Детство

Политика и ужасы нашей жизни ещё не проникали в моё детское сознание и я, как всякая живая букашка, радовался жизни, познанию большого мира Природы. Через год после моего рождения у меня появился братик Евгений, но ещё через год он умер и я его не помню, а в 193О году я уже имел сестрёнку Нину.

Я не помню коллективизацию и раскулачивание, проводившиеся в это время советской властью. Не помню, как арестовали и увезли деда, Богоявленского Ивана Ивановича, как конфисковали его хозяйство. Мать рассказывала, как радовались этому бедняки. Они поверили сказкам о возможности разбогатеть при новой колхозной жизни и активно помогали сельской власти проводить раскулачивание зажиточных крестьян. Они толпами бегали от одного раскулачиваемого двора к другому, отнимали мебель, одежду, обувь и прочие домашние вещи, вёдрами таскали солёные огурцы и квашеную капусту, кричали другим: «Бежiте до Чечiка, у його дуже смачна капуста».

Первые проблески памяти относятся к 3-4-х-летнему возрасту. Дедушка всё же запомнился мне после его возвращения с охоты. Это был сухощавый старик высокого роста с седой щетиной бороды, в длинном брезентовом плаще с откинутым капюшоном, в сапогах и с ружьём за плечами. К поясу — патронташу был привязан за задние ноги убитый заяц. Рядом с дедом лежала большая охотничья собака коричневого цвета с большими висячими ушами. Мне хотелось подойти к деду и потрогать руками зайчика, но я боялся собаки. Больше ничего об этом деде не помню.

Жили мы в Белянке рядом с церковью и кладбищем в доме, отнятом у какого-то церковного служителя. В этом же доме был один класс школы, в котором учила детей моя мама. Она оставляла меня и сестрёнку дома одних, проведывала нас между уроками. Сестрёнка почти всё время спала, мне было очень скучно. В то время дети игрушек не имели. От скуки я не знал чем заняться. Просунул голову между стальными прутьями спинки кровати, а назад не мог её вынуть: мешали уши. Колени не доставали до пола, и стоять в согнутом положении было неудобно. Хотел заплакать, но понял, что мать не услышит. Очень длинным показался мне этот урок, пока пришла мамочка и освободила меня из этого капкана.

Потом у нас жила нянечка, моя двоюродная сестра Тоня Сидоренко. В 5 лет я уже умел читать и писать, печатными буквами писал и носил свои «любовные» письма в соседний дом к поповой дочке.

Церковь в это время ещё работала, и я однажды во время службы прошмыгнул в открытую дверь, по крутой лестнице забрался на колокольню и начал дергать за верёвки колоколов и очень злился на себя, что не мог ударить в самый большой колокол. К его тяжелому «языку» был подвешен в полуметре от пола один конец бревна, другой конец шарнирно прикреплён к стене у пола. Наконец, раскачав это бревно, громко ухнул большой колокол.

Я был в восторге, но слушать колокольный звон издали и находиться рядом со звенящими колоколами, это не одно и то же. Здесь их звон с болью давит на барабанные перепонки ушей: можно оглохнуть.

Вдруг я услышал, как по лестнице поднимается и громко ругается сторож. От страха перед наказанием я решил спуститься с колокольни по верёвке, привязанной к языку сторожевого колокола, спущенной вниз, к сторожке. Сторож успел снять меня с перил ограждения звонницы и за ухо отвёл к матери.

На выгоне-пустыре против церкви стояли две ветряные мельницы. Они были бесхозные, отнятые у раскулаченных хозяев. Ветряные крылья мельниц медленно вращались на холостом ходу. Группа детей, в том числе и я, цеплялись за крылья и прокатившись, спрыгивали на землю. затеяли соревнование: кто выше всех поднимется на крыле, тот будет царём. Мне очень захотелось быть царём. Уцепившись за крыло, я поплыл на крыле и долго не смотрел на землю. А когда глянул, понял, что поднялся слишком высоко. От страха руки задрожали, я шмякнулся на землю и потерял сознание. Очнулся дома в постели и увидел рядом мамочкино лицо в слезах.

В школьном классе вечером иногда кинопередвижка показывала ещё немые кинофильмы. В обязанности киномеханика входило громко читать титры и пояснять действия героев фильма. Киноаппараты были ещё без электромоторчиков и механик всё время крутил рукоятку киноаппарата. Электролампа проектора питалась от динамо-машины, которую вручную крутили безбилетные мальчишки.

Дома я играл в кино. На стене приклеивал картинки из журналов и газет, к табурету прикреплял мясорубку, на неё навешивал карманный электрический фонарик, освещал им картинки, приказывал гасить керосиновую лампу, крутил мясорубку и объяснял, что изображено на картинках. На вопрос, кем я буду, когда вырасту, гордо отвечал: кинщиком.

Хорошо помню голод 1932-33 г.г. Мы-то не голодали. К нам пришел с коровой второй мой дед, Сазоненко Иван Александрович. У нас был свой картофель. Но хлеба не было и у нас. Я ещё до сих пор помню вкус жомников и макушников. Это лепёшки из жома (вываренной на заводе сахарной свёклы) или макухи (жмыха или шрота, отходов после выжимки масла из семян подсолнечника). Был большой праздник, когда мать ездила в село Большетроицкое, наш районный центр, на учительскую конференцию, там учителям дали по одному килограмму конской колбасы. Она была очень вкусной.

У крестьян во время коллективизации отобрали не только лошадей, но и коров, мелкий скот и даже домашнюю птицу. Всё это стало общественной, а вернее, государственной собственностью. После это назвали перегибом местных властей и вернули колхозникам коров, мелкий скот и птицу. В 1932 году был хороший урожай. Его вывезли до последнего зёрнышка в государственные закрома. Зимой начался голод, люди стали умирать, как мухи. Многие люди ходили на распухших ногах и с отёчными лицами. Были многочисленные случаи людоедства. Вкусившие человечины, сходили с ума и кончали жизнь самоубийством. Голодные люди шли в города, а их не пускали заградительные посты. Горожанам врали, что в сёлах люди умирают от заразных болезней: холеры и тифа.

Я видел, как один прохожий старик сел на землю отдохнуть, потом лёг… и больше не встал. На другой день я подошел к нему. Через его открытые и ничего не видящие глаза на меня смотрела вселившаяся в него смерть. Он лежал три дня и никто к нему не подходил. Потом были созданы похоронные команды, которые подбирали и хоронили умерших без выяснения личности. У людей уже не было силы копать индивидуальные могилы: хоронили в братских могилах и без гробов: не было досок.

Однажды уже начали закапывать могилу, подошла старушка, попросила подождать, пока она привезёт умершего внука. Через небольшое время она волоком притащила в железном корыте завёрнутого в тряпки пятилетнего ребёнка. На кладбище уже было несколько могил с большими крестами. На кусках фанеры химическим карандашом были написаны фамилии покойников.

На кладбище во время похорон однажды случился даже не бунт, а ропот недовольства советской властью. Местная власть сразу же запретила пускать на кладбище священника и родственников умерших: власть боялась большого бунта. С крестов сорвали таблички со списками покойников.

Мать в школе подкармливала наиболее ослабленных и голодных детей. После уроков она оставляла 5-7 детишек якобы для дополнительных занятий и давала им по паре отварных картошек и по стакану молока. Дети это не могли удержать это в тайне. Начали просить дополнительных занятий и другие дети, но большего мать не могла сделать. Зимой корова мало давала молока, и лишнего картофеля у нас не было. Тогда в школу пришли отцы детей с претензией к матери: «Почему одних детей кормишь, а нашим детям не даёшь? Не будешь кормить наших детей, не корми и других». Такой была логика голодных мужиков.

Была попытка украсть нашу корову. Ночью воры спиливали замок на двери сарая. Дед услышал это, зарядил отцово ружьё и выстрелил в воздух через открытую форточку. Воры убежали.

Во время голода в сёлах открыли магазины Торгсина (торгового синдиката), в которых за золото можно было купить любые продукты питания. Золото — не лошадь. Его легко спрятать и сытый человек не спешит с ним расставаться. А голодный отдаст его и за бесценок. За золотой крестик, колечко или серёжки давали 8 кг. муки. Так, по дешёвке у народа конфисковали золото. Только золотые украшения были далеко не у всех крестьян. Это был не голод, а настоящий ГОЛОДОМОР. Тогда в южных сёлах России и на Украине за один год погибло больше людей, чем за 4 года гражданской войны — 7 миллионов человек. И в этот раз наша власть отклонила продовольственную помощь западных стран.

Золотую медаль за отличную учёбу в гимназии мать вынуждена была отдать государству бесплатно. О ней в школе знали из её автобиографии. Дирекция и партия давили на её сознательность.

И вот летом 1933 года меня зовут домой: «Витя, иди проститься с папой, он уезжает надолго». Я отвечаю: «Ничего, я его увижу отсюда». Меня привели домой за руку и я ничего не понимал. Папа и раньше часто уезжал по делам, но тогда никто не плакал. Почему сейчас мама плачет, да ещё в присутствии двух незнакомых дядек в длинных шинелях? Не по своей воле отец уехал на 5 лет в Архангельскую область. Там ему определили место жительства с режимом вольного поселенца на острове Конвейер на Северной Двине, что в 2О км севернее Архангельска. Это означало, что он мог заниматься, чем угодно, имел полную свободу передвижения с условием еженедельной регистрации в местной милиции. Я сомневаюсь в правильности названия этого острова, слово конвейер молодое, но другого названия я не слышал.

Кто-то донёс, что отец в компании нескольких мужиков, обсуждая колхозные беспорядки и бесхозяйственность, высказал сомнение в жизнеспособности колхозов. Это было расценено как агитация против колхозов, хотя коллективизация уже была закончена. Сюда приплюсовали и его службу в белой армии, и отца-кулака. Всё это стоило 5 лет ссылки.

Мать уволили с работы и приказали ей в течение недели покинуть пределы Большетроицкого района. Упаковка вещей, сборы, поиск подводы и нас отвезли в соседний районный центр, в г. Шебекино к двоюродной сестре отца. Мать в поисках работы, а я с сестрёнкой несколько дней сидел на сундуке. Опять сбор, погрузка, нас привезли в село Чураево. Мать в поисках квартиры, а я с сестрёнкой опять долго сидел на сундуке в коридоре квартиры директора школы.

Квартиру мать нашла у одинокой пожилой женщины близко от школы. Её мужа отправили куда-то по 58-й статье, а всё хозяйство, кроме избы, конфисковали. Она жила тем, что пекла из белой муки вкусные пирожки с пшенной кашей и яйцами, а мы глотали слюнки. Она продавала пирожки на базаре и покупала муку, яйца и пшено. Голодно мы жили в этот год.

Мать устроилась здесь учительницей русского языка и литературы в 5-7 классах. Чураево — русское село, но говорят здесь на ужасной смеси русского, украинского и местного наречия. Впрочем, и украинские сёла здесь не блещут чистотою украинского языка.

Не успели мы обжиться на этой квартире, как случился пожар. Во дворе загорелся сарай с колхозными рабочими быками. Сгорели 2О быков. Огонь перекинулся на крышу избы. Вещи успели вынести, а хозяйку арестовали за «умышленный» поджог.

Нас приютили две безмужних сестры, жившие на южной окраине села. Нам отвели запечный тёплый, но тёмный закуток размером 1,5х2 метра. Здесь мы поставили сундук и тумбочку. На ночь мать укладывала меня и сестрёнку валетом на раскладушке, а сама спала на сундуке.

Об этом сундуке следует рассказать подробнее. Этот сундук — материно приданое. Он большой, с плоской крышкой, чёрный, отполированный до зеркального блеска, с двумя музыкальными замками. При открывании крышки звучит музыка на слова песни «Ехал на ярмарку ухарь купец». При открывании крышки внутреннего встроенного маленького сундучка звучала мелодия царского гимна «Боже, царя храни!». Опасаясь, как бы нам за эту музыку не влетело, отец ещё до ссылки отсоединил тягу от крышки к шарманке. Но можно было пальцами крутить ось шарманки, и она играла. Точно такие сундуки были у всех материных сестёр.

Была у нас ещё одна семейная реликвия, которую мать особенно берегла. Это было обыкновенное холщёвое полотенце, подарок матери от бабушки. На нём красными нитками крестиками были вышиты два петуха и одна фраза: «Литце свае утерай и мине спаминай». Здесь в каждом слове были ошибки. Это полотенце у нас украшало простенок между окнами.

Здесь весной я видел в соседнем доме, как арестовывали сына кулака Гаврилу, бежавшего с этапа. Он кому-то мстил, прятался в лесах, но его выследили. Человек 1О милиционеров окружили избу, долго искали, нашли схрон и вытащили его, измазанного сажей, из дымохода печи между припечком и вьюшками. Выдала его сажа, осыпавшаяся на припечек.

Скоро одна из сестёр-хозяек куда-то насовсем уехала, оставшаяся вселилась в нашу каморку, а нам за небольшую плату предоставила право распоряжаться всем её домом, сараем, капитальным каменным погребом, как своим хозяйством. А у неё было-то всего одна коза и две курицы.

К нам опять пришел жить дедушка с коровой. Он купил поросёнка и кур. Мы снова ожили, посадили картофель, овощи, посеяли просо. Интересно, когда просо начало созревать, мама пожаловалась хозяйке, что воробьи стаями стали его клевать. Хозяйка пообещала отпугнуть их раз и навсегда. На утренней заре она разделась догола и обежала вокруг проса. Говорили, что это спасло урожай.

Подобным образом она лечила нашу заболевшую корову. Остригла шерсть с её хвоста, сожгла её, высыпала золу в бутылку со святой водой, дала это выпить корове, шаманила, произносила заклинания и молитвы. Корова поправилась. Позже мы узнали, что в селе её все называли колдуньей.

В дошкольные годы я был хилым ребёнком, переболел всевозможными детскими болезнями, но больше всех меня мучила малярия. При этой болезни через день, в одно и то же время начинался приступ озноба, от которого невозможно согреться никаким внешним теплом. Даже на горячей русской печке дрожал от холода. После двухчасового замерзания становится жарко, температура поднимается до 4О градусов и пот течёт ручьями. Потом во всём теле наступает слабость, и засыпаешь мертвецким сном. Не успеешь восстановить силы, как через день всё повторяется снова и снова.

Я часто терял сознание, бредил и впадал в галлюцинации. Меня зимой везли на санях в больницу, а я видел зеленый и цветущий луг и просил нарвать мне букетик цветов. Лечили эту болезнь хиной. Это порошок или таблетки желтого цвета и очень горького вкуса. От этого лекарства вся кожа тела и даже белки глаз становились желтыми.
При повторном заболевании в больнице не было лекарства и меня не приняли. Я был совсем плох. Опять начались бред и галлюцинации. Я видел весенний цветущий сад весь в цвету. Сквозь густую бело-розовую кипень цветов струился тёплый розовый свет солнца. Я чувствовал запах цветов, пели птицы, звучала тихая приятная музыка. Наверно, подсознательно я уже заглядывал в рай.

По телеграмме отцу разрешили выехать домой на 1О дней. Он привёз акрихин и я снова начал глотать эту гадость. Очнувшись от сна, я увидел деда, отца и мать, стоящими на коленях перед иконой. Они молились Богу, освещённые слабым светом лампадки. Запомнил слова отца: «Слава Богу! Кризис миновал». До войны в сёлах не было ни одного врача. И в городе их было мало. Попасть в городскую больницу было почти невозможно. В каждом селе были бабки или деды — знахари и костоправы. Они лечили травами, заговорами и ворожбою с молитвами. Они наставляли больных, что лекарство нужно принимать с верою в Бога и в силу лекарства. Если больной выздоравливал — слава Богу, умирал — так было угодно Богу. Поэтому смертность была высокой, особенно среди детей. Но в каждом колхозе были ветеринар и зоотехник. Для советской власти скотина была дороже людей.

В 1934 г. я пошел в школу. Я ужасно картавил, и когда подошла очередь изучения буквы «р», спасаясь от позора, не пошел в школу. Под моросящим дождём я бродил по берегу реки, пытался правильно произнести слово «трактор». Вдруг случилось чудо: я зарычал, как трактор, и с неописуемой радостью побежал в школу.

В школе теперь всех учеников кормили бесплатным государственным супом. Вместе с книгами и тетрадями в холщёвой сумке я носил деревянную миску, такую же ложку и с аппетитом хлебал постный пшенный суп с кукурузным хлебом. Он белый с желтоватым оттенком, как сдоба, и довольно вкусный, пока свежий. Но быстро черствеет.
После первого класса я ещё не умел плавать. И вот летним утром я полез в воду купаться. На берегу никого не было. На воде плавало бревно. Я уселся на него верхом и решил переплыть на другой берег. На середине реки бревно крутнулось и я слетел с него, и оказался метрах в двух от бревна. Сильно испугался и начал из всех сил колотить по воде руками и ногами, кое-как дотянулся до бревна. Вернулся к своему берегу. Здесь повторил попытку держаться на воде и… поплыл. Сколько было радости! А мог бы и утонуть: спасать было некому.
Все родители строго предупреждали своих детей: в воду реки нельзя писать, заболит и отсохнет писюлька. Тем более в воду нельзя какать, будет кровавый понос, и ты умрёшь. Нельзя плевать речку, иначе утонешь, нельзя бросать в воду огрызки яблок и прочий мусор. Так родители прививали детям необходимость охраны чистоты реки, из неё ведь пили воду.

Как ни странно, отцу понравился Север. Он часто писал нам письма, приглашал нас переселиться туда на постоянное жительство.

В 1935 г. мы с коровой и всем домашним скарбом погрузились в товарный двухосный вагон и поехали в Архангельск. На многих станциях наш вагон отцепляли, загоняли в тупик и мы стояли по 2-3 дня. Дед носил воду, поблизости косил траву для коровы, на костре варил суп. Он ходил к начальникам станций, договаривался или подмазывал взяткой, нас прицепляли к поезду. Не подмажешь — не поедешь,- говорил дед. Так мы ехали целый месяц. Выгрузились в Исакогорке, жили в Соломбале.. А город Архангельск находился на другом правом берегу Северной Двины.
Здесь я учился во втором классе, но странное дело, я совсем не помню это время. Помню крутой высокий берег большой реки. По воде плыли бесчисленные брёвна, закрывая собою почти всю воду. Это был так называемый молевый сплав леса. Помню сбор морошки и голубики в лесу, но абсолютно не помню школу и свою учёбу в ней. А похвальная грамота за учёбу в Архангельской школе у меня была. Жили мы на квартире у какой-то Аси в двухэтажном деревянном доме на втором этаже, а на первом этаже был сарай со скотиной.

Архангельск мне запомнился деревянными домами и дощатыми тротуарами. Досками были вымощены и проезжие части улиц. На одной улице видел как рабочие строили мостовую, вертикально устанавливали чурки брёвен, а щели между ними засыпали песком. В город переправлялись на маленьком пароходике. Больше всего запомнилось посещение зоопарка, где впервые увидел живыми многих зверей мира. Каждое воскресенье к нам приезжал отец. Ходили гулять по центральной набережной улице, единственной с каменными двух и трёхэтажными домами.

А матери Север не понравился. Следующим летом, продав корову, уже пассажирским поездом мы вернулись в Чураево. Теперь нам сразу предоставили в центре села большой дом кулака и скоро мы тоже стали жить, как кулаки. Дед снова купил корову, овец, поросёнка и кур. Следующей весной на 15 сотках земли посадили картофель и овощи. Колхозники завидовали нам. Учителя были освобождены от сельхозналога и всю продукцию от своего подсобного хозяйства мы съедали сами. Мы жили с мясом, салом, маслом и яйцами. Дед привёз с Севера сетевую пряжу (нитки) и одна бабка связала нам 4 вентеря. Это специальная рыболовная снасть в виде бочки на обручах с конусным входом и двумя крыльями, направляющими рыбу в бочку. В эти вентери в полую воду охотно залазили щуки, а летом — лини. Наш стол обогатился и рыбными блюдами.

В 1936 г. от поездки на Север у меня появился братик Алёша. На летних каникулах мы снова поехали на Север в гости к отцу. На острове, где жил отец, находился большой лесопильный комбинат. Здесь работали заключённые и ссыльные. Они пилили лес на доски и брусья. Вся эта продукция грузилась на иностранные корабли. Грузили и круглый, необработанный лес. На этом же острове была большая колония детей-беспризорников. Это были дети расстрелянных или заключённых врагов народа и кулаков. Они обучались и работали в мебельном цеху комбината. Отец работал врачом в этой колонии.

На военных курсах отец получил в основном хирургическое образование. Всю остальную медицину он изучал самостоятельно. У него была медицинская библиотечка по терапии и прочим разделам медицины. Мы посылками переслали ему все эти книги ещё до первой поездки на Север.

Чтобы работать хирургом, нужно сначала быть хорошим терапевтом и отлично знать анатомию человека, — говорил отец. До операции больного должен пытаться вылечить терапевт. Хирургическая операция проводится только в крайнем случае.
Здесь, на острове, отцу поручили с нуля создать больницу при детской колонии. Больница получилась на 25 коек. Весь штат больницы — один врач (отец) и 4 медсестры и кастельянша, но почему-то не было санитарки. Отец круглосуточно был в больнице, спал в своём кабинете на топчане, питался в столовой с детьми. Всю работу делали медсёстры. Они по очереди круглосуточно дежурили, выполняли назначения врача, были и лаборантками, и санитарками, и сиделками при тяжелобольных, и ассистировали отцу при хирургических операциях.

К нашему приезду отцу дали комнату в 2-хэтажном бараке-общежитии инженерно-технических работников комбината, а дети-столяры сделали необходимую мебель.
Отец часто брал меня с собой в свою больницу. Он вёл приём больных, назначал лечение, контролировал работу медсестёр. Первым делом он проверял чистоту палаты и хирургического кабинета. Своим носовым платком вытирал двери, подоконники и полки и, если платок оказывался грязным, заставлял дежурную сестру повторить влажную уборку.
В хирургическом кабинете он лечил в основном производственные травмы от несчастных случаев, часто делал ампутации. Делал и простейшие операции по поводу аппендицита и грыжи. Лечил он не только детей, но и взрослых с разными болезнями. Самой частой болезнью здесь была цинга, приводившая к выпадению зубов.

Отец сам часто ездил в Архангельск, закупал все лекарства, которые можно было купить в аптеках, и жаловался на отсутствие многого нужного для больницы. Он сам растирал в ступке какие-то химикаты, смешивал их с другими, на аптечных весах взвешивал дозы порошков, делал мази, настойки и отвары лекарственных трав.

Основными лекарствами у него были отвар хвои и рыбий жир, единственный не дефицитный здесь продукт. Его продавали в магазинах и на нём жарили картошку. Отвар хвои и рыбий жир отец назначал всем больным, считая, что витамины укрепляют организм и помогают вылечить любую болезнь. Прошел и я у него курс лечения рыбьим жиром.
Пить рыбий жир противно, он вызывает тошноту. Но если его быстро закусить отварной холодной картошкой, тошнота исчезает. Я уже знал, что эфир и хлороформ служат для наркоза на время операции, а морфий и новокаин — обезболивающие лекарства. В микроскоп отец показал мне каплю водопроводной воды. Там был невидимый простым глазом живой мир бактерий и микробов. С тех пор я боюсь пить сырую воду. Здесь я познакомился с набором хирургических инструментов. Знаю, как выглядят хирургическая пила, скальпель, клещи для удаления зубов, пинцеты, зажимы, жгуты, шины и как гипсуют бинты. А бор для сверления зубов вращался от ножного привода.
Вместо современного фонендоскопа, отец пользовался стетоскопом — деревянной трубочкой с раструбами для прослушивания работы сердца и лёгких. Не было у него прибора для измерения давления крови, мечтал о приобретении рентгеновского аппарата.

Водил меня отец и в столовую. Там он снимал пробы с приготовленной еды. Видел я там бунт беспризорников, недовольных приевшейся и надоевшей им трески. Этой рыбой их кормили ежедневно утром, в обед и вечером. Они бросали в повара и заведующего столовой куски варёной рыбы. Отец усмирил этот бунт оригинальным способом. Он на виду у всех стал аппетитно и с улыбкой есть и ему надоевшую треску. А ребятам он сказал: «Я тоже с удовольствием съел бы мясо с овощами, но где их взять? А если не будет рыбы, будет голод, и тогда вы пожалеете, что сегодня бросали куски рыбы». Эти дети знали, что такое голод. Они успокоились и мирно закончили обед. Все беспризорники и знакомые взрослые почтительно относились к отцу и называли его «товарищ доктор».

На этом острове царь Пётр-I построил большую крепость. Со стен этой крепости на северном горизонте видны устье Двины и узкая полоска Белого моря. Мы ходили в клуб смотреть первые звуковые кинофильмы. После кино поднимались на стены крепости, любовались белыми ночами. Солнце на севере опускалось в море и через небольшое время снова выходило из воды чуть правее.

Днём я встречал и провожал морские приливы и отливы. В зависимости от положения Луны на небе вода прибывала или уходила. Она быстро затопляла песчаные отмели. Вода в реке в это время текла в обратном направлении, становилась холодной и солёной. Уровень воды поднимался более чем на метр.

Во время нашего пребывания на острове один заключённый пытался бежать на иностранном корабле. При погрузке досок между ними оставили нишу для беглеца и закрыли его досками. В конце погрузки при поверке был обнаружен побег. Корабль задержали, разгрузили и нашли беглеца. За задержку корабля капитану заплатили штраф, а пытавшегося бежать, публично расстреляли.

Беспризорники на воле, чтобы прожить, вынуждены попрошайничать и воровать. Несмотря на это, они тоже часто пытались бежать с острова на пассажирском пароходике, который утром и вечером курсировал между Архангельском и островом. Нелегально уехать невозможно. Билеты продавали только по предъявлении документов. Проверяет документы и проводник вагона при посадке. А во время движения поезда до Москвы милиция успевает трижды проверить всех пассажиров. Тщательно проверялись и все товарные поезда. Беглецов чаще снимали с товарных поездов. А пешком при гигантских размерах России далеко не убежишь.

В Чураево зимой 1937 года мы похоронили моего братика Лёньку. Ему уже было больше года, он бегал, учился говорить первые слова, был весёлым мальчуганом. Из погреба принесли крупные мочёные яблоки. Он с аппетитом ел холодное яблоко, воспалилось горло, поднялась высокая температура, он горел. Его возили в Шебекино к врачу, но в то время не было антибиотиков и мы не могли его спасти. Вскоре после его смерти в апреле мать родила мне вторую сестрёнку, прекрасную Елену. В этом году летом мы ещё раз побывали в гостях у отца и, как следствие этого, в 1938 г. у нас появилась на свет ешё одна девочка, Оля.

Дед ухаживал за скотиной, выполнял все другие работы по дому, и кроме того, был нянькой. Мать вынуждена была нанять домработницу-няню. Из Зимовеньки к нам пришла молодая и красивая девушка Клава Фроленко, решившая лучше работать няней за питание, одежду и небольшую плату, чем совсем бесплатно в колхозе. Мать оставляла работу за три дня до родов и уже через неделю после родов выходила на работу и работала в две смены. В первые дни она сдаивала своё молоко для кормления ребёнка. Потом ей приносили ребёнка в школу, а через небольшое время его переключали на питание коровьим молоком.

Чураево — большое село. Оно протянулось по обоим берегам реки на 4 километра. Мы жили в хорошем бесплатном доме, но далеко от школы. Рано утром и поздно вечером весной и осенью в темноте по непролазной грязи было очень трудно ходить в школу больше двух километров на юг села. Мама отказалась от этого дома и взяла в аренду дом вблизи от школы на противоположном берегу реки.

Кроме двухсменной работы в школе маму обязывали по воскресным дням обучать грамоте колхозников на курсах ликбеза (ликвидация безграмотности), проводить подписку на заем и разные культурные мероприятия. Она пользовалась уважением сельчан. Она лучше других учителей проводила подписку на заем. Она убеждала колхозников, что при отказе от подписки они потеряют гораздо больше. Председатель колхоза будет посылать их на более тяжелые и менее оплачиваемые работы, не даст лошадь, чтобы привезти домой сено или дрова из леса, не отпустит на базар, чтобы продать молоко и т.д.

Хороший народ был в этом селе. Вот я иду в магазин. Встречается незнакомая старушка. Она первая здоровается со мной и спрашивает: «Чей ты будешь, малец?». Отвечаю: «Учительки Марии Ивановны». Она: «Знаю её, хорошая у тебя мама. Храни вас Бог, и маму твою, и тебя!», и осеняет меня крестным знаменем.

Я и Нина учились в школе отлично. Одноклассники, завидуя, говорили, что нам помогает учиться мать. Но у матери для нас не было свободного времени. Она ежедневно готовила пищу, доила корову, по воскресеньям пекла хлеб, стирала бельё. Поэтому не она нам, а я ей помогал проверять кипы тетрадей учеников. Она для образца проверяла по одной тетради из каждого класса, в остальных я исправлял ошибки, а мать выставляла оценки и расписывалась.

В свободное время я был предоставлен сам себе и улице. С ватагой ребят озорничал, как хотел. Мы совершали набеги на колхозные сад и бахчу. Арбузы и дыни были дешевые, мама выписывала в колхозе 1ОО кг, на бахче весов нет и ей грузили в телегу столько, сколько могла увезти лошадка. Дома арбузов полно, а я с ребятами за компанию в лунные вечера пробирался на бахчу и тащил арбуз, как ценный трофей. Ворованные арбузы казались слаще, потому что ели их без ножа, разбивая о колено. Вымазавшись до ушей и умывшись соком, мы объедались арбузами и дынями.

В набегах на сады мы разбивались на две команды. Одна команда отвлекала внимание сторожа на одном конце сада, а другая на другом конце делала своё дело. Когда те там уже нагрузились, мы указывали сторожу на ворующих, он уходил туда, а мы собирали урожай здесь. Очень вкусные были яблоки, груши, а особенно крупные, сочные и сладкие сливы.

Но приятнее всего было проводить время на реке с купаниями и рыбалкой. Сызмальства я осваивал рыбалку, удил уклеек и пескарей. Подрастал рыбак и стал он ловить уже плотву и окуней. Лески для удочек в то время сплетали из волос хвоста белых лошадей. Для мелкой рыбы в 4 волоска, для крупной из 12-16 и более волосков. Удочка на сома без поплавка: ночью его не видно. А на конце удилища прикрепляли белое гусиное перо. За ним и наблюдай. На большой крючок нанизывали клубком 3-4 больших дождевых червяка. Выше крючка в 15-2О см прикрепляли свинцовый груз. Крючок с наживкой опускали на глубину О,5 метра от поверхности воды. Ночью сомы выходят из глубины поохотиться и погреться в тёплой верхней воде.

Ещё в дошкольные годы дед брал меня с собой на серьёзную рыбалку. Помню свой первый выход на лов сомов. Я раньше видел, с каким трудом дед вываживал из воды крупную рыбу, поэтому боялся, что у меня не хватит силы вытащить большого сома. Рыбачили с моста. И вот конец моего удилища резко пошел вниз. Я напряг все свои силёнки, потянул удочку вверх. Сом удивительно легко выскочил из воды, взвился вверх, сколько позволяла длина удилища и лески, описал дугу, сорвался с крючка, улетел и упал в воду метрах в тридцати на другой стороне моста. На крючке осталась его верхняя губа. А весу в нём было не более одного килограмма. Скоро я уже научился подсекать и вываживать любую рыбу.

Вечером, недалеко от дома я поставил 5 удочек на сома. Свободной от водорослей воды было мало, удочки теснились на расстоянии одного метра одна от другой. Клёва не было и не было спасения от кровожадных комаров. Оставил удочки и ушел домой. С восходом солнца прихожу и вижу, три мои удочки лежат на воде. На одну из них попался большой сом. Гуляя на крючке, он запутался в других лесках, свалил удилища, вдобавок хвостом зацепился за крючок соседней удочки. Я еле вытащил из воды уже не сопротивляющегося сома. Под его жабры продел раздвоенный прут лозы и еле дотащил домой. Говорю деду, что в этой рыбке не меньше пуда весу, а дед утверждает - полпуда. Я обиделся, пошел к соседу, попросил безмен. Дед был ближе к истине. Сом весил 25 фунтов (1О кг.)

Рыбалка, сбор ягод, грибов и орехов перемежались с озорством. В меловом карьере на отвесной стене узкими террасками выступали пласты мела. Они лежали один на другом без прослоек пустой породы. В меловой стене птицы выдолбили многочисленные норы для гнёзд. С боку горы по одной из террасок можно было добраться до гнёзд. Я полез за птичьими яйцами. Сунул руку в одну из нор, а оттуда прямо мне в лицо выпорхнула птица-щур. Я отшатнулся, не удержался и сорвался вниз с 1О-метровой высоты. Упал на крутую осыпь мелкого, как мука, мела. Покатился вниз и, чем ниже, тем по более крупным кускам мела. Отделался синяками и ссадинами. Но каким же беленьким я стал! Пришлось помыться и постирать одёжку в реке.

В селе на выгоне у реки каждое лето останавливался цыганский табор. Цыганки с игральными картами ходили по домам, гадали бабам, что было, что есть и что будет, а мужчины в походной кузнице ковали железные изделия, делали вёдра, тазы и корыта, плотничали, выполняли разные заказы колхозников.

Я дружил с цыганятами, купал с ними в реке их лошадей, таскал им из дому хлеб, кувшины молока и куски сала. За это они вечером позволяли мне быть в их
таборе у костра, где я зачарованно слушал их дивные песни и смотрел лихие пляски.

Один цыганёнок демонстрировал мне свои пляски. А ещё, говорит он, я могу плясать на животе. Я стал просить его исполнить танец на животе, но он сказал, что его мама не разрешает плясать этот танец бесплатно. Я сбегал домой, принёс кусок сала. Цыганёнок говорит мне, ложись спиной на землю, я буду плясать на твоём животе. Все цыгане смеялись, а мне было совсем не смешно.

Однажды рано утром я увидел, что цыгане свернули свой табор, узнал, что они уезжают в Зимовеньку. Мне очень захотелось повидаться с тётей Дуней. Дома никого не оказалось, чтобы попросить разрешение на поездку в Зимовеньку. Искать маму или деда, — цыгане уедут. И я поехал без разрешения. Цыган спрашивал меня: «А мамка твоя разрешила тебе ехать?»

– Да, да! – соврал я. И только подъезжая к Зимовеньке, я понял, что поступил очень плохо, уехав без разрешения.

Признался в этом тётке. Она была вынуждена бросить все свои дела и сопровождать меня в Чураево. А так кто-то видел меня уезжающим с цыганами. Дома переполох — меня украли цыгане. Дед пошел пешком в Зимовеньку на поиски цыган и меня. На полпути домой я с тётей встретил дедушку. Поздним вечером пришли в Чураево. Дома я получил взбучку.

Мой друг и защитник Абрам верховодил в одной непобедимой группе.Все другие боялись вступать с ним в конфликты. Многие имели разбитые носы и синяки под глазами от его кулаков. Если кто-то пытался мне чем-то грозить, то стоило только сказать, что продолжение дела будешь иметь с Абрамом, как задира сразу же ретировался.

Судя по всему вышеописанному, можно подумать, что у меня было сплошное безделье, и я вёл праздный образ жизни. Совсем нет! С раннего детства меня тоже приучали к труду. До появления няни на меня часто возлагались её обязанности. Приходилось и братика и малых сестрёнок сажать на горшок, вытирать им сопливые носы, кормить и прогуливать их. Раз в неделю я сбивал масло из сливок в ручной маслобойке. На это уходило до 2-х часов. Потом часто подключался к ступе толочь просо, делать пшено для каши. Таскал воду из реки для кухни, поил скотину, а когда была стирка, воды требовалось особенно много. Летом нужно было поливать овощи, полоть и окучивать картофель, убирать урожай, рвать и таскать мешками траву для коровы на ночь, рубить дрова. К этим работам приобщалась уже и Нина, много работы делал дед, а позже и няня Клава.

Часто мне приходилось быть пастухом своей коровы и овец. Выполнял поручения сбегать в магазин (2 км.), сходить в Шебекино (7 км.). И всё успевал сделать. Просто раньше, в детстве, дни были значительно длиннее. Мы успевали купаться в реке, ловить рыбу, выполнять домашние дела, поозорничать, а иногда даже подраться.

Для учителей выделяли и продавали им керосин. Наша изба по вечерам освещалась керосиновой лампой, при свете которой можно было писать и читать. Учителям выдавали два воза дров. Это были ветки, отходы от лесозаготовок. Этих дров нам хватало на два месяца. Поэтому нам приходилось покупать дрова. Покупали сено для коровы и овец. Была проблема только с транспортом. У председателя колхоза выпросить лошадь невозможно. Весной у него пахота, посевная, потом сенокос, жатва, вывоз урожая государству, осенний сев озимых, подъём зяби. В весеннюю и осеннюю распутицу непролазная грязь, зимой глубокий снег – в лес за дровами не заедешь.

Сухие дрова таскали из лесу на своих плечах или на тачке, зимой - на санках. Но лес охранял лесник-объездчик. Если попадёшься ему, может отхлестать плёткой. Я сам видел, как он заставил одну старушку отнести назад в лес охапку дров, при этом подгонял её и унижал нецензурной бранью. Бабуля оправдывалась: «Сушняк этот сгниёт же в лесу». Объездчик говорил: "Пусть дрова сгниют в лесу, но растаскивать государственную собственность не позволю". Поистине, заставь дурака Богу молиться, он и лоб расшибёт.

Такой же объездчик охранял колхозные огороды и поля. Как-то я с товарищами проходил мимо горохового поля и мы набрали в карманы зелёного горошка. Внезапно появился верхом на лошади объездчик. Мы разбежались в разные стороны. Он на лошади погнался за одним парнишкой по гороховому полю, догнал, два раза стегнул его ремённой плёткой так, что рассёк ситцевую рубашку, а на спине вздулись два кровавых рубца. Лошадью он вытоптал гороха больше, чем мы нарвали его в карманы. А в песне мы пели: "Всё кругом колхозное, всё кругом моё".

С 1937 года (с 2О-летия советской власти) жизнь стала улучшаться. В Шебекино в свободной продаже стали появляться хлеб, кое-какие продукты, сахар и даже конфеты карамельки без обёрток. Можно было попробовать и мороженое. Его продавали из жестяных стаканчиков с выдвижным дном. На дно формочки клали круглую вафельку, на неё ложкой накладывали морженое желтого цвета из одного бачка, сверху намазывали мороженое розового цвета из другого бачка. Всё это закрывали второй вафелькой, донышком выталкивали это сооружение из формочки. Получай и наслаждайся!

Ещё до рождения сестрёнки Оли, после возвращения из Архангельска в 1938 г нас ждал новый сюрприз. Мать перевели учительницей в село Крутой Лог, но я не знаю, по её ли просьбе, или принудительно. Это село расположено на полпути из Шебекино в Белгород. Новая погрузка на телеги и переезд на новое место жительства. Нам представили свободную избу с приусадебным участком земли. (В с. Чураево нам выделяли землю далеко от дома). Изба и сарай были в запущенном состоянии и требовали большого ремонта. Но в этом же году из ссылки вернулся отец. Отец с дедом, материным братом Александром и с моей малой помощью, быстро справились с ремонтом. Это село ещё больше,чем Чураево. Оно с севера, востока и запада окружено горами, с юга открыто солнцу. Дорога Белгород – Шебекино проходит по южной окраине села. Она почти километр спускается вниз и потом почти километр поднимается в гору. После войны, в 70-е годы, бульдозерами полого срезали верхние участки крутизны дороги, а в низине построили длинный высокий железобетонный мост. Теперь отсутствуют крутые спуск и подъём дороги. А за дорогой и лугом – река Северский Донец. Здесь она чуть больше реки Корень. Особенность села Крутой Лог – защищённость горами от холодных ветров. Поэтому здесь на две недели раньше созревают овощи и фрукты. Это было выгодно местным жителям: они продавали на рынке скороспелые овощи и фрукты раньше других и по более высоким ценам. В этом селе мой дядька Александр нашел себе невесту Лиду и женился на ней.

Здесь мне не хватало моего друга-защитника Абрама, д и вообщ не было хороших друзей. Новичок ведь. Поэтом я чаще всего в одиночестве удил рыбу.

Отец работать врачом на свободе не мог. Его диплом фельдшера, полученный в армии Врангеля, был бы компроматом для НКВД. В селе для отца работы нет. Я не знаю, когда и где отец приобрёл специальность бухгалтера, но он сразу же устроился работать главным бухгалтером в Шебекинском райпотребсоюзе. Это организация, занимающаяся торговлей в сёлах района и закупающая у населения излишки сельхозпродуктов по ценам ниже рыночных.

В сельских магазинах были товары, нужные для крестьян: спички, мыло, керосин, ткани, одежда, обувь и т.д. Но купить их можно не за деньги, а за яички, масло, сало, мясо и за овечью шерсть. И вот здесь-то государство устанавливало на эти товары свои, в два раза меньшие цены, чем на рынке. Так государство руками потребсоюза продолжало грабить крестьян.

Точную зарплату отца и матери я не помню. Но знаю, что мать за две смены получала меньше, чем отец за одну смену. Слышал разговоры, что на покупку дров и корма для домашней скотины уходила почти половина денег. С возвращением отца отпала проблема транспорта: для перевозки дров и сена он присылал лошадей из потребсоюза.

Советская власть чудила. Она объявила вне закона детскую игрушку-куклу, как атрибут мещанства. Девочки были вынуждены сами мастерить куколок из тряпья. Химическим карандашом рисовали им глазки, носик и ротик. Позже в продаже появились целлулоидные головки кукол. Их пришивали к самодельным туловищам.

С запретом религии, запретили и Рождественскую ёлку. Её реабилитировали, но назвали новогодней. Только в 1937 г. я впервые увидел в школе ёлку на празднике Нового года. Советская власть уничтожила даже воскресенье как особый христианский день недели. Отменили и названия всех дней недели. Ввели шестидневную неделю. Пять рабочих дней, шестой - выходной. В календарях дни недели назывались: первый день шестидневки, второй день... и т.д. В подтверждение этого вспомните кинофильм "Волга-Волга". Там на лопастях гребного колеса появлялись титры "Первый день шестидневки", "Второй день..." Правда, скоро эту дурь отменили.

Так вот, на каждый шестой выходной день отец приезжал в Крутой Лог на дрожках или в тарантасе, запряженном парою казённых жеребцов. Жить стало лучше и веселей (ну, прямо, как в песне). Теперь не нужно было крутить ручную мельницу и толочь в ступе просо. Отец покупал муку и пшено в райпотребсоюзе по дешевым закупочным ценам.

К нам часто стали приезжать в гости материны братья. Отец выписал по почте баян, он хорошо играл на нём. Материны братья играли на скрипке, гитаре и мандолине. В этом оркестре участвовал и я с балалайкой. Играли и пели народные русские, украинские и цыганские песни, старинные и классические романсы. У матери, оказывается, был сильный красивый голос, она очень хорошо пела. После я узнал, что она с детских лет пела в церковном хоре.

А какой репертуар! А как пели! Заслушаешься. Они пели "Калитку", "Тёмно-вишнёвую шаль", "Вечерний звон", "Священный Байкал", песню о Ермаке, о Соколовском хоре, романсы Глинки, Чайковского и др. Мне особенно нравилось исполнение песен в три октавы разной высоты. Пели, танцевали и плясали. И вино пили. За вечер выпивали аж целую бутылку вина! Больше пили чай из самовара. Если учесть, что в то время в сёлах не было радио, то такие самодеятельные концерты были единственным развлечением. Дядя Александр профессионально владел гитарой. В его руках каждая струна вела свою партию, поэтому один инструмент превращался в оркестр. Другой дядя Алексей был виртуозом игры на балалайке. Этот старинный и простейший инструмент становился волшебным. Он же отлично играл и на мандолине, и на скрипке.

Мать как-то упрекнула отца: почему сына не учишь играть на баяне? Отец отвечал: это он должен сам просить. А у меня не было никакого желания учиться этому. Я за всё время баян в руки так и не взял, потому что мне слон наступил на ухо, у меня не было музыкального слуха.

Мать высокого роста, стройная, красивая. Гуляя с отцом по лугу, они выглядели молодою счастливою парою.

К деду тоже заходили его новые друзья. У него для таких случаев всегда в запасе была четвертушка водки (стоила она 3 рубля) и они за рюмкой водки долго беседовали, вспоминая дореволюционную жизнь.

В доме у нас ни дед, ни отец не позволяли себе ни одного гадкого слова. Дома матерщины я никогда не слышал. Наверно, поэтому я не научился материться. И мой сын тоже.

Один раз отец принёс из города два апельсина. Нам их разрезали по половинке, и я с Ниной, не сговариваясь, отдали свои доли младшим сестрёнкам. В другой раз отец принёс уже 4 апельсина и нас, старших, заставили съесть их. Это был единственный апельсин в моей довоенной жизни.

В 1939 году мать поступила учиться на заочное отделение Курского педагогического института. У неё не было диплома, дающего право быть учительницей. До сих пор учителей с дипломами не хватало. Теперь мать зубрила какую-то логику, стилистику, лингвистику, риторику, старославянский язык и прочие педагогические науки. На зимних каникулах и летом стала ездить в Курск на экзаменационные сессии.

После одной из поездок она рассказала отцу, что в Курске заходила проведать свою сестру Нину. Она не впустила её в свою квартиру, на пороге сказала, чтобы больше никогда не заходила и не писала письма. После недавнего расстрела её мужа она была парализована страхом, боялась, что и её могут арестовать и обвинить в связях с репрессированными родственниками.

Брат отца таких слов не говорил, но всем своим поведением показывал, что он тоже не хочет поддерживать родственные связи, и с 1933 года прекратил всякое общение с нашей семьёй. Мы это понимали, не обижались и не навязывали им свою дружбу. Поэтому и я, часто бывая в Зимовеньке, ни разу не заходил к Богоявленским. Все остальные материны братья и сёстры этого не боялись, продолжали самые тёплые отношения с нашей семьёй. 1937-38-й годы отличались самым страшным террором. Отец был даже рад, что его арестовали в 1933 г. В 1937 г. он попал бы под расстрел.

Завхоз школы вешал на стену портрет Сталина. Он сорвался, разбилось стекло. В таких случаях первая реакция русского мужика мат. Он выматерился, если бы на портрете был даже Иисус Христос. Потом он покаялся бы словами "прости, Господи!" и конфликт с Богом был бы исчерпан. Но этот мат услышала учительница-комсомолка и доложила в органы, что завхоз выматерился в адрес Сталина. Он получил 1О лет лагеря.

Арестовали и сельского почтальона-инвалида. Он ходил на одной деревянной ноге, опираясь коленом в выемку в верхней части протеза. Его обвинили в шпионаже в пользу Японии. Энкавэдэшники не очень утруждали себя в выдумывании более реальной вины. Например, я не понимал, какие секреты могли интересовать японцев в нашем селе.

В довоенные годы в Зимовеньке по воскресеньям ещё устраивали базары. Тётя Дуня покупала муку, выпекала бублики с маком. Перед выпечкой их ещё обваривают в кипятке
и посыпали маком. Тётка продавала их на базаре и имела какой-то барыш. Во время выпечки этих бубликов она угощала нас ими, но предупреждала: «Йиштэ, диткы тиряныкы». Тиряники - это брак, потерянный для продажи. Это чуть подгоревшие или разорвавшиеся кольца баранок. В другие дни тётка работала на разных полевых колхозных работах.

Дядя Миша, второй муж тёти Дуни, работал в колхозе плотником, колёсником, бондарем. Он делал телеги, сани, колёса и бочки. В его доме все деревянные изделия были сделаны его золотыми руками. Он мастерил корыта, бадейки, ушаты, лохани, бодни и разную мебель. Во многих избах крутились сработанные им прялки. Каждая вещь, рождавшаяся в его руках, получалась удивительно красивой и прочной.

В колхозе косари на лугах вручную косили траву. Хлеба косили конными жатками. Скошенный хлеб женщины вручную вязали соломенными жгутами (перевяслами) в снопы и складывали их в крестцы со строго определённым количеством снопов. Потом их свозили с большой площади в скирду, устанавливали молотилку с локомобильным или тракторным приводом. Раньше молотилки работали на конном приводе.

Трактора и автомашины мы долго видели только на картинках в газетах и журналах. В 1936 г. я увидел первый легковой автомобиль нашего секретаря райкома партии, в 1937 г. - трактор, в 1938 г.- грузовой автомобиль. Только в 1939 г. на наших полях начал работать первый комбайн "Коммунар", этакий гибрид жатки и молотилки на тракторной тяге. Механизмы жатки и молотилки приводились в действие от вращающихся колёс.

С 1939 г. стал курсировать автобус Белгород – Шебекино. В Шебекино можно было доехать и местным поездом. Но дальше, в Зимовеньку нужно было топать пешком. Там меня всегда встречали как родного. Но раньше всех меня встречала Жучка, собака дворянской породы. Она замечала меня издали, и бросалась навстречу. От радости она готова была выскочить из своей шкуры, обнимала лапами мои ноги, прыгала
и старалась лизнуть мою щеку. Потом меня обнимала и целовала Тоня, моя бывшая нянечка. Она была очень красивой девушкой. Я подружился с двоюродным братом Сашкой, он был на два года старше меня. Общей любимицей была младшая сестрёнка Раечка. Она была пухленькой толстушкой. Сашка дразнил её мазаным пирожком. А в 194О г. начал курсировать первый автобус из Шебекино в Курск.

Были созданы машинотракторные станции, где сосредоточили всю сельхозтехнику. За работу этих машин на полях государство забирало у колхозников 40 % урожая. Это кроме всех сельхозналогов.

1 сентября 1939 г. в Европе началась вторая мировая война. В школе организовали кружки "Ворошиловский стрелок", "Готов к труду и обороне", "Красный крест и полумесяц". Нас, детей, уже начали готовить к войне, учили стрелять из винтовки, колоть штыком мешок с соломой, метать гранату. Я учился в "Красном кресте". Изучал отравляющие вещества: иприт, люизит, фосген, синильную кислоту и газы. Учился одевать противогаз, оказывать первую помощь при отравлениях и ранениях. Потом с гордостью носил значок этого общества.

В 194О-41 г. г. летом я уже работал на колхозных работах. На лугах конными граблями сгребал в валки сухое сено. Я уже сам умел запрягать лошадь под дугу в телегу и возил снопы в скирду, работал у молотилки или на зернотоке. За день тяжелой физической работы так намаешься, что вечером хочется скорее помыться и лечь в постель отдыхать.

Я уже начал понимать красоту Природы и находил её в лесу, на полях и лугах, а особенно на реке. Любил наблюдать красоту утренних и вечерних зорь, просто восхищался этим чудом, когда ежеминутно меняется расцветка неба и облаков. В черноту ночного неба незаметно вливается ультрамарин, появляется синь, потом бирюза. Гаснут звёзды, и на востоке появляется узкая полоска пурпура. Она расширяется, облака начинают подсвечиваться ещё невидимым солнцем и по небу разливаются все краски радуги. Становится всё светлее и, наконец, из-за горизонта выкатывается оранжевый диск солнца.

Вечером повторяется всё то же самое, но всё происходит в обратной последовательности, как на киноплёнке, прокрученной с конца к началу. Вечерняя и утренняя зори одинаково красивы, но почему-то утренняя заря возбуждает радость нового дня, оптимизм и большие планы на предстоящий день, а вечерняя заря навевает грусть и сожаление о прошедшем дне, разочарование в том, что не успел сделать всё задуманное.

А вот ещё одна подсмотренная картина. Представьте себе пронзительную синь неба и воды в сочетании с разнотональной зеленью растительности. У противоположного берега реки прямо из воды встаёт высокая стена густого серо-зелёного шуршащего тростника (у нас его называют камышом, он высокий и с метёлками на верхушках). У его подножия на голубой воде распластались глянцевые зелёные блины листьев кувшинки, а среди них желто-золотые огоньки её цветов. Середина реки свободна от водорослей. На моём берегу заросли светло-зелёной осоки и изумрудного рогоза, а в воде куртина густого тёмно-зелёного камыша (у нас его называют кугой, она значительно ниже тростника и на верхушках её безлистных стеблей белые мелкие цветочки, а сердцевина стеблей губчатая). Чуть поодаль у самой кромки воды стоит плакучая ива, её зелёные длинные косы купаются в воде.

Сидя на подмытой и почти горизонтально наклонившейся над водой вербе, я ловил рыбу. Без удилища опускал леску в воду к стайке окуней. Подводил крючок с насаженным червяком прямо к голове окуня, но многие из них отворачивались, отказывались от «угощения». Между ивой и моей вербой был маленький песчаный пляжик. В небе звенят жаворонки, на воде хор лягушек, низко над водой летают быстрокрылые иссиня-чёрные белогрудые ласточки-касатки. Весь этот передний план расположен на фоне невысоких гор, поросших редкими раскидистыми соснами (на просторе они растут больше вширь, чем вверх). По небу плывут причудливой формы белые облака. Сзади меня на лугу девушки и женщины с песней гребут сено. И почти рядом с ними гуляют по лугу большие важные чёрно-белые птицы-аисты.

И вот на эту чудную картину Природы наложилась другая красотища. Женщины подошли к берегу, не заметив меня, разделись донага, с шутками и смехом бросились в воду купаться. Я, как зачарованный, наблюдал за открывшейся мне картиной. Могу утверждать, что нет ничего красивее купающихся женщин. Здесь были и совсем молоденькие девочки с едва намечавшейся грудью, и зрелые девицы с идеальными формами тела, и перезревшие пышнотелые молодицы. Если бы эту картину увидел талантливый художник и запечатлел её на холсте, это был бы шедевр живописи для украшения любого музея.

Вдруг одна из девиц заметила меня на дереве. Она быстро вышла из воды, ничуть не стесняясь своей наготы, взбежала на дерево, столкнула меня и сама спрыгнула в воду рядом. Я выскочил из воды и, дай Бог ноги, бросился наутёк. А по дороге из Шебекино катил на велосипеде один парень. Он кричал мне: «Война! Война!». Поравнявшись со мной, он рассказал, что в Шебекин по радио сам слышал, что Германия без объявления войны напала на нашу страну и бомбила наши города. Я бегом вернулся к купающимся женщинам и закричал им: «Бабы! Война!». Они быстро вышли из воды и с громким плачем стали быстро одеваться и побежали домой. Красивая картина была испорчена плохой новостью. С этого дня кончилось моё детство и началась война.

ВОЙНА

О войне у каждого своя правда. Всю правду о войне знает только Бог. В. Астафьев.

В 1933 г. к власти в Германии с победой на выборах пришел Гитлер со своей фашистской партией. Если коммунисты ставили себе задачу ликвидировать богатых и осчастливить пролетариев всего мира, то фашисты хотели сделать богатыми всех немцев, подчинив себе весь мир. Иными словами, Сталин хотел построить социализм во всём мире за счёт России, а Гитлер тоже хотел построить социализм, но только в Германии и за счёт всего мира.

За короткое время Гитлер доказал, что он отличный экономист и хозяйственник. До его прихода к власти в Германии было то, что сегодня происходит в России. После поражения в первой мировой войне в Германии продолжалась экономическая разруха. Германия выплачивала победителям огромную контрибуцию. Инфляция, безработица, жилищная проблема и жизнь народа на грани голода.

Всего лишь за 6 довоенных лет Гитлер ликвидировал безработицу, обеспечил каждую немецкую семью комфортной квартирой и отличной мебелью. Построил тысячи новых заводов и фабрик, проложил тысячи километров асфальтных дорог, создал и вооружил мощнейшую в мире армию. Но самое главное для немцев, не от случая к случаю, как у нас, а ежедневно на их столе появились хлеб, масло, сыр, колбаса, яйца и пиво. И всё это ему удалось сделать почти без своих денег, за счёт привлечения иностранного капитала. На Германию буквально обрушился золотой дождь инвестиций крупного частного капитала. В фонд Гитлера поступали крупные суммы от немецких промышленников-магнатов. В этот же фонд поступали отчисления из зарплаты каждого немца. К этому нужно добавить только то, что немцы умеют и любят работать с величайшим азартом. Если бы у Гитлера не было мании своего величия, мании превосходства немцев над другими народами и непреодолимого желания господства над всем миром, ему, как хозяйственнику, не было бы цены.

Капиталистические страны охотно финансировали Германию в надеж-де, что Гитлер направит мощь своей армии против своего злейшего врага — Советского Союза. Но Гитлер, сукин сын, сначала подмял под себя почти все страны Европы.

Гитлер был всего лишь учеником Ленина и Сталина и тоже строил социализм. Его партия тоже называлась социалистической и строил он социализм на основе частной собственности, чего не признавали коммунисты. Создал он и концлагеря. Слово «концлагерь» из русского словотворчества, оно позаимствовано Гитлером в Советском Союзе. Немецкие лагеря можно сосчитать по пальцам: Освенцим, Бухенвальд, Дахау, Майданек, Заксенхаузен, Равенсбрюк, Треблинка, Штутгоф и др, всего их двадцать, некоторые имели по 1-2 филиала. Гитлер загнал туда прежде всех своих коммунистов и евреев. Не считая названных (капитальных) концлагерей, на оккупированных территориях немцы строили временные лагеря для военнопленных и гетто для евреев. В его лагерях и гетто погибли 6 миллионов евреев, в том числе два миллиона из Советского Союза, более 3,7 миллионов наших военнопленных, много поляков и др. А нашу страну писатель Солженицин назвал «Архипелаг ГУЛаг» (Г — главное, У — управление, Лаг – лагерями — подразделение НКВД). Наш ГУЛаг насчитывал более 500 лагерей.

Почему Гитлер так ненавидел евреев? На этот вопрос не было ответа ни в советские годы, ни позже. Сразу после войны я задавал этот вопрос многим немцам и всегда получал один и тот же ответ. Евреев не любил не только Гитлер. Их не любили все немцы, потому что они завладели всей экономикой Германии. Почти все банки, заводы и фабрики, торговля и услуги населению оказались в руках евреев. Все высокие посты в науке, образовании, культуре, здравоохранении и юриспруденции тоже были заняты евреями. Немцам оставались рабочие места у станков на заводах и фабриках, грузчиков и дворников да работа в сельском хозяйстве.

Гитлер победил на выборах, потому что обещал немцам освободить страну от евреев. Но мы, отвечали немцы, не знали, что Гитлер будет их убивать. Достаточно было бы конфисковать у них недвижимое имущество и выселить их из Германии.

Победить на выборах Гитлеру помог Сталин, потому что Сталину нужна была война. Сталин приказал Эрнсту Тельману, вождю немецких коммунистов, вступить в блок с национал-социалистической партией Гитлера. В результате Гитлер пришел к власти, многие коммунисты стали фашистами, а Тельмана и 30 тысяч коммунистов Гитлер отправил в тюрьмы, где позже они были казнёны. Придя к власти, Гитлер подверг репрессиям многих немцев. Конечно, масштаб Гитлеровского террора намного меньше тех масштабов, которых достигал террор коммунистический. (А. Алексеев. Правда о 1937 годе). Фашистская идея превосходства немцев над другими народами и геноцид против евреев вызвали ненависть к фашизму у народов всего мира.

До 1939 г. Германия была нашим злейшим врагом. Но вдруг наша политика совершила кульбит, развернулась на 180 градусов и Германия стала нашим заклятым другом. Был заключён пакт о ненападении. И слава Богу, что был заключён только пакт о ненападении. Если бы был заключён договор о дружбе и военной взаимопомощи, то война была бы ещё страшнее, длительнее и атомные бомбы упали бы не только в Японии, но и на Берлин и Москву.

Нападением Германии на Польшу 1 сентября 1939 года началась вторая мировая война. Главными союзниками Германии были Япония и Италия. Япония вела войну в Китае, а Италия воевала в Африке.

Министры иностранных дел, наш Молотов и немецкий Рибентроп быстро договорились о разделе Восточной Европы.

Немцам объявили войну Англия, Франция, Канада, Австралия и Новая Зеландия. «В войну на стороне Германии и против неё были втянуты 61 государство» (Энциклопедия ВОВ).

Ещё до начала войны немцы заключили союз с Австрией и ввели свои войска в Судетскую область Чехословакии, где большинство населения составляли немцы, и присоединили её к Германии. Так же Гитлер вернул себе Эльзас и Лотарингию. За две недели войны немцы оккупировали западную и центральную часть Польши.

Под натиском немцев, отступающая польская армия попала в лапы плена Красной Армии. НКВД изолировал от солдат всех офицеров польской армии. В 1940 г. 15 тысяч польских офицеров были расстреляны. Солдаты польской армии добились удовлетворения своей просьбы отправить их в Африку, где они в составе английской армии воевали против немцев.

Наши войска в 1939 г. без выстрелов заняли Эстонию, Латвию, Литву, восточную часть Польши: Западную Белоруссию, Западную Украину, Северную Буковину и Молдавию. Только маленькая Финляндия оказала упорное сопротивление. Она преподала Красной Армии урок, как нужно воевать. Фины с точностью до одного человека подсчитали свои потери – 23 542 человека. Наши потери, как всегда, подсчитаны приблизительно. Они составили 540 000 человек, плюс 843 человека расстрелянных. На одного погибшего фина приходится 27 погибших красноармейцев.

Оккупировать всю Финляндию не удалось. Советский Союз удовлетворился большой кровью отвоёванным Карельским перешейком с городом Выборгом. Этой войной Сталин оттолкнул Финляндию в объятия Гитлера.

Победы Гитлера в Европе были молниеносными. Через один час после нападения покорилась Дания. Через одни сутки сдалась Бельгия. Через один месяц немцы разбили армию французов и заняли Париж. На остальной, не оккупированной части Франции было сформировано французское правительство, лояльное Германии. Немцы быстро оккупировали Голландию, Норвегию, Чехословакию.

В 194О г. Гитлер подготовил вторжение в Англию. Но для этого во-первых, нужно было завоевать господство в воздухе над Англией. Этого не было. В воздушных боях немцы теряли больше самолётов, чем англичане. А тут ещё Америка начала поставлять в Англию свои самолёты. Во-вторых, нужно было завоевать господство на море. Нужно было утопить или вытеснить в океан и рассеять английский флот. Для немцев это была непосильная задача. В-третьих, нужно было уничтожить береговую артиллерию и укрепления англичан. Это не было достигнуто. В-четвёртых, для высадки на английский берег 70 дивизий немцам нужно было иметь очень много кораблей и барж. Такого флота немцы не имели. В-пятых, для десантирования нужна благоприятная погода. Такая погода над Ла Маншем стоит только в июле и в августе. Всё это не позволило Гитлеру покорить Англию.

В это время англичане начали высадку своих войск в Греции для устройства военных баз, с которых английская авиация могла бомбить румынские нефтепромыслы в Плоешти и оставить Германию без нефти. По-этому Гитлер направил свою армию на Балканы, оккупировал Югославию и Грецию с островом Крит, сбросив англичан в море.

Причины успеха немцев в Европе: чёткое взаимодействие авиации, танков, артиллерии и пехоты. Наша армия научилась этому только к концу войны.

НА РОДИНЕ

Для нас война грянула неожиданно 22 июня 1941 года. На нас напал наш «друг» — Германия. На стороне немцев против Советского Союза воевали итальянцы, финны, румыны и венгры.

Почти все высшие и средние командиры нашей армии были уничтожены в 1937-38 гг. Во главе армий стали герои гражданской войны, лихие кавалеристы Ворошилов, Будённый, Тимошенко и подобные им с неоконченным начальным образованием, которые умели только размахивать саблей. Наши конники мечтали на лошадках проскакать по всей Европе. Это была первая и главная причина наших поражений в начальный период войны. По сути дела, армия была обезглавленной, а вновь назначенные командиры не обладали опытом ведения боевых действий.

В первые же дни войны немецкая авиация уничтожила на земле почти всю нашу авиацию, танки и артиллерию. Глубокими прорывами и окружениями немцы уничтожали живую силу нашей армии. В плену у немцев оказались миллионы наших солдат и командиров, почти вся наша кадровая армия. Вновь формируемые и плохо вооруженные новые армии не могли остановить немцев.

Но почему Гитлер напал на Советский Союз, наша пропаганда скрывает правду до сих пор. Ответ на этот вопрос Вы найдёте в книгах Виктора Суворова «Ледокол» и Игоря Бунича «Гроза». В. Суворов утверждает, что Сталин сразу же после захвата всей власти в свои руки, задумал великий «освободительный» поход не только против Германии, но и «осчастливить» всю Европу установлением советской власти. Для этого за счёт ограбления своего народа строились многие военные заводы, наращивалась мощь Красной Армии. Её численность составляла в 1927 г. 586 тысяч человек, в 1937 г. 1 100 000 чел, в 1938 г. 1 513 400 чел. На 19 августа 1939 г. численность Красной армии достигла 2 миллиона чел. Сразу после подписания с Германией пакта о ненападении численность Красной Армии, производство танков, самолётов, артиллерии и боезапасов стало наращиваться форсированно. Количество танков у нас уже было 11 000 в первом эшелоне у границы и 8 000 во втором эшелоне (в ближнем тылу). У нас уже были тяжелые танки Т-34, КВ (Клим Ворошилов) и самоходные артиллеристские установки ИС – Иосиф Сталин(САУИС). Все тяжелые танки были оснащены мощными дизельными двигателями, а Артиллерии у нас было в 3 раза больше, чем у немцев. 1 января 1941г. под ружьём уже было 4 207 000 чело