Глава 24. Иногда прямо перед пробуждением я вдруг понимаю, как выгляжу, и радуюсь тогда, что никто меня не видит

Иногда прямо перед пробуждением я вдруг понимаю, как выгляжу, и радуюсь тогда, что никто меня не видит. Сегодня утром я знала, что у меня рот разинут, как пустой почтовый ящик. Слюна течет по половине подбородка, только что прекратился эпический храп, а голова плавает в зеленом облаке вони изо рта.

Я захлопнула пасть, вытерла рукавом подбородок – дернулась, содрав корочку с едва зажившего пореза на руке, – и открыла глаза. Кассандра, чтоб ее, жарила бекон, отсюда и слюна. Бергман возился с двумя компьютерами сразу. Коул сидел, закинув ноги на «Мэри‑Кейт», глядя то на меня, то на Кассандру, и страшно, подлец, развлекался, что рядом с ним оказались одновременно и Джекил, и Хайд.

Я села – медленно. Танец живота, пожар, визит к Дэйву и его последствия – ночь забрала у меня много сил.

– До чего ж ты хреново выглядишь! – радостно сообщил мне Коул. – Волосы, впрочем, ничего. – Он пальцами обеих рук изобразил что‑то вроде рамки для фотографии и заговорил голосом джинна из «Аладдина»: – Итак, что мне это говорит? Побродяжка? Жертва торнадо? Бритни Спирс? Нет, я понял! Маленькая девочка, которая жвачку не туда сунула!

Я поглядела на него со злобным омерзением:

– А ты жаворонок, да?

– Ты так говоришь, будто это очень плохо.

– Ничего плохою, если бы ты при этом молчал. – Он театральным размашистым жестом прикрыл сомкнутые губы тыльной стороной ладони. – Вот так лучше.

Я спустила ноги с «Эшли» и посмотрела на Кассандру.

– а почему такой роскошный завтрак? – спросила я, увидев взбитые яйца рядом с противнем свежевыпеченных коричных рулетов.

Она улыбнулась, думая о приятном:

– Джерико придет.

Должна была сама догадаться. Она волновалась как перед свиданием, волосы уложены короной, на ней лучшие украшения и обтягивающее белое платье, разрисованное красными перцами.

– А он это знает? – спросила я.

– Будет знать, когда ты ему позвонишь.

Ой, да. Я же обещала Шао. что поговорю с ним сегодня утром, правда, обещала на пике надежд, что Лун будет ликвидирован и я вернусь в королевство И‑Джей.

– А у меня есть его номер?

Кассандра подвинула мне визитную карточку и мой мобильник. Я набрала номер.

– Престон слушает.

– Здравствуйте, сержант Престон, это Жас Паркс. Как себя сегодня чувствуете?

– Ну, не так чтобы на пять с плюсом, спасибо.

– Знаете, мы очень рады, что из этого бардака выбрались живыми, и ваша помощь была очень ценной. Вот отчасти поэтому я и звоню. Было бы чудесно, если бы вы с сыном перед зоопарком заехали к нам позавтракать. Есть еще кое‑что, что мы хотели бы с вами обсудить.

– Еду.

Щелк.

Подняв руку с телефоном, я посмотрела на Кассандру.

– Он дал отбой. Это намеренная грубость, или же я…

Меня прервал стук в дверь. Бергман закрыл лэптопы, спрыгнул со стула, схватил простыню, под которой я спала, и накрыл ею стол. Потом бросился в спальню посмотреть, чье там лицо на мониторе, а Кассандра пошла открывать. Я рукой показала ей «подожди секунду», пока мы с Коулом включали телевизор в гостиной и его приставки.

– Как там у нас, Бергман? – окликнула я.

– У нас все готово, – ответил он, выходя обратно в кухню. Я кивнула Кассандре, что можно открывать дверь.

На коврике стоял Престон, руки в боки, почти не запыхавшийся.

– Где ты был? – спросила Кассандра.

– Рыбку ловил.

– Но я удочки не вижу.

– В переносном смысле. Следы искал, – объяснил он. – Тот жуткий тип, что напал на тебя вчера вечером, исчез. Я решил, что с таким количеством свидетелей смогу закрыть его на долгое время, вот и решил посмотреть и разобраться, куда он мог смыться.

– Ну, правда это мило? – обернулась ко мне Кассандра с деланной улыбкой. – Жас, правда же это мило?

– Несомненно. – Сколько же ниточек пришлось ему дергать, чтобы оказаться здесь именно сейчас? – Яичницу любите, сержант Престон?

– Пожалуйста, называйте меня Джерико.

Мы и стали называть его Джерико, официально представили Коулу и Бергману и сели завтракать. Я извинилась и вышла быстренько привести себя в порядок, потому что больше в таком виде находиться не могла. Когда я вернулась, Коул приподнял брови.

Я надела свое новейшее приобретение – темно‑синюю блузу с рукавами в три четверти и высоким викторианским воротничком, который мог бы скрыть следы укусов, если бы они были. Их не было, но никогда же не знаешь. Мне пришлось подставлять шею Вайлю на прошлом нашем задании, когда оказался отравлен его запас крови. Еще на мне были костюмные брюки в полосочку и черная кожаная куртка, прикрывавшая «Скорбь».

При мне имелся обычный ассортимент запасного оружия, включая нож‑боло в правом кармане. Сунув руку в левый карман, я нащупала лежащее там кольцо и впервые подумала:

Может быть, оно не должно напоминать мне о смерти Мэтта и о том, как мне порой до боли его недостает. Может быть, оно станет мне напоминать, как мы счастливо жили вместе. Видит Бог, иногда это бывало просто невозможное счастье.

Джерико и Кассандра уселись на «Мэри‑Кейт» напротив Коула, который решил снова задрать ноги вверх. Он в своих джинсовых шортах и гавайке с пальмовыми листьями выглядел, будто на пляж собрался. Бергман, одетый в коричневые рабочие брюки и футболку с надписью «МЕТЕОРЫ РУЛЯТ!», развернул для себя пассажирское сиденье, так что мне пришлось занять место водителя, тоже развернув его лицом к столу.

Мы с Вайлем никак не обсудили эту ситуацию, и потому я абсолютно не знала, какую часть нашего задания он счел бы возможным открыть Джерико. Поэтому я решила, что неплохо бы немного позондировать почву перед тем, как выкладывать все наши секреты.

– Так какая же у вас конкретно роль в спецотряде полиции? – спросила я.

– Зависит от ситуации, – ответил он. – Например, если мы врываемся куда‑то взять торговца наркотиками или сбытчика черной магии, мне достается размахивать тараном, если же ситуация вроде захвата заложников, тогда я среди снайперов.

Тут у меня возникла такая феноменальная идея, что я чуть не прыгнула на Бергмана и не задушила его. Но присутствие Джерико заставило меня сидеть тихо и только желать, чтобы где‑нибудь поблизости немедленно ограбили банк. Ведь на такое ограбление вызовут спецотряд?

Именно этот момент выбрал телефон Джерико, чтобы зазвонить – я это могла бы счесть за знак Божий. Если так, я с радостью в этом году пойду в церковь – ну, хоть раз, да схожу.

И тут же раздался стук в дверь – Коул пошел открывать. Заговорив с посетителем – мне не было видно с моего места, кто это, – он повернулся ко мне с озадаченным видом:

– Там спрашивают, куда поставить наш новый тент.

Мне надо было разорваться пополам, потому что Джерико что‑то орал в телефон, а значит, я могла бы наклониться к уху Бергмана и поделиться своим новым планом. Но мне не только было искренне жаль того, кто вызвал гнев нашего спецполицейского, мне еще очень хотелось слышать, о чем там идет разговор. К счастью, Кассандра и Бергман подслушивали без зазрения совести, так что я свою блестящую идею временно отложила и пошла к стоящему у двери Коулу.

Мне кивнул круглый коротышка, одетый в белый комбинезон и стетсоновскую шляпу. Жуя приличный кус табака, грозивший выпрыгнуть изо рта при каждом слове, он заговорил так:

– Доброе утро, юная леди. – Это он мне. – Не берите себе в голову эту ерунду, вот ваш муж отлично разберется.

Коул обнял меня за талию – дружественный жест для посторонних глаз, а на самом деле – предупреждение: Жас, не вздумай придушить этого подражателя Элвиса.

Я посмотрела на белые истрепанные ковбойские сапоги нашего гостя – они были точно посередине бертмановского защитного коврика. А кнопка – бззз! – мигала мне из ящичка управления, пять футов до него всего. И так было бы просто…

Люсиль, а ну‑ка, бери дело в свои руки, а то у Жас уже пена из пасти брызжет.

– Простите, не разобрала – как вас зовут? И как называется ваша фирма? – спросила я очень любезно.

– Я Том Теллер, а компания моя – «Навесы и павильоны Тома Теллера».

Упс! По подбородку Тома Теллера побежала тонкая струйка табачного сока. Он смахнул ее манжетой, наклонился в сторону и сплюнул. Увы, наклонился недостаточно далеко, и здоровенный кусок полужидкой массы попал на коврик – каковой, будучи у Бергмана прототипом, оказался на пару делений чувствительней к жидкостям, чем планировалось.

Посмотрев заказ в планшете, который держал в руке, Том Теллер сообщил Коулу:

– Нас наняли «Акробаты Чень Лун», чтобы прибрать мусор после вчерашнего пожара и поставить новый павильон для выступлений аааАААххххтытвою!

Том Теллер задрал носки обоих сапог, руки воздел в воздух, замечательно подражая той балерине, что танцевала в круге каждый раз, как я открывала свою шкатулку с сокровищами – мне тогда было восемь. Коул, демонстрируя идеальную выдержку, не то что не взорвался смехом, а вполне серьезно протянул руку, но так, однако же, чтобы не коснуться посетителя.

– Простите, что с вами?

– Это что за черт?! – возмущенно спросил Теллер.

– Боюсь, вас ударил током электрический муравей, – сказала я, ткнув Коула локтем в бок, чтобы не хихикал.

– Смеетесь, что ли? Это ж как электрический стул было, блин!

– Да, мне говорили, что в Техасе все больше, чем в других местах. – Я улыбнулась ему самой сладкой и самой фальшивой улыбкой Люсиль.

Он стер со лба капельки пота.

– Вроде бы я тоже такое слышал. Но я просто хотел спросить у вас, ставить ли новый тент на старом месте. Знаете, бывает народ такой суеверный, что нипочем новое на аааАААххххтытвою!

И снова тот же танец.

– Ой, – сказала я. – Ясно, что нужно вызывать дезинсекторов.

Я глянула в небо – оно было такое синее, что будто подтверждало все истории, слышанные мною о Небесах.

О'кей, твоя взяла. У Джерико телефон зазвонил, а теперь еще и это – все, я к твоим услугам.

А у меня за спиной бушевал сержант спецполиции.

– Что значит – «дело закрыто»? Оно только началось! Нападение на женщину! Какой‑то тип с лицом ящера хотел убить полицейского! – Секундное молчание. – Да в гробу я вашего губернатора…

Я узнала этот звук, поскольку пару раз сама была его причиной. Так лопается корпус сотового телефона, запущенного в стену.

И снова пришла на помощь Люсиль Робинсон. Светски улыбнувшись Тому Теллеру, она сказала:

– Знаете, это оказалось такое бойкое место, что мы все же его сохраним. Вы не могли бы сказать, к которому часу закончите работу?

Он переступил поджаренными ногами, вытягивая шею и пытаясь разглядеть нашего разъяренного гостя. Коул сказал шепотом мне на ухо:

– Похож на индюка в запоре.

Моя усмешка присохла к лицу, когда Том Теллер сплюнул на неисправный коврик еще кусок жвачки. Блин, он себя до комы доведет! Но снова он не обратился ко мне напрямую.

– Должны все сделать к пяти, – сказал он Коулу.

– Ты слышала, начальник? – спросил Коул у меня весело. – Тент будет готов к пяти!

Я хотела только, чтобы этот кретин сошел с коврика, и к черту мою уязвленную гордость.

– Чудесно! Большое вам спасибо!

И я захлопнула дверь прямо у него перед носом, а потом мы с Коулом помогли друг другу добраться до пустого дивана и там обменялись ошеломленными взглядами с Кассандрой. С одной стороны, нас разбирал неудержимый смех, с другой – интересно, кого в этом случае Джерико испепелит первым.

Бергман подобрал осколки телефона и отнес на закрытый стол, где постарался снова их собрать. Джерико хотелось бы сорвать с петель дверь прямо кому‑нибудь в морду, но он только смотрел на Кассандру, а она качала головой. Угу. Не будет тебе сегодня пробитых черепов, спецкоп.

– Коул, – спросила я, – у нас в холодильнике газировка есть?

– Должна быть, купил только вчера упаковку апельсиновой.

– Отлично. – Я встала. – Джерико, пошли.

Через двадцать минут Коул отдал кувалду мужику из аттракциона с силомером, я убрала остатки разбитых банок в мусорный ящик, а Джерико рухнул на стул рядом с Кассандрой, почти такой же спокойный, каким вошел сегодня в нашу дверь. Только Бергман оставался в фургоне – работать и наблюдать за мониторами.

Коул вернулся, неся мороженое для всех. Его аромат смешался с ароматом апельсина.

Джерико помахал пальцем в мою сторону:

– Это было гениально. Как ты додумалась?

– Мне нужно было спокойно и приветливо себя вести по отношению к бедной больной малышке и двум невыспавшимся паникующим родителям. И так три недели. Тут уж либо это, – я показала на примятую траву, залитую апельсиновой шипучкой, – либо жуткая гулянка в тихом и приличном пригороде Индианаполиса.

– Здравый выбор, – кивнул он.

– Спасибо.

Я встала и пошла в туалет – по необходимости, но также чтобы взять из спальни наш защищенный телефон. Постаралась не обратить внимания на перебой, который дало сердце, когда я открыла дверь. Но не смогла избежать внезапного понимания, что сегодня проспала спокойно путешествие в царство Морфея. Без попыток выстрелить себе в голову, сойти на мостовую или выпрыгнуть из окна. Вообще без снов – ласковая глубокая тишина вроде той, которой каждый божий день наслаждается Вайль.

Беря телефон с комода, я разглядывала черный навес, распростертый над кроватью гигантской летучей мышью. Мне очень небезразличен Вайль. Более, чем следует. И куда более, чем мне хотелось бы. Да, но хочу ли я быть такой, как он? Все тосковать о том, кого я утратила двести с лишним лет назад? Это какая‑то остановившаяся, неправильная жизнь.

Но разве я не делаю именно то, что делает он? Разве не держусь я за Мэтта, будто думаю, что когда‑нибудь встречу его в супермаркете в овощном отделе, где он будет выбирать грейпфруты и делать озорную морду, от которой я всегда смеялась? Если смотреть так, то моя злость на него приобретала больше смысла – будто я считала себя обманутой, когда он двинулся дальше. И, продолжая ту же логику, проявляла верность, оставаясь на месте.

У меня в голове раздалось тихое жужжание, и сделалось вдруг таким громким, что я ладонью хлопнула себя по виску. He сейчас, у меня работы полно! Но у Рауля свой график, и я наконец поняла, что если он хочет говорить, стоит послушать. Я закрыла глаза, пока он не перехватил у меня и зрение, чтобы привлечь внимание, и спросила:

– Ты звонил?

Гигантский голос у меня в голове бухнул: ПЕРЕВЕРНИ ЕЩЕ РАЗ.

Почему‑то я повернула телефон в руке так, что если приложить его к уху, наушник будет сверху. Нет, не в этом дело. Переверни еще раз.

Мэтт меня покинул.

ПЕРЕВЕРНИ

А я покинула его.

На пике нашей любви мы позволили смерти разлучить нас. Какая‑то часть моего сознания так и не поверила в это расставание. На самом деле, я на каком‑то уровне презирала нас обоих за то, что мы это допустили. Я разъярилась на него, что он ушел. И ненавидела себя за то, что осталась.

ТЕПЕРЬ ДУМАЙ

Что?

ДУМАЙ!

Да блин, Рауль, я же только это и делаю! Про Мэтта думаю – больше, чем мне хотелось бы. Очень мало кто его знал, но кто знал – любил. Я приложила телефон к уху, лишь слегка удивившись, что уже успела набрать номер.

– Да?

– Альберт?

– Чего случилось? Все в порядке или как?

– Я сегодня думала про Мэтта.

– Я тоже.

– Правда?

– Как он умел лицо держать, когда играл в покер! Я тебе не рассказывал, как он на чистом блефе взял у меня банк в двадцать долларов? А у меня была пара десяток!

– Ты шутишь.

– Но знаешь, чем он мне на самом деле нравился?

– Пока нет. – Как‑то я не замечала, чтобы тебе вообще кто‑нибудь нравился.

– Тем, что в день вашей помолвки у нас был небольшой разговор. И он мне сказал: «Полковник Паркс, я только хочу, чтобы Жас была счастлива. И это все. Не важно, где мы будем и что будем делать, будем за миллион миль друг от друга или не расстанемся, как склеенные. Пока она счастлива, мне больше ничего не нужно.

Так. Не плакать.

– А почему ты мне сейчас об этом рассказал?

– Звонил твой брат. Он о тебе беспокоится.

Папочка мой – как бейсбольный питчер. Всегда ему нужен замах перед тем, как подать свой крученый, и мне надо было бы по интонации распознать этот замах. Но я давно его не слышала, да и отвлеклась.

– Что он сказал?

– Сказал, что ты в жутко растрепанных чувствах! А теперь слушай меня! – рявкнул он. – Такая вот трясина засасывает с головой, если не будешь сопротивляться! И ты в ней сейчас по горлышко, Жасмин. Ты этим хочешь кончить?

Вот это была подача – рев во всю глотку, как было, когда я в нежном возрасте шести лет пришла домой вся в грязи. Тогда мне хотелось плакать – сейчас мне хотелось пнуть его сапогом в изношенные колени. Все‑таки он в конечном счете правильно меня воспитал: научил отбивать крученые мячи.

– Никак нет, сэр!

– Тогда перестань сидеть на заднице и сделай что‑нибудь!

– Есть, сэр!

– Ты еще этого своего начальника не уложила?

– Что?

– Тебе очевидным образом надо с кем‑то лечь, Жас.

– Господи, не может быть. Альберт, мы с тобой не говорим на эти темы!

Я дала отбой – в ужасе, но хохоча. Этому человеку место в клетке. В зоопарке. Который на Марсе.

Но в своем мерзком и прямом стиле Альберт дал мне ответ. Мы с Мэттом любили друг друга до конца нашей жизни. До рассвета нашей вечности. И я все еще надеялась, что он пьян от радости, куда бы его ни занесло сейчас. А у него по отношению ко мне те же чувства?

ПОМНИ, сказал Рауль, включая мой разум на просмотр сцены, которую мне никогда пересматривать не хотелось. Но мой дух все равно рисовал мне нас, мертвых, на кухонном полу, мое тело валяется поперек тела Мэтта, а наши души поднимаются в нашем последнем совместном действе. А потом его душа, этот шедевр искусства, многоцветный и многогранный, которым я могла бы любоваться дни и дни, не отрываясь, раскололась – и одна часть вошла в мою душу, слилась с нею. Он оставил во мне часть своей души, чтобы я знала. Чтобы могла испытать покой.