Глава 9. Джаред Морган до Англии так и не добрался

Джаред Морган до Англии так и не добрался. Их судно преодолело более половины пути, когда с идущего встречным курсом судна, вышедшего из лондонского порта десятью днями ранее, раздались приветственные выстрелы. Капитаны кораблей, встречающихся в открытом море, как правило, не упускают шанса скоротать вечерок за совместным обедом. На этот раз дружеская пирушка должна была состояться на борту судна, направляющегося в Америку.

По традиции на совместный ужин приглашались почетные гости. За годы подобных встреч сложился обычай: капитаны, словно завзятые картежники, пытались переиграть друг друга, причем в качестве козырей они использовали авторитет и богатство пассажиров. Как правило, корабли, держащие курс на Новый Свет, с легкостью обставляли «коллег», следующих в Англию. В конце концов, Британия была королевством, да к тому же богатым – так что у англичан определенный ресурс для побед имелся. Но после того как в колониях начались волнения, Америку посещало все меньше людей с положением. Вот почему капитан судна, шедшего из Бостона, заранее потирал руки – как‑никак у него на борту находился Джаред Морган, богатый торговец и бывалый моряк в одном лице. Но на его долю выпало горькое разочарование. Перешагнув порог капитанской каюты, он увидел рядом со своим сияющим конкурентом Бенджамина Франклина.

Джареда эта встреча ошеломила не меньше. Поэтому, когда ему задали вопрос о цели его визита в метрополию, он без обиняков ответил:

– A y меня более нет никаких дел в Англии, потому как целью моей поездки был доктор Бенджамин Франклин.

Тема эта больше не затрагивалась. От объяснений Джаред уклонился, только поинтересовался, получил ли Франклин письмо от доктора Купера, на что ему был дан отрицательный ответ. Между тем Франклин со свойственной ему проницательностью почувствовал, что Джаред хочет побеседовать с ним с глазу на глаз, и после обеда пригласил его к себе в каюту.

Каюта оказалась тесноватой и узкой, но уже само то, что Франклин пользовался ею единолично, свидетельствовало о его высоком общественном статусе. Как только дверь затворилась, Джаред заговорил. Он вкратце пересказал Франклину свой разговор с Адамсом, Хэнкоком и Купером, результатом которого явилось его путешествие через Атлантику.

– Так‑так! – хмыкнул Франклин. – Стало быть, вам велено за мной шпионить!

Лицо Джареда приняло такое растерянное выражение, что Франклин не выдержал и раскатисто расхохотался.

– Уверяю вас, сэр, я бы никогда не… – смущенно начал Джаред.

Франклин сделал успокаивающий жест. И не тратя времени даром, взял инициативу в свои руки.

– Прошу прощения, мистер Морган. – Говоря это, он обхватил руками свой необъятный живот. – Не хотел вас обидеть. Видите ли, я о вас наслышан. Знаю: вы человек высоких моральных принципов.

Польщенный, Джаред замолчал. А Франклин продолжил:

– Поверьте, я испытываю к вам глубокое почтение. И если хоть малая толика из того, что о вас говорят, правда, то я смело могу утверждать – вы не из тех, кто становится игрушкой в чужих руках.

С этим словами Франклин пододвинул своему гостю стул. Сам же разместился на краю койки; он сидел, слегка подавшись вперед, локти на коленях, пальцы сцеплены, на лице – мальчишеский задор и любопытство.

– И все же у меня есть один вопросик… Для себя я решил, что непременно задам его вам при личной встрече. – Он выжидательно замолчал. Как только Джаред кивнул, он продолжил: – Люди поговаривают, и заранее прошу простить за прямоту, я ни в коей мере не хочу вас оскорбить, что до того как заняться торговлей, вы были, – Франклин запнулся, – пиратом.

На лице Джареда не дрогнул ни один мускул.

– По слухам, вы и есть тот самый легендарный Веселый Моряк с пиратской шхуны «Голубка». Ловкий и отважный сорвиголова, который, как бы это поточнее выразиться, ни разу не замарал руки бессмысленным убийством. Можно ли предположить, что Веселый Моряк и вы – один и тот же человек?

Джаред знал об этих слухах. Ему не раз припоминали его прошлое. В такие минуты он всегда реагировал одинаково: называл эти разговоры досужими и беспочвенными. Но сегодня подобный ответ показался ему неуместным. То ли легкое покачивание судна взбодрило кровь старого морского волка, то ли присутствие почтенного государственного мужа, вокруг которого тоже клубилось немало эксцентричных слухов, сыграло свою роль, но Джаред рискнул.

– Если бы я оказался тем человеком, – спросил он, – отнеслись бы вы ко мне с меньшим уважением?

– С меньшим уважением? – пророкотал Франклин изумленно. – Напротив, сударь! – Его глаза засверкали. – Мое скромное мнение таково: истинно великие люди соединяют в себе святого и разбойника. И я полагаю, что Веселый Моряк как раз такой человек.

Весь вечер Веселый Моряк потчевал хозяина каюты байками о приключениях «Голубки».

Этой ночью капитан Джареда потерпел двойное поражение. Он не только проиграл состязание на самого почетного пассажира, но и потерял своего лучшего клиента. Прежде чем корабли разошлись в океане, Джаред пересел на судно, идущее в Америку. Это произошло по его просьбе и настоянию Франклина. Таким образом, десятидневный вояж Джареда завершился, он возвращался в колонии, точнее в Филадельфию.

Случайная встреча оказалась подарком судьбы как для старого капитана, так и для Франклина. Они провели долгие часы в приятной праздности и разговорах: Франклин говорил о политике, а Джаред травил байки о своем плавании в Китай и Индию.

Во время путешествия Франклин в общих чертах обрисовал свой план по объединению колоний и Англии. Ядро идеи – единение колоний, их автономия и самоуправление, а также мирный, скрепленный кровными и дружескими узами союз Америки и Англии. Он назвал этот союз Содружеством наций. И, если ему удастся убедить колонии и Англию в выгодности своего предложения, этот союз, несомненно, станет самым впечатляющим мировым политическим альянсом.

Джаред был восхищен не только умом, но и страстностью Франклина. Этот человек говорил о Содружестве наций как о свершившемся факте. Широкими мазками он набросал такую яркую картину, что Джаред мысленно уже видел себя и свою семью живущими в новом, франклиновском мире. И ему страстно захотелось помочь этому человеку.

Тем не менее план Франклина почил в бозе. Не успели они достичь Филадельфии, как узнали о вооруженном конфликте, произошедшем в Конкорде и Лексингтоне. Пока они в полной изоляции от мира предавались утопическим мечтаниям об англо‑колониальном союзе, американские ополченцы и королевские войска безжалостно уничтожали друг друга. Франклин и Джаред не догадывались, что страница истории уже была перевернута – перевернута без их участия и согласия.

Этот конфликт оказался всего лишь первым толчком, знамением грядущих, еще более трагических событий. Быстро формирующаяся после вооруженных столкновений колониальная армия и английский военный гарнизон встретились на поле боя еще раз, теперь уже в Бридс‑Хилле. Бостон – а стало быть, и Энн, обожаемая жена Джареда – попали в осаду. Не бывать великому содружеству наций. Англия и Америка оказались втянутыми в войну.

Двумя годами ранее, когда началось противостояние между Англией и ее североамериканскими колониями, был закрыт бостонский порт. Из‑за этой блокады Бостон уже давно испытывал острую нехватку продовольствия. Чем меньше оставалось в городе запасов кофе, сахара, других продуктов, тем длиннее становились очереди, стремительнее росли цены и сильнее накалялись страсти.

Гостиная Энн Морган наполнилась голосами, звяканьем чашек и тихим жужжанием прялок. Внутреннее убранство дома на Бикэн‑стрит свидетельствовало о завидном материальном положении его хозяина: под лепным потолком – тончайшей работы хрустальная люстра, на полу – массивный ковер с рисунком, на окнах – чудные парчовые шторы. И среди всего этого великолепия с тканями, спицами, ножницами, иголками сидели женщины; вокруг них в беспорядке валялись разноцветные лоскутки. В глубине комнаты ни на минуту не смолкая гудели две прялки. Женщины пришли сюда по приглашению хозяйки особняка: Они шили рубахи и вязали носки для бойцов колониальной армии.

После того как мужчины покинули фермы, конторы, мастерские, мануфактуры и записались в армию, женщинам ради спасения семей пришлось выйти в поля, стать к печатным станкам, взять на себя руководство компаниями. Вдобавок к этому многие колонистки занимались в свободное время нуждами армии. Одни собирали деньги на обмундирование и пособия для солдат, другие размещали у себя раненых. Немало хозяек отдавало оловянную посуду – тарелки, кастрюли, блюда – на переплавку; из олова отливали мушкетные пули. Некая дама вовлекла соседей в двухдневный марафон по выпечке хлеба. Когда ополченцы проходили мимо ее дома, на улицу выносили длинные столы, на которые выставляли столько сидра и клали столько хлеба и сыра, что можно было накормить целый полк. Энн Морган превратила свой дом в пошивочную мастерскую. Женщины работали здесь, сменяя друг друга; каждая из них старалась внести посильную лепту в общее дело. На связанных и сшитых вещах вышивалась дата их изготовления. Поскольку нынешний год уже перевалил за середину, на рубахах и носках ставили дату следующего – 1776.

Энн организовывала работу, кормила женщин, читала им отрывки из Библии, а также, по особому настоянию, декламировала свои стихи – мастерицам это казалось достойным вознаграждением. Женщин ободряло то, что они могут помочь своим мужчинам. Кроме того, пока они шили, Энн связывала их души дружбой. Ей удалось создать на редкость доверительную атмосферу: мастерицы посвящали друг друга в семейные тайны и делились сокровенными, доселе высказываемыми лишь во время молитвы желаниями. А еще они обсуждали свежие новости с театра военных действий, рассказывали, где можно найти те или иные товары. И все же главной заслугой Энн было то, что в ее доме женщины ощущали моральный и эмоциональный подъем.

Деловой партнер Джареда – его старшая сестра Присцилла Морган Гиббс принимала живейшее участие в затее Энн. Она не только ведала бухгалтерией в семейной компании Морганов, но и вместе с мужем владела бостонской таверной «Добрая женщина». Тем не менее ей удавалось выкраивать время и как минимум два раза в неделю трудиться у Энн. Присцилла всегда была женщиной рациональной, чуждой сантиментов. Однако когда при первой встрече со своими работницами Энн объяснила им, что заняться изготовлением одежды для ополченцев ее побудил опыт некогда существовавшего кружка «Дочери Деворы», миссис Гиббс чуть не расплакалась.

Кружок «Дочери Деворы» был создан Присциллой Морган в юности. Входящие в него молодые женщины собирались вместе и изучали Библию. Местные власти и служители церкви «щедро отблагодарили» Присциллу за старания, поставив ее на целый день к позорному столбу. Энн одна из первых присоединилась к «Дочерям Деворы»; в течение всей своей жизни она с благодарностью вспоминала, как члены кружка воодушевляли ее на создание стихов.

– Пока мы держим иголку в руках, – сказала Энн, открывая свое предприятие, – мужчины могут за нас не беспокоиться.

В кружке Энн не считалось зазорным читать вслух личные письма. Открытость и благожелательность хозяйки дома вызывали у женщин желание делиться семейными новостями. Одни письма заставляли сердца разрываться от тоски и боли, другие – биться от радости. Если на этой неделе женщина проливала слезы над печальным известием, то на следующей плакала от счастья.

– Сегодня у меня хорошие новости, дамы, и я спешу ими поделиться, – сказала Энн, разворачивая сложенный лист. – Это письмо от Джареда, и оно просто замечательное. Видите ли, предполагалось, что он находится… впрочем, давайте я просто прочту его вам.

Ее лицо зарумянилось от удовольствия, и она начала читать:

«7 мая 1775 года, Филадельфия, Пенсильвания.

Моя дорогая Энн. Да, ты все прочла верно – Филадельфия. До Англии я так и не добрался. Если бы не Божий промысел, поездка моя оказалась бы зряшной. По приезде в Лондон я бы узнал, что доктор Франклин уже две недели как отбыл в Америку. Но Господь добр (а случившееся со мною можно объяснить только этим): Его рука направила наши корабли к неминуемой встрече в Атлантике.

Спешу сообщить тебе, что доктор Франклин поразительный человек и что наше взаимное уважение переросло в теплую дружбу.

Летом я буду помогать ему – по его просьбе – на Континентальном конгрессе. Как бы мне хотелось поведать тебе о невероятных событиях, происходящих здесь, о людях, которых мне довелось встретить, – представителях всех колоний! Когда я вернусь домой, времени у нас будет предостаточно, и я расскажу тебе обо всем очень‑очень подробно.

Моя милая, драгоценная Энн. Что я могу сказать, как передать словами свое страстное желание быть подле тебя? В конце концов, благодарение Господу, наша разлука не будет столь долгой, как мы предполагали. Надеюсь вернуться домой к сентябрю. Ты никогда не узнаешь, как сильно я люблю тебя, потому что слова не могут этого передать.

Бесконечно преданный тебе,

Джаред».

Застенчиво улыбаясь, Энн сложила письмо.

– Многие из вас знают, что Джаред редко бывает дома. Тяжела доля жены моряка. И когда он сообщил мне о своей поездке в Англию, я здорово на него разозлилась – опять остаюсь одна! Но я была глупа. Господь бесконечно добр к нам, Он вернул Джареда домой, в Америку. – Она выпрямилась на своем стуле. – Ну, хорошо, кто следующий?

Следующей была Присцилла – она решила познакомить женщин с письмом своей подруги Абигайль Адамс, жены Джона Адамса. Для чтения был выбран следующий отрывок:

«Я сказала Джону, что мы здесь ни в коей мере не впадаем в отчаяние. Наш дух не сломишь. Если наши мужчины будут от нас отрезаны, а мы подвергнемся нападению, обнаружится, что в Америке появилось племя амазонок. И если мужчины уступят Британии, им придется встретиться с армией женщин, которые выступят против них самих. Потом я напомнила ему, что сарацины – после того, как они, поджав хвосты, позорно бежали с поля боя – были убиты своими женщинами!»

Присцилла отложила письмо и расхохоталась. А затем присовокупила:

– И зная Абигайль, скажу: она пишет, что думает.

В эту минуту в гостиную вошла Мерси. Все мгновенно умолкли; тишину нарушало только легкое жужжание прялок. На балах, среди разодетых в пух и прах дам и кавалеров, в атмосфере веселья и радости, Мерси единодушно признавали королевой; однако здесь, меж буднично одетых женщин, чей стиль отношений определяла выполняемая ими работа, она была чужой.

Лицо Присциллы мгновенно стало серьезным и строгим. Ни для кого не было секретом, что она недолюбливала невестку брата. Они были полярно противоположны по характеру. Если младшая привлекала мужчин красотой, то старшая даже в юности отпугивала их своим умом. Мерси была высокой, черноволосой, Присцилла – миниатюрной и рыжей. Мерси обожала находиться в центре внимания и души не чаяла в развлечениях. Присцилла страстно любила книги, теологию и интеллектуальные поединки. Мерси жила минутой, Присцилла была дальновидна и рачительна. При всяком удобном случае она старалась избегать общества Мерси. Так легче сохранить гармонию в семье. Чем дольше Присцилла находилась рядом с женой племянника, тем труднее ей было удержаться от колкостей. Наступившая тишина подсказала Присцилле, что в Бостоне не она одна с трудом сохраняет вежливость в присутствии этой молодой особы.

– Вы хотели видеть меня? – Мерси подошла к Энн. Она была в шикарном, украшенном лентами и бантами платье – резкий контраст со скромной одеждой мастериц. Легкая, заметная лишь острому глазу округлость в талии указывала на ее беременность.

– Да, дорогая. Мне нужна твоя помощь, – ответила Энн.

Мерси оторопело глянула на пестрый ворох лоскутов и ниток.

– Боюсь, – смущенно хихикнула она, – от меня не будет проку. Мой отец был портным, но я в шитье ничего не смыслю.

– А печь вы умеете? – взглянув поверх очков, поинтересовалась сидящая рядом с Энн старушка.

Мерси отрицательно покачала головой.

– Моя мама прекрасно готовит, но я никогда…

– А прибираться в доме? – подала голос мать десяти детей, женщина с грубо скроенным лицом.

Мерси нахмурила лоб и стала похожа на обвиняемого во время допроса. Энн поспешила ей на выручку:

– Слава Богу, для домашней работы у нас есть слуги. – А потом обратилась к невестке: – Дорогая, сходи, пожалуйста, на Кинг‑стрит. Говорят, один из тамошних лавочников получил партию кофе.

Мерси непонимающе смотрела на свекровь.

– Ты ведь умеешь стоять в очередях, правда? – вкрадчиво поинтересовалась Присцилла.

По гостиной прокатился возбужденный, сопровождающийся смехом шепоток.

– Ну что ж, я с удовольствием куплю кофе, – тряхнув непокорной головой, хладнокровно сказала Мерси. – Если вы проследите, чтобы экипаж подали прямо к входу, я выйду через минуту.

На этот раз Энн ничем не помогла невестке:

– Ты же знаешь: лошадей сейчас не хватает. Сожалею, но тебе придется пойти пешком. Это не так уж и далеко.

– Ты умеешь… – сладко протянула Присцилла, давясь от смеха.

Твердый взгляд Энн остановил ее на полуслове.

Но сказанного было достаточно – по гостиной вновь порхнул смешок.

– Я скоро вернусь.

Не обращая внимания на ехидные взгляды женщин, Мерси поднялась к себе, взяла шляпку и вышла из дому.

О месте продажи кофе, должно быть, знал весь город. К тому времени, когда Мерси подошла к лавке, здесь уже собралась добрая половина женского населения Бостона. Мерси окинула взглядом улицу – вдоль ее правой стороны лепилась длиннющая очередь. При виде этой картины Мерси чуть было не повернула обратно, как вдруг ей пришло на ум, что дамочки из гостиной обязательно подымут ее на смех. Капризно выпятив губку, она пристроилась в хвост очереди.

Мерси простояла больше получаса, но с места не сдвинулась. Она прочитала все вывески на улице. Поглазела на прохожих – в основном это были женщины и английские солдаты. Безучастно послушала стоящих впереди нее горожанок, с увлечением обсуждавших, опасно ли выдергивать молочные зубы и больно ли при этом детям. Передумала о чем только можно. Но не продвинулась ни на шаг.

– Простите, пожалуйста. – Она дотронулась до плеча женщины, стоящей впереди нее, – та с упоением описывала, как у ее сына семь часов безрезультатно выковыривали, выкручивали и вытягивали гнилой зуб. Раздраженная тем, что ее прервали на полуслове, женщина обернулась.

– Простите, пожалуйста, – повторила Мерси, – как долго вы здесь стоите?

Женщина – у нее во рту не доставало нескольких зубов – оглядела Мерси с головы до ног и тотчас преисполнилась к ней неприязнью.

– Намного дольше, чем ты, принцесса, – нелюбезно процедила она, а затем, отвернувшись, вновь принялась чесать языком.

– Еще раз прошу прощения, но не могли бы вы выразиться точнее? Как долго вы стоите?

– Три четверти часа! – рявкнула женщина. – Тебе‑то что?

– Ничего. Спасибо.

Мерси сошла на мостовую и окинула взглядом очередь. Никаких изменений. Полчаса – и никаких перемен. «В конце концов, это просто смешно!» – сказала она сама себе. И, приподняв юбки, зашагала по улице. Подойдя к середине очереди, она поинтересовалась у какой‑то женщины, давно ли та здесь стоит. Оказалось, два часа. Мерси сделала еще несколько шагов и повторила свой вопрос. «Два часа сорок пять минут», – ответили ей. Женщины, находящиеся в голове очереди, ждали уже более трех часов. Дверь, возле которой они стояли, была заперта.

– Вы уверены, – спросила Мерси у женщины, стоящей подле двери, – что это та самая лавка, где продают кофе?

– Так сказал владелец товара.

– Он сам это сказал? Три часа назад?

Женщина кивнула.

– Что же его так задерживает?

– А я почем знаю? Я не его партнер! Ступайте‑ка лучше на свое место.

Мерси оглянулась на длиннющую очередь, потом шагнула к двери. И принялась в нее колотить.

– Открывайте! – закричала она. – Отоприте эту дверь немедленно!

Она постояла, подождала ответа. Никто не откликнулся. Тогда она начала колотить в дверь с еще большим рвением.

– Открывайте! Я буду стучать, пока вы не откроете…

Дверь со скрипом распахнулась. На пороге стоял сутулый человечек с крючковатым носом и жидкими седыми волосами – его ответные крики были слышны еще до того, как щелкнул замок. Когда двери полностью отворились, на улицу хлынула отборная брань. Внезапно лавочник запнулся на полуслове – он увидел Мерси.

– И что у нас случилось? – протянул он медоточивым голосом. За его спиной, в глубине помещения, Мерси заметила стол, за ним в небрежных позах сидели два подростка лет четырнадцати‑пятнадцати. Один из них водрузил ноги на стол. Мальчишки ели. Еще один стул был не занят, перед ним лежали хлеб и рыба.

Сутулый человечек шагнул вперед и взял Мерси за локоть.

– Входите, мэм, – промурлыкал он, а затем, источая елей, поинтересовался: – Могу я вам чем‑то помочь?

Мерси стряхнула руку лавочника со своего локтя.

– Вы можете продать нам немного кофе.

Мужчина мазнул взглядом по толпе. Пытаясь разглядеть, что происходит в дверях, женщины сошли на мостовую и подались вперед.

– Вам лучше войти, – человечек сморщил свой крючковатый нос и кивнул Мерси, – и переговорить со мной с глазу на глаз.

– Нет. Мы будем разговаривать здесь, если не возражаете.

– Но я возражаю, милочка. У тебя появился шанс. Входи, и мы договоримся, или ты вообще ничего не получишь.

Мерси негодующе отступила. И воинственно уперев руки в боки, крикнула:

– Да как вы смеете! Эти женщины торчат здесь уже три часа. Будете вы продавать им кофе или нет?!

Очередь вздрогнула и загудела; с десяток голосов присоединились к требованию Мерси начать торговлю.

От ярости рот торговца сжался в ниточку. Он шагнул на мостовую и изверг на женщин поток грязных ругательств. А затем, крикнув:

– Не будет вам никакого кофе! Хотите кофе – приходите завтра! И завтра вы заплатите в пять раз больше против сегодняшней цены! – скакнул через порог и захлопнул за собою дверь.

Улица потонула в гневных криках; толпа обвиняла Мерси в повышении цены на кофе, осуждала ее поведение, осыпала проклятиями. Увидев рядом с собой искаженные яростью лица, Мерси испугалась за свою жизнь. Некоторые женщины подступили к ней почти вплотную. Они напирали на нее, бесновались, плевались, потрясали кулаками.

И в этот самый миг в душе Мерси Морган что‑то вспыхнуло и рванулось на волю. Словно бы проснулся доселе спящий вулкан.

– Послушайте меня! Послушайте меня! – Она вскинула руки над головой, повторяя вновь и вновь эти два слова. – Послушайте меня! – Мало‑помалу крики смолкли. – Вы злитесь! – прокричала Мерси. И толпа тотчас ответила ей новой вспышкой гнева, которую было так же трудно погасить, как и первую. – И вы имеете на это право! – не сдавалась Мерси. – Но ваше негодование направлено не на того человека. – Очередь опять взревела. – Злиться на меня бесполезно, это вам ничего не даст!

Какая‑то женщина крикнула в ответ:

– Не знаю, как другие, но я, по крайней мере, чувствую себя лучше!

Эти слова вызвали смех и породили новый шквал восклицаний.

– Позвольте поинтересоваться, – упорствовала Мерси, – вы хотите чувствовать себя лучше или вы хотите кофе?

– Как же мы купим кофе, если он не желает его продавать? – раздалось несколько голосов.

– А вы знаете, чем занимался этот человек, пока вы маялись в очереди? Когда дверь распахнулась, я увидела, что он делал! Так вы знаете, чем он там занимался?

Дружный хор голосов потребовал от Мерси дать ответ на ее же вопрос.

– Он сидел, задрав ноги на стол, и неторопливо набивал свою утробу! Ваши дети дома одни, неухоженные, без пригляда, ваше хозяйство заброшено, дела недоделаны, вы впустую простаиваете в очереди, а он наслаждается неспешной трапезой!

Толпа негодующе взревела.

– Разве его работа важнее вашей? А время драгоценнее? С какой стати он заставляет вас часами куковать в очереди? Кто позволил ему вот так, по первой прихоти, в пять раз вздуть цену на кофе? Пока вы тут стоите, он придерживает товар и накручивает цены!

Негодование женщин нарастало.

– И что мы собираемся делать со всем этим? – Пытаясь перекричать толпу, Мерси вновь возвысила голос.

– Говори! Говори!

Лицо Мерси озарилось победной улыбкой, озорной и лукавой; глаза весело сверкнули.

– Мы собираемся купить кофе, – гордо заявила она. – Но для начала нам надо добраться до этого наглеца. Кто‑нибудь знает, как открыть эту чертову дверь?

Под натиском разъяренных женщин двери было не устоять. В мгновение ока она слетела с петель, и толпа хлынула в помещение. Мальчишки тотчас исчезли. Лавочник был не столь проворен. Крепкие, привычные к тяжелому труду руки женщин пригвоздили мужчину к стене. Он мгновенно покрылся крупным лошадиным потом.

– Мы пришли сюда, – заговорила Мерси безапелляционным тоном, – купить кофе по сегодняшней цене.

Лавочник выругался.

– Вы не можете заставить меня продать вам мой кофе! – заклокотал он возмущенно и попробовал высвободиться.

– Не думаю, что дамы жаждут получить такой ответ, – произнесла Мерси. – Сами им это скажете?

Лавочник молча уставился на нее, тогда Мерси повернулась к женщинам и прокричала:

– Он не намерен продавать вам кофе, дамы. И как, по‑вашему, мы можем его переубедить?

Толпа всколыхнулась и подалась вперед. Отнюдь не дружеский настрой женщин и их количество вынудили лавочника изменить линию поведения.

– Кофе здесь нет! – взвизгнул он. – Его здесь нет!

– То есть вы хотите сказать, что все это время водили нас за нос и у вас нет кофе?

Лавочника чуть не распяли.

– Стойте! У меня есть кофе! Но не здесь! Не на этом складе!

– Ну так веди нас куда надо! – бойко приказала Мерси.

Женщины погрузили пленника на телегу, найденную здесь же, на улице, и двинулись к верфи. Процессия добралась до склада и остановилась перед запертой дверью. Мерси потребовала ключ и получила отказ. После чего пять или шесть дюжих хозяюшек помогли лавочнику найти ключ, раздев его чуть ли не догола.

Склад открыли, и женщины занялись поисками кофе, а потом и его продажей. Они приволокли мешки, сдвинули столы, поставили весы. Мерси, войдя в раж, взвалила себе на плечи мешок и совсем уже было собралась тащить его к весам. Однако какая‑то женщина отобрала у нее кофе и, заботливо похлопав будущую мамашу по округлившейся талии, сказала:

– Подумай о малыше, дорогая. К тому же кто‑то должен заняться продажей кофе. Ты все затеяла, так почему бы тебе не довести дело до конца?

Пока женщины возились с кофе, лавочник сбежал. Мерси отслеживала каждую покупку, заносила данные в список и считала деньги.

Вид работающих женщин привлек внимание большой группы мужчин. Торговля кофе шла бойко, и покупательницы были этим очень довольны. В ту самую минуту, когда последняя женщина расплатилась за покупку, в складское помещение в сопровождении чиновников ворвался лавочник. Он некоторое время кричал о краже кофе, избиении и похищении. Затем чиновники потребовали от Мерси объяснений, и та обвинила лавочника в сокрытии товара и обмане потребителей.

– А что до кражи, господа… – И он протянула чиновникам деньги и список. – Справедливая цена на кофе, не находите?

Просмотрев бумаги, чиновники вынуждены были с ней согласиться. Лавочника задержали для дальнейшего разбирательства.

Когда Мерси покидала склад, столпившиеся вокруг него мужчины разразились бурными рукоплесканьями. Однако молодая женщина восприняла это холодно.

– Будь вы джентльменами, – сказала она им, – вы бы нам помогли, а не глупо на нас таращились.

Мерси Рид Морган возвращалась домой победительницей. Когда она вошла в гостиную, женщины как раз заканчивали шитье.

– Да что же это такое? – вскричала Энн, увидев невестку, – Мерси, дорогая, что с тобой случилось?

– Я ходила за кофе, – последовал ответ.

– Милая, но ты выглядишь ужасно! Лицо – в грязи, а руки‑то, руки!.. Будто ты на складе мешки таскала.

Все члены маленького мануфактурного сообщества сгрудились вокруг молодой женщины.

– Купить кофе было не так‑то просто. Намного труднее, чем я предполагала. – Мерси протянула свою добычу Энн. – Но я все‑таки купила, и притом за хорошую цену.

С этими словами она рассекла плотное кольцо женщин и начала подниматься по лестнице.

Присцилла наклонилась к Энн и прошептала:

– Может, все это время мы ошибались на ее счет?

Но тут Мерси приостановилась:

– Энн, я хочу немного полежать. Будьте добры, проследите, чтобы меня не беспокоили. Но на обед позовите – я умираю с голода.

– А может, и не ошибались, – добавила Присцилла.

Исав Морган стоял против офицера, занимающегося вербовкой в континентальную армию. Вместе с другими молодыми людьми, только что произведенными в офицеры, он поднял руку и повторил клятву:

«Я, Исав Морган, торжественно свидетельствую, что я не являюсь подданным короля Британии Георга III и не обязан служить ему верой и правдой; подтверждаю, что я не связан с ним более никакими обязательствами; клянусь все свои способности и всю свою волю направить на то, чтобы поддерживать тринадцать колониальных конфедераций Америки, а также защищать их от вышеупомянутого короля, его наследников и правопреемников (либо от его или их верноподданных пособников и последователей). Клянусь не замарать честь мундира офицера континентальной армии».

После событий 19 апреля жизнь Исава дала крутой зигзаг. Неделями он пытался переспорить своих пансионеров – но тщетно. Все они были пламенными пропагандистами революции, ее фанатичными приверженцами. За это Исаву следовало благодарить брата, неожиданно появившегося на пороге пансиона и рассказавшего студентам о столкновениях с англичанами. Поначалу Исав склонен был приписывать подобные настроения только незрелым, восторженным умам. Однако после событий в Лексингтоне и Конкорде он обнаружил, что революционными настроениями заражены все колонии и что даже непреклонные лоялисты, самые утонченные и эрудированные умы Гарварда, страдают патриотической горячкой.

В воскресный полдень после утренней службы – в церкви как раз была произнесена очередная тирада против короля и парламента, изобиловавшая цитатами из Ветхого Завета, в которых говорилось о необходимости свободы для людей Божьих, – Исав прогуливался по берегу реки Чарльз, несущей свои воды мимо величественного белоколонного дома Морганов. Молодой человек вошел в прохладную тень деревьев, опустился на землю и прислушался к тихому плеску волн. Он сидел близ реки до тех пор, пока не решил следующее:

Во‑первых, после разговора с Мерси мысль о переезде в Англию потеряла для него всякую привлекательность. К тому же если он останется в Америке, а с Джейкобом что‑то случится, отношения с Мерси могут наладиться.

Во‑вторых, конфликт между метрополией и колониями неминуемо завершится войной. Правда, Континентальный конгресс послал королю символ мира – «оливковую ветвь»[26], но надеяться на то, что она будет принята, глупо. Только что был отвергнут план по мирному урегулированию лорда Норта[27]и принята Декларация о причинах и случаях необходимого применения оружия; кроме того, Конгресс назначил главнокомандующим колониальной армией вирджинского плантатора Джорджа Вашингтона[28].

В‑третьих, если сопротивление окажется упорным (хотя о победе колониальных войск и думать‑то смешно), Англия будет вынуждена вступить в переговоры.

И наконец, последнее: ему надо определиться, на чьей он стороне. Занимать нейтральную позицию опасно. В одном отец прав. Будущее их семьи здесь, в Америке. Впрочем, как и его, Исава, будущее с Мерси.

Основание для принятия решения о вступлении в континентальную армию у Исава Моргана было одно: вынудить власти Англии принять отвечающее интересам обеих сторон соглашение. По крайней мере, так он говорил знакомым. Благодаря своему образованию и возрасту, он был произведен в офицеры и принят в полк, которым командовал полковник Бенедикт Арнольд[29].

Date: 2015-09-18; view: 293; Нарушение авторских прав