Как мы жили при советской власти.

Крестьяне, насильно загнанные в колхозы, 25 лет работали бесплатно. Нельзя же считать достойной оплатой труда 2-3 килограмма хлеба за трудодень. Где-то в самых лучших колхозах получали до 7 кг. хлеба. Но такая оплата труда была только в хорошие урожайные годы. Чаще получали по 2ОО-3ОО г. Колхозники сразу поняли, что за такую оплату работать в полную силу от зари до зари, как они работали на своей земле, нет смысла. Теперь председатель колхоза и бригадиры только в 9 часов утра заканчивали наряд, т.е. выдачу задания колхозникам на рабочий день, который заканчивался в 3-4 часа дня До колхозов все крестьяне ходили зимою в овчинных полушубках и шубах. В начале 3О-х годов последовал приказ: при забое домашнего скота сдавать государству шкуры животных за копейки, практически бесплатно. Запретили смалить свиней, заставили снимать и сдавать их шкуры, чего раньше никогда не делали. И сразу же модной одеждой стали ватные фуфайки. А лыковые лапти носили ещё долго после войны.

В первые 2О лет советской власти до 1937 г. государственной торговли практически не было, а частная запрещалась. Чтобы как-то одеться, крестьяне вынуждены были вернуться к натуральному хозяйству, к самообеспечению. На своих приусадебных участках земли они стали выращивать коноплю. Её вымачивали, сушили, мяли, трепали, чесали, пряли пряжу на прялках, устанавливали в избах первобытные деревянные ткацкие станки, ткали холсты, отбеливали или красили и шили из них всю необходимую одежду и бельё.

Не было мыла, и женщины приспособились стирать бельё зольным щёлоком. Не было спичек и мы, как первобытные люди, добывали огонь, высекая искры куском стали из кремния, а женщины научились в течение суток сохранять тлеющие угли в печи под золой. Не было керосина, и избы освещали лампадкой у икон или коптилкой-каганцом, заправленным растительным маслом или животным жиром. У других не было ни масла, ни жира и они освещали избу лучиной. «Светлая» была жизнь.

До колхозов в каждом селе были водяные или ветряные мельницы, крупорушки и маслобойки. При коллективизации их отняли у прежних хозяев, а колхозы не умели и не хотели содержать их в исправности. Все они быстро вышли из строя и перестали существовать. Сколько же теперь нужно было труда, чтобы на ручной мельнице перетереть немного зерна для ковриги хлеба или истолочь в ступе просо на одну кашу! Но часто было так, что рад был бы попотеть, но не было ни ржи, ни проса.

До колхозов возле каждого дома были сады. С коллективизацией каждое фруктовое дерево было обложено налогом и сами хозяева вырубили их. Колхозные, бывшие помещичьи сады, без ухода в скором времени одичали и засохли.

Вся мебель в избах была самодельной. Это были столы, скамейки, табуретки, сундуки и кровати. Одежду вешали на гвозди, забитые в стену. Бельё хранили в сундуках, а посуду — на полках Основная пища: хлеб, картофель, кукуруза и фасоль. Варили щи, борщи, супы и каши, пекли пироги. Пили взвары (компоты) из сухофруктов, хлебный квас, реже молоко, а чаще воду. Кофе и чая не было, но они и не были нужны, т. к. не было сахара. Даже дети не знали вкуса конфет. Единственной сладостью были арбузы, дыни, ягоды и фрукты летом да сахарная свёкла осенью. На свекольной патоке пекли коржи. Сало, мясо, масло и яйца колхозники сами не ели. Этими продуктами нужно было заплатить налог за приусадебное хозяйство, выкупить облигации государственного займа, подписаться на который нужно было добровольно, но обязательно, в размере одного месячного заработка. Для колхозников заем был определён усреднённо 2ОО рублей. Остатки продуктов нужно было продать на базаре, чтобы купить кое-что из одежды и обуви.

В такой же нищете жили и рабочие в городах. До 1937 г. по карточкам и талонам выдавали одному работнику 2 кг. хлеба или муки на неделю. Иждивенцам — старикам и детям не давали ничего. Моя мать возмущалась тем, что одинокая учительница и она с семьёй 7 человек, хлеба получали одинаково. В буквальном смысле слова действовал коммунистический лозунг: «Кто не работает, тот не ест».

В городе всегда была жилищная проблема. Только в 3О-е годы рабочих вытащили из землянок в бараки. Их вселяли по 2-3 семьи в одну комнату. Семьи отгораживались одна от другой шторками или ширмами. Это называлось «уплотнением жилья» или «иметь свой угол под крышей».

Позже стали строить коммуналки с одной комнатой на семью, но с общей кухней и туалетом на 1О-2О семей. После смерти Сталина новый генсек Хрущёв осудил архитектурные излишества в строительстве жилья, и начали строить стандартные пятиэтажки с низкими потолками, минимальной жилплощадью, но с отдельными кухнями и туалетами. Это уже был великий прогресс, но в народе такие дома прозвали «хрущёбами». Все города стали удивительно похожими друг на друга.

И пенсии по старости начали выдавать только после смерти Сталина. Курящему человеку хрушёвской пенсии хватало только на дешёвый табак.

Перед войной новая власть начала укреплять трудовую дисциплину. За опоздание на работу до 20 минут человек подвергался административному наказанию вплоть до увольнения. За опоздание более 20 минут наступало судебное наказание. Суд приговаривал за это к удержанию 20% зарплаты в пользу государства на срок до 2-х лет. И никакие оправдания не принимались во внимание. У нашего учителя по дороге в школу сломался протез ноги и он опоздал. Учитывая это, его приговорили только на один год.

Стали вести борьбу с потерями урожая. На скошенные поля после уборки урожая выводили всех учеников собирать оставшиеся колоски, а тысячи гектаров хлеба, картофеля и свёклы уходили под снег неубранными.

С первых дней войны появился указ о борьбе с хищениями социалистической собственности. По этому указу за горсть колхозного зерна или гороха, унесённые в кармане для голодных детей, суд приговаривал до 5 лет заключения в лагерь.

Все послевоенные годы тоже были сплошной борьбой за выживание. Всю свою жизнь мы не жили, а боролись с попами и кулаками, с троцкистами и космополитами, с голодом и разрухой, за культуру труда и за коммунистический быт. А всё своё свободное время проводили в поисках магазина с товаром и давили друг друга в сумасшедших очередях, чтобы купить или отоварить свои месячные талоны на килограмм колбасы, 400 г. масла.

Промтоварные магазины были заполнены одеждой и обувью, годными только для использования в качестве спецовки. Из обуви до войны были «в моде» парусиновые туфли на резиновой подошве. Других не было. После войны можно было купить солдатские ботинки, кирзовые или резиновые сапоги, а для лета — сандалии из кожзаменителя. Чтобы купить что-либо приличнее, нужно было ехать в Москву или платить втридорога спекулянтам.

Единственным и всегда доступным и относительно дешевым товаром была водка. И чем хуже становилась жизнь, тем сильнее орала пропаганда: «Жить стало лучше, жить стало веселее».

Мы жили в сплошной лжи. Как в книге Дж. Оруэлла «1984″: правда — это ложь, а любовь — это ненависть. Нам ещё до войны Сталин доложил, что социализм в СССР уже построен. Хрущёв ещё в 196О году обещал, что нынешнее поколение людей уже в 198О г. будет жить при коммунизме. А Брежнев утверждал, что мы уже живём не в простом, а в развитом социализме. На самом же деле наш социализм оказался недоразвитым, карикатурным, дебильным. Мы жили в настоящем рабстве, а нам внушали, что мы живём в самом свободном государстве, что наша конституция и демократия самые демократичные в мире. Рождённые в рабстве, мы не понимали всего ужаса своего положения. Советская власть и её пропагандисты умело делали своё дело и многим сумели перевернуть мозги.

Стоит такому одураченному рабу дать кусок колбасы, и он уже готов петь песню: «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек». И теперь ещё много рабов, плачущих по утерянным цепям. Многие, кого не коснулись репрессии, с ностальгией ждут возврата к власти коммунистов.

Нас 70 лет учили любить партию и её вождей, но нам запрещали любить себя. Нам внушали, что любить себя – это эгоизм. Забылась заповедь Бога: «Полюби ближнего, как самого себя». Но, не любя себя, как можно полюбить ближнего? Коммунисты говорили, что человек человеку — друг, товарищ и брат, но на деле вели себя так, что и без слов было понятно: человек человеку — волк.

Они же разъединили и разобщили нас. Разобщили нас общие партийные собрания и общественные организации. На собраниях нас в буквальном смысле слова усыпляли монотонной и нудной демагогией о преимуществах социализма. Нас принудительно загоняли в общественные организации, вся работа в которых сводилась к сбору членских взносов для прокорма высшего начальства этих организаций. «Самое большое преступление, дьявольски задуманное и осуществлённое коммунистами, разобщение людей» (В.Некрасов).

И главным инструментом разобщения были доносы, стукачество. Стало опасно пускать в свой дом, а особенно в душу, даже самого близкого друга. Мы стали трусливыми, пассивными и равнодушными. Так мы жили и такими стали. Говорят, какой народ, такая и власть. А я бы сказал: какая власть, такой и народ.

А как жила наша власть?

Государство распределяло свои подачки каждому Чиновнику в соответствии с высотой Его поста. Одному больше, другому меньше. Они жили на спецдачах. Спецшофера на спецмашинах возили их на работу и домой. Спецповара в спецстоловых из спецпродуктов готовили им спецобеды. В спецполиклиниках, спецбольницах и спецсанаториях спецврачи лечили их спецлекарствами на импортном медицинском спецоборудовании. Спецэкспедиторы доставляли им на дом спецпродовольствие из спецраспределителей. Для себя они создали настоящий коммунизм.