочь колола самолюбие, но офицер не должен обращать внимания на мелочи.

Шумной гудящей толпой компания гостей во главе с женихом и невестой вывалила из здания загса на улицу. Защёлкали фотообъективы, тихо зажужжала видеокамера, с хлопком выскочили пробки сразу из трёх бутылок шампанского.

– За молодых! – громче всех горланил отец Оксаны. Выпив, он превратился в другого человека. Куда девались постоянная апатия и безразличие!

Пенящаяся искристая жидкость полилась в подставленные с разных сторон фужеры. Александр скосил взгляд на державшую его под руку супругу. Оксана сегодня была просто обворожительна. В белом подвенечном платье, в экстравагантно заломленной набок шляпке, в жемчужном комплекте, в белых туфельках на высокой шпильке, подчёркивающих стройность её ног.

Кудасов был счастлив в это мгновение. И он любил не только её, но и её родителей, подруг, родственников, он любил весь мир. Его родители целовались со сватами, он тоже подошёл, взял тестя под локоток.

– Я, конечно, на первых порах не смогу покупать Оксане такие украшения, так что не обижайтесь, – извиняющимся тоном сказал он. – Это же, наверное, дорогой комплект?

– Чего? – переспросил Федор Степанович.

– Эти украшения, что вы купили Оксане, они сколько стоят?

Тесть недоуменно посмотрел по сторонам.

– Так кто его знает, чего они покупают…

Тут же коршуном налетела Ирина Владимировна.

– Уже напился! Лыка не вяжешь, а свадьба только начинается! Постыдился бы!

– Ничего, свадьба один раз в жизни, – успокоила сватью Татьяна Федоровна.

Олег Иванович обнял сына за плечи, погладил по спине.

– Видишь, ты всего добился сам. И хорошего распределения…

– Тс‑с… – Александр быстро огляделся. – Это секрет, я же тебе сказал!

– Ах, да… И красивой невесты. Всё в твоих руках, сынок! Я пью за твоё счастье!

Отец залпом выпил шампанское.

В это время к загсу подъехала кавалькада дорогих машин. Кудасов подумал, что это очередная свадьба, но из огромного белого «Лендкрузера» вылез пожилой армянин в белом костюме, с огромным букетом белых роз в руках.

– Здравствуйте, дорогие! – вновь прибывший подошёл к компании, пожал руку Кудасову, вручил цветы Оксане. – Поздравляю вас! Прошу всех в машины. Стол уже накрыт.

– Это Степан Григорьевич! – шепнула Оксана на ухо мужу. – Я тебе о нём говорила.

– Да? – Саша напряг память. – Что‑то я не помню…

– Ну как же, – Оксана захлопала ресницами. – Степан Григорьевич взял на себя расходы по ресторану.

– А‑а‑а… Но какой же он родственник? Он же армянин, а твой отец – русский.

– Сводные родственники, по жёнам, – туманно пояснила девушка. – Давай командуй, ты же теперь мой муж!

– По машинам! – командным голосом гаркнул польщённый лейтенант.

Скоро кортеж автомобилей прибыл в «Пётр Великий» на левом берегу Дона. Это был известный в городе ресторан, столь же фешенебельный, сколь и дорогой.

Огромный фрегат петровских времён стоял на кромке берега, на палубе был накрыт длинный стол. Два колко топорщащихся шипами осетра, золотистая пара запечённых поросят, аппетитно разложенные мясные и рыбные ассорти, чёрные маслины и зелёные оливки, горы чисто вымытых овощей, свежайшая зелень, множество разнообразных холодных закусок, запотевшие батареи водки, похожие на противотанковые гранаты бутылки шампанского…

Непривычные к такой роскоши гости заметно оробели. Степан Григорьевич гостеприимным жестом пригласил всех к столу.

– Молодожёны сюда, родители рядом, родственники здесь, молодые гости напротив, – деловито рассаживал он гостей. – Прошу наливать и закусывать. За молодых! Горько!

Александр и Оксана впервые поцеловались как муж и жена. Степан Григорьевич оказался рядом с Коротковым. Тот быстро пил и заметно пьянел. Степан Григорьевич, глядя на Кудасова, о чём‑то расспрашивал бывшего курсанта. Тот охотно отвечал.

Свадьба шла по установленному порядку. Пили за молодых, за их родителей, за их счастье и будущих детей, за друзей. Время летели быстро. Мимо шли тяжело просевшие баржи, огромные неряшливые сухогрузы, белые прогулочные пароходики. В борт били упругие донские волны, и казалось, что фрегат плывёт вверх по течению, унося молодожёнов и гостей к новой, счастливой жизни.

Капитаном фрегата, конечно же, был Степан Григорьевич. Он умело вёл стол, остроумно шутил, к месту рассказывал анекдоты. Но Саша почему‑то испытывал к нему глухую неприязнь. Может, потому, что молодой муж сам должен быть капитаном на своей свадьбе, может, оттого, что Степан Григорьевич по‑хозяйски осматривал не только стол, но и Оксану. Неприязнь усугублялась зависимостью от этого человека – ведь оплатить такой стол Кудасовы были не в состоянии. Значит, оставалось только одно – улыбаться и плыть по течению.

– На кавказских свадьбах положено просить невесту о танце! – заявил Степан Григорьевич. – И щедро платить за этот танец! Оксаночка, прошу! Мы все просим!

Он захлопал в ладоши, гости подхватили. Заиграла восточная музыка, тон в ней задавала зурна. Оксана вытерла салфеткой алые губы и вышла из‑за стола. К удивлению Александра, она расставила руки и белым лебедем поплыла по кругу, как будто уже много раз танцевала такие танцы.

– Поблагодарим невесту! – Степан Григорьевич не щадя рук бил в ладоши. – А это на обзаведение хозяйством!

Он извлёк из кармана пачку денег и принялся бросать Оксане под ноги. Белые туфельки без колебаний попирали сотенные купюры.

– Поддержите меня, дорогие гости, поддержите, – азартно восклицал он.

– Не надо, ветром все в Дон унесёт! – озабоченно выкрикнула Ирина Владимировна.

– Ничего, для такой красивой невесты не жалко, – капитан свадьбы не успокоился, пока не разбросал всю пачку. – Помогайте, гости дорогие!

Федор Степанович швырнул пригоршню монет, они со звоном раскатились, как давеча на плацу.

– Надо больше любить свою дочь! – с улыбкой укорил капитан свадьбы.

Боря Глушак бросил две пятидесятирублёвые купюры, Андрей Коротков неточным жестом отправил под белые туфельки три сотни.

– Молодец, Андрюша! – подбодрил его Степан Григорьевич. Гости начали выгребать из тощих карманов кто что мог – на палубу посыпались мелкие купюры.

У Александра оставалось около двух тысяч, эту сумму он приготовил на такси для гостей, но благодаря лимузинам Степана Григорьевича она оказалась сэкономленной. Но сейчас он не мог отсидеться или отделаться сотней‑другой: капитан свадьбы бросал на него внимательные и ожидающие взгляды. Кудасов выпил стоящую перед ним нетронутую рюмку с водкой и выскочил из‑за стола.

– И – эх! – через секунду он закружился вокруг жены в какой‑то безумной пляске – в ней смешались лезгинка, джига и «семь сорок». Высокий темп, мелькающие руки и ноги, бешеные развороты, – рисунок пляски был изобретением Кудасова. – И – эх! – он стал бросать под ноги Оксане купюру за купюрой, пока деньги не закончились. Тогда он, обессиленный, упал на одно колено и поцеловал жене руку.

– Молодец, ай молодец! – кричал Степан Григорьевич. – Азартный парнишка, люблю таких! Теперь мой выход!

Лёгкий ветерок шевелил деньги, как опавшие листья, медленно сметая их к борту. Ирина Владимировна не выдержала и, выбежав из‑за стола, принялась собирать купюры. Федор Степанович последовал за супругой, но не преуспел в столь перспективном деле: едва наклонившись, он потерял равновесие и грохнулся на полированные доски. Оксана с гримасой досады хотела поднять отца, но Степан Григорьевич увлёк её за собой и закружил в танце.

– Ну‑ка, дай ручку… Вот так, вот так, – он вставил между наманикюренных пальцев одну стодолларовую купюру, потом другую, третью…

– И вот так, и вот так…

Теперь Оксана танцевала с веером из зелёных американских рублей, крепко зажатых тонкими пальчиками с хищно‑красными ноготками.

– Давай съездим ко мне в офис, – страстно прошептал в маленькое ушко распалившийся Степан Григорьевич и вцепился в тонкую девичью талию.

– Ты что, с ума сошёл! У меня свадьба! – от возмущения Оксана даже на миг потеряла улыбку.

– Ну, давай на машине отъедем в сторону! На пять минуток всего! Я что‑нибудь придумаю…

– Перестань сейчас же!

Оксана вырвалась из цепких рук партнёра и вернулась на своё место за столом.

Все происходящее Кудасову не нравилось. Почему этот похожий на обезьяну старикан так сыплет деньгами, почему он прижимается к Оксане с такой сальной мордой, что он шепчет ей на ухо? Подойти бы и дать ему в рог! Но у входа на трап стоит его здоровенный водитель, наверняка выполняющий функции телохранителя. Да и материальная зависимость ещё больше, чем охранник, связывает по рукам и ногам. Молодой муж опустошил несколько рюмок одну за другой.

В опьянённом сознании родилась забавная мысль: а что, если предложить старой обезьяне посоревноваться в плавании? Прямо сейчас прыгнуть с борта и переплыть Дон? Кто быстрей… Или просто по факту – кто доплывёт, а кто потонет… Хотя с борта прыгать нельзя, там мель – покалечишься только, да и все…

– Я хочу выпить за нашего друга Степана Григорьевича! – встала с бокалом новобрачная. Она раскраснелась от выпитого и танцев, глаза блестели больше обычного. – Это очень внимательный и заботливый человек, он заботился и обо мне, и принял участие в судьбе моего мужа…

«Что за новости? – подумал Кудасов. – Какое участие? Ерунда какая‑то!»

– Я благодарю Сурена… Степана Григорьевича и желаю ему долгих лет счастливой жизни!

Оксана залпом выпила свой бокал.

– Спасибо, спасибо, дорогие. – Степан Григорьевич раскланивался со всеми присутствующими и чокался с протянутыми к нему со всех сторон рюмками. Похоже, он уже стал всеобщим любимцем.

– Кто это? – спросил Олег Иванович. Александр пожал плечами.

– Я его впервые вижу. Какой‑то родственник Оксанки.

Проворные официанты разнесли горячие закуски, потом подали уху и шашлыки. Водка и шампанское лились рекой. Гости разомлели. Все танцевали, Коротков взболтал бутылку и порывался купать девчонок в шампанском, подружки Оксаны уворачивались от пенной струи и визжали. Андрей гонялся за ними, пока не уронил бутылку на палубу. Тогда он ударом ноги загнал её за борт.

Кудасов подошёл к разгулявшемуся товарищу. Тот был сильно пьян.

– Поздравляю тебя, Сашок, – заплетающимся языком сказал он. – Ты и лейтенант, и женился на такой красавице… А я… Видишь, в какой я жопе…

– По‑моему, с тобой поступили очень жестоко, – новобрачный обнял товарища. – За этот дурацкий поцелуй… Ну выговор, ну строгий! Напиши письмо министру – тебя обязательно восстановят в армии!

Коротков оглянулся и понизил голос.

– Какой поцелуй? Ты думаешь, что это все из‑за «Золотого круга»?

– А из‑за чего же?

Андрей опять оглянулся.

– Да из‑за моего папочки! Он оказался шпионом! Представляешь, шпионом!! Но при чём здесь я?! При чём?!

Андрей неожиданно заплакал. Сзади подошёл Степан Григорьевич.

– Мужчины не плачут! Не получилось в армии, получится в коммерции. Я найду тебе работу! Хочешь?

Коротков вытер красные глаза.

– За что меня выгнали? Сын за отца не отвечает!

Степан Григорьевич хлопнул его по плечу.

– Ещё как отвечает! Чего у тебя отец‑то сделал?

Андрей только махнул рукой и не ответил.

Степан Григорьевич доброжелательно улыбнулся.

– Я недавно купил консервный завод. Баклажанная икра, помидоры‑мобидоры, огурцы‑могурцы! Овощей у нас очень много, и стоят копейки, но большая часть пропадает. А я хочу закатывать их в банки и продавать! Это выгодное дело. И мне нужны помощники. Возьми визитку, надумаешь – позвонишь…

Потом он повернулся к Александру.

– Я уже заплатил за всё, гуляйте, отдыхайте, веселитесь. Я должен идти. Дела. Мы ещё увидимся.

Они пожали друг другу руки.

Оксана проводила Степана Григорьевича до машины и на прощанье крепко поцеловала. Александра это покоробило. И хотя свадьба гуляла до полуночи и все гости были очень довольны, у молодого мужа остался от неё неприятный осадок.

Date: 2015-09-05; view: 278; Нарушение авторских прав