Ирина Мельникофф 2 page. – В деле появились новые доказательства

– В деле появились новые доказательства. Поэтому казнь следует отложить до прояснения открывшихся обстоятельств. Я подпишу соответствующее распоряжение!

Взглянув на часы, я увидела, что стрелки показывают без десяти минут шесть вечера. А казнь Барни была назначена на восемнадцать часов! Выхватив у судьи постановление, мы бросились в тюрьму. Нам чертовски повезло, что во время неистовой гонки от дома судьи до тюрьмы мы никого не раздавили. Когда мы влетели в зал, где приводили в исполнение смертный приговор, то увидели надзирателя, чья рука уже лежала на рычаге.

– Стойте! – закричал мой шеф, размахивая постановлением судьи. – Не смейте приводить ничего в действие!

Барни Леклерк остался в живых. Но задержись мы на двадцать секунд, его бы казнили. Экзекуцию отменили, дело отправили на дорасследование. Когда арестовали красавца Томаса Уолша и подвергли его серии допросов, он сломался и рассказал о том, как замыслил и осуществил коварное преступление.

Его признали виновным и казнили. Причем на этот раз ни мой шеф, ни я нисколько не беспокоились по поводу того, не оказался ли на электрическом стуле невиновный. Барни Леклерк из изгоя превратился во всеобщего любимца и получил долгожданное повышение по службе.

Газеты превозносили заслуги моего шефа. Впрочем, они писали сущую правду, называя его «спасителем невиновных» и «редкостным героем». Обо мне, слава богу, упоминалось только, что я являюсь секретаршей великого писателя, а о моих видениях не было ни слова.

Разъяренный инспектор Кронин посетил нас. Не раздеваясь, он прошел в столовую, где мы как раз обедали, и отчеканил:

– Мистер Мориарти, в данном случае вам сказочно повезло, но предупреждаю – не суйтесь более в мою епархию! Расследование преступлений и поимка преступников – моя прерогатива.

– Покуда вы неудовлетворительно справляетесь с этим, дорогой инспектор, расследование преступлений и поимка преступников останутся и нашей прерогативой, – любезно откликнулся мой шеф.

Инспектор полиловел, а я тоном радушной хозяйки полюбопытствовала:

– Не желаете ли отобедать с нами, инспектор? Будем чрезвычайно польщены!

Кронин вылетел из нашего дом а, как будто за ним гналась стая диких собак динго. Мы с шефом переглянулись, и он, сокрушенно качнув головой, промолвил:

– Думаю, нам еще не раз придется столкнуться лицом к лицу с нашим бравым полицейским.

И, как показало время, Квентин оказался прав.

Необыкновенная роль моего шефа в деле Барни Леклерка подхлестнула всеобщий ажиотаж, и новый роман, вышедший вскоре, «Семь троллей», побил все рекорды продаж. Чтобы как‑то прийти в себя и суметь собраться с мыслями, шеф под моим нажимом принял предложение одного из своих поклонников, сенатора Каллагана, и покинул Лос‑Анджелес, превратившийся тем летом в адское пекло.

Наш путь лежал на Восточное побережье, в штат Массачусетс, где у сенатора, влиятельного политика и друга и соратника президента Рузвельта, имелось обширное поместье у самого океана. Там нас ждала его роскошная быстроходная яхта, на которой мы и отправились в путешествие вдоль берега Атлантического океана.

Но если мой шеф и я чаяли найти на яхте забвение, то ошиблись: богатые поклонники таланта Квентина Мориарти были гораздо невыносимее и назойливее поклонников обыкновенных. На яхте присутствовали сливки общества – дипломаты, политики, магнаты. Всеобщее внимание привлекали две персоны женского пола – кинозвезда Сильвия де Нур и великая княгиня Стефания Бертранская, племянница правителя крошечной монархии на Лазурном Берегу.

Шеф постоянно жаловался на то, что не может сконцентрироваться, и мы приняли решение досрочно завершить наш отпуск и вернуться в Лос‑Анджелес. Сенатор Каллаган упросил нас остаться хотя бы до дня рождения его супруги, что мы и сделали, тем более что до торжества оставалось всего два дня.

По случаю пятидесятилетия своей жены сенатор решил устроить небывалый праздник – с изысканными яствами, фейерверком и, конечно же, подарками. В присутствии именитых гостей он вечером того знаменательного дня преподнес супруге необычайный презент.

– Дорогая, я хочу, чтобы твою красоту оттеняла легендарная драгоценность, – сказал он, преподнося сенаторше, особе, надо сказать, весьма внешне неприглядной, черный бархатный футляр.

Сенаторша распахнула его и ахнула. Как, впрочем, и все прочие гости. Там находилось роскошное ожерелье, самое поразительное, что мне доводилось видеть. Рубины, бриллианты, изумруды и жемчужины сплетались в невиданный орнамент, а в центре располагался квадратный звездчатый сапфир – редкостный камень, равных которому на планете было всего несколько штук.

– Я купил его у индийского магараджи! – заявил хвастливо сенатор. – Этот звездчатый сапфир, согласно легенде, дарует вечное счастье. Он весит сто двадцать каратов!

Сколько камень стоит, сенатор тактично умолчал, однако газеты, которые пронюхали о покупке ожерелья, сообщали, что цена никак не меньше полутора миллионов долларов и что драгоценность является одним из самых уникальных минералов на планете. Уникальность камню придавала лучистая звезда, которую можно было увидеть в его центре, если любоваться вблизи источника света.

Сенаторша тотчас украсила морщинистую шею ожерельем, а мой шеф, зевнув, пробормотал:

– Завтра наконец‑то мы вернемся домой, и я смогу приступить к новому роману. У меня так и чешутся руки!

Спать мы отправлись около четырех ночи. Но не успела я прилечь, как послышались громкие голоса и дробный топот на палубе. Я услышала, как в каюту шефа, соседнюю с моей, кто‑то постучал, затем раздался взволнованный голос сенатора Каллагана.

Минутой позднее раздался стук и в мою дверь. Я накинула халат, открыла. Передо мной стоял шеф в шелковом халате поверх пижамы, с сеточкой на волосах, а рядом с ним – трясущийся сенатор.

Зайдя в каюту, шеф произнес:

– Миссис Каллаган только что обнаружила пропажу ожерелья. Она вернулась к себе около четверти часа назад, сняла ожерелье и положила его в футляр, который остался на туалетном столике. Затем она на несколько минут вышла из каюты, чтобы отдать распоряжения слугам, а когда вернулась, увидела, что футляр раскрыт и ожерелье исчезло.

– Мистер Мориарти, – чуть не плача, заявил сенатор, – моя жена в шоке, я тоже в полной прострации. Помогите нам, умоляю, и найдите вора! Мы ведь на яхте, никто не покидал ее, значит, вор…

– Один из гостей, – завершила я фразу.

Сенатор вздрогнул.

– О, это совершенно исключено! Наверняка ожерелье похитил кто‑нибудь из слуг или матросов. Мистер Мориарти, вы ведь уже занимались расследованием таинственных случаев. Прошу, утешьте мою супругу и найдите ожерелье!

Мы посетили сенаторшу, которая возлежала на софе и, уставившись в потолок, громко стенала. Около нее суетились служанки, а госпожа только недовольным тоном покрикивала:

– Куда суешь компресс, Дженни? Он слишком горячий! Ой, а сейчас слишком холодный! И где моя нюхательная соль, Мэри? Отчего ты так нерасторопна, Элизабет?

Завидев нас, сенаторша расцвела и простонала:

– Мистер Мориарти, вы моя последняя надежда! Я успела влюбиться в ожерелье, верните мне его!

– К тому же оно стоит больше полутора миллионов, – добавил вполголоса сенатор Каллаган, – и я не хочу дарить вору такую астрономическую сумму.

Мой шеф потер руки и предложил:

– Надо провести обыск на яхте. Причем ему будут подвергнуты абсолютно все, в том числе и гости. Чтобы подать пример, я разрешу обыскать свою каюту первой.

Так и сделали. Второй на очереди была моя каюта. А когда мы подошли к каюте одного из гостей, раздался крик:

– Мы нашли ожерелье!

Сверкающее колье обнаружилось в вещах одного из матросов. Но пикантная деталь – звездчатого сапфира не было! Без него же ожерелье стоило не более ста тысяч. Матроса немедленно взяли под стражу и посадили в трюм, а яхта, невзирая на протесты моего шефа, пристала к берегу.

– Сенатор, вы же понимаете, что камень еще не найден! – убеждал хозяина Квентин. – Расследование не завершено!

– Сапфир у этого ничтожества! – бушевал сенатор. – Я задействую все свои связи, и из него быстро выбьют, где он спрятал камень! О, я понял, он его проглотил!

Гости под шумок быстро покинули яхту, матросом занялась полиция. Мой шеф был уверен, что несчастного попросту выбрали на роль козла отпущения – истинный вор подкинул ему ожерелье, оставив себе несоизмеримо более ценный сапфир.

Наконец и я получила возможность прикоснуться к ожерелью и, когда его рассматривала, вдруг увидела, как к нему тянется женская рука и вынимает из футляра.

– Похититель колье – женщина, – констатировал шеф после моего рассказа о видении. – Помимо супруги сенатора и тебя, на яхте находились еще Сильвия де Нур и великая княгиня Стефания Бертранская. Так кто же из них?

Мы отправились в отель, где остановилась великая княгиня, но нам доложили, что ее светлость в спешном порядке съехала. Это показалось Квентину чрезвычайно подозрительным, и он телеграфировал в Европу, чтобы узнать, куда направляется Стефания. Ответ ошарашил нас: «Великая княгиня Стефания находится в Бертране и не покидала его для поездки в Америку».

– Княгиня – самозванка! – ахнула я. – Наверняка аферистка, выдающая себя за европейскую аристократку и таким образом проникающая на приемы в богатые дома и обчищающая их!

Мой шеф обратился к знакомым в Министерстве внутренних дел, и лжекнягиню объявили в розыск. Ее задержали на пароходе, направлявшемся в Англию. «Племянница великого князя» оказалась ловкой мошенницей, которая с добычей покидала Соединенные Штаты. Однако она категорически отрицала свою причастность к краже ожерелья. Впрочем, что она могла сказать еще? Наверняка передала камень одному из своих сообщников.

Мы вернулись в Лос‑Анджелес, где мой шеф наконец‑то смог приступить к новому роману. Меня же продолжало мучить ведение – тонкая женская рука тянется к футляру с ожерельем. Чтобы как‑то отвлечься, я отправилась вместе с миссис Ли в кинематограф, где демонстрировали фильм с участием незабвенной Сильвии де Нур. Она играла оперную диву, и в одной из сцен, когда крупным планом показали заломленные в жесте отчаяния руки актрисы, я сразу же поняла, что воровкой была именно она.

Выбежав из кинотеатра, я отправилась в особняк к шефу, где рассказала ему об увиденном. Тем временем состоялся суд на лжекнягиней, и ее отправили на долгие годы в тюрьму.

– Похоже, «ее светлость» совершила много преступлений, но к краже сапфира она действительно непричастна, – признал мой шеф. – Собирайся, Ирина, мы нанесем визит вежливости Сильвии де Нур, которая, к счастью, живет недалеко отсюда.

– Но зачем ей похищать сапфир? – рассуждала я по дороге. – Она ведь и так получает небывалые гонорары. Вряд ли ей нужны деньги. А если бы ей так хотелось приобрести сапфир, она бы могла его попросту купить.

Актриса радушно встретила нас, но когда узнала цель нашего визита, то посуровела.

– Вы путаете выдумку и реальность! – возмутилась она. – Я не похищала сапфир! Его украла та мнимая аристократка, которая нынче отбывает заслуженное наказание в тюрьме!

И в тот момент у меня в мозгу снова пронеслось видение – рука, в которой зажат камень, опускается на голову младенца. Я вздрогнула. Рука была та же самая, что и укравшая ожерелье, – Сильвии де Нур!

Мы покинули виллу актрисы, и я поведала шефу о своем видении. Он чрезвычайно заинтересовался моим рассказом и нанял частного детектива, которому было поручено вызнать подноготную Сильвии де Нур.

Выяснилось, что много лет назад она примерно на десять месяцев исчезала с экрана – вроде бы находилась на лечении в Швейцарии. Однако в Европу она не ездила.

– Подозреваю, что Сильвия де Нур пыталась так скрыть свою беременность, а затем отчего‑то убила собственного ребенка, – задумался над открывшимися фактами мой шеф.

Миссис Ли оказала неоценимую услугу, когда при помощи своих знакомств сумела пригласить к нам горничную из дома Сильвии де Нур.

– Мадам уволит меня, если узнает, что я говорила с вами! – пугливо озиралась девушка. – Она после вашего визита была вне себя.

– Милая моя, скажите, не замечаете ли вы чего‑либо странного в поведении своей хозяйки? – спросил мой шеф.

Горничная, поколебавшись, ответила:

– Мадам старается пустить пыль в глаза, но в действительности ее финансовые дела плачевны. Примерно раз в месяц к ней приходит некая особа, вроде бы старинная подруга. Но я как‑то подсмотрела… – Девушка перешла на шепот. – Я подсмотрела, как мадам укладывает в саквояж этой подруги пачки денег. И так повторяется раз в месяц уже в течение многих лет!

– Типичный случай шантажа, – сделал вывод мой шеф. – Дама, которая получает деньги от Сильвии де Нур, ее сообщница или свидетельница убийства ребенка. Чтобы удовлетворить непомерные аппетиты шантажистки, актриса и украла сапфир.

– Мы должны помочь ей, – предложила я. – И снять обвинения в краже сапфира с мошенницы, что сидит сейчас в тюрьме. Ведь каждый должен нести наказание только за то, что действительно совершил!

Таинственная гостья всегда навещала актрису в последний день каждого месяца. С трудом обождав еще две с половиной недели, мы тридцать первого июля направились к вилле Сильвии де Нур.

Около девяти вечера показался автомобиль, который остановился у виллы. Оттуда вышла дама, чье лицо было закрыто вуалью. В руках гостья держала большой саквояж. Она поднялась по ступенькам и вошла в особняк. Мы же попали на виллу через черный ход, оставленный открытым по нашей просьбе горничной.

Так мы и оказались в кабинете Сильвии де Нур и за‑стали пикантную сцену – актриса укладывала в саквояж пачки долларов, а ее гостья, сидя в кресле, курила.

– Что вы здесь делаете? – вскричала в страхе актриса.

А в руках дамы с вуалью мелькнул крошечный пистолетик. Она захлопнула саквояж и прошипела:

– Вы позволите мне уйти, иначе я открою огонь!

Когда шантажистка проходила мимо меня, я ударила ее статуэткой, и особа без чувств повалилась на пол. Сильвия де Нур бурно зарыдала.

Прибывшая полиция арестовала шантажистку, которая оказалась бывшей служанкой Сильвии де Нур. Актриса была любовницей известного политика, и когда забеременела от него и родила, то, опасаясь его мести, убила малыша. Служанка была в курсе жуткого преступления и сосала из бывшей хозяйки деньги, из‑за чего актрисе и пришлось пойти на похищение сапфира.

Каждый понес заслуженное наказание – и Сильвия де Нур за убийство ребенка, и ее служанка за шантаж, и мошеннице – «княгине» скостили вдвое Срок тюремного заключения, а высокий политик, отец малыша, поспешно ушел в отставку. Сапфир же всплыл в Амстердаме, и его вернули сенатору Каллагану к вящей радости его истеричной супруги.

Шли месяцы и годы, и я чувствовала, что дом Квентина Мориарти стал для меня родным. Мы вместе с ним продолжали раскрывать преступления.

Серия детских убийств в небольшом городке в Небраске всколыхнула всю страну. В течение пяти месяцев там исчезли шесть ребятишек – трое мальчиков и три девочки. Позднее их тела, изуродованные и подвергнутые насилию, были найдены в местной речушке.

Полиция сбивалась с ног, разыскивая маньяка, и после похищения еще одной девочки, Марты Гарднер, восьмилетней малышки, безумие достигло апогея. А затем последовал арест – под стражу взяли Рори, молодого человека, страдавшего психическим заболеванием. В его комнате обнаружили туфельку Марты, а также вещи некоторых из убитых детишек.

Городок вздохнул с облегчением – монстр оказался за решеткой. Разъяренные родители требовали прилюдной казни Рори, желая собственноручно растерзать его.

История завершилась тем, что кто‑то поджег тюрьму, в которой находился Рори, и несчастный заживо сгорел. Охранники не выпустили его из камеры, пожарные намеренно прибыли с огромным опозданием, когда уже обрушилась крыша здания. Власти заявили, что имело место случайное возгорание, хотя никто не сомневался – это был поджог, совершенный родителями убитых детишек.

Нас посетили мистер и миссис Крафт, родители Рори, трясущиеся, бледные, но уверенные в невиновности своего отпрыска.

– Мистер Мориарти, – сказал мистер Крафт, – мы слышали о том, что вы уже много раз спасали невиновных от верной смерти. Нашего сына спасти уже не удастся, потому что его убили. В городке открыто говорят о том, что шеф полиции, мэр и начальник тюрьмы сговорились с родителями и разрешили им устроить самосуд, тем более что городу все равно требуется новое здание тюрьмы. Нашего сына обрекли на страшную смерть за преступления, которых он не совершал!

– Для всех Рори был монстром, но в действительности он был очень добрым мальчиком, – добавила миссис Крафт. – Ему исполнилось двадцать шесть, но по уровню своего развития он походил на пятилетнего малыша. Рори никогда не был склонен к насилию! Он любил животных и детей! Вещи, что обнаружили у него в комнате, он наверняка нашел – наш мальчик любил бродить по окрестностям.

– И не исключено, что он видел истинного убийцу детей, – завершил горестно мистер Крафт. – Рори поплатился своей жизнью только за то, что не походил на прочих жителей. Мы вынуждены теперь покинуть городок, в котором родились и выросли. Но умоляю, восстановите справедливость и докажите, что наш сын невиновен. Поймайте подлинного убийцу детей!

Мы с Квентином приняли решение, что стоит совершить поездку в Небраску. Городок, куда мы прибыли, оказался самой настоящей провинциальной дырой. Местные жители занимались в основном фермерством. Недалеко от остроконечной церквушки мы увидели черный остов бывшей тюрьмы – там и нашел свою смерть Рори.

Видение пришло ко мне внезапно, когда мы приблизились к тюрьме. Я почувствовала, что задыхаюсь, горло мне раздирает дым, – я ощутила то, что ощущал Рори Крафт. Последней мыслью несчастного было «Почему?».

– Шеф, он невиновен! – заявила я, когда видение исчезло, а я пришла в себя. – Рори стал еще одной жертвой чьего‑то изощренного замысла.

– И мы приложим все силы, чтобы найти преступника! – Квентин был полон решимости.

Мы остановились на постоялом дворе. Там не были рады нашему визиту, а хозяин, высокий сутулый мужчина, так прямо и сказал:

– Мистер Мориарти, даже до нас дошла весть о том, что вы любите защищать невиновных. Но если вы прибыли в наш городок, чтобы обелить этого мерзавца Рори Крафта, то мой вам совет – убирайтесь отсюда подобру‑поздорову. Вам здесь никто не рад! Крафт замучил моего внука, и я рад, что убийца сгорел заживо!

– Думается, слова нашего хозяина можно расценивать как признание, – отметил шеф, когда мы поднялись в свои комнаты. – Он один из инициаторов суда Линча. Или, во всяком случае, участник.

Провести расследование в городке было неимоверно сложно. Шериф отказался выдать нам документы, довольно грубо прокомментировав:

– Дело закрыто, убийца изобличен. Мистер Мориарти, отправляйтесь‑ка со своей дамочкой обратно к себе в благословенную солнечную Калифорнию и продолжайте строчить романы. А нас с нашим горем оставьте в покое!

Кто‑то разбил лобовое стекло в «Паккарде» Квентина, на котором мы приехали в городок, а дети на улице забросали меня камнями и грязью. От нападения ребятни меня спасло появление улыбчивого юноши, который спугнул детей, настропаленных речами своих родителей.

– Мисс Мельникофф, с вами все в порядке? – спросил он участливо.

– Вы знаете меня? – удивилась я, отряхивая одежду.

Парень улыбнулся.

– Кто же не знает, что вы – секретарша великого писателя мистера Квентина Мориарти! Дозвольте проводить вас до постоялого двора!

Юноше было лет двадцать, и он оказался Диком, сыном мэра. По дороге я узнала, что Дик, вероятно, единственный в городке, кто сомневается в том, что Рори Крафт был убийцей.

– Мой отец, мэр, только и думает о том, как бы победить снова на выборах, – рассказывал Дик. – И я знаю, что он согласился с тем, чтобы подожгли тюрьму. Я слышал, как он обсуждал это вместе с шерифом и прочими влиятельными горожанами.

– Похоже, юный герой вскружил тебе голову, – шутливо заметил Квентин, когда Дик покинул нас.

Я бурно возразила. Наверное, слишком бурно, потому что в самом деле ощутила симпатию к Дику.

– Не все же время тебе, Ирина, ходить в моих секретаршах, – заявил шеф. – Пора задуматься и о личной жизни! И не противоречить мне! Да, твой муж покончил с собой, но это не причина становиться монахиней. Сынок мэра, правда, зеленоват для тебя, но сердцу, как известно, не прикажешь.

На следующее утро к нам заявилась делегация именитых граждан, возглавляемая отцом Дика, мэром городка, шумным пузатым мужчиной с отечным лицом и свиными глазками.

– Мы не позволим мешать нашей жизни, которая только‑только вошла в колею! – заговорил мэр угрожающе, и прочие граждане в подтверждение его слов закивали головами. – Убирайтесь прочь! Мы не желаем видеть вас здесь! Убийца наших детей понес заслуженное наказание, так что вам здесь делать нечего!

И вдруг ко мне пришло видение – мэр, открывающий погреб, на дне которого сидит маленькая девочка, и освещающий его керосиновой лампой. Марта Гарднер! Тело ребенка так и не нашли, но все почему‑то решили, что она стала последней жертвой Рори Крафта. А Марта жива, и ее удерживает у себя мэр, который и является маньяком!

– Вы… вы знаете, что случилось с Мартой! – воскликнула я. – Она все еще жива!

Мэр буквально побелел, а затем, трясясь, прошептал:

– Ты, тварь, ничего не можешь знать! Учти, если сунешь нос не в свои дела, я тебя пристрелю. Вместе с твоим постелишкой!

Угроза была более чем недвусмысленной. Когда делегация удалилась, я в изнеможении опустилась в кресло. Так что же делать? Забыть о девочке, которая сидит в подвале у мэра, или, рискуя собственной жизнью, спасти ее?

Я поведала обо всем Квентину, который не колебался ни секунды.

– Мы должны помочь Марте! И как же я сам не догадался, что уважаемый мэр – хладнокровный маньяк… Только вот как мы проникнем в его дом?

Я знала, что нужно делать. Вечером, когда меня посетил Дик, я рассказала ему о своем видении. Молодой человек сразу же поверил мне и не задавал лишних вопросов, что на его месте сделали бы прочие.

– Мой отец – убийца детей? Теперь мне становится понятно, отчего он собирает вырезки из газет и завел фотоальбом, где находятся фотографии пропавших малышей…

– Он так сделал? – спросил серьезно шеф. – Чрезвычайно опасный симптом!

Дик был потрясен.

– Каким же я был слепым! Моя матушка умерла много лет назад, и мы с отцом живем чрезвычайно уединенно и замкнуто. Дом у нас огромный, и я сталкиваюсь с ним только утром и вечером.

– Дик, где твой отец может держать Марту? – спросила я. – В моем видении предстало нечто, напоминающее подвал.

Молодой человек задумался и наконец ответил:

– Вряд ли вы видели подвал в нашем доме, потому что это было бы слишком опасно. В подвал то и дело спускается прислуга… О, я понял! Отцу принадлежит старый дом, в котором проживал когда‑то один из отдаленных родственников. Я всего один раз был там, но помню, что в доме имелся огромный подвал. И отец проводит в последнее время там дни напролет!

– И где располагается тот дом? – спросил, вытаскивая пистолет, мой шеф. – Дик, ты покажешь нам дорогу!

Мы условились, что отправимся к дому, когда стемнеет. Чтобы не возбуждать подозрений (у мэра везде имелись соглядатаи и шпионы), с Диком встретились за городом. Оттуда по проселочной дороге двинулись куда‑то в неизвестном нам с шефом направлении.

Минут через сорок Дик сообщил, что мы на подходе, и моим глазам предстала темная громада обветшалого дома с провалившейся крышей. Мы осторожно подошли к входной двери и заметили массивный замок.

– Если строение не более чем развалина, то для чего запирать ее? – удивился Квентин.

Меня это тоже насторожило и укрепило в уверенности, что перед нами логово маньяка.

Общими усилиями мы сбили замок и оказались в пропахших пылью и плесенью помещениях. Дик проводил нас на кухню, откуда вел люк в подполье. По темным стенам плясали лучи наших фонарей, мне было страшно, но я знала, что со мной двое мужчин, которые дороги мне, – Квентин и Дик.

Внезапно шеф призвал нас к тишине – луч его фонаря уперся в распахнутую крышку люка.

– Он здесь! – прошептал Дик. – Мой отец сказал, что отправляется играть с друзьями в покер, а в действительности…

– В действительности твой отец отправился к маленькой Марте, – продолжил за него Квентин. – Мы возьмем его с поличным!

Первым в подполье полез шеф, за ним Дик, а последней я.

– Девятая ступенька сверху – рассохшаяся, на нее не наступать! – предупредил сын мэра. Но надо же такому случиться – я поставила ногу именно на подгнившую деревянную ступеньку, и она мгновенно треснула. Я полетела вниз, но меня поймал Дик, и я оказалась в объятиях молодого человека.

– Не время для нежностей! – проворчал Квентин.

К сожалению, мое падение наделало шуму. Мы двинулись на источник слабого света где‑то в глубине большого подвала, и вдруг раздался злобный голос мэра:

– Ни с места! Иначе я застрелю вас!

Я увидела этого неприятного субъекта – в одной руке у него был фонарь, в другой – револьвер. Мэр вынырнул из темноты и успел взять нас врасплох. Квентину пришлось подчиниться его требованию и отдать оружие.

– Дик? – прошептал оторопело мэр, увидев собственного сына. – Что ты здесь делаешь?

– Отец, будь благоразумен, – попросил Дик. – Не причиняй вреда мистеру Мориарти и мисс Мельникофф.

Мэр еще больше разозлился:

– Дик, неужели ты не понимаешь? Они представляют опасность…

– Отец, я обещаю, что если ты опустишь револьвер, то все будет хорошо, – перебил безумца юноша. – Мы хотим только одного – вызволить девочку.

Заслышав это, мэр завизжал:

– Нет, ни за что! Девчонка останется здесь! Она должна умереть! Я избавлюсь от трупа, как и от других!

И в этот момент Дик бросился на отца. Фонарь погас, я слышала только сопение и шум падающих предметов. Вдруг раздался резкий вскрик – и кровь застыла у меня в жилах. Мэр убил собственного сына! И теперь он доберется до нас!

В глаза мне ударил яркий свет, я увидела Квентина, который держал в руках керосиновую лампу. Всмотревшись, я заметила мэра, балансирующего на краю некоего подобия колодца, уходящего в глубь земли.

– Дик, мальчик мой, помоги мне! – кричал он. – Я не хочу умирать! Ты ведь знаешь, я делал все только для того, чтобы…

Прогремел выстрел – и мэр рухнул в колодец. Дик с дымящимся револьвером стоял рядом. Я бросилась к нему.

– Я был вынужден сделать это… Мой отец – чудовище… Я бы не пережил, если бы его судили… – бормотал молодой человек.

Квентин, заглянув в колодец, кивнул.

– Думаю, это лучший выход. Мэр лежит на дне – он, разумеется, умер. Колодец глубокий, не меньше десяти метров.

Я прижала к себе рыдающего Дика и попыталась утешить его. Квентин тем временем отправился на поиски Марты. Мы обнаружили ее в другом колодце – девчушка, полностью обессиленная, впавшая в кому, лежала, скрючившись, на каменном дне.

Мы отыскали лестницу, спустили ее в колодец, и Дик осторожно извлек Марту. Нам пришлось преодолеть весь путь обратно в город пешком, и более всего я боялась, что Марта умрет.

Но организм девочки, хоть и очень ослабленный, оказался крепким. Ее отправили в больницу и вскоре сообщили, что она выживет.

На следующий день вместе с шерифом мы при свете дня осмотрели логово покойного мэра. Он обустроил в заброшенном доме настоящую темницу для детей – нашлись и их вещи, и даже ужасные фотографии малышей, сделанные мэром в импровизированной фотомастерской. Я и думать не хотела, каким м учениям этот зверь подвергал ребятишек и, не скрываю, была рада тому, что мэр нашел смерть на дне колодца, подобного тем, в которых сидели его беззащитные жертвы.

Еще до того, как в городок приехала команда криминалистов из столицы штата, особняк сгорел – его снова подожгли родители погибших детишек. И опять пожарные замешкались, прибыли, когда от дома, где были убиты шесть детей, остались одни головешки.

Из отщепенцев и изгоев мой шеф и я превратились в героев. Горожане осыпали нас подарками, заваливали овощами и фруктами и домашними заготовками, совали нам деньги. Мы от всего отказывались, но признательность жителей городка не знала границ.

Марта Гарднер вышла из комы, однако бедняжка ничего не могла вспомнить – скорее всего, потеря памяти была обусловлена несколькими ударами по голове и стрессом. Однако мы с Квентином сошлись во мнении, что девочке, подвергнутой, и не единожды, сексуальному насилию, лучше ни о чем не помнить.

Наше пребывание в городке подходило к концу, однако я все не решалась покинуть его. Квентин добродушно пошучивал по этому поводу:

– Похоже, юный Дик никак не идет у тебя из головы! По всей видимости, Ирина, мне придется подыскать новую секретаршу! Ты ведь наверняка останешься вместе с любимым?

Дик сделал мне предложение. И заверил, что мне не потребуется оставлять любимую работу.

– Я благоговею перед мистером Мориарти, – сказал молодой человек, – и сочту за честь, если… если, как и ты, Ирина, смогу стать его помощником.

Узнав, что мы отправимся в Лос‑Анджелес вместе с ним, Квентин обрадовался.

– Парень мне нравится, и тебе он подходит. Дик – славный малый, Ирина, и ты будешь с ним счастлива. И более всего я рад, что не потеряю тебя. Конечно, для Дика тоже найдется местечко. Как насчет должности управляющего моим литературным архивом?