Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Глава 11. «Le Six des Deniers & La Dame des Coupes & Le Valet des Coupes» [54]





Фельп

 

 

«Le Six des Deniers & La Dame des Coupes & Le Valet des Coupes» [54]

 

 

Разумеется, это был Герард, кто еще мог ворваться в такую рань?! Жаворонок, забери его Леворукий!

– Сударь, – доложил утренний негодяй, – прибыла госпожа Скварца.

– Ну и что? – не понял Марсель Валме.

– Она хочет видеть вас.

– Меня? – зевнул виконт. – Создатель! Который час?

– Десять часов, – улыбнулся Арамона-младший. Десять! Время молочников и зеленщиков, но не благородных дам…

– Хорошо, сейчас приду… Да, Герард, она красивая?

– Не знаю, – паршивец растерялся. Наконец-то!

– А где маршал?

– Уехал по делам, – вновь разулыбался порученец. – Но госпожа Скварца спрашивает именно вас.

– Ладно, брысь занимать даму!

Шадди ему не видать, это ясно. И чего это счастливую супругу молодого адмирала спозаранку принесло к талигойскому виконту? Нет, дам Марсель любил, но вечером он их любил сильнее, чем утром. Увы, вежливость есть вежливость! Талигоец слез с кровати и честно постарался привести себя в пристойный вид, при этом не слишком задерживаясь. Раньше это было бы немыслимо, но общество Рокэ свое дело сделало.

Не прошло и часа, как виконт Валме, благоухая померанцевой водой, спустился по утыканной резвящимися сиренами лестнице и вышел в приемную. Навстречу порывисто поднялась женщина в темно-красном шелковом платье, и Марсель немедленно подобрал живот. Госпожа Скварца была прелестна, а странная смесь смущения и злости придавала точеному личику, обрамленному крыльями темных волос, особое очарование. Валме галантно поклонился:

– Чем могу служить столь прекрасной особе?

– Я… Я Франческа Скварца, – точно, Джильди говорил, что жену Муцио зовут Франческа. – Я хочу знать, где мой супруг.

– Вполне законное желание, сударыня, – Валме тонко улыбнулся, но женщина шутки не приняла.

– Он здесь?

– Здесь? Откуда? – Марсель был искренне удивлен. – Муцио покинул нас еще позавчера. Он собирался домой. Когда имеешь столь прелестную супругу…

– Он пришел, – перебила Франческа, – но потом за ним заехал Луиджи Джильди. Муцио обещал скоро вернуться, но его нет до сих пор. Я ждала его весь день и всю ночь. Утром я поехала в палаццо Джильди, мне сказали, что Луиджи нет и что он, скорее всего, с вами.

– Луиджи Джильди здесь.

Сказать, что Муцио с ними не было? Вот еще! Если Скварца сослался на Луиджи, пусть Луиджи и выкручивается.

– Я могу его видеть? – гнев Франческе Скварца шел удивительно. Она вообще была чудо как хороша. Конечно, даже лучшее блюдо может надоесть, но Муцио все равно дурак. Собираешься гульнуть – научись заметать следы. – Я могу видеть Луиджи Джильди? – повторила Франческа.

– Разумеется, – Марсель обернулся на скрип и увидел исчезающего за порогом Герарда, – за ним уже пошли. Не желаете шадди?

Гостья шадди не желала. Она желала получить сбежавшего мужа и задать ему хорошую трепку, но была слишком горда, чтоб изливать свою злость на голову первого встречного. Госпожа Скварца ограничилась тем, что последовательно отказалась от шадди, конфет и фруктов. Предлагать даме вина Марсель не осмелился и завел разговор о погоде. Франческа что-то сказала о поздних розах, Марсель отплатил рассказом о многолетних астрах, которые терпеть не мог с детства. Дурацкую беседу прервал Луиджи. Капитан выглядел слегка помятым, хотя могло быть и хуже.

– Сударь, – Франческа даже не поздоровалась, – где Муцио Скварца?

– Но, – Джильди потряс головой, словно отгоняя сон, – он же дома!

– Я… – в глазах Франчески Скварца вспыхнуло пламя. – Я знаю, что такое ночь святого Андия. Я знаю, как вы отмечаете свои великие победы! Я своими глазами видела, как вы уезжаете, и я, в отличие от вас, не была пьяна. Вы фельпский патриций, Луиджи Джильди, и вы офицер! Имейте же смелость сказать правду.

– Франческа, я не лгу! – Почему Луиджи побледнел? Конечно, положение не из приятных, но Муцио сам виноват. Сказал, что вернется утром, надо было вернуться или хотя бы письмо прислать.

– Муцио ушел с вами, – твердо произнесла женщина, – с вами, Луиджи. Среди ночи – на башне Филиппа пробило три часа. Муцио сказал, что это очень важно, но какие дела могут быть у мужчин в ночь святого Андия?!

– Моя госпожа, – Марселю отчего-то стало неуютно, – в три часа Луиджи был со мной и маршалом Алвой в… В одном доме, но мы были только втроем… То есть там были еще и дамы… Но Муцио с нами не было.

– Сударь, – выкрикнула женщина, – вы лжете, этого не может быть!

– Клянусь, это правда, – пробормотал виконт, чувствуя, что ему становится холодно.

От лица Франчески Скварца отхлынула кровь. Теперь она смотрела не на Луиджи, а на Марселя, и талигойцу отчаянно захотелось юркнуть за занавеску или залезть под стол.

– Умоляю, если Муцио был с вами, не лгите, – она действительно умоляла, и это было самым страшным. – Скажите как есть. Если я узнаю, что он был с другой женщиной, что он был пьян, я не умру…

– Франческа, – Джильди осторожно взял руки гостьи в свои, – клянусь тебе, что мы в последний раз видели Муцио на площади, и он пошел домой. Я и впрямь тогда поехал к… к женщинам. Со мной были капитан Валме и герцог Алва, и мы не расставались всю ночь…

– Как же? – прошептала Франческа. – Как же так?… Я же видела, видела…

– Что именно ты видела? – неожиданно резко сказал Луиджи…

– Мы… Мы уже легли… Раздался какой-то стук… Стучали в окно… Муцио встал, зажег свечу, вышел… Потом вернулся, сказал, что ты вызываешь его по важному делу, но он скоро вернется… Я выглянула в окно. Ты был в седле. То есть я думала… Я не сомневалась, что это был ты. Муцио спустился с крыльца, ты… Всадник протянул ему руку, он сел сзади, и все…

– Франческа, – все так же резко сказал Джильди, – мне очень жаль, но это был не я.

– Но я… Я же видела, – бормотала Франческа, – видела…

– Подожди! – Луиджи осторожно высвободил свои руки. – Присядь, я должен подумать.

Женщина кивнула, но осталась стоять, не отводя взгляда от лица капитана. Марселю в очередной раз захотелось исчезнуть, но он нашел в себе силы подвинуть кресло и поклониться.

– Сударыня, мне кажется, вам лучше сесть.

Она, не говоря ни слова, села, потом, все так же молча, приняла из рук Марселя бокал с вином.

– Выпейте, сударыня.

Франческа Скварца торопливо выпила, закашлялась, прикрыла рот рукой. Валме высвободил из горячих пальцев хрустальную ножку и сунул женщине платок, потом вспомнил, что тот далек от идеала, но жена Муцио вряд ли это заметила. Что делать с ней дальше, виконт не представлял.

– Сударыня, чему обязан столь ранним визитом? – Рокэ Алва в маршальском мундире стоял на пороге, и Марсель облегченно перевел дух.

 

 

 

Рокэ лгал, кляча-оборотень и ее всадница не были сном. Луиджи Джильди не мог оторвать взгляда от маршала, слушавшего рассказ Франчески. Талигоец казался любезным, не более того. Женщина закончила и теперь с надеждой смотрела на чужака. Рокэ прикрыл глаза руками и провел по бровям к вискам.

– Сударыня, – талигоец говорил буднично, словно жена Муцио не рассказала ничего особенного, – вы из вашего окна действительно виделикапитана Джильди или поверили мужу на слово?

Франческа помедлила, а когда заговорила, ее голос уже не звучал, как готовая оборваться струна:

– Право, сударь, теперь я… Я уже не так уверена. Было темно, я видела силуэт…

– Всадник был такого же роста и сложения, как капитан, – уточнил Алва, – но лица вы не разглядели?

– Не разглядела, – эхом повторила Франческа Скварца.

– В таком случае не логично ли предположить, что адмирала и впрямь вызвали по важному и срочному делу, а он, не желая вас волновать, сказал, что за ним заехал друг?

– Может быть, – в голосе женщины слышалась растерянность, смешанная с облегчением, – да… Муцио не любит меня пугать.

– И он совершенно прав. С прекрасными женщинами следует говорить не о вражеских шпионах, а о розах и любви, – талигоец галантно поцеловал белую руку и пристально вгляделся в лицо собеседницы. Слишком пристально. Франческа вспыхнула и опустила глаза.

– Сударь, прошу вас…

– Разумеется, сударыня, мы сделаем все, чтобы вернуть вам вашего супруга, – церемонно произнес Рокэ, не выпуская руки Франчески, – но сейчас вам следует отправиться домой. Если Муцио вернулся, пошлите нам весточку.

– Да, да, – прошептала Франческа, торопливо отнимая руку, – конечно… Я пришлю…

– Вот и чудесно. Виконт Валме вас проводит и, если адмирал Скварца еще не вернулся, побудет с вами.

Марсель подкрутил усы и поклонился:

– Счастлив служить.

– Благодарю, – пролепетала, не поднимая глаз, Франческа.

– Что вы, сударыня, это мы благодарны случаю, приведшему вас в этот дом, – заверил Рокэ Алва, и госпожа Скварца торопливо покинула приемную, опираясь на руку Валме.

Маршал молча опустился в кресло. Вслед уходящим он даже не взглянул, а ведь минуту назад Луиджи был готов поклясться, что талигойца прелести жены волнуют куда больше исчезновения мужа. Рокэ принял услужливо налитый Герардом бокал, по своему обыкновению поставил на подлокотник и повернулся к Луиджи.

– Я бы поставил на Кимарозу.

Закатные твари, при чем здесь старший адмирал?! Ясно ведь: ночь, лошадь, всадник, показавшийся знакомым…

– Кимароза?

– Скварца – герой, умница, любимец флота – одним словом, готовый старший адмирал. – Рокэ внимательно изучал вино в бокале. – А Кимароза не хотел терять должность. Ну и деньги, разумеется.

– Тогда ему мешает отец.

– Нет, – Алва покачал головой. – Адмирал Фоккио Джильди хорош на море, но дуксам он поперек горла, а они – ему. Другое дело – Муцио, женатый на Франческе Гампана. Не сомневаюсь, Муцио женился по любви и меньше всего думал, что входит в семейство гран-дукса, но некоторым свойственно видеть расчет даже там, где его нет.

Это походит на правду, вернее, походило бы, если б не обернувшаяся чудовищем Поликсена.

– Рокэ, – по спине капитана Джильди побежал холодок, – не лгите, я все понимаю…

– Понимаете? – синие глаза нехорошо блеснули. – Позвольте узнать, что именно?

– Ро… Монсеньор, вы можете убить меня, но не считайте меня ребенком. С Муцио случилось то же самое, что было бы со мной, если бы не вы. За ним пришли и его забрали…

– Воистину, – зевнул Рокэ, – ликеры после касеры – зло. Я не буду вас убивать, Луиджи, вы и так наказаны, но попробуйте поработать головой и сравнить ваш изысканный кошмар с тем, что случилось в особняке Скварца. Насколько я понял, вы, позабыв все на свете, помчались за возлюбленной, что, без сомнения, характеризует вас с лучшей стороны. А что сделал Муцио? Подумайте.

Капитан Джильди подумал. Муцио оставил Франческу и уехал с каким-то мужчиной, но прежде вернулся, чтобы одеться и сказать жене, с кем едет и когда вернется. А вот ему и в голову не пришло растолкать Валме, предупредить, что он уезжает, прихватить хотя бы шпагу и кошелек. И потом, Франческа видела обычную лошадь и какого-то мужчину, а не кошмарного ребенка.

– Простите, Рокэ. Похоже, вы правы, но насчет Кимарозы – это только догадки. У нас много врагов.

– Капрасу сейчас не до похищений, ему бы сдаться поудачнее, а его союзники в городе просто обязаны сидеть тихо. Если, разумеется, они не ценят Бордон превыше жизни и уже полученных денег.

– Разрубленный Змей, – невольно хмыкнул Луиджи, – превыше денег! Ну вы и сказали! Только за Паучий холм Саграцци и Андреатти получили по тысяче вел!

– Удивительно корыстные и лживые люди, – возмутился Алва. – О готовящемся нападении сообщил я, а деньги получили они.

– Рокэ! – бокал выскользнул из рук Луиджи, хорошо, что он был пуст и упал на ковер. – Не хотите же вы сказать…

– Хочу, – в синих глазах мелькнула лукавая искра. – Мне очень не понравился генерал Фраки. Некоторым господам вредно побеждать – из их побед, как правило – мелких, вырастают крупные неприятности. И, во имя Чужого и всех кошек его, как бы еще я заставил милейших дуксов вручить мне военную власть?

Разрубленный Змей! Разрубленный на мелкие кусочки Змей, этот талигоец сведет с ума самого Леворукого, но он побеждает. А Саграцци и Андреатти были предателями и предавали бы до сих пор, если б не выходка Алвы.

– Монсеньор, – Герард быстро поднял валяющийся бокал, – пришел капитан Дерра-Пьяве. И еще спрашивают капитана Джильди. По поручению теньента Баньезе.

 

 

 

В палаццо Скварца было прохладно, в белых мраморных чашах пестрели гвоздики, тихо журчал комнатный фонтан, ветер равнодушно колыхал расшитые травами и стрекозами занавеси. Франческа старалась быть радушной хозяйкой, а Марсель из кожи вон лез, изображая учтивого кавалера, но все это было враньем, откровенным и беспардонным. Им не было дела ни до театра, ни до гайифской моды. Разговор не клеился, хоть умри. Наконец отчаявшийся Марсель спросил про птице-рыбо-дуру – с какой это радости она стала хранительницей славного города Фельпа? Хозяйка через силу улыбнулась.

– Сударь, это такая путаная история.

– Тем лучше, – совершенно искренне заверил Валме.

– Я… Это было очень давно, – вполголоса начала Франческа, – Фельпа тогда не было… И Веньянейры не было… Вы ведь ехали из Эр-При? Через Гальбрэ?

– Да, – поморщился Марсель, вспомнив выгоревшие холмы и мертвые озера.

– Сейчас это пустыня, а раньше был цветущий край… Там, где сейчас озера, стоял город Гальбрэ. Многолюдный, богатый и очень красивый. Его называли второй Гальтарой, но Гальбрэ хотелось стать первой. Знаете, Марсель, я только сейчас поняла… Это очень глупая легенда. На самом деле, наверное, все было иначе. Если вообще было.

– А вы расскажите глупую, – улыбнулся Марсель. – И потом, с чего вы взяли, что все было не так? Птице-рыбо– дева – дура, значит, и история у нее должна быть дурацкой.

Франческа Скварца широко раскрыла глаза, а потом вдруг улыбнулась. Уже хорошо, хоть какая-то польза от хвостатой девственницы.

– Хорошо, – кивнула женщина, – но я вас предупредила. Жители Гальбрэ кичились своим богатством, но этим и ограничивалось, пока в город не пришел адепт Леворукого и не принялся склонять Гальбрэ поклониться Злу. За это Зеленоглазый обещал повергнуть Гальтару и вознести Гальбрэ, сделав вечной столицей Золотых земель. Сначала горожане молчали, но потом некий юноша преклонил колени пред Леворуким, и адепт Зла венчал его Закатным венцом, – Франческа Скварца улыбнулась одними губами. – Страшно?

– Очень, – заверил Марсель. – А когда это было?

– Не помню, – покаянно вздохнула женщина, – но очень давно. До Эрнани Святого… Этот юноша и впрямь обрел великую силу, и к самозваному императору потянулись те, кому не хватало того, что у них уже было. Через год самозванец и его сторонники изгнали из Гальбрэ наместника императора и возвели на трон своего вожака.

– А как его звали? – поинтересовался Марсель, слушавший с неподдельным интересом. Он всегда любил сказки, а эту к тому же можно будет пересказывать в Олларии.

– Его имя предали забвению, как и имена его сподвижников. Захватив власть, они начали строить храм Леворукого, в котором собирались совершать жертвоприношения.

– Девственниц или младенцев? – деловито осведомился Марсель, заработав еще одну улыбку и мысленно поблагодарив Рокэ Алву с его шуточками.

– Не знаю… Наверное, и тех и других. Гальбрэ готовился к войне с Гальтарой, и тут одному из известных своей честностью купцов во сне явилась птице-рыбо-дева и открыла, что присягнувший Злу город будет сметен с лица земли. Земля дрогнет, море ринется на сушу, придет гроза без дождя и испепелит всех грешных, а небывалые ветры развеют их прах, и нигде не будет укрытия, лишь на Фельпском холме. Купец проснулся, но умолчал о своем сне, а ночью к нему вновь пришла птице-рыба-дева и повторила сказанное. На этот раз муж поделился с женой, но она велела ему забыть то, что увидел.

Сон повторился и на третью ночь. На этот раз купец поведал обо всем своему брату, и брат сказал, что это только сон, в котором нет смысла. Когда же видение посетило купца в четвертый раз, он пошел к святому отшельнику Андию, жившему у городской стены.

– Тому самому, – не удержался Марсель, – из-за которого, ну… пляшут на площади?

– Наверное, – пробормотала Франческа, – я… Я об этом не думала.

– Странные были в Гальбрэ отшельники.

– Я же говорила, что легенда глупая, – нахмурилась Франческа.

– Простите… Умоляю, сударыня, продолжайте…

– Андий поверил купцу, пошел на базарную площадь и начал призывать горожан отречься от Зла, покинуть оскверненный город и идти к Фельпскому холму. Это дошло до самозванца, но он лишь рассмеялся и приказал выпускать всех, кто хочет уйти. «Мне не нужны верящие снам трусы», – сказал нечестивец. Городские ворота открыли, но те, кто решил уйти, могли взять с собой ровно столько, сколько были в силах нести.

– Грабеж, – с чувством произнес Валме, надеясь вызвать на губах собеседницы еще одну улыбку. И вызвал.

– Гальбрэ покинули четыре тысячи четыреста сорок четыре человека. Они шли четыре дня и к исходу последнего поднялись на Фельпский холм и разбили там лагерь. Было полнолуние, но луна не взошла, а закат не погас. Море отступило от берега, дно обнажилось, утихли все ветры, смолкли все твари, а ровно в полночь вздрогнула земля и в берег ударили гигантские волны. Так погиб возгордившийся Гальбрэ, а уцелевшие возвели на Фельпском холме новый город, чьим гербом стала птице-рыбо-дева.

Франческа Скварца замолкла. В наступившей тишине отчетливо слышалось журчанье воды, пряно пахло вянущими цветами, в окно весело светило солнце. Все было чудесно, но от Муцио не было ни слуху ни духу.

 

 

 

Увитая все еще цветущими квартиниями вилла Данунциато казалась мирной и сонной, несмотря на близящийся полдень. Рокэ стукнул в дверь привратницкой, внутри зашуршало, и наружу высунулась усатая голова. Стражник вгляделся в приезжих, и на его физиономии отразилось неописуемое облегчение.

– Что случилось? – перегнулся с седла Алва.

– Монсеньор, – в славном городе Фельпе аристократии не было, но как-то так случилось, что талигойского маршала дружно величали «монсеньором», – кабы мы знали… У нас все тихо, а вот в доме Леворукий знает что творится.

– Леворукий, безусловно, знает, – согласился Алва, прыгая наземь и бросая поводья своему адъютанту, – но нам тоже хочется.

Усач поглядел на талигойца со смесью укоризны и восхищения.

– Вы б, того, монсеньор, судьбу бы не гневили… А творится у нас то, что приходящих слуг вовнутрь не пущают. Ни кухарку, ни ее помощниц… Давеча столяра требовали, у главной «дельфинихи», того, кресло сломалось. И то сказать, такую корму не всякое дерево сдержит… Столяр пришел, а двери на замке. И ведь ходют внутри, все время ходют, а нет чтоб открыть…

– А вы что, – не выдержал Луиджи, – младенцы двух годочков по третьему? Сломали бы.

– Нельзя ломать, – пояснил усатый, – там, у нутрях, наш теньент. Еще озлится… Мы до адмирала Джильди спослали… С утречка еще. Думали, не дождемся.

– Отца не было дома, – зачем-то объяснил задержку Луиджи, – пришлось посылать за мной в палаццо Сирен.

– Сколько дверей в доме? – перебил Алва, сбрасывая мундир и проверяя пистолеты. – Четыре или больше?

– Четыре, – неожиданно тонко пискнул стражник. – В Фельпе в любом приличном доме не меньше четырех дверей. Две для слуг, и две для господ – парадная и садовая.

– Войдем через сад. Трое – с лошадьми, шестеро – к другим дверям, остальные – за мной.

Скрипнула ореховая калитка, качнулись доцветающие мальвы и лукитеры, под ногами захрустел разноцветный гравий.

Терраса была пуста. Опрокинутые кресла, на столе корзинка с засахаренными фруктами и пустая чашка из-под шоколада… Странно, что нет мух. Дверь в дом заперта. Не закрыта, а именно заперта, зато доходящие до пола окна лишь притворены. Луиджи засмотрелся на задернутые занавеси, наступил на что-то мягкое и неживое и отскочил.

У его ног бараньей тушей лежала собака. Большая, кудлатая, мертвая. Оскаленная пасть, вывалившийся язык… Ужас!

– Закатные твари! Траванули! – выдохнул лупоглазый стражник.

– Все может быть, – Алва присел на корточки, разглядывая пса. – Знаете его?

– А то как же, здешний он…

Рокэ поднялся, зачем-то тронул сапогом свалявшуюся шерсть, оглянулся на стражников, топтавшихся за спиной, и резко рванул оконную створку. Та подалась с легкостью; Алва, не оглядываясь, шагнул внутрь, за ним бросился его порученец. Луиджи промедлил, тело, обычно такое послушное, отказывались повиноваться.

– Пусто, – донесшийся изнутри голос был совершенно спокоен, – но беспорядок жутчайший.

Тело наконец соизволило вспомнить о своих обязанностях, и Луиджи оказался в гостиной, родной сестре той, в которой они позавчера пили. Странно, будь сейчас глубокая ночь, завывай за окнами ветер и свети полная луна, капитану Джильди было бы проще. Ночи для того и существуют, чтоб случалось нечто страшное и противоестественное, но днем?!

В получасе ходьбы от Данунциато клубился городской рынок, рыбники торговались с кухарками, канатные плясуньи завлекали разряженных горожан, гадалки предсказывали судьбу, цирюльники стригли, брили, помадили. Люди суетились, веселились – одним словом, жили, а здесь валялись опрокинутые кресла и столики и поблескивало битое стекло.

Было тихо, мухи – и те молчали. Затем откуда-то из глубины дома раздались шуршанье и сдавленное то ли хихиканье, то ли наоборот. Рука Луиджи дернулась к эспере, но облегчения это не принесло. Капитан оглянулся – стражники хоть и вошли в дом, но жались к спасительному окну, спасибо, хоть не орали. Джильди сжал зубы и раздвинул бархатные занавеси. В уставленной статуями зале с нишами не было ни души. Рокэ, видимо, прошел в цокольный этаж. Луиджи воровато оглянулся на сулящее спасение окно. Разумеется, он спустится вниз, но сначала обойдет залу.

По сравнению с разгромленной столовой она казалась совершенно целой. В застекленный фонарь лился солнечный свет, мраморные юноши и девы закатывали пустые белые глаза, высоко вздымая кто гроздь винограда, кто светильник, кто тамбурин. В столбах света танцевали пылинки, ковры были целыми, кресла и скамьи стояли ровно. Луиджи медленно двинулся от статуи к статуе, чувство тревоги не то чтобы совсем исчезло, но стало почти привычным. Капитан миновал полукруглую нишу, в которой гнездился обитый атласом диван, обогнул пастуха и пастушку, и тут в углу что-то шевельнулось. Человек… Женщина!

Она сидела на корточках и таращилась маленькими злыми глазками. Желтое бархатное платье было измято, из-под порванной головной сетки выбивались спутанные волосы, и все равно Луиджи ее узнал. Узнал, хотя и не помнил имени. Это была помощница Зои, рассказавшая про Поликсену. Хоть какой-то свидетель! Капитан выдавил из себя улыбку и шагнул к бывшей «пантере». Та попятилась. Закатные твари, чего она боится?

– Сударыня… – Разрубленный Змей, как же зовут эту грымзу? – Сударыня, успокойтесь, худшее позади…

«Пантера» снова отступила. Теперь она прижималась к стене, между ней и Луиджи был залитый какой-то дрянью пуф на золоченых свинячьих ножках.

– Сударыня… – Бордонка открыла и закрыла рот, показав белые молодые зубы. Луиджи вздохнул и взялся за пуф. – Сударыня, вам не надо меня опасаться. Прошу вас…

Договорить капитан не успел. Женщина с исступленным визгом подскочила и бросилась на Луиджи. Капитан к нападению был совершенно не готов, а сухое жилистое тело ударило не хуже пушечного ядра. Джильди отлетел назад, свалился лицом вниз и почувствовал, как что-то впивается ему в шею. Попытался перевернуться – неудачно. Воздуха не хватало, перед глазами плясали круги, его рвали чьи-то когти, затем раздался грохот, навалившаяся сверху тварь вздрогнула, а на шею Луиджи хлынуло что-то горячее. Капитан дернулся, пытаясь сбросить придавившее его тело. Ему помогли, Луиджи с трудом сел, поднял голову и увидел сначала валяющийся на полу пистолет, который еще дымился, потом талигойца.

Герцог присел на корточки и резко нагнул Луиджи голову; капитан вскрикнул, скорее от неожиданности, чем от боли.

– Ничего страшного. Вам необходимо вымыться, переодеться и прижечь укусы, – объявил Алва, – для начала касерой. Прошу меня простить, я был вынужден пожертвовать вашим камзолом.

Луиджи тупо кивнул, тронул себя за шею, поднес пальцы к глазам. Руки дрожали, на них была кровь и еще что-то жирное и отвратительное. Мозги! Мозги набросившейся на него сумасшедшей. Но где остальные «пантеры»? Джильди попробовал вскочить, от резкого движения голова пошла кругом, он упал бы, не подхвати его порученец Ворона, как бишь его?

– Спасибо…

– Не стоит, – отчеканил парень, хотя лицо у бедняги было белее свинцовых белил.

– Герард, приведите капитана в порядок и ждите в саду, а сюда пригоните парочку стражников.

Луиджи хотел возразить, но голова вновь закружилась, он вцепился в плечо Герарда, и дальнейшее утонуло в каком-то тумане. Джильди не помнил, ни как они выбрались из дома, ни кто помог стащить испакощенный камзол. Кто-то лил воду, кто-то держал полотенце, кто-то прикладывал смоченные касерой тряпицы к шее и рукам. Затем Луиджи дали хлебнуть обжигающего пойла, и проклятая дрожь немного отступила. Капитан Джильди привык и к бурям, и к абордажам, но свихнувшаяся «пантера»…

Герард чуть ли не волоком дотащил его до подстриженной лужайки, окаймленной цветочным бордюром. Капитан Джильди сначала сел, потом лег, но лежать и смотреть в пустое небо было страшно, и он вновь сел. Герард примостился рядом. Парень молчал, глядя в сторону проклятой виллы. Мух по-прежнему не было, как и воробьев с голубями. За забором раздались звон, топот, грубый говор, вскоре стихшие, – прибывшие вошли в дом, затем послышались шаги, и Рокэ Алва бросился на траву рядом с Герардом.

– Кончено, – сообщил он, поймав взгляд Луиджи. – Зоя пропала, остальные рехнулись и забились в погреб. Насколько я понял, пленницы передумали на предмет своего пантерства и теперь считают себя крысами. Заодно со слугами и теньентом. Сейчас их выловят и отправят в приют умалишенных. Как вы?

– Жив, – руки Луиджи непроизвольно метнулись к шее, – я обязан вам жизнью. Опять…

– Сочтемся, – махнул рукой талигоец, срывая несколько бархатцев. Джильди, трусливо повернувшись спиной к заколачиваемой вилле, пересел поближе к мявшему резные листочки маршалу. Капитан любил запах бархатцев – горький, полынный, щемящий. Будь у неизбежности запах, она пахла бы именно так.

– Эта женщина… Она была помощницей Зои Гастаки.

– Может, и была, – глаза Рокэ не отрывались от рыжих лепестков, – но на вас напала крыса. Загнанная в угол крыса. Ваше счастье, что человеческие зубы не ахти какое оружие, а как пользоваться руками, она забыла.

– Крыса, – повторил Луиджи, – почему?..

Алва промолчал. Сзади быстро стучали молотки, обычных смешков и разговоров не было – мастерам не терпелось покончить с работой и уйти.

– Монсеньор… Монсеньор, я уже их видел.

Луиджи вздрогнул и уставился на заговорившего Герарда, словно на какое-то чудо.

– Кого «их»? – переспросил Рокэ, не поднимая головы.

– Которые думают, что они крысы…

– И где? – в голосе маршала вновь звучала всегдашняя ирония, но Луиджи не очень-то верил в спокойствие талигойца.

– В Кошоне, – очень тихо произнес адъютант. – Это были слуги… Наши слуги… Мы вернулись из Олларии, ворота закрыты, стучали, никто не подходил… Пришлось лезть через забор. Отец исчез, слуги сошли с ума.

– Все как здесь? – Алва говорил так, словно спятившие и исчезнувшие люди были для него делом обычным.

– Нет, – покачал головой Герард. – У отца спальня выстыла, как после зимы… Ну, как если бы в доме никто не жил. И в конюшне один денник выгнил совсем… И второй раз тоже…

– Значит, был и второй раз? – Рокэ оторвался от бархатцев. – Такие занимательные истории, Герард, нельзя держать при себе.

– Простите, монсеньор. Я не думал, что это может быть важно.

– Важным может быть все. Как и не важным. Так что случилось во второй раз?

– Отец вернулся. Мертвый. И увел Циллу… Это моя младшая сестра… То есть была сестра… Она ушла через окно, а спальня сгнила. Тогда мы и уехали в Олларию, к бабушке… Но и там тоже…

– Он пришел снова?

– Да, – Герард стал еще бледнее, – в Октавианскую ночь… Я с братом… Мама велела нам уходить по крышам, а он там стоял… Хотел нас забрать. Говорил, иначе нас сожгут…

– А вы, значит, не ушли?

– Нет… Мы его прогнали. Нас Дениза научила, наша с Селиной кормилица. – Юноша осекся, глядя на своего монсеньора, тот молчал. Герард немного поколебался и добавил: – Дениза говорит, выходцы не заходят, пока их не позовут. И еще они старого заговора боятся.

– Четверного? – переспросил Рокэ. – «Пусть Четыре Ветра разгонят тучи, сколько б их ни было…»

– Да, – кивнул Герард.

– Больше капитан Арамона вас не трогал?

Парень покачал головой:

– Простите, монсеньор…

– Никогда не проси прощения, если не виноват, это неразумно, – светским тоном заметил герцог, но его мысли явно были где-то далеко.

– Я постараюсь, монсеньор.

– Надеюсь. Покаяния – удел ничтожеств. А теперь отправляйся к Скварца. Пусть Валме проводит госпожу в дом ее родителей и возвращается в палаццо Сирен. И не забудь объяснить, что делать, когда приходят выходцы.

– Слушаюсь, монсеньор.

Герард убежал, Алва по своему обыкновению провел руками по глазам. Подошел стражник и бестолково затоптался на месте, явно не решаясь тревожить столь блистательных особ.

– Готово? – ровным голосом осведомился Рокэ.

– Так точно.

– Что ты об этом думаешь?

Стражник выпучил глаза – пытался понять, шутит чужак или и впрямь спрашивает.

– Я, кажется, задал вопрос.

– Сглазили, – выпалил вояка, – как есть сглазили…

– Логично, – кивнул маршал, бросая бедняге золотой. – Ладно, иди. Такое дело надо запить. Только не благодари, ненавижу…

Стражник пулей бросился назад.

Рокэ Алва замолчал, прикрыв глаза и подставив лицо заходящему солнцу. Если б не талигоец, капитана Джильди теперь бы тоже искали и не могли найти. Алва знает больше, чем говорит, много больше.

– Монсеньор, – Луиджи почувствовал, что голос его дрогнул, – что это было? Что с Муцио, с этой коровой? Где они?

– Насчет Муцио я своего мнения не изменил, – талигоец пожал плечами и вновь занялся цветком. – Где Зоя Гастаки – не знаю.

– Знаете!

– Нет, – отрезал Алва.

– Разрубленный Змей!

– И он тоже, – Алва отбросил измятые бархатцы, блеснули синие молнии. И почему только Леворукого рисуют зеленоглазым?! – Я не демон и не святой, капитан Джильди! От того, что я расколотил «дельфинов» и прочел с полсотни старых летописей, я не престал быть человеком, а человек не в состоянии знать все. То, что очевидно мне, должно быть очевидно и вам, а мне очевидно, что есть вещи, которые мы уразуметь не в состоянии. Похоже, мы угодили в сказку, причем препаршивую. Вам с вашими кошмарами, Луиджи, я бы посоветовал ночевать на галере. Живая вода – хорошая защита. Лучше только огонь, по крайней мере так считалось в древности. Будем надеяться, это правда.

Только надеяться?! А если оборотней не остановят ни огонь, ни вода? Уж лучше камень на шею и в воду, чем вообразить себя крысой или позволить себя утащить.

– А если это не так? – Закатные твари, что за чушь он несет, сколько ему лет, двадцать восемь или пять?! – Если это не те… не то, что приходило к Герарду?

– Поживем – увидим. – Лицо герцога ничего не выражало. – Но я склонен верить нашим предкам. Они боялись закатных тварей, но при этом умели от них защищаться. Мы потеряли страх, а с ним вместе и оружие. Что ж, придется ковать его заново. Как – не знаю! Нужно ловить по деревням сумасшедших старух, копаться в старых сказках.

– Но вы ведь копались…

– Чего от скуки не сделаешь, – Алва коротко засмеялся и поднялся. – Но я охотился на крупную дичь, оборотни на лошадях меня не занимали. Видимо, зря, потому что Зверь, в отличие от мелкой погани, сидит тихо.

 

 

Date: 2015-09-20; view: 376; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.01 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию