Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Письмо к Ужасной Даме
Здравствуйте опять, Не Было Забот! Там у Вас июль, а у нас – февраль… там у Вас всегда всё наоборот ‑ только, чтоб войти, надо знать пароль.
Там у Вас есть страж – очень строгий стриж, и к нему с утра – запись на приём: чуть не так споёшь, чуть не так состришь ‑ и не пустит к Вам… разве – напролом!
Я боюсь того – жуткого – стрижа, так что мне туда больше – ни ногой. Только я скажу, что – стрижа держа ‑ Вы ведь не могли стать совсем другой.
Хрупкая судьба – королевский паж: сеешь да не жнёшь, несмотря на прыть… бедный, бедный стриж, бедный, бедный страж: задержать – не жать, сторожить – не жить.
Славная судьба – аутодафе!.. Бог упас, я – пас: ураган затих. А найти меня… на углу, в кафе ‑ где в ходу пароль «кофе для двоих».
(9) Всё начнётся сначала: закрутится явь заводная, и опять, проклиная себя, ты проглотишь клинок, балаганный шутник… и хохочет собранье, не зная, что клинок застревает навеки – груди поперёк.
Шут с тобой, балаганный шутник, потешатель собраний! Никаких словопрений – приказом капризного рта ты направлен туда, где отныне – ни боли, ни брани: жизнь опять прожита.
Сколько было их – жизней‑то… много – не сбиться б со счёта: со щитом приходил и потом – прибывал на щите. А последний круг ада, должно быть, и есть – круг почёта: запоздалый венок – Суете, Пустоте и Тщете.
Три сестры развеселых ведут тебя, стало быть, прямо ‑ в преисподнюю, где бездыханный кружит хоровод, и платочком в слезах провожает несчастная дама твой счастливый уход. (10) Ещё одну минуту ‑ я что забыл сказать: за эту же монету Вас ангел впустит в рай.
Цена – она едина, набор услуг – другой, но яркость сновиденья сильна и там, и там.
Мы свидимся – не думай… сновидимся ещё: Вы – той же самой дамой, я – тем же, кем и был.
Простив мою фривольность, примите от меня последнюю реальность ‑ монетку… на проезд.
* * *
Виде Груздите
– А что между нами было, Заезжий‑на‑Час‑Ездок, когда Вы промчались мимо? – Любовь как короткий вздох. Ещё между нами было не столько часов езды, как до… например, могилы, до сердца или звезды.
– А что между нами стало, Заезжий‑на‑Час‑Ездок, потом, в тесноте вокзала? – Любовь как короткий вздох. Ещё между нами стало несходство двух языков и то, что Вам лет… так мало, и то, что я… был таков.
– А что между нами будет, Завезжий‑на‑Час‑Ездок, когда всё опять забродит? – Любовь как короткий вздох. Ещё между нами будет зима, а потом весна и много похожих судеб, Ваш муж и моя жена.
– Не слишком ли тонки нити, соткавшие этот миг? Прощайте, Ездок, простите мой возраст и мой язык…
И, взгляд опустив на плиты холодной своей Литвы, Литвой, как будто молитвой, себя утешили Вы.
* * *
Не идти – бормотать по пути без разбора и прямо хоть так: не печалься, до встречи, прости, навсегда, никогда – бормотать. Просто несколько слов, словно снов, бормотать, стало быть, невпопад ‑ никаких не тревожа основ, беспорядочно, как снегопад.
Из‑под ног устремляется лёд, удаляется мир – словно миф, и душа уже не узнаёт ничего, всё на свете забыв: ей легко в этом сонме потерь на последнем висеть волоске и легко обвенчаться в метель в дальней церкви неведомо с кем.
* * *
У зимы недолгий срок: хватит взгляда… полувзгляда, двух десятков беглых строк на обёртке шоколада ‑ шоколадного суфле! Как живёшь? То чёт, то нечет, но на всей этой земле нечего увековечить: небосвод и тот поник головой своей умнейшей! Если что‑то длится миг ‑ век мерещится, не меньше. Но сейчас и век пройдёт ‑ как тоска по дальним странам, как забавный анекдот, показавшийся – романом.
* * *
Я забыл мой зонт в передней на чужом крючке. И строки одной, последней, нет в черновике, а была… И, холодея, я увидел, как лучшая моя идея скрылась в облаках. А весёлая богиня, скушавши обед, улетела за другими, прокричав: привет!
Но трепал один тромбончик, глядя на луну, на задворках, возле бочек музыку одну: так, пустяк, три такта, шалость… ‑ зная наперёд: всё, что за день растерялось, музыка – вернёт.
* * *
Мотылёк на еловую лапу присел и блестел изо всех своих сил. А плоды привезли из серебряных сёл, где серебряный дождь моросил. Мы украсили ими наш нищенский рай, чтобы каждый обрёл, что просил. Мы воздели звезду и сказали: сияй и блести изо всех своих сил!
И сияла звезда, высока и светла, и блестела как только могла, и, когда накалилась она добела, вдруг наладились наши дела. Но, едва накалилась она добела, как внезапно сгорела дотла ‑ и опять вдруг разладились наши дела, я уж точно не помню какого числа ‑ шестизначного, что ли, числа…
* * *
Душа моя, оставим разговоры: я молча побреду по склону дня в надежде, что Казанскому собору нет никакого дела до меня. И то, что он никак не отзовётся на голос мой – такая благодать… а каменного жеста полководца я ведь могу всерьёз не принимать! Блуждая в трёх колоннах, как в трёх соснах, я наконец подумаю о том, что всё в моей судьбе довольно сносно и всё прекрасно на ветру крутом, что пробежит и этот день весенний ‑ день‑ветреник, день‑щёголь, день‑пижон… И пусто на душе, как в воскресенье ‑ как в воскресенье в городе чужом.
* * *
«MyDogandMyself» Дорога была песчаная: растаивал день у дюн. Картина была печальная ‑ и сбоку стоял один какой‑нибудь куст, а спереди ‑ ни дерева, ни жилья… И шли по пустому берегу Моя Собака и я.
Тянуло прилежной свежестью от вечера и от дум ‑ и юное побережие казалось почти седым. Брели и тихонько мыслили о том, чтобы стать скромней, счастливей и многочисленней Моей Собаке и мне.
И так продолжалось несколько столетий – за веком век. И длилось всё то же действие, и берег уже привык встречать нас заливом пасмурным и холодом пустыря. Страдали приморским насморком Моя Собака и я.
Планета была пустынная. Планета была Земля. Дорога была постылая ‑ ни дерева, ни жилья. И бойкий прибой под дюнами плескался как заводной. Собака была придумана Моей Собакой и мной.
* * *
Музыка‑музыка, что тебе нужно, что тебе, музыка, нужно от нас! Время нам чуждо, пространство нам чуждо ‑ что тебе, музыка, нужно от нас!
Жизнь пролетает – и жизнь, пролетая, с вальса собьётся на марш столько раз! Красною тянется нить золотая ‑ что тебе, музыка, нужно от нас!
Красною тянется нить золотая. Время ложиться: двенадцатый час. Птичка, на лапку одну припадая, ‑ что тебе, музыка, нужно от нас!
Сядь‑ка на кухне да выпей‑ка чая ‑ хочешь, я встану зажгу тебе газ? Птичку всю ночь из силка выручая… Что тебе, музыка, нужно от нас!
Нить золотая да чашечка чая, птичка в силке, то ли марш, то ли вальс ‑ то ль обольщая нас, то ль огорчая, то ль отвергая нас, то ль привечая: радости птичьи и птичьи печали, чашка в силке да двенадцатый час!
* * *
Время: сумерки, дымчатый войлок ‑ нет ни года тебе, ни числа: веселящийся рой недомолвок, и зелёная чушь ремесла, и зелёная глушь совершенства, до которой полвека пути, и – старательность детского жеста в направленьи «ти‑ти‑улети!»
Столько тайного смысла в копилке! Может, кто‑нибудь да разберёт чистый день для прозрачной сопилки на отдельные вишенки нот, и разрушит из кубиков стену, и опять возведёт: вот стена. Лишь одни над землёй неизменны ‑ небеса, паруса, имена.
* * *
Тихое воспоминанье ‑ ни о чём таком: как болтала тишь лесная птичьим языком, как в пруду была печально сть, и потом – в саду, и как сумерки сгущались… и как сумерки смущались, глядя на звезду, и как в воздухе висела тенью небольшой тучка – в образе костёла с тонкою душой. И как боги поглядели на двоих людей ‑ и как длился две недели ненаглядный день.
* * *
Бормотать чепуху умирать со стыда и отчаянно века да рока бояться ‑ всё бросает нас жизнь то туда, то сюда: из объятий в объятья. Мы не помним, какое сегодня число, ибо мы не обучены этой науке, и не ведаем, как нас опять занесло в чьи‑то нежные руки.
Эти руки… ах как они знают игру обладания, но на мгновенье – и только! Нам трепещется в них огоньком на ветру так недолго, так тонко ‑ голубой лепесток, золотистый лоскут, полоумная бренность во всех ипостасях… И опять мы не знаем, когда нас зажгут и когда нас погасят.
Date: 2015-09-18; view: 247; Нарушение авторских прав |