Глава 27. Джорджина почувствовала себя несколько лучше и на предстоящую встречу с братьями стала смотреть с большим оптимизмом

Джорджина почувствовала себя несколько лучше и на предстоящую встречу с братьями стала смотреть с большим оптимизмом, после того как друг проявил трогательное сочувствие к ее горю. Разумеется, Дрю считал, что плачет она по Малкольму. Что касается Джорджины, то она не видела причины объяснять, что о Малкольме она вспоминала лишь тогда, когда произносилось его имя. Все ее мысли и чувства были сконцентрированы на другом человеке, имя которого прозвучало лишь тогда, когда разговор зашел о капитане судна, на котором она прибыла на Ямайку.

Джорджина чувствовала себя весьма неуютно оттого, что обманывала Дрю. Порой приходило желание рассказать брату правду. Но ей не хотелось, чтобы он опять злился на нее. Его гнев неприятно поразил ее. Дрю любил проказы, часто дразнил ее и всегда был готов ее приободрить. И неоднократно это делал. Сейчас же он не знал, что именно угнетает ее.

Когда-нибудь он узнает. И не только он – узнают все. Но с плохими новостями спешить не стоит, пусть рана немного заживет, пусть она вначале узнает, как прореагируют другие братья на то, что она в эту минуту считала мелочами по сравнению с тем, когда ей придется через месяц или два отвечать на вопрос: чей младенец испортил ей талию? Что сказал Джеймс о своем брате Джейсоне? Что он часто приходил в ярость? Что ж, у нее есть пятеро братьев, каждый из которых способен прийти в ярость.

Пока она еще не вполне могла определить, какие чувства испытывает в связи с открытием, которое сделала. Конечно, побаивалась. Была слегка озадачена. Немножко рада. Этого она не отрицала. Конечно, предстояла масса неприятностей, не говоря уж о неизбежном скандале. Тем не менее все можно выразить двумя словами: ребенок Джеймса. Остальное не имело значения. Конечно, это сумасшествие – решиться родить и воспитывать ребенка без мужа. Но у нее будет его ребенок, и она пойдет на это. Она слишком любила Джеймса.

Мысли о ребенке и окрепшая уверенность Джорджины в реальности его появления на свет улучшили ей настроение к тому времени, когда через три недели «Тритон» достиг пролива Лонг-Айленд. Показался Бриджпорт. Они вошли в речную гавань для океанских судов. Джорджина горела нетерпением побыстрее оказаться дома, тем более в самое любимое свое время года, когда еще не холодно и повсюду радуют глаз яркие осенние краски. Она была потрясена количеством кораблей «Скайларк лайн» в порту.

Дорога до дома – особняка из красного кирпича, который находился на окраине города – прошла спокойно. Дою сидел рядом с сестрой в карете, держал за руку, иногда пожимая ее, чтобы приободрить. Сейчас он был всецело на стороне Джорджины, и это должно помочь ей в момент встречи с другими братьями.

Наряд юнги, который частично был причиной чрезмерного гнева Дрю, исчез. Джорджина позаимствовала одежду на время путешествия у членов команды, а сейчас на ней было симпатичное платье, которое Дрю вез своей девушке в подарок. Теперь, очевидно, ему придется купить новое платье для своей живущей в соседнем порту пассии.

– Улыбайся, Джорджи. Пока что еще не конец света.

Джорджина искоса взглянула на брата. Похоже, он начинал находить комические моменты в сложившейся ситуации, с чем она никак не могла согласиться.

Но для него такое поведение было характерно. Он разительно отличался от других братьев. Дрю был единственный в семье, у кого глаза были настолько темные, что иначе как черными их не назовешь. Он был не похож на братьев и в том отношении, что, оказавшись сбитым с ног, мог тут же встать и разразиться смехом. Такое случалось нередко, когда он чем-либо досаждал Уоррену или Бойду. И в то же время Дрю и Уоррен внешне были удивительно похожи.

У обоих были каштановые с золотистым отливом волосы, чаще всего всклокоченные. Оба красивые, весьма внушительного роста. Правда, глаза у Дрю были черные как смоль, а у старшего брата – с зеленоватым отливом, как у Томаса. И если в Дрю дам привлекали мальчишеские манеры и обаятельная веселость, то в Уоррене их настораживали мрачноватый цинизм и импульсивность. Впрочем, только настораживали, но не отпугивали.

Без сомнения, Уоррен пользовался успехом у женщин, и Джорджина жалела каждую, кто попадал в его сети. А их было немало. По мнению женщин, в нем было нечто неотразимое. Сама Джорджина так не считала. Зато характер Уоррена она хорошо знала, потому что наблюдала его постоянно.

Реплика Дрю напомнила Джорджине о нраве Уоррена, и она заметила:

– Тебе хорошо говорить… Ты считаешь, что они станут выслушивать объяснения до того, как убьют меня? Я лично сомневаюсь.

– Ну, Клинтон не станет долго слушать, если обнаружит, что ты подхватила этот кошмарный английский акцент. Может, ты позволишь мне все объяснить?

– Это очень любезно с твоей стороны, Дрю, но если будет Уоррен…

– Понимаю, что ты имеешь в виду. – Он по-мальчишески улыбнулся, вспомнив, как прошлый раз Уоррен снимал с него стружку. – Будем надеяться, что он провел ночь в таверне и не сможет внести лепту в разговор, пока Клинтон не вынесет свой приговор. Тебе повезло, что Клинтон дома.

– Повезло?!

– Ш-ш-ш! – зашипел Дрю. – Мы приехали. Пусть они не знают до поры до времени о нашем возвращении.

– Кто-нибудь, должно быть, уже сообщил о том, что «Тритон» пришвартовался в порту.

– Да, но не о том, что ты была на борту «Тритона». Элемент неожиданности, Джорджи, поможет тебе объясниться с братьями.

Возможно, именно так бы и случилось, если бы в тот момент, когда Джорджина и Дрю вошли в кабинет, там вместе с Клинтоном и Уорреном не оказался еще и Бойд. Младший брат увидел ее первым и вскочил со стула. За то время, пока он обнимал сестру и забрасывал вопросами, на которые у нее не было времени ответить, два старших брата оправились от изумления и двинулись к ней. При этом их лица явно не предвещали ничего хорошего.

Джорджина не стала дожидаться их приближения. Она поспешила вырваться из объятий Бойда, подтолкнула его к Дрю, так что они оба оказались рядом, плечо к плечу, и благоразумно спряталась за ними.

Выглянув из-за плеча Бойда, что было весьма для нее непросто, ибо рост Бойда, как и Томаса, составлял шесть футов, Джорджина крикнула вначале Клинтону:

– Я могу все объяснить! – Затем, обернувшись к Уоррену: – Я в самом деле могу!

А когда они не остановились, а попытались обогнуть с обеих сторон построенную ею баррикаду, Джорджина протиснулась между Бондом и Дрю, бросилась к столу Клинтона и забежала за него, слишком поздно сообразив, что это вряд ли ее спасет. Ее побег только больше рассердил Клинтона и Уоррена. Однако в ней внезапно взыграл ее непокорный нрав, когда она увидела, что Дрю схватил Уоррена за плечо, пытаясь удержать брата, и сумел ловко уклониться от удара.

– Проклятие, вы оба несправедливы…

– Заткнись, Джорджи! – взревел Уоррен.

– He заткнусь! Я не стану отвечать тебе, Уоррен Андерсон, до тех пор, пока здесь Клинтон. Или ты сейчас остановишься, или… – она схватила тяжелую вазу с письменного стола, – или я запущу этим в тебя!

И Уоррен остановился – то ли в изумлении оттого, что сестра позволила ему возразить, чего не случалось никогда в жизни, то ли он решил, что она и в самом деле запустит в него вазой. Остановился и Клинтон. На их лицах изобразилось подобие тревоги.

– Поставь на место вазу, Джорджи, – тихо проговорил Клинтон. – Она слишком дорогая, чтобы тратить ее на голову Уоррена.

– Он, должно быть, так не считает, – возразила Джорджина.

– Почему же, – так же тихо произнес Уоррен, – считаю.

– Боже мой, Джорджи! – вмешался Бойд. – Ты бы знала, какой переполох ты здесь учинила! Выслушай Клинтона, ладно?

Дрю посмотрел на побелевшее лицо младшего брата, на две напряженные спины перед ним, на сестру, продолжавшую сжимать в руке вазу, о ценности которой сейчас упомянул Клинтон, и внезапно расхохотался.

– Ну ты ловко обтяпала дело, будь я проклят! – не без восхищения проговорил он между приступами смеха.

Джорджина едва удостоила его взглядом.

– Мне сейчас не до смеха, Дрю, – сказала она и затем добавила: – А что я такое сделала?

– Ты их связала по рукам и ногам. Уж теперь-то они точно тебя выслушают.

Джорджина перевела взгляд на старшего брата.

– Это правда, Клинтон?

До этого Клинтон размышлял, какой подход применить к сестре – суровое наказание или деликатное увещевание. Неожиданное вмешательство Дрю решило вопрос.

– Да, я готов выслушать, если ты…

– Никаких если, – оборвала она брата. – Да или нет?

– Черт побери, Джорджина! – взорвался Уоррен. – Дай мне по крайней мере эту…

– Заткнись, Уоррен, – зашипел Клинтон, – пока ты не напугал Джорджи и она не уронила вазу. – И затем повернул голову к сестре: – Ты, видно, Джорджи, не понимаешь, что натворила.

Но Джорджина не слушала брата – она смотрела в это время на вазу. У нее невольно вырвался вздох восхищения, ибо подобной красоты она никогда раньше не видела. Ваза была необыкновенно изящной: по белому стеклу золотом нанесены пейзажи в восточном стиле. Джорджина по достоинству оценила красоту своего оружия, и первым ее побуждением было поставить вазу на место, чтобы случайно не уронить и не разбить.

Джорджина совсем уж было поставила вазу на стол, но общий вздох облегчения, который она услышала, заставил ее в последний момент изменить решение.

Подняв бровь на манер одного английского капитана (что совсем недавно в ней самой вызывало раздражение), Джорджина спросила у Клинтона:

– Говоришь, ценная?

Бойд застонал, Уоррен отвернулся, чтобы Джорджина не слышала его проклятий, Дрю снова хмыкнул, а Клинтон опять стал мрачнее тучи.

– Это шантаж, Джорджина, – сквозь зубы процедил Клинтон.

– Нисколько. Просто самозащита. И кроме того, я еще не налюбовалась этой…

– Ты изложила свое требование, девочка. Может, нам лучше всем сесть, и ты поставишь вазу себе на колени?

– Согласна.

Делая свое предложение, Клинтон не ожидал, что Джорджина займет место за его столом. Когда сестра села, Клинтон вспыхнул, и злости в его взгляде прибавилось. Джорджина понимала, что искушает судьбу, поступая столь рискованно, но ей кружила голову возможность подержать братьев в столь уникальном положении с помощью вазы, за которую они все так переживали.

– Вы не могли бы мне сказать, почему так разозлились на меня? Все, что я сделала, – это совершила путешествие в…

– В Англию! – воскликнул Бойд. – Из всех мест на свете ты выбрала именно это дьявольское место!

– Оно не такое уж дьявольское…

– И притом одна! – заметил Клинтон. – Господи, отправиться на край света одной! Да у тебя есть голова на плечах?

– Со мной был Мак.

– Он тебе не брат.

– Да брось, Клинтон, ты ведь знаешь, что он как отец всем нам.

– Но он слишком покладист с тобой. Он позволяет тебе вить из него веревки.

Джорджина не посмела возразить против этого, потому что всем это было известно. Щеки ее зарделись, когда она подумала, что ни при каких обстоятельствах не отдалась бы английскому повесе Джеймсу Мэлори и не лишилась бы невинности, если бы вместо Мака ее сопровождал кто-либо из братьев. Она даже никогда не встретилась бы с Джеймсом. И не познала бы этого блаженства… Или ада. И под сердцем не носила бы сейчас младенца, который должен вызвать невиданный, грандиознейший скандал в Бриджпорте. Но что толку думать сейчас обо всех этих «если бы»? И честно говоря, ей вовсе не хотелось, чтобы все было иначе.

– Может, я была немного импульсивной…

– Немного! – возмутился Уоррен.

– Ну ладно… Пусть импульсивной… Но разве в этом причина того, что я вынуждена была отправиться за океан?

Клинтон сказал:

– Не может быть оправдания тому, что ты заставила нас всех тревожиться и переживать. Это было с твоей стороны эгоистично и…

– Но ведь вы не должны были переживать и беспокоиться за меня! – выкрикнула Джорджина. – Вы даже не должны были знать о моем путешествии! Я намерена была вернуться домой раньше вас! Кстати, а что вы все сейчас делаете дома?

– Это долгая история. Она связана с вазой, которую ты держишь, но не уходи от нашего разговора, девочка! Ты знала, что тебе нечего делать в Англии, знала, что мы будем возражать против поездки, знала, как мы относимся к этой стране, и все-таки ты направилась туда!

Дрю решил, что сказанного вполне достаточно и пора вмешаться. Он увидел, как поникли плечи Джорджины под тяжестью обвинений и от сознания своей вины, и выступил на защиту сестры.

– Ты уже сказал все, что хотел, Клинтон? У Джорджи и без того было много переживаний, так что не надо заставлять ее страдать еще больше.

– Ей надо задать хорошую порку! – стоял на своем Уоррен. – И если на это не пойдет Клинтон, то так и знайте, я не отступлю!

– Вам не кажется, что она уже вышла из того возраста, чтобы ее пороли? – спросил Дрю, позабыв о том, что когда он встретил сестру на Ямайке, то был другого мнения.

– Женщин никогда не поздно пороть! Услышав эти слова, Дрю ухмыльнулся, Бой д хмыкнул, а Клинтон закатил глаза. На какой-то момент они даже позабыли, что в комнате находится Джорджина. А она, услышав столь оригинальное мнение, позабыла о всякой робости и ощетинилась, готовая запустить драгоценную вазу в Уоррена.

– Женщин вообще – да, но сестры подпадают под другую категорию, – попытался найти компромисс Дрю. – Не понимаю, отчего ты так взбесился.

Когда Уоррен демонстративно отвернулся, не желая отвечать, Бойд объяснил:

– Он только вчера приплыл, но, как только ему рассказали, какой номер отколола сестра, сразу же стал готовить корабль, чтобы отплыть сегодня… Естественно, в Англию.

Джорджина выглядела ошеломленной.

– Ты и в самом деле собрался искать меня, Уоррен?

Нервный тик на левой щеке Уоррена сказал о многом. По всей видимости, ему очень не хотелось, чтобы все знали, как он тревожился о сестре; наверное, больше, чем все остальные, вместе взятые. И он не стал отвечать на вопрос Джорджины, как не ответил и на вопрос Дрю.

Но Джорджине ответ и не требовался.

– Что ж, Уоррен Андерсон, это самое лучшее, что ты когда-либо сделал для меня.

– О черт возьми! – простонал он.

– Не смущайся! – Джорджина улыбнулась. – Здесь все свои, и никто, кроме членов семьи, не узнает, что ты не такой суровый и черствый, каким тебе хочется предстать в глазах людей.

– Не оставлю живого места на тебе! Обещаю, Джорджи!

Однако Джорджина не восприняла эту угрозу всерьез – возможно, по той причине, что произнесена она была без особого жара, – и в ответ лишь ласково улыбнулась.

И тогда тишину нарушил Бойд, который напустился на Дрю:

– А что, черт побери, ты имел в виду, когда говорил, будто у нее было много переживаний?

– Она нашла Малкольма.

– И что?

– Ты ведь не видишь его рядом, не правда ли?

– Ты хочешь сказать, что он отказался жениться на ней? – недоверчиво спросил Бойд.

– Хуже того! – рявкнул Дрю. – Он женился лет пять тому назад.

– Как, этот…

– Сукин сын!

– Подонок!

Джорджина заморгала глазами, почувствовав гнев в голосах братьев. На сей раз гнев адресовался не ей. Этого она не ожидала, хотя следовало бы, ведь она знала, как любовно и покровительственно относились к ней братья. Можно представить, что они скажут о Джеймсе, когда дело дойдет до большой исповеди. Господи, лучше не думать об этом!

Братья продолжали энергично выражать свое мнение О Малкольме, когда внезапно в комнату вошел средний брат.

– Не могу в это поверить! – произнес он, и глаза всех присутствующих устремились на него. – Все пятеро дома в один и тот же момент! По-моему, такого не случалось по крайней мере лет десять!

– Томас! – воскликнул Клинтон.

– Черт возьми, Том, ты плыл буквально по моим волнам! – сказал Дрю.

– Вроде того. – Томас хмыкнул. – Я засек тебя возле Виргинских островов, но снова потерял из виду. – Затем он переключил внимание на Джорджину, видимо, удивившись, что она сидит за столом Клинтона. – Ты даже не хочешь поприветствовать меня? Все еще сердишься, что я отложил твое путешествие в Англию?

– Сержусь? – Джорджина внезапно пришла в ярость. Это так похоже на Томаса – полагать, что все должно быть гладко и чудесно, если уж он приехал домой. – Мою поездку? – Она вышла из-за стола, держа под мышкой вазу, о которой в гневе забыла. – Я не хотела в Англию, Томас! Я просила, чтобы отправился туда ты. Я просила, чтобы ты сделал это ради меня! Но ты не захотел… Мои тревоги тебя мало беспокоили, и ты не счел нужным изменить свои чертовы планы!

– Успокойся, Джорджи, – обычным ровным тоном проговорил Томас. – Сейчас я собираюсь это сделать, и добро пожаловать на борт моего корабля, если ты этого хочешь.

– Она уже там была, – сухо сказал Дрю.

– Где была?

– В Англии… И успела вернуться.

– Какого черта… – Зеленые глаза Томаса уставились на Джорджи, в них сверкнуло раздражение. – Джорджи, неужели ты могла совершить такую глупость?..

– Могла?! – перебила она Томаса. Внезапно в ее глазах блеснули слезы. – Да это ты виноват, что я… о Господи!

Она бросилась из комнаты, на ходу швырнув в него вазой, стыдясь своих слез по бессердечному англичанину по фамилии Мэлори. На какое-то мгновение все оцепенели. Но вовсе не из-за слез.

Томас сумел поймать брошенную в него вазу. Но к тому времени четверо здоровенных мужчин успели броситься, чтобы попытаться поймать вазу в том случае, если Томасу это не удастся сделать.

Date: 2015-09-02; view: 277; Нарушение авторских прав