Урготелла. Оллария. «Le Roi des Deniers & Le Un des Deniers & Le Six des Coupes» [62]

Фома Урготский выглядел в точности так, как должен выглядеть Фома Урготский. Полный, улыбчивый, в коротком кудрявом паричке и удобном коричневом камзоле, герцог с распростертыми объятиями бросился навстречу дорогому гостю, явственно напоминая Валме трактирщика или негоцианта. Да Фома и был негоциантом – хитрым, любезным и удачливым.

– Дорогой друг. – Голос у герцога, надо отдать ему справедливость, был низким и приятным. – Мы так рады вас видеть. Увы, наша встреча омрачена. Поверьте, Ургот оплакивает вашу потерю вместе с вами. Примите наши искренние соболезнования, все произошло так неожиданно…

– Некоторые вещи предотвратить невозможно. – На лице Ворона не дрогнул ни один мускул. – Так же как и предвидеть, но я искренне благодарю ваше величество за добрые слова.

Значит, все-таки «величество», а то Марсель сомневался, как называть урготского правителя. С одной стороны, Фома был монархом, с другой – не королем, а герцогом, хоть и великим. И кто же все-таки умер? Кто-то важный, раз ургот начал со скорби. Может, королева или наследник? А Рокэ хорош! Нипочем не подумаешь, что он знать не знает, что случилось.

– Но жизнь продолжается, – стоически заключил Фома, – а война только начинается. Талиг и Ургот остаются союзниками и друзьями, и подтверждение тому – ваш приезд. Нам так много нужно обсудить, но сначала я должен спросить, как вы себя чувствуете после столь утомительной дороги.

Рокэ Алва слегка поклонился:

– Не беспокойтесь о нас, ваше величество, мы бывалые путешественники. Тем более морской переход из Фельпа в Ургот не дорога, а прогулка.

Ничего себе прогулочка! Начиналось и впрямь вполне мило, но последние два дня! «Влюбленную акулу» мотало, как щепку, и Марсель не струхнул только потому, что взбунтовавшийся желудок очистил заодно и голову, напрочь выбивая из нее все мысли. Попасть на морское дно казалось не так уж и страшно, ведь там не было качки. Когда галера бросила якорь на рейде Фьянтины [63], виконт несказанно удивился, что до сих пор жив, но вместо отдыха его ждали дождь и два пренеприятных часа в седле.

– Увы, вам не повезло с погодой, – Фома сочувственно покачал париком. Полезная вещь, особенно если не успел привести голову в порядок. Рокэ хорошо, у него от сырости волосы начинают виться, а как быть тем, кому не повезло?!

– Что поделать, – философски произнес Алва, – ваша осень славится дождями. Некоторые полагают, что урготеллские красавицы обязаны своей чудесной кожей именно климату.

– Весьма вероятно, – затряс паричком ургот, – весьма… Но вы, без сомнения, устали. Мы отвели вам комнаты в восточном крыле дворца, их можно занять немедленно, там есть все необходимое, а на слуг можно положиться.

– Благодарю ваше величество за заботу, – наклонил голову Рокэ, – но я предпочел бы сначала обсудить дела, хотя бы в общих чертах. Что до комнат, то я остановлюсь в посольстве Талига. Поверьте, я не самый приятный гость, к тому же моя репутация не позволяет мне находиться под одной крышей с юными девицами. Особенно с учетом некоторых обстоятельств…

– Ваша знаменитая хватка, герцог, – ургот приятно рассмеялся. – Что ж, прошу в кабинет. Кажется, я понимаю, о каких обстоятельствах идет речь, но мы еще поговорим об этом…

Приспичило им говорить о делах, можно подумать, завтра конец света. Хотя если завтра конец света, зачем говорить о делах? Лучше выпить и поехать к женщинам… Жаль, им не отвели отдельный особняк: жить под одной крышей с дядюшкой Шантэри – это ужасно. Хотя во дворце всяческих сложностей не меньше, и в нем наверняка подслушивают. Валме оглядел приемную – неплохо, но нипочем не скажешь, что здесь обитает чуть ли не самый богатый правитель Золотых земель. То ли у Фомы нет вкуса, то ли жадничает.

– Мой дорогой Марсель, как здоровье вашего почтенного батюшки?

Дородный человек с тоскливым собачьим лицом смотрел на виконта, как на сахарную кость. Так и есть! Четвероюродный дядюшка, раздери его кошки! И именно тогда, когда Ворон заперся с Фомой.

– Благодарю вас, дядюшка Франсуа! Когда я покидал Валмон, отец чувствовал себя неплохо.

– Мой мальчик, я был весьма удивлен, когда твоя матушка написала, что ты пошел в армию. Раньше я не замечал у тебя склонностей к воинской службе.

Марсель и сам ее не замечал, просто так вышло. Встретил по дороге во дворец Ворона, и понеслось.

– Ну, – замялся Валме, – мне давно советовали заняться делом, а первый Валмон был военным.

– Я горжусь тобой, – старый пень взволнованно засопел. Неужели в самом деле растрогался? С него станется! Марсель подтянул живот, благо после фельпских похождений это труда не составляло, и выпалил:

– Моя жизнь принадлежит Талигу и его королю!

Родственничек растроганно шмыгнул носом, но потом нахмурился:

– Теперь талигойцы, как никогда, должны быть готовы к любым неожиданностям. И, мой дорогой, вам и вашему патрону следовало бы повязать черные ленты. Конечно, вы одеваетесь по-походному, но приличия обязывают. Все добрые олларианцы надели траур, и даже герцогу Алве не следует шокировать своих соотечественников.

– Мы ничего не знали, – пробормотал Марсель. – Море, знаете ли…

– Не надо лгать дядюшке Франсуа, – нос снова шмыгнул, на сей раз осуждающе. – Поведение герцога Алвы не оставляет сомнений в вашей осведомленности.

– Ворон? – выпалил Валме. – Он ничего не знает, просто он вообще такой… Его ничем не проймешь. Мы в Фельпе получили приказ от Фердин…

– От его величества, – поправил старый зануда, заставив Марселя в очередной раз порадоваться бегству из-под крыла родичей. – Все талигойцы, оказавшись за пределами отечества, являются послами своей державы и не должны забывать о столь важных вещах, как титулование монарха.

– В любом случае, – огрызнулся виконт, – мы вышли в море, не зная ни кошки. То ли нас не сочли нужным известить, то ли какая-то скотина сперла письма. Последнее, что мы получили, это было письмо Силь… то есть его высокопреосвященства и королевские грамоты.

– Когда это было? – лицо дядюшки оставалось умеренно скорбным, но глазки стали жесткими. – Когда прибыл курьер и когда написаны послания?

– Получили в первый день Летних Молний. Рокэ, то есть Первый маршал Талига, сказал, что курьер не жалел лошадей. А написано было в ночь Ундий…

– Когда? – не понял дядюшка.

– С 11 на 12 Летних Волн…

– Ты не ошибаешься?

– Чтоб мне облысеть!.. То есть я не ошибаюсь. Письмо его высокопреосвященство написал ночью, а его величество подписал приказы утром.

– Есть вещи, которыми не шутят, – затянул свою песню дипломат. – Я склонен тебе верить. Меня ввело в заблуждение поведение герцога, но Рокэ Алва умеет скрывать свои чувства. Тем не менее вам следует надеть траур.

– Я надену, – заверил Марсель, мимоходом пожалев об урготских портных. – Дядюшка, во имя Леворукого, скажите же наконец, кто умер?!

– Его высокопреосвященство.

Марсель едва не присвистнул, но дядюшка Шантэри такого бы не потерпел, а свистеть во дворцах было признаком дурного тона.

Катарина немедленно отпустила госпожу Арамону к заболевшей дочери, хотя от ее величества зависело мало: из дворца входили и выходили по пропускам, подписанным капитаном Личной охраны его величества. К счастью, Манрик смилостивился, и Луиза, позабыв обо всех королевах и кансилльерах мира, помчалась на улицу Хромого Цыпленка.

Дверь открыла Дениза, и у Луизы немного отлегло от сердца – будь с дочкой что-то серьезное, кормилица выглядела бы иначе.

– А вас уже ждут, – сообщила Дениза, водружая на место многочисленные крюки и цепи.

– Ждут?

– Папаша ваш ждет.

– Как Амалия?!

– Здорова она, – махнула рукой Дениза, – у себя сидит. Это все граф затеял. Ох, не дело врать про хворости, накличешь еще…

Слава Создателю, с Амалией все в порядке. Луиза сбросила накидку и прошла в гостиную, где узрела господина графа и маменьку.

– Луиза, – Аглая Кредон прижала к груди ухоженные ручки, – милая Луиза… Как долго я тебя не видела… Я все понимаю, ты теперь дама из общества, тебе не до бедных мещан…

Если б не присутствие отца, Луиза б в очередной раз узнала, что она не мать, а мармалюка [64], но в присутствии любовника нежная Аглая воздерживалась от простонародных выражений.

– Ну что вы, маменька, – выдавила из себя Луиза единственное, что можно было сказать.

– Не надо оправдываться, – Аглая Кредон поднесла к глазам вышитый платочек. – Ты здесь, с нами, это главное.

– Дорогая, – папенька взял из ручек любовницы платочек и промокнул несуществующие слезки, – Луиза не виновата. Сейчас покинуть дворец весьма непросто. Я прошу тебя оставить нас, нам нужно поговорить наедине.

Маменька вздохнула, накинула новую алатскую шаль и, окинув любовника и дочь грустным и нежным взглядом, выплыла из комнаты.

Будет подслушивать, а потом мотать жилы всем, кроме господина графа.

– Луиза, – господин граф протянул руку для поцелуя, – у нас долгий разговор. Садись.

Госпожа Арамона коснулась губами бледной кожи и опустилась на банкетку. Итак, отец на два месяца раньше обычного вернулся из своих имений и устроил тайную встречу с самой неудачной из своих дочерей. Вот что значит удостоиться внимания Кэналлийского Ворона! И все бы ничего, но папенька и помыслить не может, что маменька подслушивает. Вот и крутись теперь, чтобы и пшеница была цела, и курица сыта, и лисица довольна. Одна радость – родители считают дочь не то чтоб вовсе дурой, но близко к тому. Значит, поглупеем еще больше.

– Я так волновалась, – заахала Луиза, – так волновалась… Это жестоко – написать, что Амалия больна…

– Так было надо. Я должен тебе кое-что объяснить.

Закатные твари, с такой же миной господин граф объявил ей о том, что внизу ждет жених. Арнольд пытался вести себя прилично, но она сразу же поняла, что за счастье ей досталось. Только вот выхода у нее не было.

– Да, сударь.

– С сегодняшнего дня я исполняю обязанности тессория. Надо ли говорить, какие это накладывает обязательства на нас всех?

– На нас? – вдова капитана Лаик вылупила глаза. – Но, господин граф… Я помню, что никому не должна рассказывать, что вы…

– Помолчи! – прикрикнул новоявленный тессорий. – Ты, хвала Создателю, не болтунья, но есть вещи, которых не утаить. Многие вельможи имеют внебрачных детей и внуков и оказывают им протекцию, в этом нет ничего зазорного. Но ни ты, ни Селина, ни Герард не должны забываться.

Забудешься, как же! А тебе возьмут и напомнят.

– Господин граф, – начала внебрачная дочь, не сомневаясь, что ее перебьют. И ее перебили.

– Так вышло, что твой сын заинтересовал Первого маршала Талига. Не сомневаюсь, причиной тому стал присущий твоей матери такт и то, что Герард – мой внук. Я рад, что герцог его взял на место юного Окделла, который запятнал себя отвратительным поступком.

– Создатель… – выдохнула Луиза, на сей раз совершенно искренне.

– Ты об этом не знала?

Святая Октавия, неужели нельзя было встретиться в аббатстве или в дворцовом садике? Маменька же разнесет сплетню по всей Олларии!

– О нет… Монсеньор… То есть герцог Алва предложил Герарду стать его порученцем. Я так поняла, что Ричард Окделл уехал за границу.

– Не уехал, а был выслан, – отрезал папенька. – Алва проявил чрезмерную мягкость. Есть все основания полагать, что молодой Ричард покушался на жизнь своего господина.

Ерунда, будь это так, монсеньор никогда б не оставил в своем доме Айрис, но зачем спорить? Дуры не спорят, дуры слушают, открыв рот, и в нужных местах ахают.

– Мы больше не будем миндальничать с заговорщиками, – заявил господин тессорий, и Луиза честно ахнула. – Покойный кардинал был человеком излишне мягким. Он мог раз и навсегда положить конец беспорядкам и заговорам, но не сделал этого. Леопольд Манрик из другого теста, с внутренними врагами Талига он поступит столь же решительно, сколь маршал Алва – с врагами внешними.

А папенька доволен! Еще бы, исполнилась мечта всей жизни, но счастливые люди глупеют. Она бы тоже одурела, посватайся к ней Ворон, но Ворон к ней не сватается, так что она в здравом уме и твердой памяти. Манрик вообразил себя Сильвестром, папенька вообразил себя Манриком, должен же хоть кто-то знать свое место!

Госпожа Арамона приоткрыла рот, надеясь, что выглядит махровой курицей. Новоиспеченного тессория это вполне устраивало, а может, он готовил речь на Высоком Совете. Речь была длинной, и Луиза поняла, что заговорщикам и тем, кого таковыми объявят, не поздоровится. А ей-то что? Пусть фламинго жрут спрутов и прочих леопардов, она и не чихнет, а на Ворона Манрики не замахнутся, куда им! Папенька вещал, Луиза кудахтала, а по стеклу ползали две мухи – маменька опять убрала Денизины травы, как глупо!

– …так что я не советовал бы тебе впредь оказывать услуги Катарине Ариго, – возвысил голос господин граф, переходя от отвлеченных материй к делам насущным. – Самым разумным для тебя будет исполнять просьбы кансилльера и капитана Личной королевской охраны. Это исключительно достойные люди, радеющие о благе Талига! Ты никогда не пожалеешь, что связала свое будущее с будущим Манриков. Разумеется, о ваших добрых отношениях не должны знать. Это относится не только к Катарине Ариго и дамам, принадлежащим к так называемым Домам Чести, но и в не меньшей степени к графине Рафиано и особенно герцогине Колиньяр.

Господин граф больше не называл Катарину ее величеством, а господин граф – мужчина предусмотрительный. Выходит, до возвращения Алвы наша скромница не дотянет. По крайней мере как королева. А что будет с детьми, чьими бы они ни были?

– О… – замялась Луиза. – Господин граф, а господин маршал не рассердится?.. Ну ведь… То есть королева… Все знают, и вы сами говорили…

– Луиза, – папенька мученически вздохнул, – это тебя не касается.

– Касается, – затарахтела глупая дочь. – Если у нас не будет королевы, как Селина сможет быть фрейлиной, а я придворной дамой? И потом, мне надо отвечать Герарду… Он такой хороший сын и так часто мне пишет. Монсеньор хочет сделать его кэналлийским бароном… То есть не бароном, я забыла, как это у них называется…

– Герцог Алва возводит Герарда в реи? – у папеньки отвисла челюсть, удивительное зрелище. Выходит, Манрики писем из Фельпа ему не показывают?

– Да, – выпятила грудь Луиза, – в реи. Просто я слово забыла. Герард ждет моего согласия, ведь ему нужно отказаться от старого имени. Я должна ему разрешить, а он спрашивает, как мы и как ее величество, то есть Катарина Ариго, а монсеньор…

– Я лично поблагодарю герцога Алву, но заруби себе на носу, что сплетни о связи Первого маршала Талига и Катарины Ариго являются выдумками гайифских шпионов и продавшихся им изменников. Герцог Алва никогда не оскорбит своего сюзерена. Увы, Катарина Ариго оказалась недостойна оказанной ей чести. Герцог Колиньяр доказал, что она находилась в греховной связи с Оскаром Феншо-Тримейном и прижила от него троих детей.

Значит, Оскар Феншо-Тримейн… Понятно… Манрикам не нужна Катарина – любовница Первого маршала, потому что им нужен Первый маршал, без него Талиг – как собака без зубов. Что же сделают с Катари? Отравят? Отправят в Багерлее? В монастырь?

– Господин граф, – захлопала глазами Луиза, – его величество не считает вину ее величества доказанной.

– Этот… его величество слишком добр и доверчив, но я не расположен вести пустые разговоры. Твое дело – слушать, что тебе говорят. Герарду повезло попасться на глаза герцогу Алве, а Селине хватило то ли ума, то ли глупости отклонить предложение Леонарда Манрика, когда тот оказался, хм, в весьма непростом положении. Теперь Манрики нам обязаны, а они всегда платят за любезность любезностью. Их покровительство стоит не меньше, чем покровительство покойного кардинала, но мы должны быть благоразумны. Ты должна объяснить это Айрис Окделл.

Вот-вот… А еще объяснить петуху, что лучше не кукарекать, маменьке – что не стоит воевать с булочниками и задирать нос, а Манрикам – что надо сменить цвета.

– Я постараюсь.

– В скором времени эта девица получит жениха, и я надеюсь, что обойдется без глупостей.

Зря надеешься. Айрис втемяшила себе в голову, что она – невеста Ворона, и не откажется от этого ни за какие сокровища. Да кто бы на ее месте отказался?

– Господин граф, – выдохнула Луиза, – когда следует ждать предложения?

– Зимой. А теперь ты при мне напишешь письмо Герарду, – папенька схватил Луизу за руку, резко притянул и шепнул, – слава Создателю, Лу, ты не дура и не сплетница, но это не повод считать глупцом собственного отца!

Посольская резиденция на улице Жеребца хоть и считалась одной из лучших в Урготелле, Марселю не понравилась. Не то чтобы виконт тосковал по фельпским палаццо и олларийским особнякам, но столь любимые дядюшкой Шантэри розочки и рюшечки нагоняли хандру, а лакеи в белых стеганых ливреях походили на гусаков. Марселя раздражало все, хотя причин столь дурного настроения виконт не понимал. Разве что родственничек и дождь, если верить Ворону, зарядивший не меньше чем на два месяца.

Переодеваясь к ужину, Марсель был угрюм и небрежен, но траурную ленту повязать не забыл. Не хватало, чтобы старый зануда принялся его отчитывать при Рокэ и Герарде. И чего его понесло в Урготеллу, сидел бы как человек в Фельпе среди цветов и «пантер», так ведь нет!

– Господин посол ждут, – объявил «гусак». Валме поправил шейный платок и спустился в обтянутую персиковым атласом малую столовую. Стол был накрыт на троих, значит, порученцев в доме Шантэри держат в строгости, и на том спасибо. Дядюшка уже возвышался над кастрюлями, кастрюльками, мисками и соусниками. Старый дипломат вырядился, словно для приема, и рожа у него была самая занудная.

Валме пожелал доброго вечера и уселся на обитый местным бархатом стул. Часы пробили девять, и появился Рокэ. Дядюшка мог быть доволен – на Вороне не было ни единой цветной нитки. Черный бархат оживляла лишь знаменитая Полуночная цепь.

– Добрый вечер, сударь, – Рокэ слегка наклонил голову, кажется, он решил следовать этикету. – Добрый вечер, Марсель. Дождь, я вижу, льет по-прежнему.

– Это только начало, – Франсуа Шантэри принялся приподнимать крышки со стоящих на столе блюд, возвещая: – Сердца перепелов в гранатовом соусе… Паштет по-ардорски… Горячий урготский сыр…

– Я доверяю вашему вкусу, граф, – заверил Ворон, – но сейчас меня больше занимает ваш нюх. Нас подслушивают, и если да, то кто?

– В этом мире нельзя ни за что ручаться, – дядюшка положил себе немного паштета и сердец, – но я принимаю меры. К тому же от нас ждут разговора тет-а-тет, а стол сервирован на троих. Это должно охладить пыл шпиона, если он, разумеется, в доме. Марсель, мальчик мой, мне, право, очень неприятно, но мы были бы тебе весьма признательны, если бы ты прошел в овальный кабинет. Дверь за ширмой с двумя пастушками. Разумеется, ты можешь взять с собой со стола все, что захочешь.

– Останьтесь, виконт, – Рокэ поднес к глазам бутылку. – «Черная кровь» 374 года… Неплохой выбор.

– Простите, если я вас неверно понял, – Шантэри отправил в рот парочку перепелиных сердец. – Мне показалось, вы хотите совместить ужин с беседой на, ммм…. некоторые темы.

– Хочу, – Алва ловко разлил вино. – Нас с вами нельзя назвать близкими знакомыми, граф, но мы в одной лодке, а она дала течь.

– Мне говорили и о вашей скрытности, и о вашей откровенности. Вы хотите, чтобы сын моего старого друга и родственника присутствовал при нашем разговоре?

– Да. Я знаю Валме лучше, чем вас. Мы вместе воевали и вместе развратничали. Это сближает. О вас я знаю лишь со слов графа Рафиано, он вас весьма ценит.

– Похоже, герцог, я удостоен встречи с вашей откровенной ипостасью. Итак, чем могу служить вам и Талигу?

– Что слышно из Олларии? Как вы, без сомнения, догадались, от меня и Савиньяка смерть Сильвестра скрывали столько, сколько могли.

– Вы не удовлетворены письмом нового кансилльера и королевским рескриптом, которые я имел честь вам вручить?

– Отчего же, они довольно поучительны, но все познается в сравнении. Экстерриор упоминал, что вы немного доплачиваете шпионам Фомы, которые делятся с вами своей добычей. Рафиано находил это остроумным.

– Я польщен. – Дядюшка пододвинул Рокэ изящный серебряный соусник: – Умоляю, только с этой подливой! Итак, вы хотите знать, насколько правдивы письма Манрика и что происходит в Олларии? Начну с самого главного. Я не сомневаюсь, что его высокопреосвященство скончался от естественных причин. Насколько мне известно, тело обнаружили утром в кабинете у полок с книгами. Судя по всему, кардинал доставал труды Авесалома Кубмария. Смерть была мгновенной. Его высокопреосвященство не оставил никаких важных документов, кроме письма для вас. Или же их не нашли. Дальнейшее представляется чудовищным нагромождением случайностей и совпадений.

– Вот как? – Алва замолчал, пытался распробовать то ли соус, то ли новости. – Вы правы, восхитительно. Если не ошибаюсь, ваш повар увлечен эстрагоном… Так какие случайности вы имели в виду?

– Вы тонкий ценитель, герцог. Что до совпадений, то судьбе было угодно, чтобы в Олларии не оказалось ни экстерриора, ни вас, ни Салины, ни Ноймариненов, ни Савиньяков, ни Альмейды, а стоящие в непосредственной близости от столицы полки были сформированы недавно на средства, изысканные тессорием Манриком.

– О причинах отсутствия Салины, Альмейды, Эмиля Савиньяка и себя я догадываюсь, – заметил Алва. – Марсель, вы решили уморить себя голодом? Это один из самых отвратительных способов самоубийства.

– Вот еще, – возмутился Валме, хватаясь за нож. – Просто я не умею одновременно ужинать и скорбеть о бедах отечества.

– Учитесь, – посоветовал Ворон, – иначе заработаете несварение. Итак, граф, куда же и когда делись Резервная армия и Лионель Савиньяк и кто принял столичный гарнизон? Последние заслуживающие доверия известия я получил в начале месяца Летних Волн.

– Фома знает больше вас на целый месяц. Ваше здоровье, герцог!

– Я никогда не сомневался в Фоме, – Алва улыбнулся одними губами и поднял бокал: – Ваше здоровье, граф.

– Итак, возвращаемся в месяц Летних Волн. – Франсуа Шантэри отрезал кусочек темно-красного мяса и капнул на него соусом. – Его величество получил депешу о победе на море и пришел в неописуемый восторг. Насколько мне известно, он больше месяца был занят исключительно статутом нового ордена и созданием эскизов орденских знаков. К вашему возвращению, без сомнения, все будет готово. Получить эскиз шпионы Фомы не смогли, его величество оберегает государственные тайны весьма тщательно. Здоровье его величества.

– Создатель, храни Талиг и его короля. Итак?

– Итак, становилось очевидно, что Дриксен и Гаунау воспримут ваши победы менее восторженно. Поступили сведения о том, что они намереваются разыграть каданнскую карту. Бывшая Южная армия по вашему приказу была выдвинута к каданской границе, но его высокопреосвященство счел необходимым ее усилить за счет трех полков Резервной армии. Таким образом, границы Талига оказались на надежном замке, но его высокопреосвященство волновали ключи. В частности, вызывал сомнения Симон Люра, и его заменили на Лионеля Савиньяка. Предлогом послужила дуэль, на которой был легко ранен Леонард Манрик. Люра отозвали в столицу. Временно исполняющим обязанности командующего гарнизоном Олларии стал полковник Морен. Разумеется, герцог Ноймаринен в сложившейся ситуации не мог оставить север, а граф Рафиано отбыл в Ардору, чтобы принять участие в церемонии, посвященной совершеннолетию наследника. Что до Людей Чести, то они в подавляющем большинстве разъехались по своим имениям. Остались лишь те, кого задержали придворные обязанности.

– Судя по всему, в Олларии было весьма душно, – предположил Алва, отодвигая пустую тарелку.

– О да, – кивнул Франсуа Шантэри, – но это никоим образом не мешало герцогу Колиньяру искать тех, кто желал вашей смерти, сударь.

– Неблагодарное занятие, – Алва откинулся на спинку стула с бокалом в руке, – их так много… Впрочем, Колиньяр мог начать с себя.

– Он предпочел начать со слуг покойных Ариго и Килеана-ур-Ломбаха.

– И кем же он закончил?

– Трудно сказать, так как изыскания были прерваны смертью его высокопреосвященства. Как видите, герцог, считать происшедшее переворотом не приходится. Иначе нам пришлось бы признать, что во главе заговора стоял его высокопреосвященство, предусмотревший собственную смерть.

– Или не предусмотревший, – заметил Алва, потягивая вино. – Что было дальше?

– Дальше? Агний совершенно растерялся. В отличие от Леопольда Манрика. Этот действовал стремительно и успешно. Фердинанд подписал указы о назначении Леопольда Манрика кансилльером, а Жоана Колиньяра обер-прокурором.

– Отвратительное слово, – скривился герцог, – впрочем, дриксенское наречие вообще отличается грубостью.

– Вы – знаток древних языков, – тонко улыбнулся дипломат, – помогите найти господину кансилльеру имя для новой должности.

– Мне что-то не приходит в голову ничего, кроме производных от эмпозы [65], – пожал плечами герцог. – Может быть, эмпозорий? Нет, не звучит… Так что случилось дальше?

– Дальше Леонарда Манрика произвели в маршалы и передали под его командование Резервную армию и гарнизон Олларии. Все было сделано совершенно законно. Политика нового кансилльера в целом продолжает политику покойного кардинала, хотя Манрики жестче. Судя по всему, предполагаются большая война и развод его величества. Новой королевой, вероятно, станет одна из урготских наследниц. Полагаю, на руку второй будет претендовать Леонард Манрик. Если, разумеется, его не опередят, – дядюшка Шантэри очень внимательно посмотрел на собеседника. – Обе принцессы в восторге от побед Кэналлийского Ворона.

– Я польщен, – Алва допил вино и аккуратно поставил бокал. – Благодарю за восхитительный ужин, граф. Боюсь, я вынужден вас покинуть. Мне нужно ответить на письма его величества и господина кансилльера.

Проклятый дождь лупил в стекла, мешая спать. Валме ворочался с боку на бок, считал кошек, вспоминал «пантерок» и Марианну, придумывал новую вышивку на шарф. Он докатился до того, что перечислил по порядку всех императоров от Эрнани Святого до Эрнани Одиннадцатого и последнего, чего от унара Марселя не мог добиться ни один ментор, но уснуть так и не удалось. В три часа ночи виконт встал, оделся и вышел в коридор. Дядюшка Шантэри давным-давно дрых, слуги тоже, свет был погашен, горели только масляные ночные лампы на лестницах. Марсель прошелся по спящему особняку, то и дело налетая на мебель, нашел заполненную отвратительными книгами библиотеку, вернулся назад, с отвращением посмотрел на смятую постель и наконец постучался к Рокэ.

Дверь распахнулась сразу же – Ворон не спал. Герцог был без камзола, ворот рубахи расстегнут так, что виднелся еретического вида медальон. На столе горели четыре свечи и стоял бокал с вином. Второй, пустой, Алва держал в руках.

– Простите, – церемонно произнес Марсель, с подозрением переводя взгляд с застеленной кровати на широченное кресло и внушительных размеров сундуки, – я думал, вы один.

– Я один, – подтвердил Алва, ставя на каминную доску пустой бокал. – Располагайтесь, до рассвета еще далеко.

Герцог вернулся к столу, взял второй бокал, подошел к камину, пригубил, на мгновение опустил голову и выплеснул вино в огонь. Зашипело, пламя слегка пригнуло голову и с новой силой набросилось на дрова.

– Яд? – участливо поинтересовался Марсель. – Вот уж не ожидал от дядюшки Франсуа.

Алва не ответил, прикрыл ладонями глаза, потом провел по бровям к вискам. Мерно стучал маятник, глухо барабанил дождь, треснуло, прогорая, полено. Создатель, почему так муторно?!

– Спокойной ночи, – не очень уверенно произнес Валме. – Я, пожалуй, пойду.

– Прекратите, – Алва отнял руки от глаз. – Раз не спится, будем пить. Вино на столе у окна, не стесняйтесь…

Дядюшка Шантэри не поскупился. Вина было много, дорогого красного вина, пей – не хочу. Может, и впрямь напиться до одури, чтобы всякая чушь вроде излома эпох в голову не лезла? Вейзель напророчил всяких гадостей, а теперь умер Сильвестр. То есть, конечно, он умер раньше, но для них – только сегодня.

Страшновато получается – одни умирают, а другие знать не знают. Для живых смерть не скелет в саване, а курьер на лошади: нет письма, нет и смерти…

– О чем задумались, виконт? – Маршал сидел на краю стола, поигрывая королевскими печатями на черно-белых шнурках. Рядом лежали еще какие-то письма. От Манрика?

– Об эпохе, – признался Марсель. – Сильвестр умер, она и кончилась.

– Кончилась, – Рокэ небрежно подбросил письмо и поймал левой рукой. – Но «фламинго» танцуют, и огонь горит.

– Герцог…

– И? – Алва еще раз подкинул указ.

Под ложечкой у Марселя засосало, но он все же выпалил:

– Рокэ, почему мы ничего не делаем?

Алва отложил указ и занялся кольцами на руках. Объясняться с каким-то там виконтом он не собирался, но в Валме вселился кто-то тянущий за язык и толкающий в спину.

– Рокэ, вы должны вернуться. Нужно что-то делать, мы не можем сидеть и ждать, кто кого съест, то есть вы не можете…

Ворон медленно поднял голову, в синих глазах не было ничего, кроме холода.

– Что вы предлагаете?

Что он предлагает? Что он может предложить?! Можно подумать, это он играет королевскими печатями и чужими коронами.

– Разрубленный Змей, откуда мне знать? Это вы у нас Первый маршал Талига, вы и решайте.

– Первый маршал Талига может ослушаться приказа своего короля лишь в одном случае, – зло бросил герцог, – если он тем самым спасает жизнь этому самому королю. Его величество весьма недвусмысленно приказывает оставаться в Урготелле и готовиться к войне с дожами. Его жизни ничего не угрожает, к тому же на улице дождь.

Вот так, Марсель Валме! Знай свое место и скажи спасибо, что тебя с твоими глупостями не послали к закатным тварям. Ворон соизволил взять тебя с собой, ты его забавляешь, с тобой можно пить и ездить к куртизанкам, но не суйся, куда тебя не просят. Кто ты такой, чтобы лезть с советами? Не твое это дело, а собственно говоря, у тебя и дел-то никаких нет. Даже у Герарда есть, а у тебя нет. Ты при кэналлийце то ли шут, то ли ученая собачка. И никто в этом не виноват.

– Рокэ, я далек от того, чтобы…

– Вы далеки, а я близок, – перебил Алва, бросая Марселю письмо, которое тот невольно поймал.

– Что это?

– Весточка из Заката.

– Но это же… Это же ваше!

– Неужели вы думаете, что новый кансилльер был столь любезен, что переправил мне письмо покойного кардинала, не сняв с него копию? Если тут и были тайны, то все вышли… Читайте. Сильвестр заслужил, чтоб хоть кто-то его знал. Я не в счет, фламинго тем более.

…Письмо было остроумным и немного грустным. Постаревшая любовница, дочери Фомы, дурной шадди, соберано Алваро, кардинал Диомид, классическая поэзия, смерть Гийома Эпинэ, рассказанная экстерриором притча, немного политики, немного астрологии, будущая война, доракские вишни… Все вперемешку на нескольких страницах. Жизнь от начала до конца или все-таки от конца до начала?

– Прочли?

Марсель кивнул, не зная, что говорить и говорить ли. Рокэ взял из рук виконта исписанные листки, пробежал глазами, смял, бросил в камин. Пламя с кошачьей ловкостью поймало подачку, огненная лилия расцвела и завяла. Валме молча взялся за бокал. «…у Вас и Ваших ровесников есть куда более приятные возможности скоротать ночь, чем смотреть на гаснущие угли…»