Сущность соборно-синтетической стратегии

Проблемы интеграции современной духовной культуры сегодня все более интенсивно обсуждаются как в русле решения общих геополитических и гуманитарных проблем, вставших перед современной цивилизацией в эпоху глобальной информатизации, так и в плане философско-культурологической рефлексии над основаниями и возможностью продуктивного синтеза имеющегося культурного разнообразия. Мы не в состоянии дать здесь сколь-нибудь обстоятельный обзор литературы, имеющей отношение даже к этой второй линии исследований. Отметим лишь некоторые работы, затрагивающие проблемы культурного синтеза в русле проблематики нашей работы. В первую очередь следует отметить ставшие уже классическими труды М.М. Бахтина [см., напр., 25], а также работы Ю.М.Лотмана [см. 197; 198], В.С.Библера [см. 36; 37], Т.П.Григорьевой [см. 78], Г.Д.Гачева [см. 62; 63], В.Е.Гарпушкина [см. 59], М.С.Кагана, собственные и в соавторстве [см. 144; 145], М.А.Мамоновой [см. 209], Е.П.Никитина [см. 238], С.И.Рылевой [см. 274]. Как у нас, так и во всем мире все более нарастает интерес к проблемам диалога культур. В частности, на Гавайях уже в течение довольно многих лет регулярно проводятся международные конференции, специально посвященные перспективам диалога «Восток — Запад». В нашей стране также постепенно кристаллизуются организационные формы синтетического осмысления современной духовной культуры и цивилизации. В частности, в середине 90-х годов на Алтае была проведена серия подобных конференций под названием «Алтай—Космос—Микрокосм», объединившая в теоретико-синтетическом диалоге ученых, философов, религиозных деятелей и представителей искусства. (С материалами и итогами прошедших там содержательных дискуссий можно ознакомиться в соответствующем сборнике [см. 13].

В данном параграфе мы постараемся вкратце проанализировать три основных стратегии синтеза современной духовной культуры, сложившихся к настоящему времени. С известными оговорками их можно назвать: диалогически-плюралистической, монологически-унитаристской и соборно-синтетической.

1. Диалогически-плюралистическая стратегия. В отечественной философской традиции данную стратегию наиболее обстоятельно и последовательно развивает В.С.Библер. Ее суть сводится к тезису о принципиальной плюралистичности и многомерности духовного бытия человека, будь то индивидуальное творчество в культуре, функционирование ее различных символических систем или существование национальных культур. Ни одна из символических систем, и ни одна из духовных традиций, всегда сосуществующих в едином пространстве-времени культуры, не сводимы одна к другой, как религия никогда не сводима к науке, а германская культура, скажем, к французской. Между ними всегда существовали и будут существовать неустранимые «пустоты», «лакуны», только и делающие возможным любой культурный диалог между ними [37, с.210—211]. Соответственно, целостный и гомогенный духовный Космос объективно невозможен. В.С.Библер так резюмирует свою позицию: «Чем более развита архитектоника диалога культур, тем глубже различие, лакуна, разрыв между этими — взаимоопределяющимися — культурами, причем этот разрыв, расщелина («между») носит именно логический, а не собственно исторический характер. Вне такого логически углубляющегося несовпадения, «лакуны» диалог — как логическая форма — был бы вообще невозможен» [Там же, с.213]. Любые же искусственные попытки формирования культурной целостности чреваты как «тоталитарной» смертью всей культуры, так и творческой смертью отдельной личности. Единственное, что позволяет плюралистической мозаике духовной культуры сохранять относительное единство и не «рассыпаться» в бесконечное множество разноликих и замкнутых «смысловых миров» — так это сама перманентная стихия диалога «многообразных культурных логик». Именно самоценный диалог неповторимо-индивидуальных земных культур и неповторимо субъективных человеческих сознаний оказывается здесь и главной целью, и главным средством духовного бытия, позволяя носителям разных традиций и мировоззрений все больше углубляться в себя и посильно — насколько позволяют их автономные «логики» — обмениваться идеями и ценностями. При всей привлекательности и частичной правоте такого пандиалогического подхода, о каком-то органическом синтезе земной культуры и о становлении какого-то всеединящего мировоззрения — речь здесь не идет. Скорее можно говорить о принятии к сведению мировоззренческих ориентиров другой традиции или духовного мира другого человека.

Но в таком случае, культура лишается импульсов к поиску внутренней гармонии, к проявлению и утверждению всеобщих — логических, ценностных и экзистенциальных — категориальных инвариантов человеческого бытия, которые, по-нашему мнению, несомненно существуют, что мы пытались доказать на предыдущих страницах нашей работы. Но самое главное, что при таком подходе культурно-экзистенциальное творчество лишается и софийно-эволюционной «вертикали» жизнеустроения, и пафоса совместного преображения жизни. К тому же диалог, не резюмирующийся в общезначимых результатах, рано или поздно вырождается в бессмысленно-самоценную субъективистскую игру эстетствующего сознания, лишь усугубляя трагическую «разорванность» и «горизонтальную» безблагодатность нынешнего состояния человеческого Духа. Расцвет претенциозных постмодернистских «игрищ» с их культом «примата означающего над означаемым», иронии, самопародии, бесконечной смены личин — наглядное тому подтверждение.

Более того, тезис об имманентной и тотальной плюралистичности и диалогичности культуры является внутренне противоречивым, ибо сама эта жесткая теоретическая констатация... неизбежно претендует на единственность и монологичность. Кстати, и практическое проведение линии «культурного диалогизма» зачастую оборачивается своей прямой противоположностью, т.е. сознательным (или бессознательным) монологическим утверждением вполне определенных идей и ценностей вполне определенных культурных традиций. В этом плане, диалогически-плюралистическая стратегия как бы всегда «подпитывает» свою альтернативу — монологически-унитаристскую стратегию.

2. Монологически-унитаристская стратегия. Она является, на первый взгляд, прямой противоположностью пандиалогической стратегии и ориентирована на построение абсолютно гомогенного, лишенного внутренней дифференциации, культурного Космоса за счет доминирования какой-то одной сферы культуры над всеми остальными или путем неограниченной экспансии одной духовно-культурной традиции, подавляющей и нивелирующей все другие национальные культуры. Примеров такого рода агрессивного культурного монологизма можно привести достаточно много. Если обратиться к сфере взаимоотношений между основными сферами духовного творчества, то попытки подчинить все сферы духа религии характерны для Средневековой Европы и современного исламского фундаментализма. Пафос редуцирования, или, по крайней мере, фундирования всего многообразия творческой жизни человека средствами научно-рационального дискурса свойственен сциентистски-позитивистским мировоззренческим стратегемам. Знаменитая программа превращения философии в «понятийную царицу Духа», снимающую и религию, и науку, и искусство — принадлежит Гегелю, а ее отголоски отчетливо звучат в работе Р.Кронера, посвященной философии культуры [см.169]. Наконец, глобальная программа интеграции духовной культуры на основе мистериально-синтетического языка искусства разрабатывалась в начале века русскими художниками-символистами — Андреем Белым, В.В.Ивановым, А.Н.Скрябиным.

Что же касается теоретического обоснования монологически-унитаристской стратегии в межкультурных отношениях, то ее типичнейший пример — идеология русского «западничества», сконцентрированная в узловой мифологеме о «необходимости вхождения России в мировую цивилизацию». Прекрасная логическая критика подобного псевдокультурного синтеза и его псевдоаргументов дана в статье А.П.Алексеева [см. 11]. Если обратиться к практическому осуществлению доктрины межкультурного унитаризма, то в истории она чаще всего осуществлялась насильственными средствами. Сегодня же властная культурная экспансия реализуется с помощью технико-информационных средств. Особенно это характерно для культурной политики США. Самое любопытное, что подобная духовно-унифицирующая экспансия, делающая ставку на «технологическое тело» цивилизации (электронные средства массовой информации, компьютерные технологии и т.д.), неизбежно оборачивается деградацией и разложением самой духовной традиции, претендующей на гегемонию. Дело в том, что она вынуждена, с одной стороны, все более сращиваться со своим «технологическим телом», принимая его антисофийные, «низовые» правила игры, а с другой, обрекает себя на самодовольное вырождение в силу отсутствия равноправного и взаимоуважительного диалога с другими национально-культурными «мирами». Самодовольная ограниченность и бескультурье «средних» американцев — ныне неизменная тема шуток западноевропейской и русской интеллигенции.

Мало того, любая монологически-унитаристская стратегия создания одномерного духовного Космоса вовсе не устраняет, а лишь «загоняет в подполье» реальную раздробленность современной духовной культуры, тем самым многократно усиливая душевно-психические и культурные патологии. Глубокую критику подобной стратегии дал в свое время К.Н.Леонтьев, справедливо предсказавший, что линия на ликвидацию культурного многообразия оборачивается не Космосом Духа, а антикосмосом тотального культурного распада вкупе со все возрастающей атомизацией и механизацией жизни.

Таким образом, построение гармоничного духовного Космоса культуры, только и обеспечивающего целостное и восходящее развертывание индивидуального «жизненного мира», невозможно ни путем отказа от поисков его единых цементирующих стержней, ни тем более путем ликвидации многообразия и автономии различных сфер культуры и национальных традиций. Перспективной поэтому представляется соборно-синтетическая стратегия, которая, избегая абстрактного плюрализма и унитаризма, проводит единственно плодотворный принцип: поиск общекультурного, постоянно обогащающегося внутреннего единства посредством свободного диалога относительно автономных культурно-национальных миров и сфер культуры.

3. Соборно-синтетическая стратегия. Ее сущность состоит в признании имманентной органической связности всех культурных форм и культурных традиций, где каждая из дотоле разрозненных частей рано или поздно обнаруживает свою генетическую и функциональную сопричастность всем другим частям, но при этом не теряет своеобразия в рамках единого целого. Выше мы уже не раз приводили факты (в контексте анализа восточной психотехники, наследия Платона, тенденций развития современной физики и системных исследований), доказывающие, что объективные (хотя и не всегда еще ясно зримые) процессы, происходящие в современной культуре, свидетельствуют о нашем вступлении в эпоху «великой интеграции», где будущее протягивает руку прошлому, конец смыкается с началом, западные рационалистические философские системы оказываются созвучными восточным духовным исканиям, а результаты из самых высокоабстрактных областей физики и математики начинают парадоксальным образом подтверждать религиозные откровения. Похоже, все больше подтверждается модель эволюции, предложенная в свое время П.Тейяром де Шарденом. Он предсказал, что доминанта дивергентных процессов в развитии земной цивилизации будет сменяться конвергентным движением культуры к единому полюсу и все большим схождением в этой точке дотоле разрозненных культурных «ветвей».

Следовательно, сознательная стратегия соборного синтеза культуры подразумевает ведение взаимоуважительного диалога между наукой и религией, мистикой и философией, Западом и Востоком — с целью проявления их общего духовного ядра. Одновременно, подобная стратегия устранения синхронических и метакультурных разрывов включает в себя обязательное обращение к архаическим пластам знания, к эзотерически-мифологическим «корням» культуры, к тому генетическому ее праединству (своеобразному аналогу глубинного Я человеческого сознания), откуда «произрастает» все ее современное «древо». Любопытно, что аналогии между развертывающейся целостностью культуры и развертывающейся целостностью сознания, можно и продолжить, учитывая уже вскрытый ранее параллелизм между отношением «верхней» (смысловой) и «нижней» (телесно-перцептивной и телесно-эмоциональной) «половинками» сознания и, соответственно, соотношением духовной культуры (культурного «верха») и ее телесно-технологическими составляющими (культурным «низом»). Отсюда можно предположить, что и взаимоотношения между основными сферами культуры и основополагающими культурно-географическими мирами (Западом, Востоком и Россией) должны иметь зримую корреляцию с отношениями между высшими познавательными способностями сознания. И как последние характеризуются общесистемными отношениями взаимодополнения, оппозиции и т.д., так аналогичные связи должны быть в идеале присущи бытию разных сфер культуры и культурно-географических миров, благодаря которым могла бы целостно формироваться и прирастать земная жизнь человеческого духа. К конкретному доказательству данного предположения мы обратимся в следующих параграфах главы, а здесь — постараемся сформулировать ряд практических принципов реализации соборно-синтетической стратегии. Они, естественно, не могут претендовать на сколь-нибудь исчерпывающий характер и скорее очерчивают общие контуры сознательного культурно-синтетического движения.

Принцип перманентного прирастания духовного ядра культуры. Суть этого основополагающего принципа состоит в том, что даже если за аргументальными символами духовной культуры стоит единый эйдетический «богософийный» смысловой мир, (существование и характерные черты которого мы анализировали в предыдущей главе), то, в любом случае, процесс его кристаллизации-выявления историчен, субъективно окрашен и подразумевает необходимое обогащение на каждом филогенетическом этапе эволюции земной культуры. Наконец, он всегда «распаковывается» в живых актах человеческого сознания в бесконечной череде творческих усилий соборного человеческого духа.

С этих позиций, никакого буквального «кругового» возвращения к первичному интегральному пра-знанию о мире, к гипотетической пра-культурной Традиции (этому своеобразному глубинному Я духовной культуры), лежащей в основе всех современных земных культур, быть не может. На возможности такого возвращения настаивают сторонники европейского «эзотерического традиционализма»^[32]. Однако, сущность исторического движения человеческой культуры состоит не в инволюции и деградации исходной духовной полноты, а в эволюционном дивергентном проявлении и последующем интегративном восполнении этой первичной пракультурной Традиции, если она в сколь-нибудь систематической форме когда-то действительно существовала.

В силу этого, абсолютной монополии на истину не могут иметь ни богословы, ни ученые, ни философы, ни адепты эзотерического знания, ни одна какая-то культурная традиция. Лишь в их совместном и взаимоуважительном диалоге-поиске «зерна» вселенской истины будут отделяться от исторической шелухи и современных субъективистских наслоений, а из этих «зерен» станет постепенно складываться и крепнуть «вертикальный» духовный стержень (или «ствол») общечеловеческого культурного Космоса, стимулирующий и процесс личного жизнеустроения.

Принцип умудренного возвращения к историческим корням. Из принятия первого принципа вытекает необходимость бережно-критического отношения к «сокровенному знанию» предков. Его адекватная реконструкция возможна только сквозь рациональную призму современной науки и философской рефлексии, причем сам процесс переоткрытия древних истин уже будет означать их творческое прирастание и уточнение. В свою очередь, физик и философ должны быть готовы к пересмотру своих предрассудков и амбиций под влиянием открывающихся пластов древнего ведения. Словом, здесь следует избегать двух крайностей: презумпции «всезнания древних» и презумпции «архаической духовной неполноценности».

Принцип автономии и взаимодополнительности сфер духовной культуры и различных национальных традиций. В ходе мета- и интеркультурного диалога следует, по-видимому, исходить из того, что какие-то универсальные истины и ценности имманентно присутствуют в каждой из сфер культуры и в каждой из национальных традиций, но при этом каждая традиция и каждая сфера культуры имеют свою специфическую доминанту и делает свой специфический акцент в проявлении и культивировании всеобщих смыслов. Это можно уподобить созерцанию одного предмета из разных точек пространства или расстановке различных акцентов при чтении одного и того же текста. Следовательно, всеобщее, общечеловеческое в культуре должно складываться из относительно автономных, особенных частей, где общезначимые истины центра (духовного «ствола» культуры) проявляются во всей своей значимости и многомерности лишь посредством умело и бережно подобранных «периферийных вариаций». В этом плане бесперспективными представляются попытки доказать преимущества одной религии перед другой, мистики по отношению к науке или восточного культурно-географического мира по отношению к западному. Все эти культурные образования являются по-своему незаменимыми и неотсекаемыми «ветвями» на едином «стволе» культурного «древа». При этом, по-видимому, будет набирать все большую силу следующая тенденция: чем выше уровень художественного, философского, научного и культурно-национального творчества, тем меньше в нем абстрактно-монологических отрицаний и акцентов на различение, и тем больше взаимопересечений с другими ракурсами видения единой вселенской софийно-эйдетической реальности.

Принцип взаимного ученичества. Если каждая из культурных традиций и сфер культуры преуспевает в культивировании одной из граней всеобщей истины (при потенциальном ведении о целом), то диалог между ними включает в себя взаимное мудрое ученичество, т.е. обогащение своего собственного ракурса видения и понимания единого целого теми результатами и методами его познания, которые лучше развиты в другой культурной традиции или представителями другой культурно-мировоззренческой ориентации.

Отказ от культурного ученичества (культурный изоляционизм и национализм) или поза учителя в проведении культурного диалога (культурный мессионизм) — всегда наносят ущерб и препятствуют развитию той национальной традиции и той сфере культуры, представители которой избирают подобные — в сущности антикультурные и антисофийные — стратегии. Любая гипертрофированная однобокость всегда уродлива; и наоборот — прекрасна радуга (символ софийного единства в многообразии!), где каждый цвет рефлексивно отражает и вбирает все другие оттенки радужного спектра.

Вместе с тем, принцип мудрого ученичества требует обязательного укоренения в собственной национальной или профессиональной «почве», иначе ученичество становится не мудрым, а бездумным или дилетантским, где искусственные ассимиляции оборачиваются психокультурными патологиями и уродливыми химерами. Нечто подобное произошло на русской почве с индийским кришнаизмом или американской рок-культурой. Столь же удручающее впечатление оставляют многочисленные и поверхностные попытки буквально-механически интерпретировать эзотерическую символику или религиозные догматы посредством наложения на них результатов современной теоретической физики или психологии. В этой связи особое значение приобретают критерии «мудрого ученичества».

Принцип имманентного доказательства. Любой культурный диалог предполагает искание истины и избавление от заблуждений. Однако, любые попытки извне транслировать свою истину другому человеку или другой культуре всегда наталкиваются на естественное — сознательное или бессознательное — сопротивление. Полностью отказаться от дискурсивно-принудительного доказательства невозможно, ибо, как известно, оно составляет основу рационального познания мира в науке и, отчасти, в философии. Отказываясь от него, мы фактически ставим под вопрос их бытие как важнейших символических систем. Вместе с тем, необходимо, по-видимому, существенно ограничить сферу доказательно-принудительных способов обоснования знания, особенно в области интер- и метакультурного синтетического диалога. Дело в том, что если каждая культурная традиция и сфера культуры потенциально причастны ко всеобщим духовно-эйдетическим «родникам» знания, то способом доказательства истинности (или ошибочности, субъективности) чужих идей, ценностей и обычаев должно служить обнаружение внутренних «созвучий» (или, наоборот, «диссонансов») извне приходящей вести. Иными словами, внутри самого уникального культурного мира, вступающего в диалог, следует искать подтверждения (или опровержения) истинам других культурных миров и сфер культуры. Зачастую там лучше развито как раз то, что в данной традиции или сфере духовной культуры находится в латентном, непроявленном состоянии.

Подобная стратегия имманентного доказательства истинности внешнего заимствования оказывается, в сущности, тождественной процессу внутреннего развития самой национальной культуры или какой-то сферы культуры. При лояльном отношении и готовности к имманентному доказательству чужая духовная традиция (другая сфера культуры) выступает в роли «магического зеркала», способствующая заглядыванию прежде всего в собственные смысловые «тайники». Как для познания собственного Я требуется наличие других людей, в «зеркале» которых мы только и можем сознавать самих себя, — точно также и каждая национальная культура, и каждая из символических систем нуждается не столько во внешних духовных заимствованиях, сколько в «зеркале» для своего адекватного самосознания и проявления потенциальных глубин. Этот момент был блестяще схвачен М.Хайдеггером в его работе «Пути собеседования» [348, с.233].

В самом деле, как убедить сугубого философа-рационалиста в эвристичности архаической символики? Да предложите ему внимательно и непредвзято еще раз ознакомиться с ролью структурно-образных умозрительных моделей в творчестве Платона, Николая Кузанского или П.А.Флоренского. Как, в свою очередь, доказать сугубому эзотерику — поклоннику Е.П.Блаватской или Р.Генона — необходимость использования философско-логических средств и категорий для подлинного проникновения в сущность древних символов? Да посоветуйте ему внимательно изучить тот же платоновский диалог «Тимей», сочинения Плотина или раздел «Субъективный дух» в «Философии Духа» Гегеля!

Как убедить русского, христиански мыслящего, человека в общезначимости восточной психотехники? Да посоветуйте ему глубоко изучить практику исихастской православной молитвы. Как, с другой стороны, раскрыть сыну индийской культуры значение русской «метафизики всеединства»? Да заставьте его еще раз перечитать ведантистскую программу объединения западной и восточной духовности, как она представлена в трудах Свами Вивекананды или Шри Ауробиндо Гхоша.

Последний момент снимает нередко встречающиеся опасения, будто выявление общечеловеческого всеединящего духовного «стержня» может обернуться ущемлением каких-то национальных особенностей или, наоборот, породить надкультурный эклектизм. Рост единого общекультурного «ствола», стимулируемый сознательным процессом мета- и интеркультурного диалога, в свою очередь облегчает каждой из культурных «ветвей» творчески обнаружить свое потенциальное всезнание и, вместе с тем, уникальность и неповторимость в рамках общечеловеческого духовного Космоса. В конце концов, синтетического диалога и мудрого ученичества боится только тот, кто сам нищ духом! Это справедливо и относительно отдельного человека, и относительно национальной традиции, и относительно конкретной сферы духовного творчества. Интенция на сознательное и углубляющееся со-знание всегда перспективнее эгоистического изоляционизма и монологического снобизма.

Отметим в этой связи и еще один, быть может, самый важный момент. Готовность к имманентному доказательству — есть знак подлинной мудрости, ибо синтетический культурный диалог всегда осуществляют на практике живые люди, и всего продуктивнее он идет в стихии непосредственного межличностного общения. «Единство мыслей достигается только жизненным единением», — проницательно обронил когда-то С.Н.Булгаков [44, 1, с.308]. Но здесь-то и вступает в свое прямое культурное действие сердце человеческое и дар сердечного ведения. «От открытого сердца — к открытому сердцу» — сколь бы ни казался неуместным и сентиментальным этот девиз так называемому «здравому смыслу», но, в конечном итоге, именно он обеспечивает глубинно-личностное межкультурное общение, взаимообогащающее, взаимопросветляющее и приносящее самые «ароматные» и ценные синтетические плоды. Сердечное со-знание и со-общение — есть подлинный «нерв» единого растущего «ствола» человеческой духовной культуры, равно как и «ствола» личностного жизнеустроения!

В следующих двух параграфах этой последней главы мы, отталкиваясь от полученных выше результатов по проблеме сознания и руководствуясь принципами соборно-синтетической стратегии, попробуем прояснить некоторые моменты, касающиеся взаимоотношений между основными сферами духовного творчества и культурно-географическими мирами Запада, России и Востока.